— Ну и долго мы будем сидеть голодными? — спросила Застежка, ерзая на стуле.
— Видишь, мужчина к еде не притронулся, значит пока рано. — Смеясь, ответила Кувшинка и посмотрела на матерей. — Может быть, вы уже ему скажете?
— Ты выбирала, так что тебе и говорить. — Ответила Нилина и улыбнулась. Алекс напрягся — одна из орчих недовольно поджала губы, спрятав клыки. — Давай, действуй. — Вторила ей Майя.
Кувшинка посмотрела на зажавшегося Алекса. Хоть и был он мужчиной, но она явно ощущала его растерянность и непонимание, а также внутри, где-то слабо теплился страх. Но страх не за свою жизнь, он боялся совершить что-нибудь не то, что могут воспринять как недопустимое действие в обществе. Девушка внутренне улыбнулась своим мыслям — пусть она и не Зорька, но кое-что от ее способностей перепало и ей, тем более, что сестра постаралась обучить ее как следует в силу своих возможностей. Кувшинка могла легко прочитать настроение покупателя (да чего там говорить — просто зашедшего за вкусными булочками фермера или шахтера, а может быть и плотника), выяснить что ему нужно и предложить именно то, чего тому и хотелось. К тому же ей нравилось готовить.
— Ешь пожалуйста. — Произнесла она, настроившись на волну человека, чтобы свободно общаться на его языке. Там, в Городке, рядом была Зорька, которая помогала иногда, служа переводчиком, а тут уже приходилось самой. — А то мы все останемся голодными.
— Вы ждете только меня? — обалдело спросил Алекс. — Но почему?
— Так принято у нас — первым трапезу начинает мужчина, каких бы кровей он не был. — Вместо Кувшинки ответила Майя. — Теперь ты занял место в нашей семье вместо... — она мельком глянула на названую дочь, но та внешне осталась спокойна. — Вместо старшего. — Закончила она. — Мои сыновья уже выросли, один живет отдельно, у него своя семья, второй... занят важными делами и появляется здесь изредка, — Майя глянула на человека, — я думаю, поэтому он выбрал тебя.
— Тот орк... — Алекс помолчал, — извините, я не знаю вашего самоназвания.
— Тебе не за что извиняться, — Нилина недоуменно подняла брови, — узнавать что-то новое, совершая при этом ошибки — это естественный процесс и ты еще немало "наломаешь дров", как говорит Молчун. — Она улыбнулась. — Застежка права, ешь уже, а то мы все останемся голодными.
Алекс взял ложку, зачерпнул кашу, отправил ее в рот и тщательно разжевал — незнакомые ароматы, много непонятных пряностей, но еда явно была любовно приготовлена и оказалась очень вкусной. Взрослые женщины, к которым можно было отнести и Кувшинку, ели степенно и аккуратно, тогда как две младшие быстро, практически не жуя, проглотили кашу и выскочили из-за стола.
— Спасибо! — хором крикнули они и уже собирались куда-то бежать на ночь глядя.
— Куда?! — вскрикнула Майя. — А посуду кто мыть будет?
— Сегодня очередь Шелковички! — прокричала самая младшая и быстро умотала в комнату, тогда как ее сестра понуро села за стол — пока родичи не поедят деваться ей некуда.
Алекс быстро насытился и в тарелке осталось еще немного каши. Он виновато посмотрел на женщин, указывая в тарелку.
— Не могу больше. Еда слишком сытная.
— Отдадим Лютому, он явно не откажется от добавки. — Произнесла Нилина.
Лютый — это та образина во дворе, которая меня чуть не задрала, подумал Алекс. Как-то надо устанавливать с ней контакт.
— Я сам. — Он поднялся из-за стола. — Покормлю его.
— Аккуратнее, — Кувшинка тоже встала, — Лютый умный зверь, но он зверь и не понимает, когда отношения меняются. Пойдем вместе.
Женщины остались на кухне, жуя степенно и неторопливо.
— Зачем нам человек? — спросила Нилина. — Хлопот теперь с ним.
— Ты знаешь... — задумчиво произнесла Майя, — я мыслю, что наша двойка решила все же пойти мирным путем. Сама же знаешь, это так легко — перебить всех и потом голова не болит, что делать с пленными. А так они постепенно узнают наше общество, ассимилируются, к тому же их технологии, какими бы чужими они не были, нам все же пригодятся.
— Но это слишком быстро! Вот буквально вчера они нападали на деревню, а теперь бродят здесь как будто завоеватели в равных правах.
— Этот что ли завоеватель? — спросила с усмешкой Майя. — Прав был Молчун, среди них есть нормальные у... э-э, люди, кажется. Да хоть взять ту же девушку, которую они притащили с собой. У нее и мысли не возникло, чтобы высматривать и вынюхивать, чтобы потом доложить своему руководству — она ходила по поселку и просто восхищалась укладом, бытом, материалами, ей все было интересно и любопытно, но это было не хитрое любопытство, когда ты задумал недоброе, а настоящее неприкрытое чувство! И те люди, которые приехали сегодня вечером из Городка — они все похожи. Не внешне, нет, но внутренне. У них не возникает черных мыслей по нашему поводу, да ты сама сегодня видела, как он вел себя за столом — боялся своими действиями кого-нибудь обидеть, чтобы это не расценили как неуважение. Это ведь о чем-то да говорит.
— Они недавно убивали наших сородичей. — Заметила Нилина.
— Ты знаешь. — Майя задумчиво жевала кашу. — Мы ведь тоже не лучше — грыземся по самому мелкому поводу, морды бьем, про спецучилища и говорить нечего. Так что не сильно мы от людей и отличаемся.
— Морды бьют в основном мужики. — Нилина усмехнулась. — Хотя мой этим не отличался. — Она вздохнула и поведала. — Представляешь, ко мне тут Череп стал подкатывать.
— Это который оператор бурильной машины? — спросила Майя. — То-то он стал так часто в лавку захаживать, все тебя высматривает. Ну и как?
— Что как? — буркнула Нилина. — Мужик он здоровый и видный, в нашем поселке есть и помоложе девки.
— Конкуренции боишься? — Майя откровенно веселилась. — Или уже в бабки себя записала?
— Это ты бабка, у тебя уже внук есть. — Развеселилась Нилина. — А мои... не знаю, Кувшинка может и создаст семью, но не скоро, вся надежда на Шелковичку. — Она посмотрела на притихшую дочь, которая сидела рядом и молчала. — Правда? Мальчики-то уже интересуются?
Шелковичка не успела ответить, хлопнула дверь — вернулись Алекс и Кувшинка. Мужчина прошел в кухню, посмотрел на женщин.
— Слишком большой зверь для меня — чуть не затоптал. — Алекс улыбнулся, оказывая дружелюбие.
Шелковичка напряглась, но Майя махнула ей рукой и пояснила на учурском.
— Люди улыбаются растягивая уголки губ — это означает хорошее настроение. Им скрывать клыки незачем, потому что их у них нет. — Женщина поджала губу.
Опять сморозил что-то не то, подумал Алекс, но тут ему на плечо сверху легла рука Кувшинки.
— Ты все делаешь правильно, не беспокойся, просто мы выражаем свои эмоции немного по-другому. Когда скрываем клыки — это значит, что мы улыбаемся, обнажаем их — враг предупрежден о нападении. У вас обратные эмоции.
— Ничего, привыкнет. — Майя встала из-за стола. — Помоешь посуду и спать. — Распорядилась она, обращаясь к Шелковичке. — Пойду проверю, где малая.
— Да там она, с закваской возится, на завтра готовит. — Кувшинка ткнула себе пальцем за спину. — Пойдем, покажу тебе твою комнату, где будешь спать. Дом у нас большой, строили с учетом лавки, так что места много.
Алекс уже заметил, что строение разделено на две половины — рабочую, где стояла установка, напоминающая духовой шкаф и еще разные формочки для сладкой выпечки, хлеба, булок, кадушки с квашней и тестом, темный прохладный угол, огороженный, чтобы свет не попадал в него. Здесь жили и работали, растили детей и ждали родных с нетерпением. Дом дышал жизнью. Пока не пришли мы, подумал Алекс. Он прошел к застеленной кровати — подушка и одеяло, тонкая простыня и никакого матраца, только голое струганное дерево. И кровать ему по пояс, стоящая на крепких деревянных ногах. Вообще весь дом был из натуральных материалов, никакого пластика или металла. Мощные балки, стены, внешняя отделка — все вкусно пахло деревом, причем ни какой-нибудь химической пропиткой, а натуральный такой запах. Алекс осторожно присел на кровать, скинул тапочки, в которых ходили на жилой половине. Тапочки были большеваты, но выбора не было, так что приходилось шландать и Алекс ощутил себя ребенком. Он лег на бок и отвернулся к стене, на глаза сами собой навернулись слезы и мужчина, который уже давно забыл, что это такое — плакать, зарыдал беззвучно как маленький. Он сам не понимал почему так получилось, хотя подсознание уже сделало свои выводы. Привыкший к черствости, жестокости, ненависти и безразличию, такое человеческое отношение к нему недавних врагов, которые воспринимали его как своего, просто простив, или сделав вид, что простили, но он чувствовал, что они не кривили душой, а говорили чистую правду. И вот это вот их отношение моментально поставило все мировоззрение Алекса с ног на голову, все перевернулось вверх тормашками. Больше всего его напрягло то, что женщины доверились ему, его никто не охранял, не садил на цепь, ему была предоставлена полная свобода, беги куда хочешь хоть прямо сейчас. И пускай во дворе сидит эта образина, но даже она не остановила бы Алекса от побега. А останавливала его нормальная человеческая порядочность, потому что внезапно для себя он понял, что орки не хотят ему зла, наоборот, желают помочь и крепкое сознание солдата не выдержало такой эмоциональной встряски, нужно было стравить то щемящее чувство несправедливости, которое он ощутил по отношению к себе, когда еще состоял в подразделении полковника Мейсона и даже будучи наемником. Там он был винтиком в огромной машине, который легко можно было заменить и выбросить, если он сломается. Здесь же он словно прочувствовал за своей спиной всю мощь народа орков, ведь женщины его не боялись, они его приняли, поверили ему, не просто доверились, а сразу же и бесповоротно и предать их, сбежав сейчас, это все равно, что предать весь род человеческий. Если уж они выбрали его из десятков человек, значит сам Алекс еще не окончательно оскотинился, чтобы резать женщин и детей. Слезы текли, тело мужчины вздрагивало, он пытался вытирать их кулаком, еще больше размазывая по лицу, глаза покраснели и Алекс, забывшись, протер их своей механической дланью, что было очень неприятно для кожи, когда холодный металл коснулся ее. Шестой палец совершенно не мешал, тем более, что мозг уже адаптировался к наличию лишнего отростка и теперь вовсю им пользовался, как будто так и нужно. Алекс пытался прекратить мокреть, но слезы все текли и текли.
Дверь едва слышно скрипнула и рядом на кровать присел кто-то большой. Он просто молчал, но возникшее чувство сопереживания и сочувствия как будто успокоило Алекса, он напрягся, стараясь не поворачиваться. Большой ласково положил ему ладонь на голову, пригладил короткий ежик волос, наклонился, обдал своим горячим дыханием.
— Все будет хорошо. — Тихо проговорила Кувшинка. — Не волнуйся, отдыхай, завтра предстоит тяжелый день.
— Лупить будете? — пошутил Алекс, обернувшись, надеясь, что в темноте не будет заметно его красных глаз и предательских слезных дорожек.
— Нет, что ты. — Кувшинка поджала нижнюю губу. — Просто месить тесто — это мужская работа, у меня силенок не хватает.
Я резко очнулся, как будто кто-то включил сознание. Последним воспоминанием были человеческие хари, в окружение которых я и попал по собственной дурости, возомнив себя не убиваемым, однако мне неплохо так настучали по кумполу. Или это Зорька отметилась? Я почувствовал половину, которая мирно сопела в свои две ноздри, расположившись на соседней кровати, положила ладошку под щеку, прическа растрепалась и завитый хвостик был перекинут через плечо. Я протянул руку и, взяв мягкие и шелковистые волосы, кончиком пощекотал ей под носом. Во сне Зорька смешно его наморщила, потом чихнула и открыла глаза.
— Доброе утро. — Улыбнувшись, сказал я.
Девушка тут же обежала глазами помещение, признав его за госпиталь при жилище Ведуна, где она сама неоднократно бывала, обучаясь премудростям лекарского искусства и вмешательства в сознание. Я особо не беспокоился где это мы, здраво рассудив, что раз живые, то значит все закончилось благополучно — враг побежден и народ празднует победу. Хотя...
— Как ты? — спросила меня Зорька и попыталась встать с кровати, но тяжело бухнулась обратно — ожоги на руке плохо заживали, могла бы и догадаться, раз конечность перебинтована, да и со спиной тоже не все в порядке.
— Жить буду, раз в лазарет притащили. — Я попытался перевернуться с живота на спину, но адская вспышка боли все вернула по своим местам. — Жопа-то хоть целая?
— Ты бы о другом побеспокоился, а не о задней точке. — Зорька хихикнула. — Все там в порядке, правда под бинтами не видно.
В палату вошел Ведун и степенно кивнул нам обоим, а за ним протиснулась ученица с полной банкой мази и тут же направилась ко мне — видимо чтобы обработать филейную часть. Я улыбнулся, за что был вознагражден убийственным взглядом со стороны моей половины. И в кого она такая ревнивая? Девушка лекарь заметила эти переглядки, а может быть Зорька ей что-нибудь такое сообщила в тайне от меня, но орчанка замерла на полдороги. Ведун тут же обратил внимание на такую заминку.
— Зорька, прекрати. — Строго сказал он. — Иначе я сам тобой займусь.
— Чего его мазать, само заживет. — Буркнула она.
— Есть такое слово — надо. — Протянул я и добавил. — Эх ты, не ты выбираешь медсестру, а она выбирает тебя. К тому же...
— Еще слово и клянусь, я тебе твои слова в глотку запихаю! — прошипела Зорька, пытаясь встать.
— С чего бы такие резки перемены настроения? — удовлетворенно спросил я. — Близится климакс?
— Чего? — Ведун не понял слова, но вот половина точно уловила смысл. — Опять одно из твоих слов в прошлой жизни?
Орчанка поставила банку и стала аккуратно разматывать бинты, которые не были даже намотаны, а так, лежали сверху, приклеенные по краям к коже. Зорька смирилась, да и мои слова ее немного утихомирили, видимо сообразила, что и так серьезно перегибает палку. Медсестричка оголила мощные опаленные мужские ягодицы и начала наносить мазь, втирая по кругу. Зорька прямо заскрипела зубами от злости.
— Ничего, вот поправлюсь, дам тоже погладить. — Засмеялся я. — Раньше надо было пользоваться.
— Так ты сам не давал, все бегал и шкерился от меня по кустам и оврагам.
— Работа такая. — Я попытался пожать плечами, но лежа на животе это сложно сделать. — Да и ты не настаивала.
— Как это? — не поняла та. — Я постоянно делала намеки.
— Но я-то их не понимал. Нет бы подойти прямо — хочу мол, сил нет, хоть тресни, а... э-э, ну вы поняли, а она ни в какую. Только мозги мне вместо... ладно, не будем о грустном, что там с кораблем?
Ведун присел на табуреточку, прислонил посох и стал рассказывать.
— Состоялся совет, на котором присутствовал капитан корабля, его новый старший помощник, ксенолог, которую вы приперли в поселок, командир отряда наемников, который присягнул на верность капитану и еще два старших офицера — навигатор и штурман. Капитан извинился за содеянное солдатами Мейсона, предложил помощь в восстановлении деревни и Городка, всячески оказывал любезность, а под конец все свел к заключению мирного договора между народами.
