Шелест трав равнин бугристых

Шелест трав равнин бугристых

Мальчишка разбился на мотоцикле. Летел в бетонный столб и понимал — кранты. Всё оказалось значительно хуже — его занесло туда, где нет ни воды, ни дров. Земля под ногами, трава, камни... и снова помирать совсем не хочется. К тому же — голубое небо, яркое солнце и редкие перистые облака — погода — лучше не бывает.

Глава 1. Новая обстановка

"Ну ничего себе рай!" — подумал Петька, оглядываясь по сторонам. Впрочем, на ад это тоже не походило: Бескрайний простор, голубое небо с редкими кучевыми облаками, яркое солнце — ничем не напоминает преисподнюю, если верить тому, что о ней говорят и пишут. Но и никаких райских кущей нигде не наблюдается — каменистая поверхность с торчащими кое-где пучками травы. Нельзя сказать, что местность горизонтальная — в одну сторону идёт очень пологий подъём, в другую, соответственно спуск. Далеко в этой стороне наблюдается снова подъем, уходящий, кажется в бесконечность.

На теле нет ни единой нитки, отчего прохладный воздух беспрепятственно овевает причинное место, а лучи светила ощутимо припекают ягодицы — эти органы к свободе непривычны и явственно ощущают разницу. Однако, сомнений в том, что попал он сюда навсегда у Петра нет — последнее впечатление от былой жизни необычайно ярко и убедительно — перелёт через руль мотоцикла и стремительно приближающийся к голове бетонный столб. Или голова, приближающаяся к столбу — всё в мире относительно. Безотносительна лишь убеждённость в том, что встреча упомянутых объектов не сулит голове ничего хорошего — уж очень быстро он мчался.

Говорить о переселении душ как-то... беспочвенно. Руки у него свои, да и всё остальное тоже. Острые камушки под ногами напоминают о материальности окружающего мира, а далёкие фигуры нескольких коров о том, что имеет смысл поискать пастуха и обратиться к нему за помощью. По крайней мере, понять, что тут да как. Пошел.

С первого же шага вспомнил добрым словом кроссовки — не привыкшие к ходьбе босиком ноги постоянно накалывались на мелкие камушки с острыми кромками. Попытка же пройтись по траве увенчалась познанием того печального факта, что в ней тоже скрываются камни, которых не видно. Зато они крупнее и заметно травматичней. К тому же среди стеблей и листьев таятся насекомые неизвестной степени кусачести. Выбор места, куда поставить ступню, полностью поглотил внимание и, чтобы не пропустить ничего важного, приходилось замирать на месте и осматриваться.

В небе парила крупная птица. Буквально висела на месте, не двигая крыльями. Животные размером с кошку тоже появлялись в поле зрения то там, то тут, замирали столбиком или перебегали с места на место. Посвистывала невидимая пичуга, а стайка стройных до жалости кур деловито рылась в земле буквально в сотне метров от мальчика. В десятке же шагов мордочка крупной упитанной мыши, высунувшись из норки, смотрела любопытными бусинами глаз.

Жизнь в этих краях не кишела и не буйствовала, но отчётливо присутствовала. Слева метрах в тридцати резко шелохнулась трава, оттуда донёсся сдавленный писк, и всё затихло — кого-то поймали и сейчас или едят, или тащат в логово.

А коровы, к которым он идёт, как-то не приближаются. Они переходят с места на место, кажется, хаотично, опуская головы вниз — пасутся, не слишком отвлекаясь от еды на разглядывание пейзажа. Только одна, чуть крупнее остальных, то и дело озирается. Наверно, дежурная по стаду.

Путь к нему ведёт вниз по склону и сильно вправо — там четко видна обширная, покрытая густой, высокой травой площадка. И не видно ни малейших признаков присутствия пастуха. Тем не менее, Петя продолжал двигаться к этому небольшому, меньше десятка голов, стаду до тех пор, пока не понял, что "дежурная" — бык. И что поглядывает он чаще всего именно в его сторону. Причём, сам "сторож" уже сместился так, чтобы оказаться между ним и подопечными. Судя по всему, коровы эти — дикие. Не стоит к ним приближаться, поскольку глава этого сообщества никаких симпатий, а тем более, доверия, к человеку не проявляет. Вообще ведёт себя так, как будто видит в первый раз.

Непохоже, что здесь можно рассчитывать на встречу с соплеменниками. И куда теперь идти? И что делать? Трава и камни — вот и всё, что наблюдается, насколько видит глаз. В принципе можно забраться повыше и оглядеться подальше, но очень больно ступням, поэтому особо большого расстояния ему не преодолеть. А до вершины склона отсюда значительно дальше, чем до подножия. Что ему нужно у подножия? Пить хочется, а вода имеет привычку стекать вниз. Если искать её, то никак не на высоком месте.

Взял левее и начал спускаться. Ещё раз посмотрел в сторону стада — видно, как коровы обмахиваются хвостами — видимо, отгоняют каких-то кусачих насекомых. Действительно, не стоит к ним приближаться — только пары-тройки укусов слепней или оводов ему сейчас не хватало, особенно, в ягодицу, уже чувствительно обожженную солнцем. Остальное-то тело более-менее привычно к палящим лучам светила — он немало времени провёл на пляже с тех пор, как в школе начались летние каникулы.

Тем не менее, травяная юбочка ему бы не помешала — волдыри на заднице — это совершенно лишнее.

На ближайшем участке подёргал чахлые былинки — они длинные и тонкие, увенчанные на конце хилым колоском. Чтобы получить подобие шнура, их пришлось сплетать косицей, что не сразу получилось — он раньше только видел, как это делают, когда мама заплетала косы сестре. И еще, помнится, туда вплеталась лента. Ему нынче лента без надобности, но добавить длины за счёт новых стеблей не помешает. На плеть длиной метр с небольшим времени ушло немало, зато получился вполне годный для завязывания спереди поясок. Нет, он не позволял сделать даже самого простого узла, но, если перевить концы несколько раз, обматывая их друг вокруг друга, и не втягивать живот — держалось.

За этот пояс и натолкал длинных травин, обросших мягкими листьями. Преимущественно сзади, прикрывая обожжённые места. Как-то сразу сделалось комфортней, да и ступни немножко отдохнули, и идти стало чуть веселей.

Когда добрался до самого дна ложбины, ограниченной пологими ровными склонами, обнаружил, что травы тут гуще, каменистые участки реже, но ни ручья, на лужи нет и в помине. И снова двинулся под уклон, уже по самой низине.

Спустя некоторое время — пришел. Дно ложбины стало повышаться. Вот в самом низком месте и принялся копать. Рыхлил грунт продолговатым камнем и выгребал его руками. Камни в земле встречались постоянно и вскоре нашелся очень большой, такой, что и ухватиться не за что. Пришлось рыть в обход и снова вниз. Вдруг глаз уловил быстрое движение сбоку и рука рефлекторно ударила навстречу зажатым в ладони камнем — когти полоснули по предплечью, а похожее на собаку животное с визгом покатилось в сторону. Впрочем, оно вскочило и бросилось снова. Петька успел ухватить его за шкирку и рвануть в сторону и вверх — килограммов тридцать, не меньше, в этой псине. И клыки её успели пробороздить по бедру, хорошо, что не вприкус, а скользом. Но царапина знатная.

А напавшую тварь он раскрутил и отбросил на метр с лишним и швырнул в неё камнем, пока она вставала на ноги. Снова визг, и зверь отскочил, скаля зубы и приняв угрожающую позу. Отличная позиция для броска небольшого, с яйцо размером, камня. Знатно попал — точно в лоб. У тварюги аж передние лапы разъехались. Впрочем, она поторопилась убежать.

Надо же! Что здесь водится! И как теперь тут жить? Ведь глаз не сомкнёшь, пока не построишь хоть какое-то укрытие!

* * *

До наступления темноты успел углубиться по пояс. Колодец выглядел неопрятной ямой, если не быть строгим, конической формы. Чем дальше, тем более влажной становилась земля, но ни сырой, ни, тем более, мокрой, она не сделалась. Количество же попадающихся в раскопе камней росло. Их стало значительно больше, чем земли. То есть стенки оказывались довольно устойчивыми. Ночью Петя буквально свалился от усталости. Голодный, испытывающий жажду и вымотанный до последнего предела, он возлёг на жалкий пук заранее сорванной травы и, зажав в каждой руке по камню, провалился в сон. Очень хотелось спать чутко, словно дикий зверь, но как-то в этот раз ничего такого у него не получилось — выключился мгновенно. А дикая собака, волк или шакал — тот что набросился сегодня ещё до полудня — запросто мог его кусать с любой стороны за любое понравившееся место. Но в этот раз не стал. Наверное, испугался. А может, был нездоров?

* * *

Проснулся от холода. Нет, не мороз ударил, а опустилась на землю сырая промозглая свежесть. Трава вокруг вся в росе и рассвет едва заметен — сумеречно. Но влажно. И это просто замечательно. Встал на четвереньки и давай слизывать с листочков и травинок крошечные капли. Вот где восторг! Сухая шершавая глотка просто упивалась протекающими через неё ничтожными порциями влаги.

Вскоре нашёлся листок, напоминающий чашку с гофрированными краями — в него очень ловко было стряхивать росинки, которые сливались в крупную каплю объёмом чуть ли не в кубический сантиметр. Несмотря даже на эти явные успехи, напиться никак не удавалось — в ведь трудился он до тех пор, пока лучи взошедшего солнца не испарили всю выпавшую на рассвете росу.

Поняв, что утренний водопой завершён, Петя тупо полез в раскоп и продолжил начатую вчера попытку добраться до воды. Видимо, после ночного отдыха и восполнения в организме запасов влаги, силёнок несколько прибавилось — довольно бодро прошел ещё с полметра. Рытьё по-прежнему состояло преимущественно из извлечения камней, и это было хорошо, потому что рыхлый грунт кроме как горстями выбрасывать было решительно нечем. Сам он, это грунт, включал в себя в большом количестве песок и камушки. А вот того, что принято называть словом "земля" в нем становилось всё меньше и меньше. То есть того, что можно растереть между пальцами в пыль. Так или иначе, но водой по-прежнему даже не пахло, хотя глубина стала уже по грудь, почти по шею. Но снаружи сделалось жарко, отчего на лбу у землекопа выступила испарина.

"Фиг с ним, завтра докуём, — рассудил Петруха. — Очень уж кушать хочется. А напиться можно будет хотя бы и завтра утром. Чай не иссохну, если не стану чересчур упираться по части тяжёлого физического труда и усиленно потеть".

Поиски пропитания начал с изучения трав. Слышал он, что крапива и лебеда считаются вполне съедобными. Но первой нигде видно не было, а вторую он в лицо не знал. Поэтому принялся наугад пробовать всё подряд, выбирая те растения, где листики выглядели более-менее мясистыми. Большинство было откровенно неприятными на вкус — да и особого видового разнообразия подобных трав тут не наблюдалось — у большинства листья были тонкими, даже норовили порезать руку — разве такое потянешь в рот.

Впрочем, пара видов жующихся листочков не вызывали желания выплюнуть их немедленно. Жаль, что эти травки встречались очень редко. Не наелся досыта. Да и непохоже, что они имеют хоть какую-то питательную ценность — трава, она и есть трава. Только брюхо набить. Вот другое дело добыть какую-нибудь зверушку! Однако, есть сырое мясо он пока не готов, а огня у него нет. Как, собственно, нет и дров — ни деревца вокруг, ни кустика. Разве что травы насушить да сжечь. Так это несерьёзно — сгорает такое топливо быстро и жарко но, чтобы приготовить на нём еду, надо несколько больших охапок сена, палить которые требуется понемногу подкладывая, причем, лучше скрутив жгутами или сплетя косицами. Ну, или в брикеты спрессовать... если бы было на чём.

Итак, сегодня удалось и попить и поесть. Ещё один положительный сдвиг — ногам не слишком больно ступать на землю голыми подошвами. С одной стороны они, несомненно, привыкли. С другой — не так он сегодня много ходил. Если это дело и дальше пойдёт на лад — этак, глядишь, вскоре удастся толком осмотреть окрестности, обойдя ближние возвышенности и полюбовавшись на то, что скрывается за ними.

Теперь имеет смысл позаботиться хоть о каком-то подобии укрытия. Из чего его возводить? Так, кроме травы тут имеются только камни и земля. Была бы вода — попробовал бы скреплять стены грязью. А вот из чего устраивать крышу? Неужели из травы? Оно, конечно найдись растение вроде подсолнуха с длинным прочным стеблем — так никаких бы проблем не было. Но здесь всё больше былинки по колено или совсем низкорослые розетки листьев. Может быть и можно их связать в длину... то есть, сплести верёвки, но, кроме как натянутыми, подобные изделия никакого поперечного усилия не выдержат.

Вот и инженерная задачка. И в любом случае, потребуются стены уж никак не из верёвок.

Опять вернулся к раскопу. Нарвал ещё травы поблизости и дал ей просохнуть, чтобы спать было мягче. Немного потрудился над углублением колодца, выкладывая вынутые камни в подобие стены, укрепляя их, по мере возможности исключительно за счёт подбора по форме и размеру. Результат в сечении более всего приближался к форме пирамиды, прихлопнутой сверху. Основные старания прикладывались к тому, чтобы поперечный размер уменьшить, а вертикальный увеличить, чему способствовала форма элементов конструкции — многие из камней были плоскими или имели две противоположные стороны почти параллельными. Хотя, им не хватало ни плоскостности, ни ровности, но с "прокладкой" из тонкого слоя земли они более-менее неплохо ложились, что позволяло сужать стену по мере её возрастания достаточно медленно.

За трудами не заметил, как подкралась темнота. Прилёг у своей незаконченной стены, возложив руки на подходящей формы камни и прислушался к ночи — стрекочут сверчки, кто-то ухает в отдалении. На небе ясно обозначились звёзды, но он не слишком сведущ в астрономии, чтобы узнать очертания созвездий. Спал на этот раз, кажется, чутко.

Второй утренний водопой прошёл заметно успешней — приёмы собирания росинок, отработанные ещё вчера, сразу были пущены в ход, и буквально через полчаса вода, казалось, вот-вот закапает у него из носа. Даже лицо умыл и шею... скромненько так, но приятственно. Ещё бы хотелось сделать небольшой запас на день, когда в самую жару мучает жажда, но решительно не во что налить драгоценную в этих краях влагу. Чашечка из листочка мала, и никак её не заткнуть. Беда, да и только!

Глава 2. Всё нехорошо

Третий день на новом месте посвятил подъёму на самую высокую окрестную точку. Сложилось впечатление что ноги уже приспособились к босому хождению, но на поверку это оказалось не вполне так — полдороги в одну сторону, то есть примерно до места, где он впервые оказался, шёл вполне уверенно, а вот потом острые кромки камней стали заметно беспокоить. Да и поверхность изрядно нагрелась — чем выше, чем меньше встречалось травянистых участков и больше безжизненных, прокалённых солнцем площадок. Бывало, попадалась сплошная плита, прикрытая редким слоем щебня и песка, хотя отдельные камушки тут встречались реже — видимо, скатывались помаленьку под уклон, — рассудил Петька, обозревая открывшуюся его взору панораму.

А была она на редкость однообразна: Нельзя эту местность назвать даже холмистой — равнина это. Но не ровная, а как бы слаборельефная. Спуски и подъемы наблюдаются в любом направлении, причём возвышенные места невысоки и представляют из себя пересечения плавно поднимающихся склонов. Не сказать, что видно на десятки километров — для этого он забрался недостаточно высоко. Однако, сколько хватает взора, нигде нет ничего особенного. Ни пиков далёких гор, ни явно заметной низины — куда ни глянь, повсюду одно и то же — слабовыраженные голые гряды. И — ни деревца, ни кустика, ни зеркала водной глади.