#duo

— А тебе?

— А мне — разыскать для тебя два миллиона.

— То есть, ты сможешь? — Димка изумлённо моргнул, и в его глазах появилось прежнее выражение мягкости и тепла.

— А ты как думаешь? — грустно улыбнулась я.

— И ты не сбежишь с моего тонущего корабля к другому мужчине?

— Я похожа на крысу? Или на твою бывшую жену? — Вот теперь начинаю злиться я.

— Нет. Ты похожа на мою будущую жену... Хорошо, если тебе так удобней, то поживи пока одна.

'Интересно, отпустил бы он меня так легко, скажи я ему, что не смогу найти два миллиона?' — думала я, провожая глазами его машину — не тот новенький, лаковый, чёрный 'Бентли', который был у Димки год назад, а старенькую, как и у меня, 'ауди'.

Оттрубив на работе положенные восемь часов (без учёта времени на обед, которого мне хватило, чтобы смотаться к Димке на Олимпийский проспект и забрать кое-какие вещи), я отправилась к себе домой. Дальнейшее вы уже знаете. И вот сейчас я сижу на кухне и жду шести. Мой взгляд невольно падает на часовые стрелки.

'Господи боже мой, уже шесть пятнадцать, а Дьячков просил меня позвонить ему ровно в шесть!'

Хватаю телефон, но в спешке опрокидываю чашку. Чертыхаюсь, ищу тряпку, чтобы вытереть стол. В это время мобильный истошным голосом исполняет сигнал входящего.

— Алло, — кричу я в трубку.

— Э-э, Катя? — У Дьячкова тот удивленный тон, которым разговаривают люди, встретившие на улице живого мамонта.

— Да, это я, я, — еложу тряпкой по полу.

— Катя, у вас всё хорошо?

— У меня всё прекрасно! — Я бьюсь головой об острый угол столешницы: — Ай!

— Оно и видно, — фыркает Герман. — Вам что, кирпич упал на ногу?

— Нет, я кофе пролила, — жалуюсь я.

— Обожглись?

— Нет.

— Мне перезвонить вам?

— Нет, секунду, — откладываю мобильный, отжимаю тряпку, вытираю руки. — Всё, я готова.

— Катя, скажите, вы умеете писать сценарии?

Если бы он спросил у меня, летала ли я на Луну, я не удивилась бы больше.

— Да как вам сказать, — осторожно начинаю я. — В институте я это проходила.

— А в жизни?

— А в жизни я пока пишу только книги.

— Ясно... В общем, я нашёл для вас два миллиона, но, чтобы их получить, вам в течение двух недель придётся переложить ваш роман на сценарий.

— Что? — удивляюсь я. — Зачем?

— Вашу книгу хочет купить одна уважаемая киностудия.

— Какая?

— 'Парамаунт Пикчерс' подойдёт? — фыркает Дьячков. — В общем, это 'Мосфильм', Катя... И если вы действительно знаете, как писать сценарии, то это сэкономит время вам и мне. Если нет, то я готов вам помочь.

— И сколько я вам буду должна за это? — не смогла удержаться я, помня его прыть.

— Нисколько, — в ответ огрызается Герман. — Считайте, что это уже входит в мои комиссионные.

— Хорошо, — мямлю я, — простите... А с чего мы начнём?

— А начнём мы с того, что я перешлю вам шаблон сценария. Вы как следует посмотрите на него, а завтра зададите мне все вопросы.

— А я могу перезвонить вам сегодня, предположим в десять часов, как вчера? Мы сможем поговорить по 'Скайпу', — закидываю удочку я, потому что мне очень хочется его увидеть.

— Нет, — резко говорит Герман. Потом исправляется и берёт другой тон: — Простите, Катя, но я не смогу. В это время у меня другая встреча.

— Встреча?

'Так поздно?'

— С девушкой, — смеётся Дьячков, и я понимаю, что я произнесла свой вопрос вслух. — Так что до завтра, Катя.

Герман вешает трубку, а на мою почту приходит письмо с обещанным мне трафаретом. 'Спасибо', — торопливо печатаю я. В ответ — тишина. Итак, Герман отправился по девочкам, а меня ждёт работа. Вздохнув, сажусь за компьютер. Последняя мысль, перед тем, как я окончательно погружаюсь в шаблон, это вопрос: тот мальчишка, что был с ним, тоже пойдёт по 'зайкам'?'

Глава 8. Ляссе

'Ляссе — узкая лента для закладки страниц в книге.'

('Википедия')

— 1 —

24 мая 2016 года, вторник — 7 июня 2016 года, вторник.

' 'Доброе утро, Герман! Я прочитала шаблон сценария, и у меня есть вопросы'.

'Доброе утро, Катя. Странно, если бы у Вас их не было. Что Вас интересует?'

'В почте долго писать. Можно, я Вам позвоню?'.

'Можно. Как насчёт шести часов вечера?'.

'Ах, ну да (смайлик). Простите, я забыла, что у Вас с девяти вечера встречи с Вашими девушками'.

'Вашими молитвами, Катя'.

'Хорошо, перезвоню Вам в шесть'.

Так завязывалась наша переписка.

Утром я просыпался, брал с собой ноутбук или планшетник и отправлялся в близлежащий, уже заполненный компьютерными кофеманами 'Старбакс', — или же шёл на кухню. Согревая ладони о фирменный бумажный стакан с дымящимся капучино или же залив кипятком обычный растворимый, я просматривал новые книги, присланные мне модератором. В двенадцать звонил Дробину и либо заезжал к нему на обед, либо встречался с группой талантливых программистов, которые разрабатывали платформу для нашего с Ильёй издательства. В шесть созванивался с Катей, в семь забирал Наташу, чтобы выбраться с ней в кафе или в кино, но чаще мы ехали ко мне.

В одиннадцать 'зайка' выставлялась домой, и начиналось моё священнодействие. Устроившись за кухонным столом, я перечитывал письма Кати, проглядывал те эпизоды сценария, которые она успевала прислать мне и предлагал ей свои правки. Иногда Катя охотно соглашалась со мной, но чаще спорила. Обычно это начиналось так:

'Добрый вечер, Катя. Есть фрагмент, который нужно переписать'.

'Добрый вечер. Поясняйте'.

'Печатать долго. Можно, я Вам позвоню?'.

'Только не в шесть (смайлик)'.

'Тогда во сколько?'.

'В одиннадцать или в двенадцать. В это время я ещё не ложусь'.

'А что скажет Ваш жених?'.

'А он в командировке!'.

И я звонил. Выкладывал, что мне не нравилось. Закончив свой мастер-класс и приняв излюбленную позу (нога на ногу и рука, закинутая за голову), я слушал то, что отвечала мне Катя. У неё был приятный голос, с той лёгкой, чувственной хрипотцой, которая неизменно вызывала мой интерес. В какой-то момент я даже стал позволять себе прикрывать глаза, чтобы представить её точёное лицо с зелёными, как дягиль, глазами.

— Герман, ау, вы где? Вы меня вообще слушаете? Я вам только что вопрос задала, — смеялась в трубку Катя.

— Прости, я задумался, — будучи пойманным с поличным, однажды покаялся я.

— Хорошо, я тебе сейчас всё повторю, — пригрозила Катя.

— Давай, я тебя слушаю, — усмехнулся я.

Так мы перешли на 'ты'.

К концу первой недели в нашей приятельской беседе наметился новый прогресс. Катя как-то вскользь поделилась со мной проблемами на работе. Я же в свою очередь рассказал ей, как меня достал один автор. Посмеявшись над Катиной начальницей (нет худшего хозяина, чем бывший раб) и над писателем, чьи провокации по искусственному занижению рейтинга конкурентов сошли на нет благодаря внедренному мной хитроумному приложению, Катя и я благополучно перешли к обсуждению тех закрытых и философских тем, за которыми, как это ни странно, всегда видны наши принципы и характер.

— Занятный ты парень, — призналась Катя в один из дней.

— Почему? — Я улегся на диван, с интересом ожидая, что последует дальше. И Катя не подвела:

— Ну, знаешь, есть люди, которые окружают себя стеной, хотя сами мечтают, чтобы кто-то её разрушил. И при этом, — с лёгким смущением фыркнула она, — эти люди всячески упираются, когда кто-то пытается эти стены сломать.

— А ты, значит, хочешь проникнуть за мои заграждения?

— Ну, в общем, да.

— А зачем? Я не настолько любопытный тип, как тебе кажется.

— Да как сказать, — смутилась Катя. — Вообще-то ты начинаешь мне нравиться.

Она засмеялась, а я впервые по-настоящему захотел её разобрать и понять, что же в ней тикает.

Впрочем, я отдавал Кате должное: она не предпринимала попыток силой пробиться мне в душу, хотя и не оставляла попыток заглянуть туда.

— Слушай, Герман, может, нам стоит обсуждать сценарий по 'Скайпу'? — однажды предложила она.

— Зачем?

— Ну, я люблю смотреть в глаза собеседнику. К тому же, ты меня уже видел, и я, если честно, тоже кое-что прочитала про тебя в 'Википедии'.

— Кать... — тяжело вздохнул я.

— Что? — невинно откликнулась Катя.

— Извини, но нам лучше оставить всё, как есть.

— Ну ладно, как скажешь.

Увы, я так и не смог открыться ей: я слишком дорожил тем согласием, которое воцарилось между нами. Но было ещё кое-что: впервые за долгое время моя душа лечилась в ощущении равновесия, выцветшего в моей памяти. А эти две недели подарили мне покой. Я был почти счастлив и не хотел ничего менять. Но реальность часто вмешивается в наши планы, а прошлое и настоящая боль всегда к нам возвращаются.

7 июня моя сероглазая 'зайка' явилась ко мне домой с целой кипой тетрадей и с виноватым видом попросила у меня воспользоваться моим ноутбуком.

— Артём, можно я у тебя реферат допишу? У меня сессия.

Мысль о том, чтобы пустить Наташу за мой компьютер, меня, мягко говоря, не прельщала, и я поинтересовался:

— А с твоим ноутбуком что?

— Ну, он не пашет. А у меня экзамены на носу. — В доказательство своих слов Наташа жалобно морщит нос. — Артём, ну, пожалуйста.

— Ладно, садись, — с неохотой соглашаюсь я.

— Ой, вот спасибо! — Наташа с благодарностью виснет на моей шее, после чего с удобством рассаживается на стуле. — Я ненадолго, — весело обещает она и по-хозяйски придвигает к себе мой 'Хьюлетт'. — Максимум час, а потом ты и я кое-чем займёмся.

'Кое-чем' означает наш неизменный интим, который начал мне приедаться.

— Может, лучше в кино сходим?

— То есть? — выпрямляется на стуле Наташа.

— В смысле, в кино новый фильм идёт. Говорят, хороший.

— У нас что-то не так? — 'Зайка' уставилась на меня подозрительными глазами.

— Всё у нас так. Пиши свой реферат, а я книгу почитаю.

— Хорошо, как скажешь, — и Наташа с головой ныряет в мой компьютер. Посмотрев на то, как её пальцы в бешеном темпе летают над клавиатурой, подавил в себе последний червячок сомнения. Прихватил 'планшетник', отправился в комнату и улёгся на диване. Пристраиваю 'девайс' к колену, нахожу рукопись нового автора. Забравшись в дебри детективного сюжета, я даже не заметил, как провёл на тахте полтора часа вместо часа, обещанного Наташей. Но от чтения меня отвлекли не стрелки на часах, а то, что из кухни, где над рефератом трудилась 'зайка', перестал раздаваться мерный и бойкий стук клавиш.

Чужие эмоции сложно считать, но зато их можно впитывать. А ложь для меня — это чувство, которое просто висит в воздухе.

'Компьютер... Реферат... Интернет... моя почта... Интересно, а что там Наташа делает?'

Откладываю планшетник, скидываю ноги с дивана и отправляюсь на кухню. В проёме двери вижу 'зайку', скорчившуюся на стуле. Наташа уставилась в ноутбук с тем напряжённым видом, с которым люди читают нечто, запретное для них. При звуке моих шагов Наташа вздрагивает и поднимает голову. Секунда — и я вижу в её глазах не страх, а гнев и все те эмоции, которые очень напоминают ревность. Остановившись в дверях, я жду, и, видимо, на лице у меня то бесценное выражение, от которого Наташа краснеет.

— Так что тебе в моём ноутбуке понадобилось? — невозмутимо осведомляюсь я.

— Кто такая Катя, Артём?

Пауза. Ошарашенно гляжу на 'зайку':

— Что?

— Кто такая Катя? У тебя с ней отношения? — Наташа взвинчивает голос, а в кухне начинает витать аромат разборок 'по-семейному'. — Так кто такая Катя?

Пережив первый шок, отлепляюсь от стены и делаю шаг к столу. 'Зайка' испуганно откидывается на спинку стула. Я же передвигаю к себе ноутбук и вижу открытый 'Outlook'. В нём — вскрытые письма, Катины и мои. Выпотрошенный сценарий, выуженный из кучи писем договор по разделу сервисного центра, и, наконец, фотография Кати. Закрываю глаза. Считаю до десяти, чтобы не придушить 'зайку'. В итоге, опираюсь одной ладонью о спинку стула, вторую кладу на стол. Наклоняюсь, чтобы видеть лицо Наташи.

— Так для чего тебе мой компьютер понадобился? — очень тихо спрашиваю я. — Решила поиграть в Мату Хари?

— Я просто хотела отправить Ольке свой реферат, — отнекивается Наташа. — Открыла иконку почты и увидела вот это!

— Врёшь, — мёртвым от злости голосом режу я. — Скажи, — я не свожу глаз с Наташи, — тебе старшие никогда не объясняли, что чужие письма нельзя читать?

— Объясняли, — Наташа хищно кривит алый рот. — А ещё мне рассказывали, что нельзя спать сразу с двумя девушками.

— Так-так, продолжай, — преувеличенно любезно предлагаю я.

— И, между прочим, это ты виноват. Я, может, и не стала бы залезать в твою почту, если бы ты... если б ты не... в общем, ты изменился. Ты меня... не хочешь, — Наташа бросает мне обвинение.

— А я должен всё время хотеть, да? — Прищуриваюсь. — 'Зайка' моя, я ведь нормальный человек, а не заводная игрушка.

— Зато раньше ты всегда хотел, — огрызается Наташа. — А две недели назад ты в первый раз сказал мне 'нет'. А потом вообще, как отрезало. 'Давай сходим в кино, давай сходим в кафе', — передразнивает меня 'зайка'. — Ты случайно не замечал, что мы стали реже встречаться?

— И это тебя убивает, — киваю я. — Так сильно убивает, что ты не придумала ничего лучше, как прикрыться несуществующим рефератом и влезть в мой компьютер. Так?

— Так! Я просто не знала, что мне делать! И я посоветовалась с Олькой, а Олька рассказала мне один проверенный способ, и...

'Да тут целый заговор.'

— Ну, дальше, — поощряю 'зайку' я.

— Ну, и Олька предложила мне твой мобильный проверить, но он у тебя под паролём. И вот тогда...

— ... Вам с Олей пришло в голову развести меня на доступ к моим файлам.

— Да! — заходится в крике 'зайка'. — И я оказалась права, потому что у тебя рассказ в черновиках. Этот этюд к Кате, — Наташа презрительно кривит губы. — А ещё тут целая папка твоих писем к ней... Ты спишь со мной, потому что она тебе не даёт, хотя так тебе нравится?

Женская ревность и любопытство — два пагубных порока. И если первое просто отравляет твою жизнь, то второе проникает в твой дом под личиной энтузиазма и желания оказать посильную дружескую 'помощь'.

— Олька советовала по датам проверить, — ввинчивается в мои уши пронзительный голос 'зайки'. — И я проверила. Ты писал этой Кате этюд о том, что ты мечтал бы с ней сделать, в тот самый день, когда я была у тебя... Как ты мог? Я... я же живой человек!

У Наташи срывается голос. Я же отлепляюсь от стула, тру ладонями лицо. Не сдержавшись, всё-таки чертыхаюсь и бью кулаком в стену. Наташа невольно вжимает голову в плечи, трусливо мечется взглядом по моему лицу и начинает плакать. Крупная прозрачная капля срывается с кончика её носа и падает на клавиатуру. Наташа шмыгает носом, её лицо некрасиво морщится, взгляд становится жалким, и она ударяется в настоящий рёв. А я мигом теряю весь свой запал. Почему-то ловлю себя на мысли, что женские слёзы изобретены для того, чтобы нами манипулировать. Не верите? Надави на жалость — и посыплется каждый второй. Вот и я опускаюсь на корточки и, поглаживая колени Наташи, начинаю просить: