Призрак

Как я и ожидал, девочку не стали отправлять на арену: это было бы верхом глупости. Вместо этого ее сделали уборщицей. Вернее приставили помогать рабыне средних лет, которая и была уборщицей. А что вы думаете? Раз Колизей, то только бойцы тут живут? Ага, а бойцы эти очень любят гадить во всех смыслах этого слова: кто уберет кровь на арене? Кто избавится от трупов? Кто вымоет полы? Кто, в конце концов, туалеты вычистит? Вот всем этим и пришлось заниматься моей подопечной под руководством "наставницы". Все это время Ириса оставалась верна себе: почти никогда не разговаривала, смотрела исключительно себе под ноги, послушно ела даже на вид гадкую стряпню, выполняла все приказы, но не более. Чем больше я за ней наблюдал, тем менее живой она мне казалась. Конечно, девочка не сразу стала работать так, как надо: сначала она довольно часто что-то путала, и, конечно же, ее за это наказывали. Правда, дальше нескольких плетей дело не заходило. Через месяц Ириса стала работать без наставницы, а еще через месяц произошло весьма трагичное событие: Ириса тогда драила пол у входа в подземелья рабов, и в это время туда пришел Реон, начальник Колизея, и даже быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять, что он не в духе. Ириса тут же отшатнулась в сторону, но этот толстяк наступил на мокрый пол, поскользнулся и упал так, что умудрился вылить на себя ведро со всей грязной водой.

Надо ли говорить, что настроения ему это не прибавило? Девочка немедленно оказалась в пыточной, и на этот раз плетями не обошлось. Реон решил лично заняться наказанием нерадивой рабыни, а мне ничего не оставалось, кроме как висеть под потолком, и смотреть, как эта свинья мучает ребенка, причем мучает вполне профессионально: тут были и иглы под ногти, и плети, и другие "развлечения", не наносящие особого вреда телу. Ириса реагировала так, как должна реагировать девочка в ее положении, но... Что-то было не так. Что-то не позволяло мне... Даже не знаю, как объяснить... "Прочувствовать" ситуацию? Под конец этот садист совсем развеселился и потребовал, чтобы Ириса назвала свою мать шлюхой, и каково же было его разочарование, когда девочка отказалась это делать. Разочарование его было достаточным, чтобы заявить, что раз она не хочет говорить то, что ей приказывают, то она вообще больше ничего говорить не будет. После чего приказал находящемуся здесь палачу аккуратненько так, без наркоза удалить язык Ирисы. Но даже в этот момент, смотря на то, как ребенок пытается вывернуться из надежных зажимов, как она пытается закрыть рот, я не мог избавиться от ощущения, что это все — сон? Нет, не так. Просто... Точно! Ее глаза! Я знаю эти глаза! Я видел их много раз, просто это было так давно, что я почти забыл. Ну да, еще когда я служил в армии, я видел такие глаза. Глаза человека, наплевавшего на все в этом мире: и на сам мир, и на всех его обитателей и на самого себя. Глаза человека, которому уже ничего не важно. Обычно такие глаза были у тех, кто потерял ноги, или еще как-то стал инвалидом, но Ирису можно понять: она потеряла вообще все, что у нее было. Я не психолог, и не могу сказать, является ли такая реакция защитным механизмом организма, или же просто шоком от того, в какой ситуации она находится. Может были еще какие-то причины, не знаю. Но я знаю другое: те, кто не смог избавиться от такого взгляда, все поголовно умерли. И это не удивительно: человек, который не хочет жить, долго не проживет.

После того, как Ириса лишилась языка, ее бросили на ее место в отведенном для рабов отсеке, где она поджала под себя ноги и окончательно отстранилась от происходящего вокруг. Я же подлетел поближе и еще раз всмотрелся в ее глаза. Ну да, сомнений нет: она сдалась. Сдалась, приняла свою судьбу и теперь покорно ждет своего конца. Ее не волнует, будут ли ее пытать, заставят ли убирать дерьмо, или же отправят сражаться на арену. И работорговцы этого не понимают. Не понимают, что перед ними не темная эльфийка, не рабыня, а кукла. Бездушная кукла. Хотя есть ли им до этого дело? Ириса подрастет, они устроят показательное шоу, где ее кто-нибудь красиво убьет, Колизей получит много-много денег, и все останутся довольны: Колизей выгодно вложил деньги, Ириса обрела покой и отправилась к своим родителям... Вот только меня такая ситуация не устраивает! Не устраивает и все! Да, у меня нет никаких обязательств перед этой девочкой, но... Я видел, через что ей пришлось пройти! Ну не заслуживает она такого! Но как мне ей помочь? Как мне ее убедить, что не все потеряно? Что пока ты жива, всегда есть шанс? Что никогда нельзя сдаваться? Как?!

— Если б только она меня слышала... — "Пробормотал" я себе под нос, зная, что особого смысла в этом нет. Вот только как только я это сказал, девочка слабо вздрогнула. Показалось? — Ириса. — На этот раз она не вздрогнула, но немного приподняла голову и осмотрелась. Вот только рядом никого не было. — Ириса, ты меня слышишь? — Спросил я очевидное, не веря своему счастью: за все время после моей смерти никто меня не слышал!

— К-кто это? — Вдруг я услышал в своей голове, и при этом губы Ирисы даже не шевельнулись! Это что же, телепатия? А голос у нее был такой слабый, такой... Далекий... Как будто она находилась на краю беспамятства. Ну, уж нет, раз судьба дает мне шанс, я не позволю тебе, девочка, так просто сдаться! Мы еще повоюем!

— А НУ ОЧНУЛАСЬ НЕМЕДЛЕННО!! — Заорал я во всю мощь своих несуществующих легких, и с удовольствием заметил в глазах девочки слабый огонек жизни. Хм, не все потеряно!