Обычный день

— Да, от других услышал, не поверил бы. А тут... — и старшой так пронзительно, на меня глянул.

— Понял не дурак, дурак бы не понял! — хохотнул я, вставил чеку и убрал за пазуху гранату, достал паспорт и протянул его старшому.

— Других документов не имею, разве, что приказ о назначении меня командиром 3 взвода 1 батальона ополчения ст. Столбцы с боевой задачей. Вот приказ на отступление, вот списки погибших, это наградные с описанием за что. В принципе и всё. Задавайте уже вопросы и это... Там у вас пожрать ничего не осталось, а то пахнет, отвлекает? — я взглядом кота из Шрека, посмотрел на кареглазую.

Отсмеявшись, мне принесли котелок с чем-то вкусным и обалденно пахнущим, что это было, я не понял, но оно, как то очень быстро кончилось. В пятый раз, облизывая ложку и смотря на хитрые улыбающиеся рожи понял, добавки не дадут жадины, ну и ладно, почти и не хотелось. Взглянул на майора и кивнул головой.

— Расскажи, что случилось в Минске? У нас все явки провалены, двух связных потеряли. Кругом облавы, обыски, комендантский час, стреляют сразу на поражение. Из-за чего всё?

— Из-за меня! — я тоскливо посмотрел на их ошарашенные лица — Гитлера я хотел убить, да не получилось.

Мой рассказ поверг их в шок. Они смотрели на меня, как на инопланетянина, коим я в принципе и являюсь. Решив, что это другая реальность, а в своей я погиб, мне стало гораздо легче. Хоть в этой постараюсь принести стране пользу, а не буду диванным Рэмбой.

— Ну что вы окаменели? Откуда я мог знать про Гитлера? Наоборот радовался, сколько немчуры приехало. Думаю, щас сезон охоты на немецких генералов открою, парни РСами жахнут и пока беготня и крики, я штук пять шишек отстреляю и бяжать без оглядки. А оно видишь, как получилось, ни генералов, ни Гитлера не ухлопали, а столько хороших людей из-за меня погибло. Всем вокруг подгадил, вон даже вам прилетело — сидел и молчал я, глядя куда-то в себя.

Разведчики о чём — то спорили в стороне, рядом сидела только Няшка и как-то уж очень по — взрослому смотрела на меня, было тоскливо и жалко всех погибших безмерно. Я запел потихоньку, неожиданно даже для себя, но получалось так душевно и от чистого сердца, я плюнул и допел. Пел я коня Расторгуева, а потом достал последнюю фляжку со спиртом и предложил помянуть погибших. Фляжку у меня забрали, перелили в котелок и подали обратно, кто-то дал мне сухарь, взял его не глядя и сказал возникшими в голове стихами:

Пусть много лет спустя, на день Победы

чужой потомок, выпив из стакана спирт

нам скажет, вы не зря погибли деды,

Мы помним всех, мы поминаем всех.

Пусть вы до дня Победы не дожили

вы приближали жизнью этот миг

вы храбростью фашистов победили

исторгнув из души победный крик.

И память вашу мы предать не можем

не можем мы предать свою страну

пусть вас к Победе вёл товарищ Сталин

лишь вам спасибо за Победу! Мужики!

Выдохнув и сделав большой глоток, отдал котелок следующему и захрустел сухарём. Подтянул к себе вещмешок и улёгся на него головой.

— Скажите, а что вы лично имеете против товарища Сталина? — раздавшийся сзади голос, заставил меня подпрыгнуть.

Это ещё что за фрукт, уставился я на мудака в форме гаупмана.

— А с какой целью интересуетесь, господин гаупман? — решил я сразу борзануть.

— Ну, почему же господин? — решил повозмущаться фраер ушастый.

— Потому что только господам неизвестно, кем для советских людей является товарищ Сталин! Иметь что-то против товарища Сталина это прямая обязанность жителей Советского Союза! Мы должны быть недовольны Сталиным, каждый по — своему. Ведь если мы будем довольны всем и всегда, то тогда товарищ Сталин никогда не узнает истинные чаянья и проблемы своего народа и страны, его сложности и порывы, стремления и желания. Тогда, имея неверное представление о событиях и настроениях, товарищ Сталин может принять неправильное решение, которое может негативно сказаться на настроениях и отношению людей к партии и правительству.

Именно вот такие товарищи, в скобках и довели страну и армию до того, что мы сейчас наблюдаем. Вместо того, чтобы честно сказать, что наши танки, самолёты, автомашины, пушки давно устарели и безнадёжно проигрывают известным образцам техники вероятных противников. Они сидели на достигнутых должностях и глупо наслаждались моментом, а когда настоящие ответственные товарищи пытались что-нибудь сделать для обороноспособности своей страны, они единым фронтом, плечо к плечу, попытались наглецов загнать обратно в неизвестность, где им и место, с их точки зрения. Они писали доносы и анонимки, а другие, такие же товарищи в скобках, ногами, кулаками и пытками выбивали у них признания во вредительстве, саботаже, предательстве и работе на иностранные разведки. Получали за это ордена и медали, а также другие материальные ценности. И всем этим гадам, было хорошо, пока не грянула война. О которой, не догадывались только дети и умалишённые.

И вот результат, два месяца боёв, а у нас нет армии, мы потеряли огромные территории, людские ресурсы, склады. Такими темпами, через пару месяцев немцы дойдут до Москвы, ведь нам нечем их остановить, совсем нечем и некем. А эти ответственные гады бегут, бросая всё, архивы, народные ценности, войска и самих простых людей, ради которых они и служили и трудились не покладая рук. В поте лица, заботясь о нас и нашем будущем, ну это по их словам.

Вы спрашивали меня, имею ли я что-то против товарища Сталина? Да имею! Как он мог допустить всё это? Почему, он отвернулся от простого народа? Почему вообразил себя господом богом, святым и безгрешным? Ведь они совершили самые детские ошибки. Когда в 39, вы пришли к нам, на Западную Беларусь, мы радовались, как дети.

Неужели, придёт справедливость и правда на эту землю. Неужели, мы начнём строить страну равенства, справедливости и братства, с равными правами и обязанностями, с равными возможностями. Неужели наши внуки и дети не будут пухнуть с голода, а станут образованными людьми, сами будут решать, кем им быть и где работать. А знаете, что мы получили? Вам рассказать? Или вы и сами знаете? Вижу, вы знаете.

А вот скажи старшой — повернулся я к нему — Этот организм с вами прибыл или прибился по дороге? — обратился я.

— Прибился — коротко ответил сразу посерьёзневший старлей.

— А разрешите посмотреть ваши документы, господин хороший — повернулся я к гаупману.

— Пожалуйста! — улыбнулся гаупман и подал мне удостоверение сотрудника госбезопасности.

При этом выглядел важным до крайности. Ага, выдано в октябре 1940 года, так майор МГБ значится, следа от скрепки нет, а уголки помятые. Неужели? Да ну, нафиг, как то всё просто. А может и нет, но тогда их ведут и я в это вхряпался, а это чмо, теперь всё знает про покушение на Гитлера. Выходит надо его валить однозначно, а если он не один? А, была не была, лучший план это импровизация. Я улыбнулся и протянул удостоверение гаупману, но в последний момент задержал руку и спросил:

— А вот скажите мне старшой, он один пришёл или с компанией?

И тут началось...

Бляха муха, больно как. Плечо стрельнуло на очередной кочке. Я поморщился лёжа в кузове полуторки и спросил:

— Ау! Народ? Куда едем?

— О! Очнулся герой! Ну, как ты себя чувствуешь? — знакомый старшой нагнулся ко мне и с тревогой, посмотрел мне в глаза.

На душе стало легче, значит не бросили, я ещё нужен разведке, а ведь могли и того, ножичком по горлу и в колодец.

— Спасибо старшой! — с чувством ответил я.

Тот сразу понял о чём я, усмехнулся и кивнул на амазонку.

— Её благодари, думали подорвёт нас всех, твоей гранатой. Говорит, или несём его с собой или здесь все и останемся! Да и Василий ещё. Вот скажи, чем ты их так поразил, что он приказ своего командира выполнять отказались? Мне теперь их под трибунал или как? — и старлей напряжённо посмотрел на меня.

— Ну, до трибунала ещё доехать надо, а вот куда мы едем, на чём и вообще, чем всё закончилось? Я прав или не прав оказался? Хотя судя по ранению прав однозначно, а сколько их было интересно?

— Трое! Двое в тебя стреляли, один в меня. Моего Василий ухлопал, одного Катерина, а гаупман тебе в плечо. Извини, это я сплоховал, но второй раз уже не дал выстрелить. Вон он, вражина, связанный лежит. Правда, остальных пришлось прибить, резвые больно, а этот сука молчит. Пока. А машинку у них одолжили. Недалеко в лесочке стояла, замаскированная. Вот теперь едем в сторону линии фронта, кроме тебя у нас ещё двое раненных, одно ножевое и одно пулевое. Самый тяжёлый ты, пуля попала в ключицу и в ней застряла. Вот везли и не знали, очухаешься или уже нет.

Такс значится, амазонку Катериной зовут. Ню — ню! А вот пуля в теле это совсем хреново, пенициллина и других антибиотиков тут нет, а значит сепсис и гангрена, а потом здравствуй дядя Петя, пусти за ворота! От этих мыслей и очередной кочки меня замутило и я, вырубился.

Сколько провалялся без сознания, не знаю, но очнулся я от жара и дикой жажды. Потрескавшимися губами я стал просить пить, но никто не отвечал. Кое — как осмотревшись, попытался встать и тут услышал крик.

— Нет! Не надо! Нет! — треск разрываемого материала и Катин плач, а потом мужской смех и кто-то заговорил, на немецком.

Опаньки, нифига себе поворотик, а я, почему один одинёшенек? Потихоньку подполз к борту и выглянул, ага вижу пятерых. Двое держат Катерину, третий насилует. Двое видимо командиры, стоят в стороне у мотоцикла и рассматривают, кажется карту. Оружие, мне нужно оружие, любое. Так, в кузове два трупа разведчиков, видимо тех раненных о которых говорил майор. Ищем — есть! Финка в сапоге, одного фрица уже по любому грохнем, так второй. Ну братишка, ты же разведка, должно быть хоть что-то, ну! Ну!!! Так ещё финка, а огнестрел? Ага, есть Вальтер. Прекрасно! Сейчас Катя, сейчас девочка! Валим сперва командиров. Бах — бах! Чёрт, один резвый, на вдогонку. Бах! Есть контакт, а теперь любителей секаса! Бах! Левый! Бах! Правый! Бах! Центровому, это вместо оргазма, разбрызг мозга! Это я удачно попал. Ну, есть кто ещё? Ну? НУУУ?

Так слева сзади движуха, чёрт ещё трое и один из них тот гаупман недобитый, а патрон только один! Ну, простите господин гаупман, эта пуля ваша! Щёлк! Осечка. Во жопа! Резко падаю, чуть не теряю сознание, но нельзя, не сейчас. Крики на немецком, вылетающие из борта щепки и трясущееся от попаданий тело разведчика. Ну всё, я разозлился, щас будем бошки резать. Над бортом появилась голова жмурика, н-на режик в глазик. Готов дурилка любопытная, а нечё за мужиками подглядывать, чревато телесными повреждениями, в данном случае, несовместимыми с жизнью. Шустро ползу к другому борту. Слышу выстрелы и крики, выглядываю над бортом, а там, наша обнажённая, разъярённая амазонка в гневе, оставшихся из парабеллума расстреливает, во все подвернувшиеся части тела. Тут у меня подвернулась рука, я шлёпнулся и отключился.

Глава 5

Тихий плач, кто-то успокаивающе, тихо шепчет. Так — с, послушаем о чём там бухтят над ухом.

— Вася, я ему теперь в глаза не смогу смотреть! Он меня презирать будет! Будет думать, что я фашистская подстилка, а я даже не целовалась ни разу в жизни. Берегла себя ... — Катя разрыдалась.

Да не повезло девчонке, хрен ей кто поверит. На фронте была? Была. Ушла девочкой — целочкой? А теперь значится, говоришь вот так, всё получилось? Ну да, ну да. Мы верим — верим, конечно же, верим. Мы же всё понимаем. Война!

А за спиной будут шептаться, трахалась, с каким — то офицериком, ППЖ блин, а нам тут втирает. Судьба! Я попробовал пошевелиться и удивился, плечо конечно стрельнуло, но так!? Пропало ощущение помехи в плече, что за чёрт? Тут ко мне подскочил Василий.

— Максим, ты как? Как плечо? Выглядишь гораздо лучше. Ну брат, тебе и повезло, да и вообще, ты молодец. Если бы не ты. У них четвёртый был, среди нас. Выждал момент и положил почти всех сволочь! Гаупмана помогал нам вязать, ушёл он. Как ты стрелять начал, он ещё здесь был, а когда Катерина начала их отстреливать в лес ушёл, опытный. Некому было его догонять, я сам связанный лежал. Потом пробежался, когда Катерина освободила, но поздно. На стрельбу наши окруженцы вышли, много. Целый батальон, а у них военврач, хирург, он тебя и прооперировал. Пулю вынул, рану почистил и зашил. Сказал ещё день — два и оперировать поздно. Повезло тебе. Теперь мы с ними идём. Ребят всех похоронили, я на карте место отметил. Старлея жалко, пытали, сердце не выдержало. Правильный был командир, честный! — Вася замолчал.

— Катя жива? — решил я сыграть дурака — Позови её!

— Эээ! Она на кухню ушла, обещала чего — нибудь пожевать нам принести. Придёт, я ей скажу! — как то быстро испарился Василий.

И, что это было? А ладно, потом будем думать, что-то глазки закрываются. Усё баиньки, спят усталые мужчинки, ждут девчат...

Меня плавно покачивало на волнах. Светит солнышко и всё просто замечательно. Я плыву на корабле по Волге со своим 7 — а классом. Теплоход плавно покачивался на волнах, а мы бегали по палубам и были счастливы. Нас везли в Свияжский монастырь на экскурсию, впереди сидела Светка, в которую я был безумно влюблён. Первая любовь она на всю жизнь и пусть она безответная и гадостей мне сделала много, но время в памяти оставляет лишь хорошее.

Вот и тут, после экскурсии шли с ней по берегу Волги и швыряли камушки в воду. Я рассказывал, как отдыхал в пионерском лагере Яльчик, всякие смешные случаи и приколы. Выбирал плоские камешки и учил её кидать их блинчиками. Когда обнимал её сзади и показывал, как правильно двигать рукой, голова кружилась от запаха её волос и близости, а она задорно смеялась и опять кидала камушки неправильно. Нам было хорошо вместе и весело, я видел это в её глазах и улыбке. Куда потом всё это делось?

Я вспоминал 2-й класс, день рождение у одноклассницы Наташки, как мы со Светой танцуем под песню Аллы Пугачёвой, куда уходит детство, я признаюсь ей в любви и говорю, что она самая красивая девочка на свете. Её сверкающие, счастливые глаза! На следующий день утром, под её окнами я вытаптываю в снегу слова, я тебя люблю и засыпаю их лепестками от роз, которые две недели собирал на центральном рынке Казани. Там я перезнакомился со всеми продавцами цветов, в основном из Грузии. Они смеялись и говорили, что я настоящий джигит, когда узнавали, зачем мне нужны лепестки от роз.

Потом шестой класс, её день рождения и я, в 9 утра стучусь в её окно с букетом роскошных роз, стоя на площадке автовышки. Её удивлённые, а потом восхищённые глаза. Мне это обошлось в тридцать рублей и целую неделю уговоров отца и соседа, водителя автовышки. Но видеть восторг в её глазах! Оно того стоило.

Да, первая любовь, первые прикосновения, первые робкие поцелуи, ощущение безразмерного счастья от мысли, что тебя тоже любят, а потом, бац! И всё. Мир сразу стал чёрным и злым. Оказывается, ты ещё маленький, а когда ты подрастёшь, она ждать не хочет, ведь вокруг неё, так много красивых и привлекательных парней. Зачем терять время на маленького мальчика?