Кукушкин

Утро 20 мая 2004 года не предвещало неожиданностей. Я сидел на кафедре и заполнял учебные планы. Скучная отчетность — неизбежное зло любой государственной структуры независимо от того, чем эта самая структура занимается.

Я торопился поскорее закончить с этим малоинтересным занятием до десяти часов, так как на это время было назначено совещание у декана, на котором должно было решиться, где пройдет летняя археологическая практика у студентов и кто из преподавателей будет работать 'в поле'. Недавно в стенах факультета пошли слухи, что в рамках сотрудничества с Одесским университетом одну группу могут направить в Крым, под Евпаторию. Естественно, среди студентов желающих поехать на море за счет университета было много, однако деканат хранил многозначительное молчание по этому поводу.

Телефонный звонок оторвал от заполнения очередной строки. Первым моим желанием было не брать трубку, однако противный дребезжащий звук кафедрального телефона заставил бросить ручку и подойти к аппарату.

— Да!

— Алло! Это кафедра русской истории?

— Да! Юленька, здравствуй! Слушаю!

Юля была секретарем декана и по-совместительству дочкой одного из преподавателей. Её общительность и молодость успешно компенсировали отсутствие модельной внешности и серьезного ума. Мама пристроила её на эту работу потому, что работники университета могли получить образование бесплатно и сейчас Юля с каждым днем приближалась к диплому о высшем образовании по специальности 'менеджер'.

— Владимир Денисович, Александр Петрович просил вас зайти в деканат.

— Когда?

— Сейчас.

— А по какому вопросу?

— Не знаю. Он сказал мне позвонить к вам на кафедру и позвать вас.

— Хорошо, сейчас приду.

Я запер кафедру, оставил ключ Наталье Николаевне, которая вела спецкурс в соседней аудитории, и через пару минут уже стоял в приемной декана.

Юля на мгновение оторвалась от компьютера и сказала 'Заходите', после чего опять занялась раскладыванием пасьянса.

В кабинете помимо декана факультета сидели начальник первого отдела университета Назаров и неизвестный мужчина, лицо которого позволяло безошибочно определить, что он с Назаровым одного поля ягоды.

Декан поздоровался, показал мне на свободный стул и сказал, обращаясь к неизвестному:

— Вот, Смирнов Владимир Денисович, кандидат наук, доцент кафедры русской истории. Он занимается интересующим вас периодом, — и, обращаясь ко мне, продолжил, — Владимир Денисович, товарищам нужна консультация по некоторым историческим вопросам.

Неизвестный внимательно посмотрел на меня, после чего представился:

— Майор Вилков, УФСБ по республике Мордовия.

— Слушаю вас, товарищ майор.

— К нам поступили несколько предметов, предположительно 18-го века. Нам необходима ваша консультация. Мы с вами отъедем на пару часов, а потом вас доставят обратно.

— А что за предметы?

— Вы все увидите сами. У вас есть с собой какие-нибудь документы, удостоверяющие личность?

— Пропуск в институт и права.

— Хорошо, пройдемте...

До здания республиканского УФСБ мы добрались примерно за пятнадцать минут. После того, как мне оформили пропуск, Вилков провел меня в кабинет и попросив обождать, сделал несколько звонков по телефону.

Наконец майор положил трубку и обратился ко мне.

— Владимир Денисович! Прежде, чем мы с вами пройдем в лабораторию, вам необходимо дать подписку о неразглашении.

— Простите, товарищ майор, не знаю как вас по имени-отчеству, но я не совсем понимаю, ради чего все эти меры. Если это археологические находки, то они могут представлять ценность для науки, могут быть интересны музеям, коллекционерам...

— А также криминальным элементам, — перебил меня Вилков. — Подписка — это стандартная процедура, тем более, что вы посетите одну из наших лабораторий. Даже отвечать вам о том, что мы увидим в лаборатории, без подписки я не имею права.

Честно говоря, меня подобное заявление задело, но любопытство, свойственное настоящим историкам, к которым я скромно отношу и себя, пересилило другие чувства.

— Хорошо, я подпишу, — и, взяв протянутый мне стандартный бланк, быстро пробежался глазами по тексту, расписался и поставил дату, — Пожалуйста.

— Спасибо. — Вилков быстро убрал расписку в папку и на его лице первый раз за время нашего общения мелькнула улыбка. — Зовут меня Вадим Викторович, хотя в служебной обстановке предпочитаю обращение по званию. Ну что ж, — он поднялся со стула, — пройдемте.

Несколько минут спустя мы в белых халатах стояли возле ярко освещенного стола, на котором были разложены предметы и одежда. Рядом с нами находилась эксперт лаборатории, женщина моих лет, представившаяся Инной Леонидовной, которая кратко комментировала каждую вещь, лежащую на столе.

— ...Рубаха мужская. Ткань грубая, льняная, однотонная, сделана немеханическим способом. Швы выполнены вручную. Пуговицы отсутствуют, ворот скрепляется завязками из ткани того же материала. На левом локте и правом боку следы ремонта с использованием ткани зеленого цвета. Ткань толстая, шерстяная. Заплатка на боку расположена на внутренней стороне сорочки, заплатка на локте снаружи.

Сапоги кожаные. Кожа натуральная, предположительно козья. Изначально цвет коричневый, потом перекрашены в черный цвет путем нанесения дегтя. Швы выполнены немеханическим способом...

Штаны мужские. Ткань грубая, шерстяная...

Я внимательно смотрел на каждую вещь. Эти вещи ручной работы были явно ношеные, причем мне, как историку, становилось все более очевидно, что мы имеем дело не с творчеством реконструктора или изготовителя подделок 'под старину' для продажи коллекционерам, а именно с вещами той эпохи.

Когда Инна Леонидовна перешла к другим вещам, то меня привлекли не дульнозарядный пистолет и не несколько мелких монет, а медный крест на простой веревке-гайтане. Я попросил разрешения посмотреть его поближе и через минуту выдал свое заключение:

— Перед нами нательный старообрядческий крест. Прямой, восьмиконечный. Обратите внимание на форму его концов: они отличаются от современных православных крестов, — после чего продемонстрировал присутствующим свой алюминиевый крестик. — Подобные кресты мне знакомы; в частности, этот похож на кресты старообрядцев с Иргиза.

Вилков внимательно меня выслушал и сделал пометки в блокноте.

Осмотр других предметов показал, что они соответствуют второй половине 18 века и, на первый взгляд, тоже не являются новоделами: мелкие монеты имели потертости от использования, а пистолет был в весьма запущенном состоянии.

Я задумался, потом спросил Инну Леонидовну, были ли найдены какие-нибудь бумаги, но, получив отрицательный ответ, сказал Вилкову:

— Если судить по внешнему виду вещей, то они — не плод работы каких-нибудь реконструкторов или мастеров, промышляющих изготовлением предметов 'под старину'. Конечно, надо провести анализ материалов, чтобы определить примерное время их изготовления, но мне кажется, что эти вещи использовались достаточно долго.

— Хорошо, пойдемте, — сказал Вилков. Попрощавшись с экспертом, мы вышли в коридор и вскоре вернулись в кабинет майора.

Пока майор открывал форточку, я сел на свой стул и задумчиво сказал:

— Я не знаю, где хранились эти вещи, но они хорошо сохранились и могут пригодиться нашему музею.

Вилков сел напротив меня, достал лист бумаги и начал составлять протокол осмотра. За двадцать минут он извел три листа бумаги, пару раз задал мне уточняющие вопросы, после чего я прочел написанное и расписался на каждом листе.

— А теперь, когда формальности закончены, могу я задать вам несколько вопросов? — спросил я майора.

— Пожалуйста, если смогу — отвечу.

— Где найдены эти вещи?

— На нашей территории.

— Здесь? — я действительно удивился такому ответу.

Вилков усмехнулся:

— На нашей территории — это значит, на территории республики.

— А более подробно?

— Этого я сказать не могу, так как у вас нет допуска.

— Но я же дал подписку о неразглашении!

— Подписка относится к тому, что вы увидели у нас, — и предугадывая мое возмущение, добавил: — Я доложу о нашей встрече своему начальству и если оно сочтет необходимым, вы получите необходимую информацию.

Поблагодарив меня за оказанную помощь (в тот момент его благодарность я воспринял, как завуалированное издевательство), он проводил меня до выхода, где проследил за тем, чтобы я сдал пропуск, после чего сказал, какая машина доставит меня обратно, и попрощался.

Увы, бывают дни, когда все идет не так. Мало того, что мне не объяснили, откуда вещи, которые я видел, так ещё я пропустил совещание. Конечно, практика в Крыму мне не досталась, но, слава богу, и на другие раскопки не отправили, и впервые за три года у меня внезапно стал вырисовываться полноценный летний отпуск.

В тот момент я не знал, что это только начало.

* * *

**

Я заканчивал лекцию у вечерников, когда в дверь аудитории заглянул ассистент Паша и позвал меня к телефону.

— Скажи, что я освобожусь через 10 минут.

— Мне сказали, что это срочно.

— Кто сказал?

— Майор Вилков.

Удивившись, я пошел к двери. Студенты (а их было немного) задвигались и начали складывать вещи. Повернувшись к ним, я сказал:

— Лекция не закончена. Сейчас я отвечу на звонок и мы продолжим, — и, увидев разочарованные лица, быстро вышел в коридор, чтобы избежать просьб типа 'а давайте закончим в следующий раз'.

Подойдя к телефону, я пару раз глубоко вдохнул, настраиваясь на разговор, после чего взял трубку и голосом, которому постарался придать побольше сухости, бросил в трубку:

— Слушаю.

— Это доцент Смирнов?

— Да.

— Майор Вилков, мы сегодня с вами встречались.

— Да, я помню. Слушаю вас.

— Нам необходима ваша консультация.

— Но я же сегодня уже был у вас! — удивился я, — И все, что мог сказать по интересующему вас вопросу, сказал. И, потом, у меня сейчас лекция.

— Мое начальство хочет встретиться с вами по известному вопросу. Машина прибудет через пятнадцать минут. Не опаздывайте. — и он положил трубку.

Чертыхнувшись в адрес майора, его начальства и нашего декана, который подложил мне свинью, я вернулся к студентам, извинился и отпустил их. Попросив Пашу закрыть аудиторию, я собрал вещи, по телефону предупредил жену, что задерживаюсь по работе, после чего вышел из корпуса и стал ждать машину.

Я не успел докурить сигарету, как показался черный 'Ниссан', который подъехал прямо к входу и остановился. Водитель опустил окно и спросил:

— Доцент Смирнов?

— Да, — кивнул я.

— Садитесь.

Я бросил окурок в урну, после чего уселся на заднее сиденье. Машина сорвалась с места. Боковым зрением я успел заметить моих студентов, стоявших небольшой группой в стороне от крыльца. Их оценивающие взгляды в сторону машины подсказали мне, что в глазах молодежи мой рейтинг подрос как минимум на пару процентов.

Примерно через пятнадцать минут я был встречен Вилковым и быстро препровожден в приемную на втором этаже. Секретарь подняла трубку, доложила о посетителях и тут же пригласила нас в кабинет.

Хозяин кабинета, сухощавый немолодой мужчина в кителе с погонами полковника, вышел из-за стола, протянул мне руку и представился:

— Полковник Филиппов, заместитель начальника УФСБ по республике Мордовия.

Я пожал руку и представился в ответ. По приглашению хозяина кабинета мы с Вилковым сели за приставной стол напротив друг друга, полковник занял свое место, пододвинул к себе картонную папку и заговорил:

— Владимир Денисович, сегодня вы уже были у нас и осматривали некоторые вещи. Я ознакомился с протоколом; ваши предположения о том, что вещи настоящие подтверждаются выводами наших экспертов, — он достал несколько листов из папки и положил перед собой. По крайней мере, часть вещей действительно изготовлена в период с 1750 по 1780 годы. То есть, версию о современных новоделах мы можем отбросить.

Майор Вилков сообщил мне, что вы интересовались происхождением вещей, которые могут представлять определенную историческую ценность. Честно говоря, мы рассчитывали на приезд специалистов из Академии наук, однако сегодня обстоятельства резко изменились в неблагоприятную сторону. Группа из Москвы прибудет только завтра, но у нас слишком мало времени, поэтому мы решили вновь побеспокоить вас, как специалиста.

Мы просим Вас, — он выделил голосом слово 'просим', что меня очень удивило, — помочь нам разобраться в одном очень запутанном деле.

— Каком?

— Сейчас вы с майором Вилковым проедете в нашу больницу и поговорите с человеком, у которого мы изъяли эти вещи. Нам необходимо установить, говорит ли он правду.

— Простите, но я никогда не проводил допросы...

— Нам не требуется допрос, нам требуется установить, насколько соответствует истории его рассказ.

— И что потом?

— Потом мы ждем от вас подробного отчета с выводами, насколько можно доверять тому, что вы услышите. Допуск я подписал, — Филиппов протянул мне картонный прямоугольник с печатью и красной полосой по диагонали, — пропуск в больницу выдаст вам майор Вилков. Сейчас вы вместе с ним пройдете в его кабинет, дадите подписку о неразглашении и поедете в больницу.

— Можно все-таки уточнить, в чем дело?

— Дело в том, что эти вещи были у человека, который утверждает, что попал к нам прямиком из 18 века. Его состояние крайне тяжелое, практически безнадежное. Мы не верим в путешествие во времени, но вещи и некоторые особенности этого человека делают версию перемещения во времени одной из возможных. Мы хотим убедиться в том, что он не врет, либо понять, что с ним произошло и где он взял одежду и предметы позапрошлого века.

Наверное вид у меня был слегка ошарашенный, поэтому полковник быстро свернул разговор:

— Я вижу, что вы не верите. Я бы и сам в такое не поверил, но есть факты, которые заставляют отнестись к этой версии серьезно. Вадим Викторович введет вас в курс дела и ответит на вопросы.

Филиппов встал и протянул мне руку. Я встал, пожал руку, после чего майор повел меня к себе. Мы молча шли по коридору и я, честно говоря, находился в полной растерянности. За восемнадцать лет изучения истории мне несколько раз приходилось сталкиваться и с ошибками датировки экспонатов и даже с фальсификацией, но чтобы такая организация, как ФСБ, поверила в такое...

В кабинете Вилкова я уселся на 'свой' стул и без слов подписал протянутый мне бланк подписки о неразглашении. Вилков убрал её в папку и начал говорить:

— Прежде, чем мы поедем в больницу, я кратко введу вас в курс дела...

За пять минут он рассказал историю, которая показалась мне какой-то нелепой выдумкой, более подходящей для второсортного боевика или очередного опуса о путешествиях во времени, нежели для столь серьезной организации, как ФСБ.

Всех подробностей нашего разговора я не скажу, однако коротко суть дела была такова.

16 мая около 20 часов случайный прохожий обнаружил на юго-западной окраине Саранска странно одетого пожилого человека, который сидел на обочине дороги, ведущей к гаражному массиву. Человек был в сознании, кашлял, изо рта шла кровь. На вопрос прохожего о помощи человек спросил, какой сейчас год, после чего отключился.