Лазарет на перекрестке миров. Начало

— А зачем она прибыла в нашу скромную обитель? — удивилась Татьяна Викторовна. — Отчего не захотела лечиться на родине?

— Лечиться? — рассмеялся Лу-Тан. — Она не лечиться приехала. Политическая обстановка во Влажном легионе всегда была сложной. А для родов нужно спокойствие и сосредоточение...

— Для чего? — переспросила Татьяна. — О господи!

— У нас мало времени, — заметил Лу-Тан. — Завтра мы проведем обследование, подсчитаем икринки с помощью сканера, определим дату родов. К утру вы должны знать все о физиологии серафид, о процессах оплодотворения, внутриутробного развития и родах. Пройдитесь по педиатрии — малыши потребуют неусыпного надзора...

Лу-Тан прислушался к чему-то.

— Идите, Танни. Этого вам хватит на всю ночь. А меня ждут новости о родине. ....зовет меня!

Они расстались на пороге медицинского сектора. Татьяна приласкала заскучавшего в ее отсутствие Бима, накормила его и наскоро перекусила сама, проглотила пару таблеток стимуляторов, чтобы не засыпать, и подключилась к Э на всю ночь.

* * *

Значительно увеличившиеся в размерах икринки плавали в бассейне рядом с материнским. В отличие от последнего "лягушатник" был заполнен чистой озонированной водой с витаминными добавками. Каждые полчаса Жабёна, отдыхающая в теплой грязи после долгих, но успешных родов, протягивала длинную лапу и пробовала температуру воды. После чего отправляла в пасть пару зеленых, мерзко пахнущих котлет, которые ей готовил Лу-Тан из собственных запасов водорослей и замороженной "рыбы". Запасы ему регулярно доставляли с родной планеты.

Татьяна навещала "юную" мамашу каждый час, прослушивала икринки прибором, очень напоминающим стетоскоп. Но, в отличие от него, прибор выдавал полную картинку физиологического состояния исследуемого объекта на сетчатку глаза врача и параллельно передавал данные на анализ Э. Икринки росли здоровыми и яркими, и внутри уже угадывались шустрые, тыкающиеся мордочками, темные силуэты.

Жабёна на Татьяну внимания не обращала. Грузно ворочалась в грязи, дремала, лопала котлеты, снова и снова пробовала воду. Ее корабль периодически отшвартовывался от станции и облетал дозором пространство вокруг. Татьяна, с самого прилета на станцию увлекшаяся изучением инопланетных кораблей, раскопала информацию о звездолетах серафид. Выполненные в форме спиралевидных ракушек они были маневренны, но не очень быстры. Образец номер один, который ей случилось наблюдать воочию, к тому же, был непрост. Татьяна дала задание Э проанализировать его вооружение и тот ответил, что начинка "ракушки" тянет на военный крейсер среднего класса. Нет, не все сказал ей хитроумный "морж"! Объяснение про "сложную политическую обстановку" Татьяну Викторовну не устроило. В перерывах между бесконечным беганием в VIP-зону, как она окрестила для себя палату Жабёны, Татьяна изыскивала в закоулках Э информацию про политическое устройство общества серафид, но полученные данные ее не удовлетворили. Тогда она изучила обычаи, семейные отношения, религию. И вот тут-то неожиданно нашла ответ на свой вопрос. После чего несколько мгновений пребывала в состоянии шока. Пришлось вновь вспомнить про антистрессовые капсулы.

Икринки принадлежали Вечности — так она поняла смысл одного из главных сакральных текстов, который Э не без труда перевел на межгалактический код, а она, уже самостоятельно, на родной язык. Вместилища Жизни выпадали в воду прямо из Вечности, затаившейся в материнском чреве. Они считались бессмертными и святыми. Они не принадлежали Влажному Миру Живых, и поэтому любой мог вернуть их Вечности. То есть, попросту, уничтожить, не понеся за этого никакого наказания. Этим пользовалась многочисленная родня Верховного правителя, стремящаяся подсунуть последнему для выбора собственных ставленников. Лягушата, которые у серафид вылуплялись, минуя стадию головастиков, напротив, считались собственностью Влажного легиона. Попытки противоправных действий против них карались смертью и осуждались обществом и религией.

Осознав это, Татьяна Викторовна взглянула на Жабёну новыми глазами. Мать, решившаяся на далекое и опасное путешествие ради спасения своих детей, заслуживала уважения. Кроме того, Татьяна внимательно изучила ее данные. Прямых указаний не было, но гормональный фон и некоторые ранние изменения в мягких тканях пациентки подтолкнули Татьяну к мысли, что Жабёна уже откладывала икру и, возможно, не единожды. Чем заканчивались эти попытки, она могла только догадываться — догадки вызывали слезы на глазах.

С этого момента Татьяна решила сделать все, чтобы жабонята — она решила называть маленьких принцев так — вылупились на свет живыми и здоровыми.

Лу-Тан только головой качал, когда, заходя в палату пациентки в любое время суток, обнаруживал там свою ассистентку.

Наконец, в назначенное время, все тринадцать икринок полопались. Бассейн заполнился хаотично лазающей толпой, состоящей из зелененьких существ, размером с небольшую собаку. Они были голодны и стрекотали так, что у Татьяны закладывало уши. Гордая мать кормила их кусочками зеленых котлет, урча, словно огромная кошка. Но жабонят было слишком много — они толкали и оттирали друг друга, дрались, стремясь оказаться поближе к материнскому телу и вкусной еде. Татьяна осторожно отодвигала тех, кто уже поел, чтобы дать место другим. Осторожно — потому что у жабонят были мелкие острые зубы, которыми они угрожающие щелкали, когда она за задние ноги тащила их назад. Однажды один из принцев — самый шустрый, сильный и потому всегда оказывающийся на первой линии — всерьез вцепился ей в руку. Он держал ее предплечье в пасти и внимательно смотрел на нее не по возрасту умными черными глазенками. Татьяна сначала растерялась — от боли и неожиданности, а потом разозлилась.

— А ну-ка, фу! — строго сказала она, не замечая, что говорит по-русски. — Фу, я сказала!

Жабоненок моргнул и осторожно открыл пасть. Татьяна Викторовна осматривала глубоко расцарапанную кожу и не сразу заметила, что пациентка внимательно наблюдает за ней. Широкая лягушачья морда растягивалась в подобии улыбки. Зеленая лапа протянула Татьяне зеленую котлету. Жабёна милостиво дозволяла Татьяне кормить принцев наравне с ней.

Жабонята подрастали. Они выпрыгивали из бассейна и изучали пространство палаты. Татьяна, подробно записывающая их поведенческие характеристики, часто наблюдала следующую картину: Жабёна тяжело вылезала из ванны и усаживалась в центре комнаты, не обращая внимания на обильно стекающие на светлый пол потоки грязи; дети рассаживались вокруг нее, приоткрывали пасти и вместе с мамой начинали "петь". Они издавали глухое горловое урчание, подобное тому, которым Жабёна разговаривала с икринками. Поурчав, дружно замолкали. Жабонята принимались раскачиваться из стороны в сторону: молча, синхронно. Мамаша сидела неподвижно, закрыв глаза, и казалась зеленым, обросшим мхом валуном, торчащим из зеленого озерца.

— Что они делают? — поинтересовалась Татьяна Викторовна у Лу-Тана.

— Они учатся, — ответил тот. — Мать делится с детьми своими мозговыми волнами, побочным эффектом чего являются повторяющиеся синхронные движения. Когда они станут половозрелыми, то перестанут так реагировать на ментальную связь. Она синхронизирует их мозговую активность со своей, чтобы они могли правильно воспринять полученную от нее информацию. Постепенно она будет транслировать им все больше знаний, а они навсегда останутся подключенными к ее ментальному полю и смогут общаться с ней даже на расстоянии.

— Здорово! — искренне восхитилась Татьяна.

Ощущать материнское тепло на расстоянии, иметь возможность получить совет или нагоняй вдали от родного дома — что может быть лучше?

Обычно она сидела в углу, на любимом кресле, которое Э научился выращивать для нее виртуозно и моментально, и делала зарисовки для души или записывала интересные подробности из жизни лягушат. Черноглазого кусачего принца, чья икринка носила номер четыре, необычное занятие Татьяны Викторовны очень интересовало. Он был явно крупнее своих братьев и сестер и, пока она рисовала, с легкостью подлезал гладкой макушкой ей под локоть и заглядывал в блокнот. Она делала вид, что не замечает — сердилась на его выходку до сих пор. После укуса царапины воспалились, и Татьяне пришлось выдержать несколько болезненных инъекций антисептика.

Однажды он протянул лапу с шестью перепончатыми пальцами и осторожно взялся за карандаш. И снова посмотрел на нее так, как тогда. К своему удивлению, Татьяна ясно ощутила вопрос. Жабонёнок сомневался, немного смущался и побаивался ее. Но ему очень хотелось нарисовать волнистую линию на этой странной белой штуке. Она невольно улыбнулась и отдала ему карандаш. А после показала, как рисовать квадрат, треугольник и круг. Круг ему понравился. Он расчертил его волнистыми линиями и нарисовал вокруг много маленьких кружочков. А квадрат и треугольник зачеркнул неожиданно сильным жестом. И сломал карандаш. И удивленно посмотрел на две половинки. И, кажется, расстроился. Татьяна Викторовна вздохнула, перевернула лист и достала из кармана ручку...

Жабонята быстро росли, все сильнее стремились выйти наружу, чему Лу-Тан категорически сопротивлялся. Но однажды он сам отворил перед ними двери. Смешно морща зеленые тупые мордочки, становившиеся уже не такими яркими, они выползли в коридор и остановились. Татьяну не покидало ощущение, что они принюхиваются. Неожиданно зеленая лавина дружно оттолкнулась от пола десятками лап и поскакала в сторону личных покоев доктора. Жабёна неспешно последовала за ними. Когда Татьяна следом за ней зашла в помещение с бассейном, об стены дробился на звонкие отголоски восторженный вопль тринадцати громогласных глоток. Э запоздало включил шумопоглощение, но Татьянина голова еще несколько минут звенела будильником.

Малыши ликующе скакали и ныряли в искрящейся воде Лу-Танова бассейна. Наверное, после лягушатника в палате он казался им огромным, как мир. Старый доктор, улыбаясь так, словно сам был отцом зеленых бесенят, церемонно хлопнул ластами и сделал приглашающий жест. Жабёна так же церемонно кивнула и рухнула в бассейн, облив Татьяну водой с ног до головы. Привалившись спиной к стене, по частям выжимая мокрый комбинезон, Татьяна не могла сдержать улыбку, наблюдая за пловцами. Жабонята ныряли и выпрыгивали из глубины, как чертики из табакерки, мать ловила некоторых длинными лапами и Татьяна Викторовна никак не могла отделаться от ощущения, что, кроме оглушительного стрекотания, ясно слышит задорный смех счастливого семейства.

Через несколько дней царственный выводок покидал Лазарет. Черноглазый принц получил в подарок новый, синтезированный Э, блокнот и вечную ручку. Татьяна не сомневалась в том, кого выберет себе в преемники Верховный правитель Влажного легиона.

Когда возбужденно стрекотавшие малыши покинули станцию и столпились в первой шлюзовой камере, Жабёна, замыкавшая колонну, повернулась и захлопала лапами Лу-Тану, выражая ему свое почтение. Лу-Тан с восторгом отвечал. Татьяна скромно стояла за его спиной и грустила: она успела привыкнуть к беспокойным жабонятам и — даже — к их высокомерной мамаше, и боялась, что притихшая станция покажется ей пустой, едва отшвартуется "ракушка" с Крелоса.

Задумавшись, она не заметила, как Лу-Тан отступил в сторону. Жабёна оказалась перед ней, точнее, нависла буро-зеленой скалой. И хлопнула в ладоши прямо у Татьяниного лица, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности. Татьяна покосилась на Лу-Тана — тот едва заметно кивнул. Она подняла руки над головой и громко хлопнула в ответ. И засмеялась. На морде гостьи появилось выражение, похожее на тщательно сдерживаемую улыбку. Она грузно развернулась и шагнула в шлюзовую. Толстые белые двери закрыли пятнистую зелень нетерпеливо подпрыгивающих тел. Первые Татьянины пациенты, завершив курс лечения, возвращались домой.

* * *

— Вы смешно рисуете! — сказал Лу-Тан, тонкими пальцами ворочая страницы альбома, в котором она рисовала лягушат. — Но похоже, не спорю. А не хотите их оживить?

— Это как? — удивилась Татьяна Викторовна.

Они вновь сидели в смотровой, любуясь звездами. Бим лежал под Татьяниными ногами наподобие пуфика и периодически облаивал пролетающие мимо метеороиды.

— Можно сделать их трехмерными. Э подберет алгоритм движения — у него записаны все алгоритмы пациентов, и пустит их прыгать по стенам вашей комнаты. Хотите?

— Конечно, хочу! — воскликнула Татьяна, и Бим подтверждающее гавкнул.

Лу-Тан покачал головой.

— Вы скучаете по ним, да?

Татьяна потрепала шелковое собачье ухо. Помолчала.

— Это странно, доктор, но по ним я скучаю больше, чем по родной планете.

— Значит, — тихо ответил Лу-Тан, — я не ошибся, выбирая вас. Во все времена на всех перекрестках всех путей находились существа, дарящие жизнь. Многие из нас выбрали одиночество Стражей порога. Никто не вернулся домой, пока был жив. Вы — первая из людей!

— Я не хочу возвращаться, — прошептала Татьяна, — никогда!

* * *

И понеслись безумные дни, словно некто махнул перед ними стартовым флажком.

— Вот прорвало! — ворчала Татьяна, бинтуя сломанное подкрылье неуклюжему проангелу, который разминал крылья в техническом уровне своего космического корабля и умудрился врезаться в стену.

Прошли те времена, когда она жаловалась на виртуальных пациентов. Каждые день-два прибывали новые, и она смогла воочию увидеть похожие на коробки из-под обуви корабли юмбаи — обитателей ближайшей планетарной системы; плоские тарелки Проангелов, космических торговцев и наемников, которых, оказывается, было полно на галактических трассах; сотообразные сооружения Роя.

Сирена вызова звучала и в дневное и в ночное время. Поначалу Татьяна реагировала на нее сердцебиением и раздраженно-нервным состоянием духа. На вопрос — почему нельзя отключить проклятый вой, а вызов осуществлять посредством Э — Лу-Тан пожал плечами и твердо ответил, что такова традиция этой станции и отменять ее он не собирается. Татьяне пришлось привыкнуть. Теперь она вставала по сигналу, три минуты принимала бодрящий ионный душ и шла к шлюзовым встречать пациентов. Бим всегда сопровождал ее. Он давно перестал отзываться истеричным лаем на непривычную внешность посетителей, держался солидно и подозрительно, как и полагается серьезному охранному псу.

Палаты не пустовали. Обычная практика — в зависимости от тяжести пациента оставлять его под наблюдением на какое-то время после проведенных медицинских процедур. Поскольку медицина шагала по Вселенной широко и уверенно, симбиотически соединяя достижения разных рас в один мощный кулак, пациенты редко задерживались в палатах на время, более двух-трех земных суток.

— Это скоро кончится, — Лу-Тан улыбался, но улыбка была слегка замученной, -цикличность травматизма — я это так называю. Снова будет затишье...

— ... снова чай пойдем пить в смотровую! — подхватила Татьяна с восторгом, не глядя на пациента.

Ее руки укутывали пятое щупальце пожилого юмбаи быстро застывающей блок-тканью с анестезирующим эффектом. Юмбаи жмурил от боли огромные лемурьи глаза и морщил мягкий отросток, который заменял ему нос. Татьяна за руками не следила — Лу-Тан учил ее проводить простейшие манипуляции с закрытыми глазами.