Родиться надо богиней

— Лиэль, я уже умер? — задумчиво спросил он.

— Пожалуй, что и так, — согласилась принцесса, со вздохом облегчения откидываясь на пятки и гордо оглядывая плоды своих трудов — возвращенного к жизни, вопреки коварной судьбе и предсказаниям, эльфийского принца.

— Но почему ты слышишь меня, а я, я чувствую свое тело? Разве духи чувствуют плоть? — удивился юноша, поднимая руку и разглядывая тонкую кисть так, словно видел ее в первый раз.

— Вообще-то ты еще, или, вернее, уже жив, глупыш, — коротко объяснила Элия и сурово пригрозила: — Но если опять попытаешься проделать нечто подобное сегодняшнему трюку, не давая мне спокойно отдохнуть, я попрошу у твоего отца самый толстый ремень, какой только найдется во дворце, и основательно надеру кое-кому задницу. Все романтические бредни вмиг вышибет. Ты меня понял?

Элиндрэль ошарашено захлопал глазами и упрямо спросил:

— Почему я не умер?

— Ты не умер, потому что она спасла тебя, — глухо промолвил Илоридэль, не веря своему счастью. На его глазах воскрес сын. Глупый мальчик, решивший оборвать нить своей жизни, не задумываясь о том, каково будет отцу провожать в последний путь единственное чадо, каково ему будет существовать, зная, что пусть и косвенно, виновен в смерти сына.

— Ты не позволила мне умереть? Ты меня любишь? Ты не бросишь меня, лиэль? Мы поженимся?

Вместо ответа Элия нагнулась пониже и что-то прошептала юноше. Видимо, что-то чрезвычайно приятное, потому что принц заалел как грановика до самых кончиков ушей и невольно расплылся в мечтательной улыбке. Илоридэль тактично сделал вид, что ничего не расслышал. Сейчас самым главным для него было то, что ребенок жив и счастлив. Все остальное перестало иметь значение. О недавней трагедии напоминала лишь дырка в намокшей от крови тунике.

— А теперь, раз уж мой отдых столь бесцеремонно прервали, — Элиндрэль стыдливо вздохнул, — стоит продолжить нашу беседу, Ваше величество, — принцесса переключилась на другую тему, поднимаясь с колен и стряхивая с рук кровь простейшим очищающим заклинанием. Не вести же дипломатические переговоры с Владыкой, имея на руках кровь его сына. Раз уж эти эльфы такие чувствительные, не стоит рисковать, но воспользоваться тем, что Илоридэль выбит из колеи серьезным нервным потрясением и благодарен за спасение ребенка очень даже стоит!

— Да, конечно. Пойдем в мой кабинет, рианна, — тут же согласился мужчина, все равно не способный сейчас от волнения ни есть (какой уж тут ужин!) ни тем более спать. Лучше говорить о делах с чужестранкой, чем метаться без сна, снова и снова переживая горе, тревоги и радость, всколыхнувшие всю его душу.

Прежде чем выйти, Владыка подошел к сыну и крепко обнял его. Паренек виновато ткнулся острым носом в отцовское плечо и счастливо вздохнул.

Глава 7. У каждого свои страхи

Кабинет Илоридэля оказался небольшим, но по-эльфийски изысканным помещением. Сводчатый потолок, желтое дерево стен и большие окна зрительно добавляли простора комнате. Элия разглядела все это, когда, заботливо усадив гостью в кресло, Владыка зажег настольную лампу на рабочем столе — причудливое сооружение из дерева и гроздьев светящихся шаров, дающее рассеянный свет.

— После яркого дня я люблю игру полутени, скрадывающие резкие углы, — извиняясь, промолвил Илоридэль.

Мягкие полутени танцевали по стенам кабинета, мебели, прятались в складках гардин, гладили лицо Владыки невидимыми ладошками.

— Я и сама предпочитаю тень, из нее яснее видна и совершенная яркость света и манящая, полная очарования тайна тьмы, — задумчиво прищурив глаза, промолвила принцесса.

— Но сложно, должно быть, пребывать на границе все время, поддерживая баланс, — осторожно заметил эльф, чувствуя, что загадочная колдунья слегка приоткрывает свою истинную суть.

— Баланс — понятие искусственное, я предпочитаю врожденное чувство равновесия. А сложно, нет ли? Не знаю, наверное да, зато куда интереснее, — откидываясь к кресле, отозвалась Элия, давая понять, что тема закрыта.

Илоридэль сдержано кивнул, понимая желание гостьи, и сказал, возвращаясь к делам:

— Теперь на мне Долг Крови. Безопасность Меллитэля и жизнь сына для меня священны.

Это были далеко не пустые слова, ибо долг для эльфов понятие столь же высокое, как честь. Именно поэтому с такой неохотой Дивный Народ всегда просит кого-нибудь об услуге или дает слово. За все они считают себя обязанными платить сполна и, не доверяя чужакам, опасаются того, что плата может оказаться неприемлемой, противоречащей кодексу чести.

— Нет, ваше величество, между нами нет Долга Крови, — печально усмехнувшись, возразила богиня. — В том, что произошло, я виновата сама. Ваше Зеркало Леса предупреждало меня о грядущей трагедии, являя в Зерцале Вод смерть Элиндрэля. Я ошиблась, сочтя его возможную гибель результатом происков ваших врагов, самоуверенно решила, что пока я во дворце, ситуация под контролем и юноше ничего не грозит. А нужно было бы не упускать мальчика из вида, возможно даже, рассказать о своих видениях вам. За этот промах я должна была заплатить, исправив ошибку. Я не вправе взимать Долг Крови.

— Ты смотрела в Зеркало Вод? — удивленно спросил Илоридэль, даже приподнимаясь в кресле. — Кто проводил тебя к священному водоему?

— Сам Лес. Я собиралась лишь искупаться, а тропа привела меня к Зеркалу Леса и настойчиво не опускала до тех пор, пока я не заглянула в Зерцало Вод, — ответила Элия, не считая нужным скрывать происшедшее от Владыки. — Не думаю, что это было великой наградой или знаком тайного посвящения, как это происходит у ваших магов. Я не питаю восторженной, граничащей с поклонением, любви к вашей расе, да и вы не пришли в восторг от моего появления. Лес выбрал чужестранку только потому, что лишь моя сила способна была помочь предотвратить то, что он явил мне в Зеркале Вод.

— Поведаешь ли ты о своих видениях, рианна? — попросил Владыка, начиная с еще большим почтением, чем прежде, относится к девушке. Что бы Элия не говорила, но эльфийский Лес никогда не открыл бы своих сокровенных тайн той, кто не заслуживала его полного доверия.

— Кровь, бойня, ужас и смерть. Лик войны был явлен мне первым, — ответила принцесса. — Я могу вызвать для вас это видение, Владыка, но зачем? Пренеприятнейшее зрелище, а пользы от этого не будет. Вы не воин, преимущества врага и так очевидны. Полагаю, что я призвана в Меллитэль для того, чтобы не дать видению стать реальностью. Мне поручено приложить для этого все усилия. Потом я видела еще одну картину — смерть вашего сына. Но видение не сбылось. Мы успели обхитрить судьбу!

— Надеюсь, рианна, что и первое твое видение никогда не станет явью, — промолвил эльф. — Какой же силой ты обладаешь, что можешь идти против предначертания, свивая узор Мироздания по собственной воле? Меняя участь целых миров? Кому ты служишь?

— Позвольте мне, Владыка, оставить ответы на эти вопросы при себе, — ушла от ответа улыбнулась богиня, позволив себе несколько секунд понежиться, наслаждаясь ощущением всемогущества. — Но можете считать, что, помогая вам, я оплачиваю свой личный долг третьему лицу. А ему, я уверена, не нужно ничего, кроме процветания Меллитэля.

Обдумав сказанное девушкой, Илоридэль торжественно ответил:

— Мой народ и я сам безмерно благодарны за то, что ты, рианна, пытаешься предотвратить войну. Ты спасла моего сына. Отныне и впредь Меллитэль будет всегда открыт для тебя, твоих друзей и родных!

В ответ на речь Илоридэля принцесса сдержано кивнула, подумав о том, с какими почестями эльфы примут ее любимого брата Энтиора, вздумай она пошутить и привести его в мир Дивных. Брату такая забава пришлась бы по душе, тем более, что для бога-вампира кровь эльфов вовсе не являлась смертельным ядом, как для заурядных кровососов. Принцесса не раз видела, как он забавлялся с эльфийками, дрожащими от страха, но покорными его воле, соблазненными холодной красотой бога, не знающими, что сильнее — их влечение или ужас.

— Могу я задать тебе несколько вопросов, рианна? — обратился король к девушке.

— Да, — согласилась Элия, добавляя мысленно: "Но если мне не захочется отвечать, я не отвечу".

Богиня уже начала скучать в Меллитэле. Так всегда случалось с ней в благостных мирах Дивного Народа. Когда они дичились ее и выкидывали странные фокусы, следуя своим дурацким обычаям, богиня еще могла позлиться и поразвлечься, но эльфийский пиетет нагонял на нее настоящую тоску. Принцесса начинала "линять от скуки". Это милое выражение изобрел кузен Ноут лет пять назад, характеризуя свое состояние после трех дней проливных дождей в Лоуленде — ошибки погодных магов. При этом кузен меланхолично поигрывал стилетом, что не сулило вышеназванным магам радужных перспектив карьерного роста.

— Я хотел бы знать, где сейчас находится моя племянница. Тебе это известно?

— Конечно, — небрежно бросила принцесса, косясь на сумерки за окном. В такое время хотелось волнующих кровь приключений, а не занудной беседы под ночником с эльфийским Владыкой о его блудной племяннице.

— Хотите ее увидеть? — явив великодушие, снизошла до вопроса богиня.

— Да и если можно поговорить. Я слышал, по-настоящему могущественные маги могут и это, — осторожно вставил Илоридэль.

— Могут, — зевнула в ладошку принцесса. — Но тогда тебе придется увидеть и ее избранника. Вряд ли они сейчас расстаются надолго. Первые восторги любви, замешанные на еще не отступивших страхах разлуки...

Вздрогнув, эльф согласно кивнул.

Дождавшись этого жеста, Элия села прямо и деловито заявила:

— Мне нужно будет что-нибудь из вещей Вириэль.

Король снял с мизинца левой руки небольшое серебряное колечко и протянул девушке, задумчиво пояснив:

— Я надел его в тот день, когда пропала Вириэль, думая, что она убита. В память о племяннице и в напоминание о мести. Больше у малышки не было близких родственников. Ее мать — мою сестру — и отца унесла та же проклятая болезнь, что и Салиль, мою жену... Если б мы не пустили того чужестранца в город, все могло бы быть иначе. Он принес Черную смерть. Талерин, не знакомый с болезнями людей, не смог распознать угрозы, ибо этот несчастный не ведал, что натворил. Салиль — моя нежная супруга, дивный, хрупкий цветок, лучшая целительница Меллитэля, пыталась вылечить его и заразилась сама. Пока искали средство для исцеления, умерло сто девяносто три эльфа. Не помог даже сок Талерина. Они все погибли в страшных мученьях. Я держал Салиль на руках, а она молча терпела боль, улыбалась мне, желая утешить. Лишь слезы капали из прекрасных глаз... Единственного, что не тронула болезнь на ее лице. А я ничего не мог сделать. Тот, кто принес гибель, сам умер первым, но разве это утешенье? Тех, кто ушел следом, оно не вернет. Не знаю, почему я говорю все это тебе, чужестранка? Зачем? Я молчал столько лет...

Король качнул головой и замолчал.

— Наверное, потому, что считаете, что я и так все уже знаю, и вы правы, мне действительно многое известно, потому, что завтра меня здесь уже не будет, а еще вы желаете услышать слова утешения, но я не умею утешать. Если желаете, я расскажу вам, что думаю, — мягко ответила принцесса, скука покинула ее столь же неожиданно, как накатила.

— Да, желаю, — неожиданно для себя сказал Илоридэль.

— Боль от потерь трудно проходит, особенно если мы теряем того, кого любили всем сердцем. Но на смену былой любви приходит новая, сердце не умирает навсегда. Нельзя запирать двери. Вы ведь это понимаете, да и герцог Аллариль тоже. Пока продолжается жизнь, продолжается и любовь. Те, кто уходят, остаются в нашей памяти, мы не можем, да и не должны переставать их любить, но зачем же быть эгоистами. Плач о том, что душа близкого нам существа покинула тело, когда ей пришло время, — это жалость к себе. Тот, кто ушел, обретет новую судьбу, новое счастье. Остающийся оплакивает собственную участь, собственную разлуку с дорогим человеком. Это ли не эгоизм? Вы скорбели об ошибке, которую допустили, впустив больного смертного в город, считая, что болезни людей не коснутся эльфов. Я знаю, как в таком случае поступили бы вампиры: они умертвили бы несчастного с безопасного расстояния, а тело сожгли. Хотите стать вампиром? Думаю, нет. Вы поступили так, как велела вам ваша суть, суть Детей Света, тех, кого даже вампиры зовут Дивным Народом. Вы не могли сделать иначе. Милосердие живет в ваших сердцах, Владыка, хоть вы и стараетесь спрятать его за стеной отстраненности. И за это приходится платить жестокую дань жестокому миру. Но ведь вы бы предпочли, я точно знаю, передохнуть все, но не утратить этого дара. Так за что же вам упрекать себя? За то, что вы — это вы, эльфы?

В комнате на несколько секунд стало абсолютно тихо. Только птичья трель да стрекот насекомых за окном напоминали о том, что в мире есть еще что-то, кроме этого островка молчания. Наконец король заговорил:

— Знаешь, рианна, я уже давно не чувствовал себя так легко и спокойно, как сейчас. Ты сняла камень с моего сердца. И только теперь я понимаю, насколько мне было тяжело все эти годы. Благодарю. Кажется, теперь я знаю, что нашел в тебе мой сын. Жаль, что ты не останешься с нами. Твоя мудрость пригодилась бы нам.

— Не говорите ерунды, ваше величество, я сумасбродная, жестокая, распутная девчонка. Сейчас мне хочется быть мудрой, и я такова, но кто знает, что мне взбредет в голову завтра. Ваше счастье, что я не стремлюсь задерживаться в Меллитэле надолго. Вы же первые, устав от моих выходок, через неделю вежливо попросили бы меня вон, а через месяц вытолкали бы силой, — ухмыльнулась принцесса. — Ну да хватит философских разговоров. Сегодня я выполнила по ним недельную норму. Давайте лучше займемся Вириэль. Мне и самой любопытно глянуть, что поделывает ваша племянница.

Приняв из рук короля кольцо, принцесса быстро сплела заклинание. Установить связь вещи с владелицей и сотворить заклинание видимости было делом нескольких секунд. Такие упражнения колдунья проделывала частенько. Но прежде, чем активизировать заклинание, Элия пристально посмотрела на эльфа и заявила:

— Кстати, предупреждаю, Владыка, не вздумайте уговаривать Вириэль вернуться, обещая ей все простить и забыть. Никого дороже избранника теперь для девушки нет и не стоит пугать ее уговорами.

— Я понял, — вздохнул Илоридэль, выслушав инструкции.

— Тогда смотрите, ваше величество, — велела Элия королю и привела заклинание двусторонней видимости в действие.

Илоридэль впился взглядом в изображение. Маленькая, но очень чистенькая комната какой-то таверны, где всей мебели — большая кровать с толстым стеганым покрывалом, стол с серым полотнищем льняной скатерти, и пара стульев. Его племянница Вириэль в одной ночной рубашке сидела на коленях у клыкастого чудовища, что-то ласково щебетала, перебирая пальчиками длинные густые волосы полуобнаженного вампира, и с восхищением смотрела в его красноватые глаза, не замечая ничего вокруг. Сейчас она видела только свою "половинку", и ничто в мире земном не волновало ее, кроме любви. Впрочем, Элия тут же решила, что в отличие от девушки, предусмотрительный вампир подумал и о "хлебе насущном". Судя по толстой серебряной цепочке на его груди, мужчина бежал из Виртарида не с пустыми руками и обосновался в трактире, а не где-нибудь в шикарном особняке только по одной единственной причине — сознавал необходимость заметать следы и скрываться.