|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 7.
Кружка горячего чая ткнулась мне в ладонь, и я подняла глаза на присевшего рядом Вито. За последние три дня мы с ним переговорили обо всем на свете, успев уже от этого устать — мы оказались в абсолютном одиночестве, ни ректор, ни ребята не давали о себе знать, а предпринимать какие-то вылазки самим было бы безрассудно и попросту опасно. Я чувствовала, что воздух между нами наполнился какой-то странной энергией, и в глазах принца все чаще пробегали зовущие огоньки... И я бы солгала, если бы сказала, что Вито мне совсем неинтересен — нет, вовсе нет; просто при взгляде на него я вспоминала такие же искры в любимых глазах цвета стали, и принц это наверняка замечал. Как бы то ни было, врожденная тактичность Вито удерживала его от опрометчивых шагов или неуместных вопросов, чему я была только рада — ведь я могла делать вид, что между нами ничего не происходит... Да еще от ребят не было ни единой весточки, и накатывающую временами панику останавливало только то, что в нашу дверь пока не ломились королевские гвардейцы...
К счастью, от дальнейших не слишком радужных мыслей меня отвлек резкий скрип открываемой двери, а затем внезапно накатившее облегчение вообще смело в сторону их все — в дверной проем вкатились ребята, сопровождаемые ректором. Как оказалось, Совет действительно собирался по поводу моего побега, но ни настойчивые намеки Тайной канцелярии, ни пристальное внимание короны к этому делу ничем не помогли расследованию — оно зашло в тупик. Я словно сквозь землю провалилась — точнее, сквозь камни, но такие тонкости уже не играют никакой роли... Обыскав снизу доверху всю Академию, ищейки ровным счетом ничего не нашли и отправились восвояси, и только сейчас наконец мои друзья смогли вздохнуть свободней. Рьен и Дерек выглядели так, словно сдали на отлично выпускные экзамены в Академии, а вот едва уловимая тревога в глазах ректора оч-чень настораживала...
— У нас мало времени, — прервал наше бурное веселье тихий голос моего прапрадеда (нет, все же пусть действительно будет "ректор"!), и я поняла, что мне эта тревога отнюдь не померещилась. Шум и разговоры как по команде смолкли, и четыре пары глаз обратились на милорда Этерлейна. А тот медленно прошел к столу, устроился на свободном месте и махнул нам рукой:
— Думаю, нам надо продолжить с того места, где мы закончили.
— Я должна позвать Шетта, — очнулась я, — он об этом просил!
— Так зови, только поскорее! — раздраженно дернул плечом ректор, а я поняла вдруг, что понятия не имею, как это сделать. Хотя, если подумать...
Я подошла к каменной стене, приложила руку и позвала. Прошла минута, потом другая — ничего. Насмешливый взгляд ректора буравил мне спину, и на щеки начала наползать предательская краснота, но я решила попробовать снова. Итак, рука касается шершавых прохладных булыжников, которые когда-то были одним целым с древними горами, такими же, как в Вейране...
— Лета? — донесся до меня еле слышный шепот. — Мы идем!
— Готово! — объявила я и села рядом с Рьеном. — Шетт сказал, что сейчас будет.
— Надо же, Хранитель на побегушках у студентки нашей Академии! — ворчливо заметил ректор, и я было открыла рот для какой-нибудь меткой колкости (правда, они мне никогда не удавались, но ведь попробовать стоило!), как из того же дальнего угла комнаты раздался уже наяву знакомый голос:
— Ну так, даже великим и могучим иногда хочется прикинуться простым слугой! — и вся наша компания узрела явление "великого и могучего", вытаскивающего из стены притихшую Тэй.
— Итак, похоже, все в сборе, — пробормотал Этерлейн, — можно начинать собрание заговорщиков...
Молчание затянулось. Несколько пар внимательных глаз не отрываясь следили за мимикой на лице милорда ректора, сменяющейся от решимости к задумчивости и отрешенной растерянности.
— Да уж, с таким атаманом вы, господа заговорщики, успеете десять раз состариться, прежде чем хоть что-то здесь прояснится! — недовольно проворчал Шетт, а ректор вздрогнул и очнулся от своих далеких мыслей.
— Не злись, Хранитель, — тихо ответил вмиг постаревший "добрый дядюшка мельник", — я просто в кои-то веки не знаю, с чего начать этот разговор. Пожалуй, здесь уместно будет начать с конца...
Замолчав, ректор бережно выудил из нагрудного кармана какую-то небольшую округлую вещицу и аккуратно положил ее на отполированную столешницу. Мы с ребятами с недоумением смотрели на тусклую, ничем не примечательную лепешку, похожую на самую первую поделку начинающего кузнеца — этакая медная брошка в подарок соседской пастушке, с целью добиться благосклонности. И только когда со стороны Хранителей донесся сдавленный возглас откровенного изумления, мы наконец отвлеклись от созерцания шедевра — но только для того, чтобы увидеть неприлично отвалившуюся челюсть Шетта и выпученные глаза:
— О святые камни... как? Откуда???
— Дело в том, что очень-очень давно, когда я только принял руководство Академией, меня чрезвычайно интересовали (наверное, в силу молодости и неуёмного любопытства) всяческие смутно понятные артефакты, особенно такие, доступ к которым был давно и прочно закрыт практически всем существам нашего мира. В редкие свободные часы я спускался в хранилище, в самые древние его отделы, и смотрел, искал, любовался... И однажды я наткнулся на ЭТО.
— Медная коровья лепешка — это могущественный артефакт? — полюбопытствовал Дерек, наверняка уже успевший просмотреть предмет на наличие остаточной магии и прочих признаков артефактов, всё-таки из нашей троицы работа с такими вещами давалась ему лучше всего. Мы с Рьеном переглянулись — да уж, это и в самом деле просто медная лепешка. Ну или здесь все настолько хитро и сложно, что истинная суть предмета прочно маскируется невзрачной внешностью...
— Представь себе, — усмехнулся ректор, — именно так. Я тоже сперва подумал, что эта лепешка по ошибке попала в хранилище — сами видите, у нее нулевой потенциал. Но на коробке стояло такое ужасающее количество охранных заклятий, что даже меня проняло. Не один день я корпел над ними, и даже мне с моими возможностями с трудом удалось ее выпутать. Еще бы понять тогда, для чего она нужна... В сопровождении было указано только несколько смутных фраз: "После надлежащей активации позволяет увидеть искры. Знание запретно, в руках Пустого опасно для мира. Неуничтожимо". Вот и всё, что я тогда узнал, но и этого хватило, чтобы заинтриговать меня на долгие годы. Лишь спустя время я узнал, что это, для чего оно предназначено и, главное, как его открыть. Шетт, ты не возражаешь, если дети попробуют?
Насупившийся Хранитель мотнул головой, и ректор с легкой усмешкой протянул "лепешку" Рьену:
— Попробуешь? Не переживай, она не опасна.
Надо ли говорить, что настойчивые попытки Рьена, Вито и даже Дерека не принесли результата. Мне как-то не хотелось брать в руки эту штуку, даже любопытство замолчало и спряталось подальше, но иронически вздернутая бровь эльфа и подрагивающие губы ректора отвлекли от неясных предчувствий, и в ту же секунду странный артефакт уже лежал в ладони. И конечно, именно мне досталась сомнительная честь его случайно распечатать.
Россыпи роскошных звезд на потрясающей глубины небе. Кажется, я даже могу узнать созвездия... Я — пустота, сосущая голодная воронка, которая не может насытиться многие века... Вот! Вот оно! Золотистый туман, переливающийся крохотными алмазными искорками — вот то, что нужно, что ненадолго утолит этот голод. Но туман думает иначе, и в этот момент где-то неподалеку ослепительной вспышкой взрывается новое солнце, вокруг которого рассыпанными бусинами катятся разноцветные горошины планет, и это не дает сосредоточиться, отвлекает от погони — и вот уже не за кем гнаться, коварный искристый туман успел сбежать... Лишь едва уловимый шлейф золотых искорок, исчезающий в недрах одной из горошин, ловит мечущийся в бессильной ярости взгляд. Ничего, я теперь знаю, где ты. Знаю и соберу — все до единой...
Рывком открываю глаза и оказываюсь в той же комнате, с моими дорогими и такими родными друзьями — не одна, в пустоте и жутком голодном холоде. Понимаю вдруг, что пальцы судорожно сжали артефакт — теперь-то у меня нет никаких сомнений, что это не поделка деревенского кузнеца — и на одном из них ноготь сломался об твердую поверхность. Вот выступившая из-под него лазоревая капелька касается холодной красноватой поверхности — и всё вокруг замирает. С тихим шелестом разъезжаются лепестки, которые были так точно прилажены один к другому, что до этого их и заметить-то было невозможно, раскрывается чаша, а в самой середине клубится жалкое подобие того сверкающего тумана, который я видела только что. Внезапно он вздрагивает, тянется вверх и вширь, расползается над лепестками, искр становится все больше, так много, что уже больно глазам... не выдержав, я захлопываю лепестки и окидываю ошарашенным взглядом потрясенных ребят и задумчивого ректора. Тэй и Шетт кажутся странно довольными, как будто все идет так, как и должно идти.
— Что... Что это было? — хрипло спросил Дерек, повернувшись к милорду Этерлейну.
— Это, дорогие мои, были искры, — вздохнул тот и взял из моих рук артефакт. Тщательно вытер платком капельку моей крови, а затем вдруг неуловимым движением вложил его в ладонь принца и ткнул его палец неизвестно откуда взявшимся в его руке стилетом. Теперь та же участь постигла и Вито — только туманное облако оказалось заметно прозрачнее и как-то бледнее, что ли... Кажется, в нем было меньше этих самых искр. Не в первый и, боюсь, далеко не в последний раз в своей жизни я поняла, что ну ничегошеньки не понимаю, совсем-совсем. И, видимо, это опять отразилось на моем лице, потому что ректор снова вздохнул, захлопнул странную вещицу, уютнее устроился в своем кресле и соизволил поднять на нас глаза:
— Всегда лучше сперва увидеть, о чем идет речь. А речь идет ни много ни мало о сотворении нашего с вами мира. Лета, сдается мне, ты видела именно это.
Припомнив свое последнее видение, я немного неуверенно кивнула, а ректор продолжил:
— Так вот, начнем с того, что верований, объясняющих это событие, много, но раз событие-то одно, то и объяснение должно быть одно-единственное. Много лет назад, занимаясь изучением этого артефакта, я, как и ты сейчас, его случайно активировал и выяснил, что такие же искры были и у меня. Потом они ушли, но об этом позже... Важно то, что еще в студенчестве, копаясь в архивах библиотеки (все из той же любви к пыльной древности я предпочитал старые, никому не нужные записи), я обнаружил один загадочный текст, который по какому-то наитию переписал и сохранил. Как оказалось, очень не зря.
— Когда милорд ректор впервые показал мне этот текст, выяснилось, что это документ Хранителей. Этакая инструкция для служебного пользования, — встрял с комментарием Теа-Шетт. — Как он попал к людям, я ума не приложу, но это уже и неважно. Хорошо еще, написано было так туманно, что древние маги чуяли какой-то смутный смысл, но не понимали, в чем же он, и только поэтому не выбросили за ненадобностью.
— Вот и внимайте этой древней мудрости не перебивая! — недовольно зыркнул ректор на поднявшего в притворном испуге ладони Шетта. — Те золотые искры в туманном облаке, что вы видели — это и есть Создатель. Ну, по крайней мере, так мы можем его воспринять. Из Книги мира — так назывался тот старый свиток в библиотеке — стало понятно, что то, что мы раньше думали о сотворении, по меньшей мере однобоко... После долгих недель в библиотеке удалось расшифровать намёки древних, и кое-что стало проясняться. Например, мы предполагаем, что Создателей несколько, возможно даже, это целый народ. Мы о них почти ничего не знаем, да и как бы мы могли — муравей ведь тоже знает только свой муравейник... Так вот, в один прекрасный момент Создатель сотворяет мир, лепит из него то, что ему хочется, а потом исчезает — так думали мы, обычные люди. Правду знали Хранители, но им запрещено ее раскрывать — именно поэтому Шетт сейчас такой... ээ... нездорово зеленоватый.
Мы все, как по команде, обернулись к Хранителю — лицо его и правда приобрело землисто-серый цвет, да и нижняя губа добела закушена вряд ли от несказанного счастья. Вопросительно вздернув бровь, принц взглянул на ректора, и тот не преминул прокомментировать, обращаясь почему-то ко мне:
— Видишь, девочка, почему он не мог все рассказать раньше? Да он слушает-то это с трудом — Создатели ревностно берегут свои секреты, не гнушаясь иногда и наказанием. Ничего, это скоро должно пройти, — добавил Этерлейн, вот только полувопросительная нотка и быстрый взгляд искоса на мучающегося от боли Шетта меня не успокоили...
— На деле Создатель остается с нами, — вздохнул ректор, с усилием отводя взгляд от друга, — только мы его не видим.
— Искры — это и есть...? — несмело предположил Дерек, пока в наших ставших вдруг квадратными головах скрипела укладывающаяся информация. Мда, наш погодник всегда схватывал суть быстрее прочих...
— Именно, — довольно кивнул ректор. — А кстати, Дерек, не думал ли ты остаться у нас преподавать? Понятно, что до окончания Академии тебе еще далеко, но всё же?
Неожиданная смена темы поставила в тупик всех, кроме принца. Неудивительно — наверное, это самая простая из всех придворных уловок, которые ему доводилось наблюдать за свою жизнь в том гадюш... ой, простите, насыщенном общением месте, каким является королевский дом. Пока мы переводили взгляд с остолбеневшего Дерека на довольного милорда Этерлейна, Вито тихонько поднялся, подал стакан воды еще больше побледневшему Теа-Шетту и, забрав мигом опустевший бокал, произнес, вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь:
— Иногда проще вскрыть нарыв одним разрезом, чем неделю ковыряться в ране...
Ректор как-то мигом поскучнел и, недовольно поморщившись, словно съел горсть кислых ягод, так же в сторону бросил:
— Вот интересно, откуда в наше время берутся такие проницательные, мудрые, а главное, наглые молодые люди?
— В самом деле, Вито прав, — проскрипел из угла Хранитель, и я удивилась, каким разом постаревшим показался его голос. — Лучше уж вытерпеть это сейчас, иначе на второй "сеанс" я уже не решусь, и значит, это всё было напрасно.
— Охохонюшки... что ж с вами поделаешь, — как-то совсем по-бабьи вздохнул ректор, — значит, будем раскрывать тайны мироздания и дальше.
Мы знаем, что в самом начале у каждого рождающегося вновь человека были Искры. Потом, видимо, был длительный период покоя, занявший тысячи лет, а затем они начали собираться. Мы также знаем, что Искры стекаются друг к другу по определенным законам — меньшее стремится к большему. И знаем еще, что три важных вехи в жизни мыслящего существа позволяют ему обрести Искру — Рождение, Любовь и Смерть. Мать передает Искры в родах своему ребенку, влюбленные объединяют Искры в первую ночь, и все они уходят к тому, у кого изначально их было больше. А смерть... убийца забирает Искры убитого, — вздохнул ректор и замолчал.
— Вот это... это была самая потрясающая лекция, какие мне только приходилось слышать, — провел руками по лицу эльф и поднял на меня глаза. Что-то страшное, больное промелькнуло в его таком родном взгляде, тут же уступив место сочувствию и какой-то горькой нежности. И так это было непохоже на вечно веселого Рьена, что я потянула его взгляд к себе, пытаясь разгадать — но вопрос Дерека сбил меня с мысли, а потом и вовсе заставил забыть эту маленькую странность черных глаз:
— Милорд ректор, а как же естественная смерть?
И наш мудрый всезнающий ректор в ответ на это лишь пожал плечами:
— Этого я так и не узнал. В Книге мира нет об этом ни слова.
— Смерть милосердна, — прошептал измученный хранитель и поднял на нас усталые глаза, — умирающий своей смертью уносит искры в следующую жизнь и рождается уже с ними...
Тревожно мнущая в руках кружевной платок Тэй едва успела подхватить вдруг ставшего белым как мел Шетта — силы Хранителя оказались небесконечны, и он потерял сознание.
Глава 8.
Крепкий сладкий чай — вот лучшее средство для восстановления сил, говорил далекий от магии отец, и сейчас мне как нельзя кстати вспомнились его слова. В самом деле, применять магию к Шетту как-то боязно, мало ли что, а вот чай с ложечкой укрепляющего настоя — самое оно! "Пациент" пришел в себя довольно быстро, залпом выдул всю кружку и попросил добавки, а потом замер на минуту, словно вслушиваясь в себя, и облегченно улыбнулся:
— Это того стоило — блок снят!
— Что за блок? — заинтересовался Дерек, но ответил ему почему-то Рьен.
— Думаю, это какой-то вариант ментальной магии, такие вещи у нас очень распространены. Мы не особо афишируем, но почти у каждого покидающего родину эльфа стоят блоки той или иной силы, в зависимости от важности тайн.
— И у тебя?.. — вытаращился на него изумленный погодник, а эльф только тихо вздохнул.
— И у меня, только слабый, вызывает легкую головную боль, если забываешь, что начал рассказывать о чем-то таком, недозволенном... — и неопределенно так отмахнулся, давая понять, что разговор этот лучше не продолжать. Даа, вот и думай теперь, действительно ли ты хорошо знаешь своих верных друзей... А с другой стороны, им, почти бессмертным, без таких запретов никуда, мало ли как дело повернётся — вот и подстраховываются эльфийские Дома от разных неприятностей.
— Зачем, а главное, кто поставил тебе этот блок? — прищурился обернувшийся к Шетту Дерек и тут же поспешно добавил, — если, конечно, ты теперь можешь об этом рассказать.
— Создатели и ставили, — хмыкнул все еще лежавший на диване Шетт, осторожно приподнялся и потихоньку сел, довольно улыбаясь при этом. — Лишние знания в головах людей, да и нелюдей тоже, бывают опасны. Во-первых, если бы все узнали про Пожирателей, могла бы возникнуть глобальная война, а если даже и нет, то обычная жизнь простых людей тоже оказалась бы замутнена подозрениями и недоверием. Ведь искры притягиваются друг к другу... представьте только, сколько бы влюбленных перессорилось, узнав об этом, в тщетных надеждах разобраться, что между ними возникло — истинное чувство или мимолетная страсть под влиянием взаимного притяжения искр, которые тяготеют к тому, чтобы собраться вместе.
Острый, цепкий взгляд Хранителя мазнул по лицу задумчиво слушающего принца и задержался на эльфе, в глазах которого снова мелькнула горечь. Мне показалось, или лицо Шетта действительно исказила какая-то странная гримаса, смесь сожаления, печали и недовольства? Да что между ними происходит-то?
И тут меня осенило. Наконец все недостающие кусочки мозаики встали на свои места, и от открывшейся картины как-то разом защемило сердце. У Вито тоже есть искры, но их меньше, чем у меня, и его странная привязанность, ненавязчивые, но повторяющиеся с завидным постоянством знаки внимания определяются именно этим — взаимным притяжением искр. А судя по тому, что у меня они вообще есть, можно предположить, что у Кейрета тоже было меньше искр, и в ту ночь я забрала его "запас" себе... Если, конечно, они у него вообще были.
— Шетт, у Кейрета тоже были искры? — требовательно спросила я, настраиваясь на долгую борьбу за ответ на мой вопрос, но, к моему удивлению, он ответил сразу:
— Да. Были.
Вот и всё.
Теперь понятны переживания Рьена — если он раньше меня сложил два и два, что неудивительно, значит, тоже подумал именно об этом. Вся эта любовь — и не любовь вовсе, а лишь инстинктивное желание демоновых искр соединиться, вырасти и уйти наконец из нашего мира! Да как вообще Создателям в голову пришло такое развлечение — так играть жизнями людей? Хотя что это я, именно для игры всё и затевалось, ведь это так забавно — смотреть на душевные метания странных живых существ... Не удивлюсь, если окажется, что у Создателей нет ни чувств, ни сердца, одна голая логика, и таким способом они лишь пытаются стать чуть-чуть живее, испытать то, что чувствуем мы. И Кайле... Об этом Рьен тоже не мог не подумать — как же Кайле? Это тоже все не по-настоящему?
Я как-то разом очнулась от своих мыслей, осознав вдруг, что в комнате воцарилось напряженное молчание.
— Что? Чего вы вдруг замолчали? — мне всё больше не нравилась эта тишина, а еще виноватые взгляды друзей, которые они старательно прятали от меня.
— Рьен только что спросил, много ли носителей искр осталось в мире, — видя, что я начинаю закипать, ответил Дерек. — И ответ очень неутешительный.
— Вас осталось только двое. Ты и Вито. — Тихий, но твердый ответ Шетта словно толкнул меня в какую-то гулкую пустоту, время резко замедлилось, и в тягучем, вязком воздухе я вдруг увидела — снова — то, что будет. Калейдоскоп картинок, каждая из которых разрывала мне сердце, крутился перед глазами, сменяя друг друга. Разные варианты будущего смешивались, менялись, перетекали друг в друга — и в каждом господствовала Смерть. Это было выше моих сил, больше того, что я могла перенести — и, словно сжалившись надо мной, спасительная тьма поглотила меня, приняла под своё крыло, укутала меховым одеялом забвения.
* * *
Возвращалось сознание медленно, мысли тяжело ворочались в гудевшей голове, словно колесо в огромной мельнице. Оказалось, меня не было больше суток. Ребята основательно перепугались — раньше со мной такого длительного забытья не случалось, но Этерлейн их успокоил, решив, что сказалось нервное перенапряжение последних дней. Действительно, вспомнила я главы из учебника общей магии, такое у видящих иногда случается, особенно в первые месяцы после появления дара, особенно если видения не приносят радости...
А радости и в самом деле было мало. То, что я видела... Это было ужасно. И я не знала, что мне делать с этим знанием. Рассказать ребятам, ректору? А если всё только станет хуже? Хотя куда уж хуже...
— Проснулась, — полувопросительно прошептал рядом чей-то голос, и я открыла глаза, не сдержав стона от ослепившего меня света. Шторы тут же задернули, и Вито наклонился ко мне чуть ближе, чем следовало, словно пытаясь лучше меня рассмотреть в разом сгустившемся сумраке. — Как ты?
Как я? Я жива. Как и он. Пока что...
— У нас осталось очень мало времени, Лета, — голос ректора, распахнувшего дверь в мою комнату, взрезал повисшую между мной и принцем тишину, разметал дымку горькой смеси вины, тоски и надежды. — Жду тебя в гостиной через десять минут. Возьми себя в руки, ты же всё-таки маг, а не девица из монастырского пансиона.
Дверь снова захлопнулась, а я не могла не признать, что он прав. Я не могу всю жизнь просидеть в этом доме. Кейрету рано или поздно (и, скорее всего, всё-таки рано) придётся приехать в Алерию, ведь дипломатическими обязанностями в условиях хрупкого мира пренебречь никак нельзя. А значит, будет приём, на который двойник Вито не сгодится. А значит, настоящий Вито непременно погибнет. И разразится война, в которой не будет правых и виноватых, а будут только реки крови. Снова повторится то, что я видела тогда, на пути в Вейрану. Мы не можем этого допустить, поэтому пора, действительно пора брать себя в руки, даже если кажется, что сил на это нет совсем, ни физических, ни душевных.
В гостиной я появилась даже чуть раньше отпущенного мне времени. Приняв решение, я почувствовала, что сняла с себя груз неопределенности, обрела необходимую уверенность в себе и в том, что нам нужно сделать. Правда, одного я не знала, но постаралась просто об этом не думать — получится ли у меня развернуть судьбу, столкнуть её тяжело груженую махину с накатанной, ведущей прямиком в пропасть колеи.
— Для начала, милорд ректор, расскажите о новостях из внешнего мира, — попросила я, усаживаясь в мягкое кресло и принимая чашку укрепляющего настоя из рук Рьена, который тут же устроился на подлокотнике. Ректор окинул меня изучающим взглядом, чуть задержался на руках, которые уверенно держали чашку — глянцевая изумрудная поверхность жидкости в ней даже не колыхнулась — и слегка кивнул своим мыслям:
— Вот и умница. Я рад, что не ошибся в тебе, дорогая внучка, — усмехнулся Этерлейн и, так как я оставила эту поддевку без внимания, не спеша продолжил, — посольство Вейраны прибывает уже через три дня. Во дворце идут спешные приготовления. Кстати, Вито, — отрывистый кивок в сторону принца, — тебе надлежит прибыть во дворец не позднее завтрашнего вечера. Думаю, двойник справится с обратной дорогой, а во дворец тебя путями камня проведет Шетт, прямо в твои покои, куда "уставший с дороги" принц отправится сразу по прибытии. Лета, теперь твоя очередь, и ты это знаешь.
Я и не собиралась спорить:
— Думаю, вечер первого приёма будет решающим. То, что я видела, не позволило определить время, но мне кажется, что всё случится именно тогда. — Я немного помолчала, собираясь с духом. — Видений было несколько, наверное, это разные варианты будущего. Но все они неприемлемы и ведут к войне.
Разлившаяся в комнате тишина давила на уши. Никто из ребят не то что не шевелился, не делал и вдоха. Они все ждали моих слов...
— Вито погибнет от руки Кейрета. Или Кейрет погибнет от кинжала Вито, который тоже не выживет, убитый вейранскими охранниками. Или Король Герик погибнет от яда, Леа обвинит в этом Кейрета, и далее будущее пойдет по предыдущему сценарию. Еще вариант — Вито погибает от яда, в этом обвиняют Вейрану, а дальше — снова война. Вот и всё, что я видела. — И, предупреждая возможный вопрос, добавила, — Своего будущего я не видела. Может быть, это потому, что меня не должно было быть на том приёме.
Теперь действительно всё. Все слова уже сказаны, остаётся теперь только окружить их заботой, любовно обдумать, вырастить из них длинные цепи мыслей, многократно полить ценной информацией о происходящем сейчас во дворце и Вейране, отогнать вредителей в виде сомнений и страхов, и можно собирать урожай — спелые, сочные, выстраданные плоды выводов, внутри которых — семена наших будущих действий. Этим мы и занялись, на время отодвинув от себя гнетущие мысли о том, что значило моё видение, и о том, что случится, если мы не справимся.
Думать об этом сейчас нам не стоило.
* * *
Как выяснилось, не думать о смерти не получалось. Я всё время ловила на себе взгляды друзей, так мало напоминавших теперь тех веселых, беззаботных парней, которыми они были еще весной. Вито воспринял новость о своей неизбежной в моих видениях кончине с потрясающим спокойствием и сдержанностью, и теперь сидел, внимательно слушая рассуждения ректора и Шетта о происходящем. Мы не могли понять мотивов Леи, в то, что она — просто одержимая всеобщей мировой войной сумасшедшая, верилось с большим трудом. Как и в то, что эта война могла быть ей выгодна.
Мои мысли крутились вокруг "лепешечного" артефакта и видения о сотворении мира. Я никак не могла понять, что же меня в нём насторожило, поэтому, воспользовавшись подвернувшейся паузой в разговоре, спросила Этерлейна:
— Милорд ректор, а что именно вы увидели тогда, давным-давно, когда активировали артефакт?
Ректор удивился, однако сразу понял, о чем я говорю и на мгновение поднял глаза к потолку, вспоминая:
— Я увидел россыпь звезд, золотистое облако, плывущее среди них, и потом втягивающееся в одну из маленьких планет около одного из солнц.
— А голод?
— О чем ты говоришь? — ректор недоуменно нахмурился.
— Я видела практически то же, но чувствовала при этом... Очень странные были ощущения, словно внутри меня — сосущая пустота, тьма и дикий голод, который могло утолить только то облако. Я не знаю, что это было, но мне не даёт покоя это воспоминание. И еще то, что я видела в глазах Леи, когда она приходила ко мне в ту камеру. Тогда я думала, мне просто показалось, но теперь уже не уверена.
— Я тоже думаю, что тебе не показалось, Лета, — медленно протянул внезапно помрачневший Шетт. — Всё складывается один к одному...
— Не томи, каменюка! Знаешь что-то — говори сразу! — в неожиданно резком оклике ректора выплеснулось накопившееся раздражение, усталость, страх за будущее, и меня на долю секунды накрыла острая волна жалости к нему, человеку, который вынужден долгие годы нести на своих плечах колоссальный груз ответственности. Видимо, Шетт почувствовал то же, потому что не стал ехидничать или подначивать давнего друга, а просто молча кивнул и приступил к рассказу:
— На самом деле, я знаю не так уж много. Помню, что на заре мира, когда все мы были юными и не думали о смерти, Создательница — честно говоря, я не знаю, есть ли у них вообще разделение на мужчин и женщин, просто я всегда видел ее в женском облике — как-то сказала, что, рассыпавшись на искры, она не сможет противостоять Пустому, если ему вздумается попробовать поглотить ее мир, а значит, и ее саму. Мы — я и другие Хранители, спросили ее, о ком идет речь, и в ответ услышали, что у наших Богов есть враг, или, скорее, антипод — как разрушение противоположно созиданию. Она называла их "Пустые" — но ни как они выглядят, ни чего именно добиваются, и даже сколько их и где нам нужно их опасаться, не сказала. "Я надеюсь, что это моё дитя избежит встречи с одним из Пустых, которые, как и мы, путешествуют между звезд в поисках жизни. Я не смогу ничем помочь, потому что я бессильна против любого из Пустых до тех пор, пока не стану вновь собой" — так сказала она, прежде чем уйти. И я думаю, если учесть слова Леты о том голоде и пустоте, что она видела... Бывшая королева Вейраны вполне может оказаться вместилищем Пустого. А если это так, то всё, чего она будет добиваться — это получить последние искры. Значит, Лета и Вито скорее всего погибнут.
Ошеломленная тишина была ему ответом. Каждый из нас ворочал в голове, старательно пытаясь уложить там то, что мы только что узнали, понимая — времени всё меньше, как и надежды. Как можно противостоять неизвестному существу, которое, видимо, равно Создателю, раз способно его уничтожить?
Видимо, те же мысли одолевали и остальных, потому что тишина становилась всё плотнее и тяжелее. Молчание стало совсем уж невыносимым, и первым его нарушил всегда невозмутимый и рассудительный Дерек, который хлопнул ладонью по столу, рассеивая наваждение:
— Знать врага в лицо — уже половина победы. Предаваться унынию тоже можно, но недолго — нам с вами еще мир спасать.
Усталая, но уверенная улыбка на его открытом лице словно придала остальным сил — распрямился Рьен, улыбнулся Вито, а я пообещала себе, что пока мы живы — будем бороться. А там — кто знает, может быть, мы еще и выстоим...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
