Ведьма на выданье

Маг невесело усмехнулся.

— Что вы имеете в виду? — подала голос я.

— Лейтенант имеет в виду, Клариче, — вздохнул Басмиони, — что надо делать ноги. Что ж, я человек предусмотрительный, часть добычи прятал, на черный день откладывал. Вот он и наступил, черный день-то.

— Уходить надо поодиночке. — нахмурилась фрау Хельга. — Отряд из четырех человек будет чересчур заметен.

— Да счас прям, отпустил я тебя одну! — взвился Басмиони. — А кто обещал за меня замуж...

* * *

— Итак, Басмиони и ваша наставница отбыли в неизвестном направлении? А Метробиус Лоли? А почему вы поехали именно в Померанию? — да, сэр Готфруа недаром заработал прозвище "Въедливый сукин кот". — И скажите, сигнора Клархен... Вы сигнора Лоли никогда больше не встречали?

— Вам ответить на все вопросы разом, или по порядку? — с ехидством поинтересовалась я, переходя на родной аллюстрийский.

— По порядку разом. — спокойно ответил он. — Кстати, мы пришли.

— Визит храмовника, тем паче, Приора, могу себе позволить. Даже в полночь, а не на рассвете.

Интересно, и в кого я такая язва? Человек мне блага желает, проявил заботу, довел вот... До ручки. А я, идиотка наивная, и уши развесила! Заботливый святоша. Ха! "Два меча дал Господь людям — меч духовный, и меч светский", которые постоянно между собой грызутся. А храмовники, те и духовные, и светские сеньоры, так что кусают и тех, и других. Похоже, вляпалась я в какую-то интригу и использует меня сэр Готфри, который Готфруа, как эре, мелкую разменную монетку. Ноги уносить надо бы, да от этого разве унесешь? Только на тот свет, да и то не факт. Могут и воскресить по согласованию с Небесной канцелярией. Прецеденты случались.

— Так я жду.

— Хорошо, отвечаю. — вздохнула я, отпирая дверь. — Да. Тоже. Потому что далеко. Нет.

— Потому что далеко... — с какой-то странной, слегка даже тоскливой интонацией произнес Приор, шагнув за мной в лавку. Конечно же налетел на что-то в темноте и процедил сквозь зубы такое богохульство, что я аж поперхнулась.

— Battona Madonna, incoglionita figlia di putana, matriba bastardo, che cazzo?!!

— Всего лишь табурет, сэр Готфруа. — я, конечно же, не Богородица, но ответ, на что наткнулся Меч Всемогущего знала точно. А Она бы ему все равно не ответила. Хотя бы и из-за формы, в которую был облечен вопрос.

Некоторое время я зажигала светильники в лавке, а сэр Готфруа с интересом оглядывался.

— Не поверите, фрау Сантанна, но я никогда не бывал в лавке ведьмы. В зиккуратах случалось находиться, на языческих капищах тоже, знаете ли, приходилось, а вот в ведовской лавке — как то не складывалось.

— Что ж, это возможность восполнить пробел в вашем образовании, герр де Роже. Как можете наблюдать, ведовская лавка ничем не отличается от любой иной, кроме представленных товаров.

— И предоставленного владельца. — рыцарь слегка усмехнулся. — Знаете, мне вот очень интересно, кто ж на вас направил "Дыхание смерти", оно же "Ветер тлена"? Если загадочные союзники монсальватцев, то это нелогично. Все одно, что из требюше по воробьям палить, да и, уж простите меня за прямоту, зарезать вас втихую куда как проще, чем демонстрировать мощь старинного некротического заклинания. Опять же, какой им с этого толк, кроме банальной мести?

— Вы полагаете, что я это знаю? — тяжело вздохнув я присела на табурет.

Как не крути, а храмовник прав. Убить одинокую женщину, пусть и прошедшую выучку в кондотьерской банде, пускай и ведьму, труда особого не составляет. Так что заклинание такой мощи направлять именно на меня смысла никакого не было.

— Да нет, просто размышляю вслух. — Приор заложил руки за спину и начал неторопливо мерить торговый зал лавки из угла в угол. — Нелогично было бы тайной организации столь откровенно выдавать свое присутствие. Разве что для демонстрации своей силы, но кому?

— Знаете, как говорят, сэр Готфруа? "Бей своих, чтоб чужие боялись"...

— Вы полагаете, демонстрация силы своим же? — храмовник иронично изогнул бровь. — Не думаю, что убийство ведьмы в Кирхенбурге таковым можно было бы считать. В любом случае, минусы от такой акции серьезно перевешивают ее же плюсы. Упырь, опять же... Нет, скорее всего мы имеем дело не с организацией, а с одиночкой. Я бы предположил Лоли, однако не вижу никаких причин для такого его поведения, если только он не решился воспользоваться "Томом черепов". А, впрочем, о таких фолиантах мы имеем весьма смутные представления, как и о мере их воздействия на окружающих. Кстати, герр Бергенау, может вы все же войдете внутрь лавки, а не будете торчать под дверями?

Звякнул колокольчик над дверью, и в комнате появился "просто Анхель". Сумрачный, словно грозовая туча.

— Могу я узнать, о чем шла речь? — поинтересовался он, сложив руки на груди.

— Не думаю, что предмет нашего разговора может заинтересовать простого медикуса. — взгляд рыцаря вновь стал надменно-отстраненно-холодным. — Тем более что вы сами сейчас под следствием.

— Меня в чем-то обвиняют? — мрачно поинтересовался Бергенау.

— Нет. Пока что.

— Ну-ну. — Анхель слегка усмехнулся. — Как говорит преподобный Томас Барселонский, "То, что вас еще не отправили на костер, это не ваша заслуга, а наша недоработка"?

— Скорее уж, по словам этого достойного пастыря, "Только массовые казни и аутодафе могут спасти Веру от пенной волны ересей и запретного волхования, что грозит захлестнуть Ойкумену". Да и сам Спаситель, помнится, говорил: "Не мир я вам принес, но меч".

Такие фразы в исполнении священников, как правило, предшествуют обвинениям во всех тяжких и, как следствие, привлечению к церковному суду, однако де Роже за это утро удивил меня еще раз, когда слегка поклонился мне и произнес:

— Теперь же, позвольте откланяться, фрау Сантана. Не вижу более в моем присутствии смысла. И, позволю себе напомнить — вам запрещено покидать Кирхенбург.

— Мог бы и не напоминать. — буркнула я, когда дверь за храмовником закрылась.

— Интересно, он всегда так себя ведет, или это мне так повезло на его скверное настроение нарваться? — негромко проговорил Бергенау и повернулся ко мне. — Так о чем вы таком с ним разговаривали?

— Пустое, Анхель. Преданья старины глубокой, события давно минувших дней. Скажи лучше, как там Ганс?

— Спит. — он пожал плечами. — Столько переживаний за ночь не каждый взрослый-то выдержит. Я его покуда в свою комнату отвел. Что теперь с мальчишкой будет?..

— Ничего не будет. — буркнула я. — Мне ужа давно требуется подмастерье.

— Забавное совпадение. — невесело хмыкнул Бергенау. — Я вот тоже хотел ему предложить в подмастерья ко мне податься.

— Перетопчешься. — отрезала я.

— Фу, как грубо. — Анхель изобразил оскорбленную невинность.

— Зато правдиво, коротко и по существу. — настроения и так никакого не было, да этот змей еще и испортить его мне умудрился. — Ты лучше скажи мне, герр Бергенау, с чего это я обязана столь раннему визиту.

— Хм... — он задумчиво потер подбородок. — А если я за тебя волновался и решил проведать? У нас вчера, если не ошибаюсь, свидание было, между прочим. Или я все же ошибаюсь, э?

Ну, смутилась. Ну, зарделась. Ну, заткнулась. Но это же не повод, лезть целоваться... наверное.

* * *

Каких-то полчаса спустя мы оба были в ратуше, где рвали, метали гром и молнии, и поочередно клялись вытрясти из герра Радисфельда душу и требуху, если он немедленно, вот прямо тут и прямо сейчас, не решит судьбу Гансика. Анхель при этом периодически потирал щеку, на которой еще явственно был виден след моей пятерни.

Нашему маленькому пухленькому бургомистру мы, надо отметить, поставили непростую задачу. С одной стороны, где это видано, чтобы ведьме в подмастерье отдавали детей порядочных бюргеров? Нигде не видано. А вот у нас увидят! Иначе, увидят матерь Козимо, как любил говаривать сигнор ди Валетта. Не знаю, кто такой этот Козимо, и чем до такой икоты напугала италийцев его почтенная матушка, но я могу напугать гораздо сильнее.

С другой стороны, медикусы да алхимики, народ, знамо дело, ненадежный. Маниакусы, ежели по научному (есть такое слово — от Метробиуса слыхала). Неизвестно еще на какие такие дела подмастерье применят — могут чему и научить, конечно. Могут — иначе откуда б им новым браться? А могут и на опыты пустить. Вскрытие устроить, или на ингредиенты в свои хитрые зелья определить. Да запросто! Кто их знает, этих медикусов? Вон, о прошлом годе, говорят, в Рейнсланде некий ученый доктор Фауст Диавола призвал.

С третьей же стороны, оставлять мальчика нищим сиротой и побирушкой ему, почтенному отцу города, никак нельзя. Выборы городского головы не за горами, а его основной конкурент, герр Захуэр, его за такую "заботу" о сиротах добрых горожан сожрет с потрохами. Остается, конечно же, пристроить мальчонку в монастырь, да только монахи, святые люди, очень не любят совершать добрые дела безвозмездно. И за "бесполезное растранжиривание и так тощей казны нашего распрекрасного города" герр Захуэр герра Радисфельда тоже может запросто распять. А может и раз шесть.

Что было для бургомистра в сложившейся обстановке наиболее паскудно, так это отсутствие возможности сослаться на авторитет Церкви, поскольку нунция и легата он по такому пустяку беспокоить не смел, а отец Адриан, после всех ночных треволнений, заперся у себя отсыпаться, и пригрозил тому, кто его разбудит, отлучением и аутодафе. Специально на тот случай, если он понадобиться городским властям, наш добрейший священник напомнил про такую штуку, как интердикт. Что касалось сэра Готфри, так тот, хотя и целый Приор, со своими ландскнехтами как в воду канул.

Попавший между молотом и... молотом (сам ты, Анхель, наковальня!) бургомистр откровенно растерялся и не знал что делать, поскольку обе Высокие Договаривающиеся Стороны шли на открытые угрозы, шантаж и запугивание, причем мерзопакостнейший герр Бергенау с гадкой ухмылкой припоминал Авиньонский взрыв, отчего коротышку Радисфельда бросало в жар, а я, с самым невинным видом, разумеется, Поветрие Черной Ведьмы, отчего его тоже бросало, но уже в холод.

И все же, с гордостью должна отметить, перед настоящей бабской истерикой не может устоять ни один представитель сильного пола (а мне высокое искусство истерики преподавала не кто-то, а сама Великая и Ужасная фрау Хельга, чтоб на ней черти сто лет катались), так что в результате моих истошных воплей, визгов и угроз перебить дорогую посуду не выдержал не только бургомистр, но и Анхель.

— Бог не сладит с бабой гневной! — в сердцах произнес он.

— Но... согласитесь, господин медикус... — проблеял Радисфельд, почувствовав, что тот дал слабину. — Фрёкен Клархен была... в некотором роде... невестой герра Виртела, следовательно ее требования... ой... несколько более обоснованы.

"Просто Анхель" зыркнул на меня бешенным взглядом и процитировал какой-то восточный стишок:

О, женщина! Ты мать моих детей,

Услада сердца моего, моих очей,

Пленился видом гурии из рая...

А в жены взял — узнал, мегера злая.

После чего, в сердцах хлопнув дверью, покинул ратушу. А я... самым натуральным образом разревелась. Обиделась, дура, понимаешь...

...отливаются обидчику.

Мы покажем, покажем им гадам,

Настоящую кузькину мать...

Потаня, "Галльская"

Следующая пара дней прошла относительно спокойно, если, конечно же, не упоминать о том, что Гансик потихонечку обживался на новом месте, старательно пытался быть взрослым, суровым и не очень зареванным, а у меня от этого сердце кровью обливалось. И если опустить тот факт, что теперь полгорода целыми днями ошивались в моей лавке, трепались языками, сплетничали и заставляли повторять одну и ту же историю на день по сто раз. Попутно, конечно, делали покупки, так что мое недоубийство, в результате, принесло мне ощутимую материальную выгоду.

Вот, правда, с Анхелем отношения не складывались. После выяснения отношений в ратуше мы, при встрече, дулись друг на друга, как мышь на крупу, раскланивались с убийственной вежливостью, и шли по своим делам дальше. Я уже все локти себе искусала — ну нафига же было ему по мордасам бить? Можно было оттолкнуть просто, а то, взыграло ретивое, понимаешь. Вот и сиди снова одна, как последняя идиотка.

Что интересно, отец Вертер с сэром Готфруа покидать наш городок совсем не спешили. Наоборот, нунций и легат плотно окопался в приходе падре Адриана, по одному таская на допросы чем-то показавшимися ему подозрительными горожан, а де Роже со своими ландскнехтами устроили в окрестных лесах настоящую облаву на разнообразную нечисть. Результатами охоты стали трофеи в количестве: многоглавый аспид — 1 штука; леший — 1 штука; лешачиха — 1 штука; лешачата — 5 штук; лепрекон — 1 штука; альв — 2 штуки; сатир — 1 штука; дриада — 7 штук. Ни нежити, ни даже слабых следов пребывания некромага в наших краях Великий Приор со товарищи обнаружить не смогли. Откуда знаю, что не смогли? О, храмовники — это такой народ, что коли на след встали, то уже не сорвешься. Только убивать. Не факт, что получится.

Вернулся сэр Готфруа поздно вечером второго дня, усталый и злой — как собака, небритый — будто бродяга, грязный — словно кикимора болотная. А уж благоухало от него и ландскнехтов на весь Кирхенбург.

А утром третьего дня в наш Богом забытый городок прибыли сам Его Милость, барон Вольдемар фон Блонд со свитою. Наш законный сеньор, между прочим — не хрен с горы. Чего, спрашивается, приперся? Чего в родовом замке не сиделось?

Вступал в Кирхенбург герр барон, как водится, с помпой и полагающейся по случаю торжественностью. У городских ворот собралось, как и полагается, почти все население, орущее полагающиеся здравицы Его Милости, доблесному и несравненному отцу нашему и бла-бла-бла. Герольды трубили в фанфары, фон Блонд со свитой блистали нарядами (ничего особенного, конечно — видывала я и побогаче одежды, но для местных бюргеров разноцветье дворянской одежды было в диковинку), стража стояла во фрунт по обе стороны улицы, а Отцы Города с хлебом и солью встречали сеньора. Обычный, короче говоря, церемониал приветствия мелкопоместного сеньора в одном из заштатных его владений.

— Сим я, сэр Вольдемар, барон фон Блонд, вступаю в свое законное владение, град Кирхенбург. — зычно объявил Его Милость, въехав в ворота, а свита, в количестве пяти хлыщей, надулась от важности, словно хомяки перекормленные. Два десятка конных сержантов за их спинами профессиональными цепкими взглядами сверлили толпу на предмет появления злоумышленников.

— Сим мы, Ваши верноподданные, приветствуем своего сеньора и выражаем глубочайшее наше почтение и счастье лицезреть тебя, господин наш. — Радисфельд и отцы города с поклоном вытолкали вперед пунцовую от смущения Матильду, дочку пекаря с хлебом-солью, покоящиеся практически на ее внушительных размеров груди. — Хлеб да соль, Ваша Милость.