Эффект преломления

— Вот чтобы не сожрали, тебе, чадо, и поручается расследование, — парировал батюшка. — И поторопись, пока еще кто-нибудь не погиб.

Отличный ход. Снять ответственность с Церкви и возложить ее на единственного чистильщика. Я стиснул кулаки, успокоился и сказал:

— Чтобы больше не было убийств, надо уничтожить клан киан-ши. Полностью.

— Будь реалистом, чадо, не пори хрень, — кротко возразил отец Константин. — Ты как это себе представляешь? Монахи и лица священного сана, вооруженные серебряными стилетами и святой водой — ведомые тобой, конечно — врываются в китайские рестораны и рынки, мочат упырей на глазах у изумленной публики? Так, что ли? А ментам... полиции что скажем? Простите, у нас тут небольшой холивар?

— Зачем? Можно как-то осторожнее...

— Да? А киан-ши, думаешь, тоже будут осторожность соблюдать? И никого из мирного населения не зацепят? Ты представляешь себе, сколько упырей вообще во Владике?

— По моей статистике, штук двести. При условии хорошей подготовки, и если дадите мне людей...

— Думать забудь. Да у них нелегалов раз в десять больше твоей статистики. Это ж китайцы, они как тараканы! Один закрепился, через год всю семью притащит! Даром что упыри... В общем, — отец Константин решительно хлопнул ладонью по столу, — у Церкви пока нет таких сил, чтобы с ними справиться. Мы не готовы, пойми.

— По вашей же логике, через пару лет они так расплодятся, что станут непобедимыми.

Священник пожал плечами:

— Не думаю. Чжан — мужик умный, зачем ему делиться кормовыми территориями? Не допустит перенаселения.

От выражений "перенаселение" и "кормовые территории", произнесенных спокойным тоном, у меня едва опять крышу не снесло. Биолог, твою мать...

— Ну, чего тебе неймется, чадо? — увещевал отец Константин. — Живут они тихо-мирно, народ не трогают, питаются донорской кровью, охотиться на китайскую границу ездят. Опять же, государству польза — отлавливают шпионов и контрабандистов. А рестораны у них какие шикарные? Цены демократичные, порции большие...

В общем, я уяснил главное: войны не будет, Церковь не считает, что имело место нарушение мирного договора. Мастер Чжан умудрился найти аргументы для убеждения священников. Придется смириться, клятву никто не отменял.

— Гораздо важнее найти того, кто превращает киан-ши в зверей, — продолжал батюшка. — Незнакомый враг опаснее знакомого. А придет время, и с упырями разберемся, дай срок. У нас ведь еще даже подразделение чистильщиков официально не создано.

Я машинально кивал, прикидывая в уме, с чего начинать расследование.

— С баблом проблем не будет, — заключил отец Константин, — тебе на карточку уже кинули сто тысяч на текущие расходы. Долларов, конечно. По исполнению задания оплата отдельно. Ты только скажи, чадо, чего тебе еще нужно. Святая вода есть? Если закончилась, подгоним сегодня с десяток бутылей — не вопрос. Или больше требуется?

Пассаж про деньги многое объяснял. Становилось понятно, почему наверху так быстро решили вопрос в пользу киан-ши. Клан-то богатый, мастер Чжан проявил щедрость. Впрочем, это меня даже не возмутило. Привык еще во время работы в Ордене. Чиновники везде чиновники.

Но на этом сюрпризы не кончились. Увидев, что я успокоился, отец Константин выложил последнюю информацию. Убойную, надо сказать:

— Работать будешь с напарником, чадо. Киан-ши посылают на расследование своего представителя.

Я собрался было ответить очередной порцией матюков, но передумал: какой смысл? Все давно решено, и мне придется как-то выполнять задание. Я ведь наемный чистильщик, меня именно для этого обучали. Беда лишь в том, что привили незамутненную ненависть к упырям, и всякое соглашательство с ними я воспринимаю как подлость.

Я встал, привычно попросил благословения. Батюшка так же привычно поводил передо мной перстами.

Встреча с "напарничком" должна была состояться, конечно, в "Чайном доме" — китайском ресторанчике, хозяином которого был один из киан-ши.

Едва я успел войти в зал, как навстречу бросился Чонг. Он козлом скакал вокруг меня, хлопал по плечу так, что в ушах звенело, и вопил с чудовищным китайским акцентом:

— Вонюська, блять!

Посетители с интересом наблюдали за представлением.

— Заткнись, — тихо проскрипел я, выразительно протягивая руку к карману. — Серебра под ребра захотел?

— А что ты мне на людях сделаешь? — шепнул Чонг. — И потом, я сейчас лицо официальное, одобренное твоей Церковью... — И снова заорал: — Блять, вонюська!

С запозданием до меня дошло, что чертов клоун так выговаривает "брат Ванюшка". Нарочно, конечно. Потому что на деле никакого акцента у Чонга не было.

— Надо было тебя тогда добить, — пожалел я. — Вслед за братцем.

— Чонгкуна убила девчонка. Жаль, не я ее обескровил, — китаец нахмурился, как будто гибель близнеца действительно причиняла ему боль. — Если б это сделал ты, мы бы с тобой тут не беседовали.

— Пошли уже за столик, — буркнул я.

Всеобщее внимание начинало напрягать. И как с этим фриком расследование проводить? Единственное, чего мне хотелось — всадить ему серебряную пулю в башку. Я в который раз дал себе слово, что обязательно это сделаю — как только представится такая возможность.

Едва уселись за столик, к нам подбежал шустрый официант-китаец. Я покосился на него — вроде, на упыря не похож. Интуиция тоже молчала. Тогда я мысленно прочел молитву и прислушался к себе. Шрам на шее не заболел. Значит, точно не упырь: печать Ван Хельсинга — лучший индикатор вампиров. Это порадовало: не хотелось, чтобы еду подавала дохлятина.

Я сделал заказ. Чонг отрицательно помотал головой, вытащил пачку сигарет, закурил, сказал, посерьезнев:

— Мастер Чжан просил передать. Обещает любую поддержку в расследовании. Все, что может. А может он многое.

Принесли свинину в кисло-сладком соусе. Чонг, докуривая вторую уже сигарету, внимательно наблюдал, как я жую. Тяжелый упыриный взгляд несколько отвлекал от еды, поэтому я грубо сказал:

— Хватит мне в тарелку заглядывать. Лучше закажи себе что-нибудь, чтоб не выделяться.

Гребаный клоун картинно затянулся и нагло выпустил клуб дыма прямо мне в лицо:

— Ты ж, Ванюська, знаешь: у нас желудки не приспособлены для твердой пищи, да и вкуса я не чувствую. Неохота потом все это дело выблевывать.

Подлая тварь делала все возможное, чтобы испортить мне обед. Я в ответ только усмехнулся:

— Тогда зачем ты куришь? Все равно ведь дохлый.

— Дохлый зато от рака легких не сдохнет, — философски заметил Чонг, вытаскивая из пачки очередную сигарету.

Наш диалог становился все более бессмысленным.

— Мастер Чжан приказал тебе делиться любой информацией? — уточнил я.

Азиат неохотно кивнул.

— Тогда объясни, как вы узнали, что найденный зверь — именно Джанджи? Ведь пропало несколько ваших, а в этой твари вроде опознать кого-то невозможно.

— Особые приметы, — Чонг выпустил через нос две струи дыма. — Почти у всех киан-ши есть татуировки. Вот и у Джанджи была на ноге. Сохранилась под шерстью.

Я кивнул. Больше вопросов пока не было. Отодвинул тарелку. Китаец тут же затушил в ней бычок.

В кармане зазвонил айфон. Номер незнакомый. Я ответил, и тут же пожалел об этом.

— Иван Сергеевич, здравствуйте. Вы меня помните?

Ну конечно, я ее помнил. Таких не забывают. Жена свежепропавшего бизнесмена Катынина.

— Вы должны мне помочь! — снова заладила дамочка. — Умоляю!

— Откуда вам известен этот номер? — вместо ответа спросил я.

— Большие деньги означают большие возможности, — неожиданно четко ответила Катынина. — Ваш номер нашли довольно быстро.

— Вот теперь пусть те же люди найдут вашего мужа, — парировал я и отключился.

— Соломенная вдовушка? — закуривая, хихикнул Чонг. — А, Ванюська? Тайные страсти, безумный секс, грязные мысли, непристойные позы, э?

— А тебе зачем? — ухмыльнулся я. — Все равно ж импотент с тысячелетним стажем.

Дым начинал меня доставать. Вырвав у азиата пальцев сигарету, затушил прямо об его лоб, не обращая внимания на испуганные взгляды посетителей ресторанчика. Китаец навесил на лоб длинную прядь волос, подождал, пока ожог затянется. Потом состроил плаксивую физиономию, запричитал:

— Нет-нет, не ревнуй, милый, я люблю только тебя...

Хренов шут.

Я рассчитался, встал:

— Ладно, уже поздно. На сегодня хватит с меня плодотворного сотрудничества.

— Не, так не пойдет, — Чонг тоже поднялся. — По договору мы должны все время находиться в поле зрения друг друга. Чтобы не было возможности утаивать информацию.

Большего бреда я в жизни не слышал. Пришлось звонить отцу Константину, уточнять. Батюшка подтвердил. Я даже не удивился уже, привык к тому, что накал безумия в этом деле достигает предела.

— Пошли тогда.

Возникла у меня одна мыслишка...

В машине Чонг снова попытался закурить.

— Вышвырну. Полетишь следом, — пригрозил я.

Китаец не рискнул связываться. Сидел смирно.

Подъехав в дому, я остановил машину перед воротами, нажал на кнопку пульта, вышел и широким жестом указал на дом:

— Входи, пожалуйста. Я приглашаю.

— Да щас, — отозвался проклятый, высовываясь из окна. — Можно подумать, мы не изучили объект. Это ж не дом, это сплошная ловушка для вампиров.

Не получилось. Ван, Хель и Синг, рванувшиеся было к китайцу, разочарованно взвыли.

— Ничего, ребята, — утешил я. — Будет еще и на вашей улице праздник, объявится залетный упырь. Сейчас каши дам. А ты, клоун, устраивайся, как знаешь.

Чонг подождал, пока я запру собак, потом выбрался из машины. Когда за мной закрылись ворота, с независимым видом направился к деревьям, которые росли у забора.

Перед тем как лечь спать, я выглянул в окно, посмотреть, где там китаец. Чонг, как огромная летучая мышь, висел вниз головой на дереве.

Из истории рода Батори

Вена, дворец Хофбург, май 1577 года от Рождества Христова

Парадная зала сверкала огнями тысяч свечей, блеск которых растекался по шелку стен, касался многочисленных драгоценностей, рассыпаясь отраженными бликами.

Нарядные дамы и кавалеры замерли в жеманных позах, ожидая начала танца. Наконец заиграла музыка, и вереница пар потекла в плавном менуэте.

Первым, открывая празднество, шел император Священной Римской империи, король Венгрии Рудольф Второй с юной супругой графа Ференца Надашди. Семнадцатилетняя Эржебета была прелестна, ее необычная красота притягивала взгляды, не оставляя равнодушным никого. О ней говорил весь двор — от галантных кавалеров до старых сплетниц. Траур по Оршоле закончился, и наконец Ференц между двумя походами нашел время вывезти жену в столицу, представить ее ко двору.

Графиня лебедью плыла по зале, грациозно приседала в реверансах, покачивала тонким станом. Рудольф был очарован. Прямая осанка, гордая посадка головы, белоснежная кожа, оттененная алым шелком платья, пронзительный взгляд черных глаз делали Эржебету похожей на красавиц-испанок, по которым тосковал король, разлученный с любимой страной ##1.

##1 Рудольф II Габсбург был внучатым племянником императора Карла V и двоюродным племянником испанского короля Филиппа II. Он воспитывался и обучался в Испании.

Дьёрдь Турзо, который тоже приехал в Вену, чтобы развеяться при дворе, не танцевал. Зато, стоя в толпе, глаз не сводил с графини, ловил взглядом каждое ее движение, каждый наклон головы, каждую холодноватую улыбку, обращенную, увы, не к нему. Красота Эржебеты доставляла ему наслаждение, невозможность обладать этой красотой приносила почти физическую боль. Не смотреть бы на нее, забыть, да сил не хватало. Не ради нее ли он примчался в столицу? Ради нее, признался себе Дьёрдь. Хотел увидеть.

Менуэт закончился. Но Рудольф, проводив свою даму, не отошел от нее. Между королем и графиней завязался оживленный разговор. Первые красавицы венского двора смотрели с завистью, перешептывались о том, что прекрасная венгерка наверняка станет новой пассией монарха.

Однако беседа, которая так увлекла Рудольфа и Эржебету, не имела ничего общего с любовным воркованием.

— Так вы полагаете, графиня, что для возгонки требуются две печи?

— Лучше четыре, ваше величество. И это не считая печи философов.

— А облицовку глиняных сосудов вы делаете...

— По Альберту Трисмегисту, ваше величество. Как же иначе?

Первый экзамен графиня выдержала. На лице короля расцвела довольная улыбка. Он был большим знатоком алхимии, недаром носил прозвище Германского Трисмегиста.

Умный, образованный Рудольф был великим мистиком и смелым ученым. Монаршие обязанности тяготили просвещенного короля, который мечтал лишь о том, чтобы посвятить себя науке. Однако он занял трон в тяжелое время, главными заботами его стали отпор еретическому учению и сопротивление Османской империи. То и другое, подобно чуме, стремительно распространялось по Европе.

Рудольф с трудом выкраивал время для своих увлечений. Но очень редко выдавались минуты, когда он мог еще и поговорить о них. Да и знатоков вокруг все не случалось. А эта милая девочка, Эржебета Надашди-Батори, проявляла удивительно глубокие познания в алхимии.

— Скажите, графиня, вы начинали уже Великое Делание? ##1 — вдруг спросил он ##1.

##1 Великое Делание — процесс изготовления философского камня.

Уголки алых губ приподнялись в тонкой улыбке.

— Я пробую, ваше величество.

— И как далеко вы продвинулись?

— До жидкой кристальной субстанции, ваше величество, как учит Альберт. Увы, она быстро разрушается, и я пока не могу добиться устойчивости.

— Мои попытки дальше закрепленной ртути не зашли! — завистливо воскликнул Рудольф. — Потом весь эксперимент идет прахом. Пойдемте в мою лабораторию, графиня. Быть может, осмотрев ее, вы подскажете, что я делаю не так?

Эржебета лишь молча склонила голову.

Лаборатория монарха была огромна. Возле одной стены в ряд выстроились шесть печей для возгонки, четыре — для перегонки, три обливных, две печи философов. На всех стояли сосуды, в которых дымили, бурлили, томились загадочные составы. Напротив тянулись длинные столы, на которых теснились колбы, реторты, тигли. Вокруг суетились помощники Рудольфа, что-то растирая, соединяя, помешивая...

Эржебета двинулась мимо печей, заглядывая в горшки и тигли, комментируя происходящие в них процессы. Все ее замечания и вопросы были дельными и показывали хорошее знание предмета.

— Так что вы скажете, графиня? — спросил Рудольф, когда все было осмотрено. — Почему я не могу достичь таких же успехов, как вы? Каков ваш вердикт?

Эржебета почтительно склонила голову:

— Вы великий алхимик, ваше величество, вас зовут германским Трисмегистом. Кто я такая, чтобы оценивать вашу работу? Позвольте, однако, спросить: рассчитываете ли вы положение звезд, приступая к Деланию? Не всякий период бывает благоприятен.