Жизнь первая. Альрик

Ингарон, вед, который пытался связаться с Зиидой, до этого молчавший попросил:

— Господин, ты позволишь мне осмотреть кронтина? Я хотел бы составить по-возможности наиболее полную картину произошедшего.

Аудульв кивнул.

— Конечно, Ингарон, осмотри. Я надеюсь ты сможешь понять, что же произошло. Все же ты больше знаешь о колдовстве чем Варн, а скорее всего без него здесь не обошлось. Потому что никто из нас пока не понял, каким же образом в мгновения рухнул столетиями поддерживаемый порядок.

Вечером Аудульв снова собрал своих людей, чтобы систематизировать всю информацию, что им удалось собрать.

Ингарон высказался последним.

— Господин, Аудульв, думаю я понял, что произошло.

Купец даже привстал.

— Ингарон, ну же, не мучь!

— Я считаю, что это был Горячий ветер.

В кабинете зашумели.

— Запрещенное проклятие?! Но это невозможно, что за вед решится его использовать?! Кем нужно быть, чтобы решиться на такое?

— Отступником. — Не обращая внимание на шум вокруг ответил Ингарон. — Вы слышали об отступниках? Это очень могущественные веды, не следующие Закону, веды которых оскорбляют ограничения, накладываемые на людей с даром. Они восстанавливают запрещенные проклятия, отступников не пугает их сила и смертный приговор, который ждет нарушившего запрет.

— Но разве это не легенда? Этого не может быть в реальности!

— Могли ли мы вчера еще предположить что то, что творится сегодня, вообще может произойти? Как бы вы обозвали провидца, случись ему предсказать вам сегодняшнее утро? Я утверждаю, что это был Горячий ветер. Причем очень непросто сотворенный. Ведов этому не учат, но, благодаря тебе, Аудульв, я имел возможность получить знания, недоступные случайному человеку. Так вот, чтоб сотворить обычный Горячий ветер, нужно видеть проклинаемого. Здесь же было что-то более сильное. Так как кронтин остался жив, но, несмотря на расстояние существенно пострадал, я могу предположить, что проклятие каким-то образом привязали к истинным именам. И, поскольку семья крона принадлежала к истинному высокому роду, их смерть и разрушила Зииду.

— Но почему тогда и младший кронтин не умер? — задал резонный вопрос один из присутствующих.

— Это как раз очень просто объяснить. Он же учился в Зеленой Гавани.

— И что с того?

— Ученики в Зеленой Гавани при завершении обучения проходят имянаречение. Так что из школы вернулся не просто повзрослевший и возмужавший кронтин, а совсем другой человек. Поэтому и проклятие почти не сработало. Я думаю он поправится.

— Но пока кронтин будто мертвый. Уже день прошел, но никаких изменений.

— Я думаю он долго пролежит. Пока дух не восстановится. — Вед задумался. — Вы не можете этого увидеть, но Горячий ветер, прокатываясь по душе, превращает ее в пустыню, ранит и уродует. Там живого места нет. И пока дух его хотя бы немного не восстановится, все останется по-прежнему. Он очнется, нужно время.

— Надеюсь ты прав.

Аудульв принял тяжелое для себя решение. В Зинтере кто-то мастерски подавил панику и теперь забирал власть в свои руки. Для тех, кто видел полную картину не составляло труда понять, что все происходящее было тщательно спланировано и подготовлено. И теперь, не зная останется ли жив единственный потомок рода и видя, что власть без больших усилий переходит к заговорщикам, Аудульв решил не бороться с этим. Время рассудит, был ли он прав, но сейчас просто бессмысленно бороться... Если бы законный наследник был жив и здоров — тогда другое дело. А так... Было решено сопротивления предателям не оказывать. Потому что смысла не было.

Реза седьмая.

Вся наша жизнь отныне и без остатка —

Холодный блеск, стальное острие.

Не отступить — мной брошена перчатка,

Не отступить — вы подняли её.

Альрик очнулся, когда прошло больше двух восьмин. Всю осень и половину зимы он пролежал едва дыша и приводя в отчаяние Герд с отцом.

Кронтин открыл глаза потому что на лицо ему упал солнечный луч.

Странное ощущение, будто он остался единственным человеком на свете, порожденной нереальной, звенящей тишиной, быстро прошло. Альрик все вспомнил. Он не был единственным — просто остался один.

Воспоминания были яркими, будто все произошло мгновение назад. Он снова увидел вихрь, цвета красной глины, сметающий все на своем пути, вырывающий души из тела, унесший всех, кого он любил, в туман. Краткий миг осознания того, что все мертвы сменился болью, разрывающей грудь. Она заполнила весь мир, ослепила и оглушила. Что-то невероятно сильное тащило его в темноту. Он уже видел отблеск глаз-угольев чудовищного жеребца и костлявую руку Посланника, тянувшуюся к нему. И сопротивлялся из последних сил, цеплялся за что-то, стараясь удержаться. Потом, выдрав по-живому часть его, вихрь унесся дальше, оставив израненный дух в покое. Стало тихо. И темно.

А потом он почувствовал солнечный луч на лице и открыл глаза.

Нет, этого не может быть. Это просто сон. Кошмар.

Альрик рывком попытался подняться. И понял, что поспешил. Уже осторожнее он попробовал пошевелить рукой. Его прошиб холодный пот. Даже такое просто движение далось ему с трудом. Прошло много времени, пока Альрику удалось сесть. Ноги коснулись холодного как лед деревянного пола. Альрик глубоко вздохнул. Нет, не сон. Во сне не бывает таких реальных ощущений.

Вцепившись по-прежнему непослушными пальцами в столбик кровати, он поднялся. И с размаху опустился обратно. Ноги не держали. Он глубоко вздохнул, успокаивая дыхание и стараясь не паниковать. Короткая борьба со своим телом дорого ему стоила. Сердце рвалось из груди, по лицу и спине тек пот, руки и ноги тряслись от слабости, а перед глазами метались зеленые точки.

Неся в руках шкатулку с рукоделием, в комнату вошла Герд. Она часто сидела подле Альрика, надеясь, что однажды он очнется. Ее глаза удивленно раскрылись. С трудом подавив желание радостно всплеснуть руками, она осторожно поставила шкатулку на подоконник и порывисто обняла Альрика.

— Ты вернулся... А мы уже почти утратили надежду.

Альрик отметил располневшую фигуру Герд. Значит прошло куда больше времени, чем он предполагал. Он хотел ей ответить, но понял, что не знает как. Просто не может вспомнить. С трудом справившись с новой волной паники он, делая нечеловеческие усилия, выдирал из себя слова.

— И д...д...дол..л..лго м...м..меня н..не было?

Герд нахмурилась, поняв что все далеко не в порядке. Она крепче сжала его плечи.

— Долго. Уже мертвая ночь прошла. Ты как себя чувствуешь? Очень плохо?

— Т..т...терп...п..пимо. С...с...с...слаб...бость.

— Это ничего. Главное — ты вернулся. А с остальным постепенно разберешься.

Она выбежала из комнаты, спеша поделиться радостью.

Срочно вызвали лекаря. Он не нашел никаких отклонений и единственное, чем мог объяснить проблемы — длительным отсутствием какого бы то ни было движения.

Ингарон, верная тень Аудульва, сказал о том же:

— Я думаю это со временем пройдет. В конце концов ты, парень, пролежал без движения больше двух восьмин. Твой дух почти уничтожили. Неудивительно, что тело тебе не подчиняется. Главное — не спеши и не паникуй.

Посторонние освободили комнату. Альрик бросил на Аудульва тяжелый взгляд.

— Ч...ч...ч...что в с..сы..стран..н..е творит..т...тс...ся?

Аудульв нахмурился.

— Ты... парень, ты... Небесные, как же это непросто!

— Я п...п..ом..мн..н..ню, ус...с...сп...пел п...почувствов...вы...вать как вс...с..се у...у..ушли.

— Раз ты знаешь, расскажу тебе о том, чтоб было после... когда Зииды не стало. У тех, кто сотворил это, все было готово заранее. Как только началась паника, они быстро взяли власть в свои руки и навели порядок. Не было ни восстаний, ни волнений. Их возможные противники быстро умолкли, когда их допустили в Совет крона. Сейчас узурпатор называет себя "Хранителем престола", но вот-вот они соберут всех наместников и старейшин высоких родов и тогда он станет кроном. Мы были слишком далеко и не были уверены, очнешься ли ты...А заявлять о том, что ты выжил было опасно — покушение ведь можно и повторить.

Альрик кивнул, с трудом положил руку на плечо враз постаревшему купцу и сильно сжал. Он все понимал. И задал только один вопрос:

— Кто?

Аудульв поднял на Альрика глаза:

— Алинаро.

Парень откинулся на спинку кровати и закрыл глаза. Алинаро... Так вот чей голос он так и не смог узнать. От гнева, к нему на миг вернулась нормальная речь.

— Скотина. Мерзкая крыса. При нем должен быть вед. Ты знаешь, кто эта тварь?

— Маазрин Ингири. Дариец. Приехал несколько лет назад в Андрию. Несколько раз бывал в Зинтере, но никогда не оставался надолго. Ингарон думает, что он один из лидеров отступников.

Аудульв снова отпустил глаза, не в силах смотреть в черные от боли и ненависти глаза Альрика.

Альрик поправлялся медленно. Ему по-прежнему было трудно говорить. Стоило хоть немного разволноваться, как он не мог выдавить из себя и слова. Ноги по-прежнему его подводили, порой он запинался на ровном месте и неловко падал.

Альрик пытался восстановить тело тренировками, но заметного улучшения не было. Он готов уже был отчаяться.

Аудульв не спрашивал его о том, что кронтин собирается делать, а сам Альрик об этом не заговаривал. В своем нынешнем состоянии он не сможет бороться за восстановление на престоле рода Инир, а без него, единственного законного претендента на трон, борьба теряла смысл.

Уже таял снег, а Альрик только-только перестал спотыкаться и вновь овладел своими ногами. С каждым удлиняющимся днем, он чувствовал, как все сильнее давит на него чувство вины. За то что он недостаточно сильно горевал за то, что его родные до сих пор не отомщены.

Ему было жутко даже думать лишний раз, что все его родные погибли. Альрик так привык находиться от них на расстоянии, что ему и сейчас казалось: где-то далеко они все еще живы.

Кронтин проклинал себя за то, что не может найти в себе стремления во что бы то ни стало вернуть престол законному наследнику — себе. Нет, в его душе было только желание отомстить отступнику.

Он должен был отомстить, и долг этот жег раскаленным железом.

* * *

Вконец обессилев Альрик сел на скамью, стоявшую возле стены. И только после этого посмотрел на Герд, уже давно стоявшую в дверях. Горько усмехнувшись, спросил:

— И как это выглядит со стороны?

— Не так плохо, как тебе кажется.

— Думаю ты мне лжешь. Эта жалкая картина не может вызвать ничего кроме презрения.

— Ты не прав. Тебе неприятна собственная слабость, а я восхищаюсь тем, как мужественно ты с ней борешься.

Альрик, который смывал пот и вытирался стареньким льняным полотенцем, слегка улыбнулся.

— Ты женщина, скоро станешь матерью — вот и ищешь, кого бы пожалеть.

— Глупости. Зачем тебя жалеть? Ты поправляешься. По сравнению с тем, что было когда ты только очнулся, сейчас все почти нормально.

— Да ты что! До... раньше я мог полноценно двигаться и упражняться, а сейчас только после разминки едва на ногах стою. Мерзкое ощущение, когда нет сил взмахнуть мечом.

— Не все сразу. Если ты просто уморишь себя, лучше точно не станет.

— Да. Но сил моих нет это терпеть.

Альрик набросил поверх мокрой от пота рубашки куртку и предложил Герд руку.

Герд часть наблюдала за тем, как каждое утро Альрик занимается в оружейном зале. Она боялась, что он загонит себя до смерти. Но, казалось, изнурительная работа идет ему только на пользу. Всего через две недели после их разговора, он уже вовсю тренировался с оружием. Теперь она уже не просто присматривала, опасаясь, что он упадет или потеряет сознание, а любовалась красотой этого смертельного искусства.

Однажды она застала у дверей Ингарона.

Тот слегка поклонился ей и прижал палец к губам. Герд кивнула. Ингарон, жестом попросив следовать за ним, направился к выходу во двор. Когда Герд удобно устроилась на широкой скамье, он наконец заговорил.

— Он поправится. Тело почти восстановилось.

— Да. Это радует. Не могу видеть его лицо, когда внезапно отказывают ноги, или у него не получается что-то произнести. Но не слишком ли он мучает себя тренировками?

— Не слишком. У него повреждено не тело, и большая нагрузка как раз может пробить те барьеры, которые мешают Альрику полностью восстановиться. Но меня беспокоит его душа. Она по-прежнему не в порядке, — он заметил, что Герд не понимает его. — Ты, Герд, не можешь увидеть, но у живого тела всегда есть ореол — душа. Некоторые, правда, называют его духом, а душой — только самую яркую точку вот здесь, — он тронул пальцем ямку между ее ключиц, и, смутившись, опустил глаза. — Простите, я увлекся.

Герд слегка порозовела.

— Нет, ничего. Это очень интересно.

— Так вот, когда все хорошо, этот ореол светится ровным белым светом. А вот если цвет изменен — это плохой признак.

— Ингар, а как выглядит мой дух?

Мужчина немного прищурился, призывая дар.

— Твой дух сильно поблек, сама понимаешь причину. Но зато он имеет золотой отблеск — из-за ребенка.

— А у Альрика?

— После Горячего ветра он выглядел так, будто ветошь, порванная и обугленная. Сейчас намного лучше, чем было, но все же совсем не так хорошо, как он пытается показать. Я боюсь, что, тая горе внутри, он может однажды просто надорвать себе сердце.

— Ты думаешь все настолько серьезно? Мне казалось он смирился с произошедшим и пытается начать жить заново.

— Вот именно — после того, что произошло он выказал слишком мало эмоций. Либо Альрик их прячет, сама понимаешь, это плохо для него, либо его разум прячется от горя, просто не вспоминая о нем. И это может быть еще хуже.

— Ты ведь не спроста заговорил об этом со мной? С этим можно что-нибудь сделать?

— Не знаю. Насколько мне известно, Альрик всегда был очень сдержан. Но, думаю, не стоит оставлять его надолго одного и заставлять побольше разговаривать — пусть не замыкается в себе. И, Герд, Альрик не говорил тебе — его дар восстановился?

— Он и до всего произошедшего почти никогда не говорил о своем даре. — она задумалась. — А ведь ты прав. Альрик вообще ни о чем не говорит, если нет прямой необходимости. Он сосредоточен на чем-то в себе — будто несет полную чашу и боится расплескать.

— Вообще он очень правильно поступает — много тренируется — это рано или поздно пробьет барьер, который сейчас мешает ему нормально пользоваться телом. И много времени проводит со своим жеребцом.

— А Клинок здесь при чем?

— Ну... Понимаешь, те животные, которые постоянно с человеком — лошади, кошки, собаки — запоминают его таким какой он есть. И, если вдруг что-то случается, то проводя время рядом с ними душа быстрее восстанавливается до прежнего состояния, она будто бы видит перед собой образец и по нему воссоздает себя. К тому же они умеют забирать себе боль, очищать душу. — Ингарон, посерьезнев, добавил. — Этому многие не верят, но иногда дух просто не может самостоятельно возродиться, ему нужна помощь.