| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
* * *
— Хроника твоя, учено выражаясь, тухлая. Так-то, ахтишка.
— Ты, ахтан, рычи, да не охрипни! — задиристый коротышка подскочил с обляпаной пивом лавки.
— Тихо! — вмешался третий, — Пусть ахт продолжает... Люди вокруг, а вы вопите, как свиньи на бойне. Что, не нашли трактира почище?
Широкоплечий бородач оправил черные рукава. Блеснула золотая вышивка. Прогудел спокойно:
— Шабаш, ахтела. Будет пырхать.
За кривоногим тяжелым столом он был четвертым, и последним собеседником. Его соседи по лавке терялись в липком кабацком сумраке. Сидевший напротив коротышка нетерпеливо заерзал:
— Так я все сказал. Обделались мы по самые уши. Вокруг холма вожжались до той поры, пока хуторяне не открыли псарню. А мне верный человек в ЛаакХааре разведал, что нету никаких оборотней. Просто те хуторяне с Волчьего Ручья новую породу собак вывели: лайка с волком пополам. Вот те собаки нас и порвали. Стоило бы нам тому купчишке сразу путь открыть, пусть бы решил, что можно удрать. Мы б его в спину на раз-два... И не тянуть там, не разлеживаться. Не вышел первый приступ, сразу тикать...
— Ладно, Шеф! — мрачно поставил точку бородатый главарь. — Гуляй. Ахтва думать будет. Нас не ищи. Как двинем на этот твой Волчий Ручей, сами тебя найдем...
Шеффер Дальт, икая, отставил кружку. Дармовой ужин — он и за туманом дармовой. Денег мало осталось, когда еще выпадет случай пояс распустить. Осень и зиму его все больше приходится подтягивать. Как тогда удрал от волков... Ну, то есть, говорят, что собак, но уж так похожи! И кинулись ведь молча, не как свора, с гавканьем да звоном... Словом, выжил — и тем свою удачу исчерпал. Хотя, Ильич силен. Глядишь, возьмет на дело какое. Кошельки резать — тут наглости мало, умение нужно. Дальт все больше с луком управлялся. Ну, или с ножом.
Разбойник вышел на зимнюю улицу. Мимо степенно проехал десяток верховых, потом сытые ухоженные кони протащили крытый возок на полозьях. Вот где кошельков! Шеффер снова икнул, потом ошалело помотал головой. А ведь это посольство из ТопТауна. На знамени памятный медведь с алебардой. "Что-то часто они стали тут ездить, сукины дети!" — подумал коротышка, ныряя в знакомый проулок. Осильнело Княжество. ТопТаун подмял и Северную и Южную равнины. Отбросил к западу Финтьен, Хоград и Рохфин, бывшие главными соперниками ГадГорода во времена Дальтова деда. Во времена Дальтова отца, Великий Князь — дядя нынешнего — тоже иногда воевал, но больше возился в собственных пределах, усмиряя и упорядочивая приобретения предков. Княжество разрослось. На равнинах много сеяли хлеба, разводили прекрасных "ветротекучих" лошадей. В городах и поселках хватало умелых рук, способных превратить в украшения любой металл: хоть золото, хоть обычное железо. Вот только самого железа не хватало. Опоздало Княжество к разделу мира. Южную торговлю прочно держал ГадГород. Западные горы не желал уступать Финтьен. На востоке сперва везло: в низких предгорьях отбили Урскун, попробовали поискать месторождения. Но гряда оказалась скудна на земную кровь. Почти все металлы Княжество ввозило с юга — из ЛаакХаара через ГадГород — и с запада, из Финтьена. Пыталось ли Княжество продвигаться на север, в ГадГороде не знали.
Дальт в ранней юности даже подумывал наняться в конницу ТопТауна. Но, с вокняжением теперешнего правителя, замысел свой оставил. "Нынешний князь свиреп, отец его куда тише был," — думал Дальт.— "Не радуют и деньги, если каждый год война. Что ни теплое время, то знай, подставляй голову. Прошлый год Князь повоевал финтьенцев, нынче летом на востоке кого-то шарпал... К нам бы сюда не полез... Как есть, всю ахтву похватают. Повесят городскую накидку на спину, в руки копье — и айда, клади голову для выгод Ратуши..." Что касалось выгоды, то Шеффер Дальт был согласен рисковать головой только за один ее вид — именно, за свою собственную.
* * *
Собственная выгода тревожила не только разбойника, но и его давешних противников из Волчьего Ручья. Двумя днями позже солнцеворота, когда допели праздничные песни, доели мясо и допили положенные напитки, Неслав опять запечатал погреб с хмельным. Вернулся к себе — тут Ратин позвал атамана вместе со Спарком в свою клетушку. Усадив гостей на единственную лавку, лучший боец ватаги предложил:
— Нам бы пора извлекать из городка большую выгоду, чем просто проводка. Вокруг полно земли. Объявим Волчий Ручей владением по "лисьему праву". Дружину наберем, выучим. Я сам готов ей заниматься и отвечать за нее. Долевую грамоту перепишем, чтобы каждый получал часть доходов от владения в целом, а не только от проводки караванов. Получим право собирать налог с торговцев, трактирщиков. А главное, что слух этот сволочной победим. Так хотя бы народ к нам уже не побоится идти. Ведь порядок набора людей в порубежные владения давно отлажен, и никого не пугает.
Неслав и Спарк переглянулись. "Затягивает меня в здешние дела все глубже..." — подумал Спарк. А Неслав подумал: "Сдается, парень служит кому-то из Ратуши." И взял проводника за рукав:
— Отойдем на пару слов...
Ратин, прекрасно понимая, о чем пойдет речь, вежливо сказал:
— На сколько надо. Я подожду.
Неслав отвел собеседника к себе. Тщательно закрыл дверь. Сдвинул с лавки на пол бумаги:
— Садись! Понял, чего он хочет?
— Подмять нас. Сначала дай ему войско, вроде как обоснованая просьба. Он же не просто рубака, видно, что и внутреннюю службу по крепости знает... А у кого войско, у того и власть.
— Ну, не думает же он, что мы не догадались.
— Значит, он ждет нашего отказа. Тогда он пустит слух, что мы-де не хотим обсуждать новые прибыли, и с этим нас на сходке опрокинет. И тогда ватага точно в его руках.
Неслав хитро прищурился:
— Конечно, мы согласимся. Незачем ссориться с таким знающим человеком. Видно же, что он обучен многому. Спорю на что хочешь: набор и ученье дружины, оборону замков, конскую выездку и тому подобное, Ратин знает от горлышка до донышка. Держать его в руках — способы наверняка есть. Выучка выдает в нем знатного человека из Княжества. Либо — обнищавший род, либо — вообще беглый. Пригрелся в Ратуше, когда дед нынешнего Князя мелкие владения под себя греб. Узнать, кто именно — и мы возьмем его за то самое место, за которое Ратуша его руками хочет взять нас... Знаешь, что? Пусть-ка следующее лето он все время походит с тобой в караванах. Так он не сможет однажды закрыть перед нами ворота крепости, если вдруг что. И людей на свою сторону ему будет труднее склонять в поле, чем тех, которые с тоски воют в четырех стенах.
Спарк кивнул:
— А раз мы договорились между собой, то пойдем к нему и послушаем дальше.
Вернулись к Ратину. Если тот и удивился согласию, то виду не подал. Остаток вечера трое парней спорили, кто первый захочет прибрать Волчий Ручей под державную руку, если хутор объявит себя владением. ЛаакХаар решили сразу исключить: больно уж далеко. Вот если в самом деле построить город-мост на Ледянке, из Железного Города начальники первыми примчатся. А сюда с юга далековато. ГадГород ближе, он первый и будет. Это понятно. Но пошлет ли войска, или иным чем прижмет?
Спарк подумал про Лес, магов из Седой Вершины... Тем бы тоже хватило власти и силы направить в Пустоземье войска и строителей всего Леса. Только — много это или мало? Государство Лес оставалось для Спарка попрежнему загадкой, хотя и прожил он у Висенны уже изрядно, и "Описания земель" читал в свое время, и с волчьими пастухами не раз беседовал об истории Пустоземья.
Неслав же задумался о волках, мир с которыми держался большей частью на Спарке. Такое положение атаман считал неустойчивым: а ну, подрезали бы проводника там, на холме? Или проще: конь попал ногой в заячью норку, всадник кувыркнулся из седла, сломал шею. И опять серое зверье перекроет Тракт?
О чем думал Ратин, осталось неизвестным. Спарк и Неслав тоже не озвучили никаких посторонних размышлений. Говорили только о вероятных поползновениях ГадГорода, и о том, что хуторок мог бы в таком случае предпринять. В конце концов, молодые люди устали спорить. Сошлись на том, что, кто бы ни ставил палки в колеса, а ехать все-таки надо. Дело либо растет, либо чахнет. На месте стоять никак невозможно. Тут Спарк в очередной раз подумал: если некоторые вещи во всех мирах одинаковы, стало быть, все же есть законы тоньше, объемнее и обширнее физических? И самые физические законы есть отражения сил высшего плана в зеркале пространства Римана-Эйнштейна. А если так, то всякий достойный физик должен хорошо изучить именно глубинный этаж Мироздания — как знать, может быть, именно это подарит людям сверхсветовые скорости, антигравитацию, и прочие блага, ожидаемые от развития науки...
Ратин прервал его философские рассуждения:
— Так, значит, и порешим. Грамоту лучше Неслава никто не сделает. Спарк дом начертит, чтобы все поместились. Посчитает, чего надо. Я подберу десятников. А на осень откладывать не стоит. Начинаем сразу, как снег сойдет. Весной.
3.Черная весна. (3739)
Говорят, перед смертью человек припоминает все свои дни. Жизнь пестрой лентой проносится перед внутренним взором, вызывая то улыбку, то горькую ухмылку... Ярмат чаще хмурился, чем улыбался. Невеселая у него получилась судьба.
Родился Яр далеко на севере, на равнинах Великого Княжества ТопТаунского. Только от княжеского величия родная деревня Ярмата стоном стонала. Князь воспретил переезды от хозяина к хозяину; велел ловить по дорогам всех, кто без подорожной, а пойманных либо забирали в войско, либо попросту вешали; наконец, приказал переписать дворы и земли — словом, сделал все возможное, чтобы крестьяне, живущие с земли, вечно оставались на своем клочке. Едва лишь уйти стало некуда и невозможно — хозяева перестали бояться, что хлебопашцы разбегутся от излишней строгости. И нажали так, что юшка брызнула.
Ярмат и без нового тягла нелегко жил: зарабатывал свой двор. Небольшой. Зато собственный. По старому обычаю, если кто расчищал неудобье, то половину земли получал в наследуемое владение. Заманчиво. Да только — расчистку словами не опишешь. На родовой земле за день наломаешься, спина не гнется... а и вечер не спасает: идешь к своему неудобью, тянешь топор из-за плеча: здравствуй, пень! Это я, твой последний день... Хотя иные пни за октаго только и обрубишь, до того корни разлаписты. А на корчевку все равно родичей звать. Их же потом отдаривать — чем? И хорошо, у кого лопата железная. Ярмату дед отжалел лишь деревянную, окованную по краю. Не столько копаешь, сколько новые лопасти вытесываешь, да перековываешь. Ярмат и не заметил, как юность свистнула — где там до девок! Будет своя земля, вот тут уж, красавицы, улыбайтесь: хозяин идет, не так себе! Землю можно ведь и вовсе выкупить. Потом, как денег насобираешь...
Пока жил старый владетель, жила и надежда. А его потомки уж больно хорошо освоились с новым указом. Раз подвладному бежать некуда — запрягай его всячески. Жить захочет — выкрутится!
Покрутилось село весну и лето, а к зиме посчитало остатки в амбарах — и дружно воткнулись лопаты в земляные полы. Сын тайком от родителей закапывал жалкую горсть серебра. Отец от детей прятал женины украшения: молодо-зелено, продадут за долги, ну, а потом? И тянули бы голодную зиму чем придется, и пахали бы весной на коровах — но тут дед Ярмата нежданно-негадано отыскал клад. Прятал пять монет, а раскопал двенадцать мечей. И еще кольчугу, пластинчатый доспех (ремешки напрочь сгнили), три ржавых шлема. Железо очень дорого стоило в Княжестве. Даже проданная по весу, находка могла бы прокормить село.
Только дед решил иначе. Раздал оружие самым сильным и ловким, велел чистить ржавчину и смазывать. Ярмат меча брать не хотел: понимал, что деревня против Княжества не выстоит, смешно надеяться. Но слушал его мало кто. Мечи радостно расхватали братья и племянники. Шлемы достались отцу, деду и дяде. Прочие повернули косы на древках. Обтесали, как смогли, оглобли. Обожгли полученные колья в костре. Тут уж Ярмат от своих откалываться не мог. И ночью бросились на владетельский двор волчьей стаей: быстро, бесшумно и безжалостно. Ни живого дыхания не пожалели.
Наутро из города вернулся господский приказчик. Издали разглядел сгоревшую усадьбу, завернул коня — дозорные его не догнали. Стоило бы тотчас и разбежаться по лесам, но в споре зря потеряли время. К вечеру село окружили всадники: выдайте вожака, а не то — сами знаете, что будет! Для пущей угрозы хорунжий приказал сжечь крайний дом — тот самый, который Ярмат только весной, наконец, поставил на своей половине вырубки. "Вот видишь!" — зло сказал отец, — "А ты меча не хотел брать!"
Больше он ничего сказать не успел: конница влетела в деревню, и началась жаркая бессмысленная свалка. И пришлось Ярмату все-таки взять меч — из чьих-то уже остывших ладоней. Тут ему раз в жизни повезло: успел запрыгнуть на оседланного коня и скрыться в ночном лесу. На этом удача кончилась: конь скоро захромал, пришлось вести в поводу. Запасная одежда во вьюках оказалась коротка и тесна; по ней Ярмата опознала дорожная застава. Пришлось прыгать в реку, и опять неудачно: руками долбанулся о корягу. Не сломал, но пальцы на правой долго не гнулись. Хорошо хоть, не головой — но ушел голый и босый. Сидел в придорожных кустах, воя от бессилия.
Заметили его, конечно, мимоезжие купцы. Тотчас схватили, сунули в рабский ошейник и приставили к лошадям. Все бы ничего, да в холопах Ярмат уже нажировался. Надоело. Сбежал, как только дошли до ГадГорода.
Тут его подобрал Ильич — видная шишка в местной воровской жизни. Ошейник снял. Накормил. Думал вытесать из простоватого паренька сильного подручного. Уж, казалось, бы, жизнью обижен досыта — стало быть, и озлоблен. Обогреть, обласкать недорого... Направить злобу в нужную сторону...
И быть бы Ярмату очередным сборщиком рыночной дани, ненавидимым всеми, кроме шлюх. Да только совершенно случайно зашел Ярмат в "Серебрянное брюхо" — Ильич велел ему идти в другой трактир, где собиралось городское ворье, но деревенский парень попросту заплутал в городе и попал на Ковровую улицу.
А в "серебрюшке" Неслав как раз беседовал с Арьеном и Сэдди. Долго Ярмат комкал подаренную вором шапку. Не сгори его хата, может, и поверил бы в доброту Ильича. А так, пока выбирался из Княжества, насмотрелся всякого. Сколь вор ни нагребет, а уважения не украсть. Все равно изгой. Решил Ярмат: лучше уж с ватагой голову подставлять, чем стать всему городу врагом! Но как осмелиться подойти? И ведь не возьмут вчерашнего хлебопашца: разве он меч держать умеет?
Наконец, Ярмат бросил подарок в ноги, и для пущей решимости наступил. Выбрал себе другую жизнь — как сумел. Казалось, начало везти понемногу. Правда, вояка из него не вышел: в первой же стычке руку пропороли. Но зато никто не смотрел исподлобья. И доля была обещана та же, что и всем... И жил на Волчьем Ручье так, как в его родной деревне не жил даже староста — собственную комнату отвели...
Говорят также, что счастье долгим не бывает. Пожил Ярмат, пообтерся, поездил с караванами. А все равно не стал воином. Не почуял, чем обернется простое желание глоток молока попросить. Сунулся Ярмат в дверь одной из трех новых избушек. Схватили его под белы руки, вытащили из-за пояса нож, несколько раз ударили по бокам. Потом подняли и поставили перед чернобородым мужиком, вольготно рассевшимся на лавке. Бородач поковырял ножом в зубах, спросил:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
