| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Губы Ядзиты дрогнули. Мазена лишь брови приподняла, но смолчала.
— Так вот, и побило ее на прыщи, мелкие такие, красненькие... ну как при сыпке-то бывает. Мне ничего, я ж переболевшая, а она, значит, нет... так ее лекари в лечебнице... и-зо-ли-ро-вали, — сложное слово панночка Белопольска произнесла по слогам и, не сбившись, победно выдохнула. — На цельную седмицу! А потом еще две запретили из дому выходить, чтоб, значится, заразу не разносила... хотя я вам скажу, что она и без красной сыпки такая зараза...
Ядзита тихо засмеялась.
— Тиана, вы... очень непосредственный человек.
— Так ведь у нас, в Подкозельске, все такие...
— Страшный город...
— Почему? Не страшный вовсе. Очень даже красивый...
— Мы верим, — Мазена провела пальцами по щекам. — Мне повезло. Проклятье... не зацепилось.
Себастьян с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Не зацепилось? Да по тому, что он видел, это треклятое проклятье не просто зацепилось, но корни в Мазену пустило.
— Удивительное везение, — Ядзита накрыла ладонью полупрозрачную руку Мазены. — Мы так рады, что ты снова с нами...
Говорила она почти искренне, и Мазена слегка наклонила голову.
— ...и стало быть, Заслава тоже вернется? — поинтересовалась панночка Белопольска.
— Заслава? — Мазена нахмурилась, верно, вспоминая, кто такая эта Аурелия.
— Целительница, — подсказала Тиана. — Которая вам помогать кинулась... она была чудо до чего хорошенькой! И такой доброй! Никто-то не дернулся даже, а она... и потом еще вторая, да... только мы с нею вовсе незнакомые были... но тоже добрая.
— К сожалению, они были добры, — Мазена провела ладонью по подолу платья, будто пересчитывя жемчужинки, на него нашитые, — но не слишком умелы. И неосторожны. Проклятье перешло на них.
— Какой ужас, — Ядзита произнесла это так, что стало очевидно: ничего ужасного в случившемся она не усматривает.
— Мой отец, конечно, позаботится о несчастной Заславе... у нее большая семья... и Радомилы умеют быть благодарными.
...и благодарность, надо полагать, проявят, открыв счет в банке.
Себастьян помнил досье. Четверо сестер, среди которых Заслава старшая. Род старый, но не древний, и обедневший в последние годы. Из приданого — наследная красота, слабый целительский дар, который наследовался по женской линии и небольшое поместье, одно на четверых... Конкурс шансом... и деньги Радомилов помогут семье, вот только... Заславе путь отныне или в приживалки, или в Ирженин монастырь.
— А с Аурелией и вовсе просто... мой кузен на ней женится.
...и снова договор. Аурелия — купеческая дочь, богатая невеста, которая получила жениха из самих Радомилов. Шляхетная кровь, едва ли не королевская... и верно, есть с чего гордится. Вот только злость, Себастьяном испытываемая, иррациональна.
— Панночки скучают? — этот вкрадчивый голос нарушил течение мыслей.
— Ах, что вы, Ваше Высочество, — ответила Ядзита, вскакивая. Она присела в реверансе, пожалуй, чересчур уж низком, но наглядно демонстрирующем обильные прелести панночки, обрамленные кружевом. — Разве можем мы соскучиться здесь?
Мазена от низких реверансов воздержалась, но Его Высочество наградила долгим внимательным, если не сказать — изучающим, взглядом. Тот же благосклонно кивнул.
— Не помешаю, панночки?
— Что вы, как можно! — в один голос ответили Ядзита с Мазеной, а Тиана лишь кивнула, досадуя, что появлением своим наследный принц спугнул некую, несомненно, важную мысль...
...что-то о Мазене Радомил...
...о проклятьи...
...о возвращении...
— И позволено мне будет узнать, что прекрасные панночки думают о сем мероприятии?
...что закрыть бы его, а лучше и вовсе упразднить, поскольку смысла в конкурсе Себастьян не усматривал. Но у панночки Белопольской имелось свое мнение.
— Чудесно! — воскликнула она и руками всплеснула, а острый локоток чувствительно задел венценосный бок, кстати, весьма себе костлявый. — Я и думать не могла, что здесь будет так чудесно!
— Премного рад, что вам нравится.
Его Высочество наградили Тиану дружелюбнейшей улыбкой, и Себастьян мысленно пожелал себе провалиться... вот для полного счастья не хватало ему лишь высочайшего интереса. Ядзита ревниво поглядывает... ей на лавочке места не осталось, а Мазена свое уступать не намерена...
— Вот у нас в городе тоже конкурсы проводят! — поспешила поделиться Тиана. — Каждый год! Прежде-то мне дядечка не позволял участвовать...
— Почему?
— Потому что приличные девицы перед мужиками хвостами не крутят...
— Какое верное наблюдение, — Его Высочество взяли панночку Белопольску за руку. — Ваш дядя, полагаю, человек старой закалки, строгих правил...
— А то... он так и сказал, Тиана, вздумаешь дурить, зашибу... вы не подумайте, дядечка у меня добрый, только вспыльчивый больно. Бывало разорется... а то и швырнет чем, особливо, ежели с перепою, а потом ничего, отойдет, извинения попросит... но я ж не про него, я про конкуса... так вот, каждый год проводят, и мэр самолично красавиц выбирает. Правда, получается, что в прошлым годе, и в позапрошлым, и в позапозапрошлым...
Высвободив руку, панночка Белопольска с самым серьезным видом принялась загибать пальцы, чтобы точно вспомнить, в какие годы ненавистная мэрова дочка выигрывала конкурс красоты...
— ...а из нее красавица, я вам скажу, как из коровы танцорка!
— Вы просто очаровательно непосредственны.
Ядзита фыркнула.
— Ха, а дядечка вот уверенный, будто у меня ветер в голове!
Его Высочество изволил улыбнуться.
...нельзя было сказать, что наследник короны был уродлив. Придворные панночки и вовсе полагали его если не красавцем, то личностью сильной, харизматичною, привычно закрывая глаза на некоторые несущественные недостатки внешности. От маменьки, яркой представительницы рода князей Гогенцоль-Бештинских, ему досталась капризно оттопыренная нижняя губа и скошенный подбородок, плавно переходящий в длинную, лебяжью шею. Живою бусиной выделялся на ней кадычок, ныне слегка придавленный клетчатым шейным платком. Отец же одарил сына высоким покатым лбом и массивным носом с вывернутыми ноздрями, из которых торчала щетка темных волос. На пухлых щечках королевича пробивались рыжие бачки, а над верхнею узкой губенкой красовалась ниточка усиков.
Поговаривали, что усики эти Матеуш сам ровняет маникюрными ножничками, а на ночь смазывает репейным маслом, чтоб гуще росли. И сейчас, крутанув куцый ус, он поднялся.
— Не согласится ли панночка Тиана составить мне компанию?
И как такому откажешь?
Никак.
— Ах, со всем моим удовольствием!
...спину жег ненавидящий взгляд. Вот только чей?
— Не привык я врать, потому скажу прямо. Я вами, драгоценная моя Тиана, очарован... — за руку наследник престола держал крепко, с королевскою хваткой, которая и позволила династии, основанной Подгурком Ляховицким, не только удержаться на троне, но и значительно расширить границы королевства. — В нонешнем болоте, в которое превратился двор, вы подобны глотку свежего воздуха...
— Главное, чтоб не сквозняку, — мрачно заметил Себастьян, подмечая, что для прогулки Его Высочество выбрали совсем уж уединенную аллею.
И романтично.
Розы цветут буйным цветом. Канарейки в серебряных клетках надрываются. Издали доносятся переливы скрипок... дворцовый орекстр по странной случайности играет что-то очень душевное, сердечное даже.
— Сквозняки не люблю! У дядечки от них спину прихватывает. Я ему говорила, чтоб носил пояс из собачьей шерсти, сама связала...
— Да вы рукодельница! — восхитился Его Высочество, ручку целуя.
...панночка Белопольска с готовностью смутилась.
...Себастьян подумал, что еще немного, и ему останется или в королевскую постель, или на каторгу.
— Извиняйте, — обцелованную ручку панночка Белопольска спрятала на спину. — Однако же у нас в городе не принято, чтоб кавалер незамужних девиц домогался!
Вместо того чтобы разозлиться, Его Высочество смутился.
— Ах, простите, Тиана, я и вправду не должен был вести себя подобным образом. Меня извиняет лишь ваша красота... от нее я теряю голову...
Королевской головы Себастьяну было не жаль, в отличие от собственной.
— Но вы правы, прекрасная панночка... несомненно, правы...
Вот только произнес он это как-то... неуверенно. И взгляд его, холодный, по-королевски рассчетливый, Себастьяну не понравился.
— Репутация — вещь хрупкая, не стоит ею рисковать... — он предложил руку, и Себастьяну не осталось ничего, кроме как предложение сие принять. К счастью, в дебри розовых кустов Его Величество углубляться не стали. — И я всецело разделяю вашу точку зрения... и поверьте, драгоценная моя Тиана...
...когда это она успела стать "его"?
— ...я сделаю все возможное и невозможное, чтобы защитить вас...
...ага, конечно, Себастьян взял и поверил...
— ...во всем королевстве не найдется человека, который посмеет сказать о вас дурное слово...
...и опять к ручке... и поневоле начинаешь понимать, для чего дамы перчатки носят. Прежде-то оная привычка казалась великосветской блажью, ан нет, оказывается, смысл имеется, когда каждый встречный руку обслюнявить норовит... и приобнял еще, привлек к себе...
...если целоваться полезет, Себастьян ему челюсть свернет. И плевать, что сие действо будет расценено как покушение на жизнь и здоровье венценосной особы...
...лучше уж на плаху...
— Мы подыщем вам достойного мужа... — продолжал курлыкать Его Высочество, при этом норовя изогнуться и заглянуть в глаза. Собственные его, мутновато-зеленые, будто стеклянные, оставались на удивление невыразиительны. — С титулом... с понятием...
И целует-то уже не пальчики, запястье, легонько покусывая.
...нет, на такое Себастьян точно согласия не давал.
— Взаправду? — хлопнула очами панночка Белопольска, которой хотелось и завизжать, и сомлеть...
— Взаправду, милая моя Тиана... взаправду... кем бы ты хотела стать? Баронессой... графиней? — ручку, благо, мусолить перестал, прижал к груди и поинтересовался. — Слышите, как стучит сердце?
— Ага, — панночка Белопольска уставилась на Его Высочество. — Громко. И быстро. Вы, часом, грудною жабой не страдаете? А то, знаете, дядечкин приятель один тоже все жаловался, что сердце громко бухает. И помер. Оказалась, что грудная жаба...
— Это любовь! — с придыханием сказал Матеуш.
— Думаете? А доктор говорил, будто жаба...
Руку отпустили.
— Все-таки вы удивительно непосредственное создание, моя милая Тиана... но скажите мне, есть ли у меня надежда?
И вот что ему было ответить?
Его Высочество, Матеуш, были донельзя довольны и собою, и прогулкой. В ближайшем рассмотрении панночка Белопольска оказалась еще более очаровательна. Она так мило смущалась, и в том смущении — Матеуш готов был поклясться — не было притворства.
Тиана...
...имя-то непривычное, но ей подходит. И сама-то она разительно отличается от придворных красавиц с их жеманством, томною леностью, которая пропитывает каждый жест, с привычкой взвешивать каждое слово, выплетая из них кружево пустословья...
— Это смотря на что вы надеетесь, — Тиана присела на лавку и ручки на коленях сложила, ни дать, ни взять — гимназисточка из пансиона Ее Величества, и глазки долу потупила, и щечки розовеют, реснички подрагивают... скромница...
Анелия никогда-то не пыталась играть скромницу.
Нет, она была слишком яркой, слишком живой... жадной. И как Матеуш раньше не видел этого? Или видел, но ослепленный взглядом синих очей, предпочитал не замечать?
— На то, что наши сердца отыщут путь друг к другу, — привычно ответил он, отмечая, что у панночки Белопольской и уши запунцовели. — Мне кажется, мы созданы друг для друга...
Он вновь поцеловал ручку, которая премило дрожала.
Смущение будоражило.
— Да? А мне казалось, у вас невеста имеется, — зловредно напомнила Тиана, глянув снизу вверх.
— Имеется, — Матеуш не стал отрицать очевидного. — Увы, моя дорогая Тиана...
Он сел рядышком и, сорвав розовый бутон, протянул его панночке.
— К несчастью своему, я — заложник трона и политических амбиций своего батюшки... мой брак укрепит позиции королевства, а потому я не имею права расторгнуть его...
...хотя не далее, чем вчера, в очередной раз взглянув на невесту, самой яркой чертой в облике которой был массивный крючковатый нос, Матеуш всерьез задумался, столь ли нужен ему трон.
— Однако я не люблю свою жену. И не полюблю.
— Печально... вот дядечка мой свою жену любит. Она еще та змеюка, и мы, по правде, не ладим, хотя я ее и называю тетечкой, но вот, поверите, была б ее воля, мигом бы меня из дому выставила! А сама-то пустоцветная! Вот и злится! И еще оттого, что дядечка мой меня сильно любит... он и отпускать-то не хотел... — Тиана вздохнула и, покосившись на королевича, отодвинулась. — Говорил, что при дворе-то сплошной разврат, что туточки совсем про божии заветы позабыли... и грозился, ежели и я позабуду, стану вести себя неприличественно, заявиться и собственною своею ручкой за космы оттаскать!
Матеуш не позволил милой панночке отстраниться, обнял, притянув к себе — правду говорят, что любая женщина ищет крепкого мужского плеча, нуждается в опоре — и произнес.
— Не стоит опасаться, думаю, ваш дядечка останется доволен...
...на памяти Матеуша не было такого, чтобы родичи фаворитки возражали против этакой королевской милости. Пожалует он дядечке орден или пару деревенек... или от налогов освободит на десяток-другой лет...
— Да? Думаете? Вы просто не видели, какая у дядечки рученька! Он той зимою с кузнецом нашим боролся, на спор, и едва не победил! И не оттого, что кузнец поддавался, дядечка такого не любит...
— Позвольте взять мне ваши проблемы на себя!
Он наклонился, потянувшись к розовым пухленьким губам панночки, но та отодвинулась.
— Да берите! — воскликнула нервозно. — Мне проблем для хорошего человека не жаль!
Скромница...
— Тиана, вы меня с ума сводите...
Он наклонялся, она отклонялась, пока вовсе на лавку не легла. И надо сказать, что зрелище было волнительным. Темные волосы панночки растрепались, черные глаза пылали, видимо, страстью, которую Тиана пыталась подавить в себе. Вздымалась высокая грудь, приковывая взор... и платье выгодно обрисовывало тонкий стан красавицы...
Сама же она выставила ручки, упираясь в грудь Матеуша, силясь сдержать его напор. И это робкое сопротивление лишь дразнило его.
— Сходить с ума очень вредно для здоровья, — сказала панночка, отчего-то баском.
— Всего один поцелуй!
Она зажмурилась.
И вывернулась-таки, Матеуш мазнул губами по щеке и, рывком подняв панночку, которая, кажется, готова была сомлеть от ужаса, прижал ее к себе.
— Не надо меня бояться, Тиана, — прошептал он на ухо, и провел ладонью по жестким черным волосам. — Я не обижу тебя... поверь.
Она судорожно вздохнула.
— Я понимаю, что был слишком напорист... тебе нужно время...
Тиана кивнула.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
