М. С. Часть 3

Отталкивала его. А он всё равно приходил. Мечтал услышать твой зов, гордая Марина-Елизавета. Но зов так и не раздался. А он словно до сих пор ждёт. И спит. И только тебе по силам было пробудить то, чему уже никогда не проснуться.

Человек стал машиной. А могло быть иначе. Человек-то тоже со странностями. Намекал, а следовало кричать. Думали об одном и том же. И не могли облечь мысли в понятную другому форму. Не могли.

И что теперь?

Осталось одно — помнить.

Благодаря тебе обрёл любовь живший только ненавистью человек. Увидел, насколько же всё-таки прекрасен этот мир. Ибо в нём была ТЫ. И стал человек иным. И увидел свет. Твой свет. Свет в тебе. И ярче всех солнц горел для него этот свет.

И только память осталось о этом свете. Таком прекрасном! И согревающим и мертвящем одновременно. И пробуждающем и убивающем. Но всё равно, таким неотразимо прекрасном был твой свет.

И последний рыцарь тебя никогда не забудет.

Пока он жив, будет жить твой образ в его сердце.

Пока он жив...

М. С. возлежит всё в том же кресле, и в той же позе, что и вчера. Саргон обратил внимание только на злорадно-довольную физиономию. И то, что смотрит с гораздо более ядовитым прищуром, чем обычно.

-С добрым утром. Твои гвардейцы взбунтовались.

Вроде как вместо утреннего душа. Холодненького, можно даже сказать, с ледком.

-Что ?!

-Что слышал, стрельбы пока нет, но казарма оцеплена. Моими спецназовцами. Так что, делай выводы и дуй туда разбираться, а то уж у меня руки чешутся из твоих дармоедов окрошку состряпать. Пока .— она помахала рукой.

Ничего не оставалось делать, как развернуться и уйти.

По дороге до казарм выяснил следующие: с утра пораньше ''гвардейцы'' выгнали несколько своих офицеров. По просьбе императора ему предоставили список. Он прочёл, и удивился, ибо про всех перечисленных в нём он знал, что их авторитет в гвардии равен почти нулю с переходом в область отрицательных чисел. Заявлено было, что их обратно уже не пустят, потом гвардейцы затребовали несколько бочек стандартной зелёной краски и аппаратуру для покрасочных работ.

Ничего не дали, и выставили оцепление. Подъезжая к казарме, Саргон заметил в одном из скверов разворачивающуюся на огневую позицию батарею тяжёлых миномётов. Разворачивались они мастерски. Чувствовалась, что это настоящая кадровая часть. И не ''гвардейцам'' в случае чего, с ними тягаться. А ящики-то вовсе не с учебными минами...

Похоже, гвардия влипла. И влипла по крупному. Прославились, нечего сказать. Впрочем, непосредственно оцепление состояло пока из солдат без оружия, правда, со щитами и резиновыми дубинками. Картину дополняют несколько пожарных машин с навешанными на лобовые стёкла решётками. В стороне можно заметить и санитарные.

К счастью, к агрессивным действиям ещё никто не перешёл.

Саргон решил идти напролом. Машина остановилась у КПП. Он вышел. Стоявшие на часах гвардейцы его без разговоров пропустили. За воротами собралась вся ''гвардия'' в полном составе. К удивлению Саргона, царит полная тишина, ибо обычно при подобных сборищах стоит просто дикий ор, в котором преобладают самые нецензурные выражения. ''Гвардейцы'' расступились. Император вошёл в центр круга. Он их не боится совершенно, определённый авторитет ещё имеется.

-В чём дело?

Молчание.

Император слегка повысил голос.

-В чём дело? Я неясно выразился?

Снова молчание.

-Повторяю свой вопрос. И добавляю, что они шутить не собираются. С их точки зрения здесь бунт со всеми вытекающими последствиями, это мне Сама так сказала — после небольшой паузы добавил для поднятия значимости сказанного. Что из себя представляет М. С. в столице ещё не позабыли. Равно как, и чего от неё можно ждать .— А ребята они крутые, сами знаете, с чувством юмора у них проблемы, и шутить они не умеют. И уже миномёты приготовили, так что лучше будет, если мне объяснят, что за хрень здесь творится. Иначе от всех от нас останутся только воспоминания. Так что с большим интересом жду объяснений, ибо общаться со 160-мм миномётами мне совершенно не хочется. Да и вам перспектива перехода в состояние котлетного фарша тоже, небось, не улыбается.

Из толпы раздался чей-то голос:

-Ну, что, братва, доигрались? Слава вперёд нас прикатила! Высокого же о нас мнения!

Чуть что — сразу за миномёты. Перебить козлов, что бы жить не мешали. Прославили себя, нечего сказать!

Император разглядел в толпе кричавшего, тем более что тот не очень и прячется. Бритый детина с впечатляющей мускулатурой, татуировкой на черепе, в камуфляжных штанах и чёрной майке. Саргон ткнул в него пальцем.

-Ты что ли заводила будешь?

Тот вышел из круга.

-Не я, но за всех говорить вполне могу.

-Я слушаю.

-Нам надоело!

-Что именно?

-Житуха такая надоело! Выставили они нас вчера они полным дерьмом, и небось, рады по уши. А мы не дерьмо, вернее, больше не желаем им быть! И мы им это докажем!

Вокруг одобрительно зашумели.

-Интересно, как?

-Как? А вот так для начала!

Он стремительно пошёл через толпу к одной из ''тачанок'', распахнул заднюю дверцу и вытащил оттуда ящик с бутылками. Высоко поднял, и с силой шарахнул об асфальт. Зазвенело разбитое стекло. В воздухе запахло спиртным.

Снова одобрительный шум.

-Одобряю — сказал император — вот только надеюсь, что этим не ограничится.

-Не ограничится — подтвердил за всех тот детина — назначайте других офицеров, это быдло пусть убирается обратно в столицу. Приказы тех, кто остались отныне выполняются безоговорочно. Больше никакого дерьма про нас не услышат. Так это Хозяйке и передайте. Надоело нам свиньями быть! Попробуем по человечески пожить!

-Всё это весьма похвально, но зачем вам краска понадобилась?

-Машины перекрасим. Мы, в конце концов, не бандиты!

''Вернёмся в столицу — поглядим, надолго ли вашей правильности хватит'' — с мрачной иронией подумал император. Со временем улучшается только вино. Но никак не люди.

Собственно это и конец ''бунта''. Всё привезённое спиртное гвардейцы разбили и вылили, особо лохматые расстались со своими шевелюрами, форму по возможности довели до относительного сходства с уставной и занялись перекраской машин.

Саргон поехал обратно к М. С., хотя и твёрдо уверен, что ей и так уже в деталях известно о подавлении ''бунта''. Но дома её не оказалось, хм, весьма удивительно. Императору сообщили, что она отдыхает, и указали, где именно. Загородный лесопарк! М. С. отдыхающая на природе. А это вообще ни в какие ворота не лезет.

-Идите по этой тропинке, она там.

Лес как лес. Сосновый. И вроде как людьми посещается довольно часто. Судя по мусору. А ей-то что здесь понадобилось? Идти пришлось довольно долго, а день выдался жарким. Хватает комаров. Император в парадном мундире. Взопрел весь. Так что, настроение у него не улучшалось. Совершенно неожиданно, вышел на небольшой песчаный пляж. Возле воды увидел двух человек. Женщину с ребёнком. Саргон уже подумал, что свернул не туда, но приглядевшись понял, что это они.

Она сидит на песке, откинувшись на руки и, склонив голову на плечо, наблюдает за лежащей возле неё девочкой, которая лёжа на животе перебирает какие-то камни и ракушки.

М. С. в чёрном купальнике— бикини, Саргон прекрасно знает, сколько ей лет, но тело у неё как у женщины, которой не больше тридцати. А скорее, даже меньше. Только вот лицо одновременно её и вместе с тем — нет. Какое-то ощущение спокойствия и умиротворённости на лице этой женщины, в которой далеко не каждый узнал бы сейчас М. С..

А волосы у девочки какого-то удивительного оттенка. И закрывают почти всю спину. Вчера император как-то не заметил их такие длины. Женщина и девочка, словно не замечают ничего вокруг.

Он подошёл. М. С. повернула голову. Плавным движением без обычной резкости. Возле неё на одежде лежит радиотелефон. А под сложенной одеждой просматривается кобура и ножны. Но больше ничего нет в ней от той М. С., которую знают все.

-Инцидент исчерпан. Бунта не будет.

-Я знаю. — удивительно спокойная интонация. И это не обычное ледяное спокойствие. Это что-то другое.

Она снова взглянула на ребёнка. Похоже, что для неё сейчас всё лучшее на свете сосредоточено в маленьком и таком беззащитном существе.

И вдруг Саргон понял, кого сейчас видит перед собой. Это не М. С., это просто Марина Саргон, его дочь, какой она могла бы стать, сложись жизнь по иному. Не её вина, что так всё сложилось. Ей тогда пришлось вцепиться в штурвал корабля, который несло на скалы. И она, конечно, не только она, были и многие другие, вывели корабль обратно на верный курс. А чего им это стоило — про то знали только они сами.

Но видимо, и не могла её жизнь сложиться по-иному. Будь она всегда такой, как сейчас, то в тех давних событиях оказалась бы жертвой. А стала бойцом. Человеком, который ищет бури, или это бури находили её? А хотелось ли ей вот такой, спокойной и размеренной жизни? Знает об этом только она сама.

-Может, искупаемся? -сказала Марина девочке

-Давай.

-До того островка сплаваем?

-Можно.

Они вместе сбежали к воде, и поплыли. Саргон почему-то обратил внимание, как плывёт его дочь. Она словно резала воду. И почти не поднимает брызг. И плывёт прямо. К цели. В данном случае, к тому островку. Она плывёт стремительно, словно торпеда. Холодная, прямая,... но почему-то император не смог больше сказать, что бессердечная.

Естественно, на прибрежный камень она вылезла первой. А девочка осталась плавать. Похоже, ей просто хотелось нарвать водяных лилий. Кажется, она что-то говорила... матери, та ей отвечает. Обеим очень хорошо. Они счастливы.

''Неужели, нет больше той М. С.?'' — подумал император. И ему показалось, что вот так, ступив на этот берег, он невзначай нарушил покой и гармонию, царившую здесь. Он со всеми своими проблемами здесь совершенно излишний. В этом мире вообще всё было излишним, кроме них двоих. Потому что это их мир. В чём-то похожий на сказку. Ибо в этом мире нет тревогам. А есть покой.

Император уходил молча. Марина и Анна. И любовь между ними, любовь матери и дочери. Это поразило императора куда больше, чем все достижения М. С.. А сейчас, на берегу, он словно видел другого человека. Человека, умеющего то, чего никогда не умела

М. С.. А М. С. не умеет любить, по крайней мере, Саргон уверен в этом.

-Мама, он ушёл.

-Я знаю.

-Он не обиделся на нас?

-За что?

-Ну, что мы от него так уплыли.

-Нет, не обиделся. Я его просила сделать одно дело. Он хорошо сделал и пришёл сказать мне об этом.

Они рядом сидят на нагретом солнцем камне. Девочка пытается сплести из лилий венок, женщина просто смотрит на воду. Что-то меняется в, казалось бы насквозь обугленной душе. Только вот что? Она не может понять.

-Смотри, что у меня получилось.

Девочка держала в руках сплетённый из лилий венок. Женщина улыбнулась. Она много чего умела в жизни, но она не умела плести венков. А теперь — уже поздно учиться... Хотя... почему бы ни попробовать?

-Можно померить?

-Да я его тебе делала.

Белые лилии в чёрных как смоль волосах. Подарок, который не имеет цены. Ибо он сделан от чистого сердца самого дорогого тебе человека.

-Покажешь мне, как их плетут?

-Да, тут ещё много цветов осталось.

И женщина впервые в жизни сплела венок. И надела его на голову своей дочери.

-Поплыли назад ?— предложила девочка.

-Подожди. Здесь очень тихо. Я ещё хочу тут посидеть.

-Здесь и правда тихо.

-Ты знаешь, я умею многое, но не умею слушать тишину. Я от неё почти глохну. Я слишком привыкла за свою жизнь к шуму. А теперь просто хочу вспомнить, как это — просто побыть в тишине.

-Ты вспомнишь, ты обязательно вспомнишь, ведь это так просто!

Женщина печально улыбнулась.

-Дочь, у тебя слишком доброе сердце, слишком. И я позабочусь, чтобы оно и осталось таким. Но в моей жизни, всё и всегда было сложно. И я забыла о простых вещах.

Девочка обняла её.

-Но ведь это так просто — любить!

-Может быть, но я только недавно стала вспоминать, как это.

Они так и сидели довольно долго. День был жарким. Женщина, от имени и фамилии которой все помнили только две первых буквы. И девочка. Её дочь.

О чём она думает? Что давно позабытое хочет вспомнить? Она так и сидит, глядя на воду, и чувствуя возле себя доверчивое тело ребёнка. Женщина поздно начала вспоминать, как это — любить. И не будь этого ребёнка, не начала бы никогда. У неё есть всё — власть, известность, слава. Тепла человеческого нет в жизни. У ребёнка не было ничего, даже родительской любви. Но она словно светится добротой. И каждая из них смогла дать другой то, в чём другая больше всего нуждалась.

Она чувствует рядом с собой тепло ребёнка, но чувствует и свой пояс. И пристёгнутый к нему телефон, по которому с ней могли связаться в любой момент. Она никогда не забудет про то, кто она есть. Долг — ведь это тоже чувство. Но как раз то чувство, только которым жить нельзя. А можно ли жить только любовью? Она про это не знает. Хотя знает очень многое. Но только недавно в её жизни стала открываться та сторона, где не было место ненависти, и ярости, и злобе, и где не надо надеется на звериную силу, змеиную изворотливость и дьявольский ум. Где нет места ничему из того, чем она жила почти пять десятков лет. И каких лет! Эти годы давно уже зовут эпохой М. С.

А сейчас она просто сидит и смотрит на воду.

Была ли она теперь той самой М. С.? Никто, и даже она сама не знают.

-Прошлого уже не вернёшь, Марина.

-Это верно — устало ответила она.

Некоторое время они молчали, потом М. С. сказала.

-Теперь ты в курсе моих личных дел. Ну, и что ты собираешься докладывать о них в столице?

-Ты об Анне?

М. С. кивнула.

Император на секунду задумался, потом сказал.

-Предъяви мне документы, что ты удочерила её в установленном законом порядке, и я немедленно после возвращения в столицу или в любой иной срок, назначенный тобой, официально объявлю Анну принцессой, принадлежащей к обоим великим домам, с передачей ей всех владений, которым по статусу должен владеть наследник.

М. С. закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.

-Бумаги лежат на столе, можешь взглянуть. И если честно, то я не ожидала от тебя подобного жеста.

-Ты знаешь, я ощущаю себя стариком именно из-за того, что пережил почти всех близких мне людей. А она... в конце концов, ты ещё никогда не ошибалась в людях. Я не умею любить, также как и ты. Но мы оба знаем слово долг. И имеем привязанности. Так что...

-Плагиат у меня — с печальной улыбкой сказала она, человек по имени Марина Саргон, та самая М. С..