Десант строгого режима. Воля богов.

И началась череда перемещений, камера — карцер, карцер — камера. Потом, видимо, когда я уже едва не подыхал от истощения, боясь показать меня адвокату, дав отлежаться пару дней в больничке, меня поместили в одиночку. Да я и не возражал. Мне там вполне комфортно. Посидеть в одиночестве, подумать. Правда, проблем, после парочки моих выступлений в камерах, уже не было. Толи моя отмороженность помогла, или малява с воли пришла — местный люд меня зауважал и больше не дёргался. Да вот, только местную администрацию я чем-то не устроил. Видимо, дубаков сильно помял, когда они меня совсем неласково, из хаты тащили. Да и в пресс-хате отбивался, сколько мог, пока не вырубили, убивать-то я их не стремился. Может ещё по какой, другой причине. Я потом неделю, в одиночке отлёживался, в больничку уже не отправляли, доктор в камеру пользовать приходил. Ладно, организм молодой, растущий, всё как на собаке, быстро зажило. Вот они меня под всяким предлогом и совали в кичму.

Но всему приходит конец, теперь я сижу в одиночке, плюю в потолок, от нечего делать занимаюсь растяжкой, отжиманиями, приседаниями и другой доступной мне физической нагрузкой.

От такой жизни, весь лишний жирок с меня сошёл. Животик исчез, тело стало сухощавым, жилистым. Скоро я снова, как в юности, смог садиться на любой шпагат, вставать на мостик и обратно. От отжимания на кулаках, на костяшках наросли хорошие мозоли. Я даже приловчился медитировать. Никогда не увлекался йогой, а тут от нечего делать, даже стало получаться полностью отключаться от всех ощущений. Интересное чувство. Время пролетает моментом. Было жаль, что размеры камеры не позволяли отрабатывать прыжковую и другую технику, но на безрыбье и рак рыба. После обязательной разминки на общефизическую нагрузку и растяжку, я начинал отрабатывать удары руками и ногами, до изнеможения повторяя одни и те же движения. И так день изо дня, выматываю себя тренировками, лишь бы в голову не лезли лишние мысли, иначе и с ума сойти не долго.

Полгода. Никогда не думал, что это так много. Даже, когда служил в армии, время так не тянулось, хотя тогда казалось всё наоборот. Но, тут, в этих стенах я, по настоящему, ощутил, как может быть тоскливо, когда нет выбора своего будущего.

* * *

-Ну, что, Артёмьев? Скоро ты там? — нетерпеливо спросил Пастухов, — Долго мне ещё на тебя любоваться?

-А я тебя и не держу. Можешь идти, — разрешил я, неторопливо перелистывая очередную страницу.

-Ну, ну. Пошути тут ещё. На зону придёшь, там нашутишься. Тебе и так строгач корячится. Ты же у нас особенный. Даже тут, в СИЗО и то на строгом режиме сидишь. Думаешь, начальник СИЗО тебе хорошую характеристику напишет? А суд всё во внимание примет. Так, что — строгач тебе, по одному только характеризующему корячится. Даже если и на общую закинут, то один хрен, тебе БУР обеспечен. Да и я постараюсь.

-Да ты не злорадствуй. От тюрьмы и сумы не зарекайся. Кто знает, где ты завтра будешь. Глядишь, я тебя на соседней шконке увижу. Вот тогда и споёшь мне свою серенаду. Прокукарекаешь. Кстати, тебе-то я, чем насолил? Вроде нигде не пересекались

-Не дождёшься ты от меня серенад, — рассмеялся тот, ухмыляясь. Видно, от скуки ему захотелось поговорить, по самоутверждаться, — А на счёт, насолил или нет, это как посмотреть. Я про тебя наслышан. Нос свой совал, куда не надо, а это очень нехорошо. Людям хорошим, мешал работу делать. Люди, понимаешь, работу работают, с преступностью борются. А тут ты приходишь и многомесячный труд насмарку. А потом люди проблемы имеют.

-Невиновных в тюрьму определять, жизни ломать, карьеру — это ты называешь, бороться с преступностью? Кстати, вспомнил я тебя, Пастухов. Это твой племяша в Центральном следаком работает? Что рожу скорчил? Твой. Это вам я помешал, дачу у соседа отобрать. Вот за это ты меня и ненавидишь. Тоже мне, борец с преступностью, — тихо рассмеялся я, глядя на то, как Пастухов снова покраснел от злости.

-А за это, тебе от меня особая благодарность будет, — злобно просипел он, — У меня ведь, родни много. На строгач тебя пошлют в нужную колонию. А там мой родственничек тебя уже встретит. Так встретит...

-Ну, поживём, увидим. Встретит, так встретит, — покладисто ответил я, — А раз всё уже решено, может, скажешь, кто мне девку подкинул. Кому я так насолил?

Пастухов, откинулся на стуле, задумчиво крутя ручку между пальцев. Оценивающе, презрительным взглядом рассматривая меня. Лицо постепенно приобретало нормальный цвет.

-А не скажу я тебе ничего, Артёмьев. Будешь гнить на зоне и никогда не узнаешь, кто тебя туда определил. Так что, сиди и не дёргайся. Глядишь, лет через пятнадцать и выпустят по УДО. Хотя, я бы на твоём месте и не мечтал. Но, можешь и помечтать. Надежда умирает последней, — рассмеялся он.

-Злой ты, Пастухов. Злой и жадный. Как там хохлы говорят? Бог не теля, бачит видселя. Вот и ты где-нибудь проколешься и тебя схарчат. Так, что позлобствуй пока. А там, глядишь, и мы с тобой встретимся, пообщаемся, — пообещал я, глядя, как он снова наливается краснотой. А интересно, если его сейчас инсульт долбанёт, мне это тоже в вину поставят?

Неожиданно, по помещению прошла дрожь. Всё качнулось, в душе ёкнуло, среагировала вестибюлярка. Чувство было такое, как на качелях, когда летишь вниз. Снова качнуло. И снова. За дверью раздались громкие вскрики, кто-то пробежал по коридору.

-Что это?! — испугано вцепившись в стол, спросил Пастухов, выпучив на меня свои глаза.

-На землятресение похоже, — ответил я, прислушиваясь к звукам, раздающимся из-за дверей. Интересно, что будут делать? Как положено, поступать в таких случаях в режимных учреждениях по закону, я не знал. Но эвакуировать наверняка никого и никуда не будут.

-Землятресение? Вот чёрт! Надо же! — засуетился Пастухов, — Ладно, давай дело. Завтра дочитаешь. Мне идти срочно надо. Я уже опаздываю, у меня ещё дел много.

Он надавил несколько раз на кнопку вызова охраны. Потом снова. Но звонок не сработал. Выругавшись, Пастухов поднялся из-за стола и направился к дверям, в этот момент снова здание качнуло и достаточно сильно, так что ему пришлось взмахнуть руками и ухватиться за стену. Он испуганно вскрикнул. Я тоже расставил ноги и вцепился покрепче в табуретку, что бы с неё не свалиться. Промелькнула паническая мысль, что сейчас всё рухнет и нас завалит.

Пастухов, повернулся ко мне с белым от испуга лицом, и хотел что-то сказать. Но в этот момент снова накренился пол, и он полетел к противоположной стене. Я тоже не удержался от неожиданного толчка и свалился с табуретки, почувствовав, как больно врезался браслет наручников в руку. Мимо меня пролетело уголовное дело, слетевшее с моих колен, в глазах потемнело.

Чувство падения всё длилось, тьма в глазах сменилась какой-то серостью, и исчезли звуки. Через какие-то мгновения, когда я только задумался странностью происходящего, в глаза ударил свет, в уши ворвался многоголосый мат. Я крепко приложился об землю, лицом проехался по мокрой траве и ударился обо что-то мягкое. Это мягкое, вспомнив чужую мать, зашевелилось и отодвинулось от меня. Я открыл, машинально закрытые при падении, глаза, поднял голову и тоже вспомнил чью-то мать.

Посреди большого поля, вповалку лежали сотни людей, многие шевелились, подымаясь, тоже растерянно крутили головами по сторонам. По внешнему виду, было заметно, что это заключённые. Среди них, попадались и люди в форме, сотрудники СИЗО. Рядом со мною, в своём модном костюме, на траве сидел следователь Пастухов, непонимающим взглядом, растеряно и испугано трясся и крутил головой, осматривая то, что его окружало. А окружало его то, что и всех. Поле, небо и никакой тюрьмы вокруг.

Поднявшись на ноги, я осмотрелся по сторонам. Невдалеке виднелся лес, в небе посвистывала какая-то птаха. Судя по всему, было раннее утро, трава ещё не просохла от росы. После тюремной атмосферы, воздух был одуряющее чист. Я вздохнул полной грудью, так что в голове зашумело, бодрость, ощущение нового и неизведанного ударили в мозг. Неожиданно, весь мой страх куда-то ушёл, я вдруг понял, что ненавистные стены СИЗО я больше никогда не увижу и началась новая жизнь. Отодвинув, на время, причины этого понимания, я повернулся к той роже, которую за сегодня уже люто возненавидел. Посмотрев на растерянного Пастухова, я слегка наклонился к нему и спросил:

-Ну, что, Пастухов? Я говорил тебе, что Бог не теля — бачит видселя? Говорил. Я говорил, что мы с тобой встретимся в другом месте и ты будешь этому не рад? Говорил. А теперь, держи обещанное, падла!

С этими словами, я с удовольствием, врезал ногой по толстой, потной, испуганной морде Пастухова.

Глава 3

Он шёл на собственную казнь.

Александр Васильков

Второй день наша толпа брела по степи. Время от времени, взявший на себя обязанности главнокомандующего — Резаный, отправлял группы бывших зеков на разведку. А заодно, и на поиски съестного, в ближайший лес, вдоль которого мы шли. Резаный, в миру — Николай, был по всем понятиям авторитетом. Не приживаясь долго на воле, он практически не вылезал из колоний. За достаточно короткое время, мы с ним нашли общий язык, в некотором роде разграничив зоны влияния. Он рулил всеми, а я ему в этом не мешал. Меня это в принципе устраивало, его тоже. На мою независимость он не покушался, чувствовал, что я скорее сдохну, чем выполню его указание или, скорее всего, ему горло перегрызу. Так-то, мы предварительно были наслышаны друг о друге, поэтому быстро договорились.

Сейчас нас было немного меньше, чем в тот момент, когда мы все очнулись под открытым небом. Примерно полтора десятка тел пришлось прикопать в овраге, обрушив на них землю с краёв. После первого шока от смены обстановки, когда я стал методично пускать под пресс Пастухова, многие тоже вспомнили старые обиды, часть зэков кинулась на бывших сотрудников СИЗО, кто-то сцепился между собой. Раздались выстрелы. Крик поднялся сильный. Все носятся, орут.

Пастухова я убивать не собирался, немного обработав это скулящее животное под ободряющие возгласы нескольких зрителей, которые не поддались всеобщему безумию, я остановился и внимательно осмотрелся в этом бардаке. Недалеко колыхалась волна голов, откуда раздавались азартные выкрики, удары. Раздавались вопли боли и чей-то истощённый вой. Бросив короткий взгляд на плачущего Пастухова, размазывающего кровь по роже, я рявкнул ему, что бы сидел на месте. А сам направился в толпу, мне было любопытно, кого там так азартно месят. Бесцеремонно растолкав народ, по пути врезав по мордам особо возмущённым, я пробился в первые ряды. Как я и ожидал, зэки били мусоров. Основная их масса сбилась в кучу, выставив несколько стволов в сторону бывших заключённых. Но уже не стреляли. На земле валялось с десяток растерзанных тел, и нескольких уже добивали, дружно меся ногами. Мусора не вмешиваясь в свалку, стояли плотно сбившись в кучу, в их глазах плескался страх. Ну, это и понятно. Количественно, их раз в десять меньше чем зэков. И тот пяток пистолетов им погоды не сделают. На сколько я знал, внутри СИЗО оружие носить было запрещено, только дубинки. Значит, это оружие с поста охраны, на входе в главный корпус тюрьмы. Значит, внешняя охрана сюда не попала, переместились только те, кто был внутри здания.

Неожиданно, среди толпы мусоров, я заметил знакомые рожи. Ярость опьяняюще ударила в голову.

-Охренеть, какие люди!!! — воскликнул я, — Ну, не может же так сильно везти! Столько счастья и всё в один день!

С этими словами, я направился в сторону насторожённых сотрудников, по пути растолкав глумящихся, уже над бездыханными телами, зэков. Один что-то недовольно рыкнув в мой адрес, тут же осел на землю, закатив глаза. Не люблю хамов. Остановившись в паре метров от притихших сотрудников, я весело их осмотрел, спросил:

-Привет кого не видел, как дела? Чего грустим?

-Чего тебе, Искандер? — отозвался один из них.

Приглядевшись, я узнал своего знакомца, дубака Бориса. Улыбнувшись ему вполне дружелюбно, я ответил:

-А, это ты Борис. Да ничего особенного. Я хочу убить двоих, из тех кто сейчас среди вас, но взамен обещаю, что сегодня никто из вас больше не умрёт. Что скажете на моё предложение?

-Ты чего, сука, охренел совсем? — проорал один из них, — Сейчас пулю схлопочешь в пузо, урод!

-Сейчас я уже хочу убить троих. Этого крикуна тоже, — спокойно отозвался я, — Если продолжим базар в том же тоне, то вы умрёте все. Вот эти ребята мне помогут. Они вас почему-то не любят. А пистолеты вам не помогут, сами понимаете. Вас просто сомнут. А потом, порвут, как Тузик грелку.

Я мотнул головой назад, показывая на окруживших всех нас зэков. Почуяв ещё одно бесплатное развлечение и хлебнувшие крови зэки, жаждали продолжения банкета. Раздались дружные выкрики, обещание разнообразных извращений, в адрес своих бывших тюремщиков.

-У вас выбор небольшой. Или отдать мне, теперь уже троих, или умереть всем. Посмотрите вокруг. Мы не в тюрьме. Мы даже не на Земле, если кто-то этого ещё не понял. Глаза разуйте! Посмотрите на это небо, солнце, траву под вашими ногами! Это не Земля! Среди тех, кто вас сейчас окружает, нет ни одного сочувствующего вам, все они жаждут вашей крови. Вас мало и вы все умрёте. Но забрав три жизни, я дам вам надежду, что на этом ваши смерти закончатся.

-А ты кто такой, что бы чего-то тут обещать? — раздался голос сзади меня. Обернувшись, я обнаружил здоровенного парня, который презрительно смотрел на меня. Руки его были в крови, одежда тоже. Понятно. Крови хлебнул, здоровья много. Рвётся в лидеры.

-Меня зовут Искандер, — ответил я.

-И чё? Да хоть Клара Целкина, мне похер. Ты чего тут развыступался, как Ленин на броневике, а? Крутой штоли? — он заржал, сплюнув мне под ноги.

Шагнув к нему, я нанёс резкий удар в голову, он рухнул на землю, а когда попытался подняться, сильным ударом ноги, под подбородок, я снова отбросил его обратно. От удара, голова резко мотнулась назад, раздался резкий щелчок. Упав, и дернувшись несколько раз, он застыл без движения. Удивлённые, синие глаза смотрели в небо, подёргиваясь смертельной пеленой. Крепкий попался, обычно ударом в висок, я праотцам отправлял сразу. Видимо, у этого мозг прятался очень глубоко, или отсутствовал совсем.

-Меня зовут Искандер, если кто не знает, — повторил я, повернувшись к отшатнувшейся от меня толпе зеков, — У кого-то ещё есть ко мне вопросы? Претензии? Жалобы? Ну?!

Толпа затихла. Неожиданно, один из зэков, пропихавшись откуда-то из глубины вперёд, спросил:

-Искандер, так правда штоли, что мы на другой планете?

-Правда, — коротко ответил я.

-Охренеть! — ответил мужик, да так забавно при этом присел и хлопнул себя по коленям, что близстоящие невольно засмеялись. Напряжение немного спало. Повернувшись к толпе мусоров, я снова обратился к ним: