Лифт

Вот только начитавшегося научной фантастике участкового нам не хватало. Мне не теории нужны, а чтобы меня вытащили отсюда! Пусть хоть из искривления, зазеркаливания, или ещё из какой жопы. Я никогда этой ересью не увлекался и не мечтал стать героем научного боевика. Я жить хочу. Я хочу быть с моей девушкой, друзьями, родными. И все. Разве это так много?

— У вас какие кнопки не измененными остались?

— Да пятый и шестой, — ответил я.

— Попробуйте нажать на них. Я отправлю помощника на один из этих этажей встречать вас.

— Только не на пятый.

— Только не на шестой.

Одновременно вырвалось у Светы и у Старика с мальчишкой. Причем Света возражала против пятого, а мужское население, включая и меня против шестого. На пятом, не понятный страх, но ничего ведь больше. Только лампочка и длинный темный коридор. А на шестом водятся неизвестные звери и насекомые — убийцы. Но Света наотрез оказывалась ехать на свой этаж, ничем не аргументируя свой отказ. Только одной фразой.

— Там страшно. Мне там очень страшно. Будто Оно следит за мной и хочет взять к себе.

— Мы быстро, — попытался я убедить её.

После не продолжительного спора она все же согласилась с большинством.

— Мы едем на пятый, — сказал я участковому.

— Да, мой помощник уже там. Говорит обычный этаж, горят все лампочки, никакого коридора, кроме обычного для этого дома, не наблюдает. На шестом никаких джунглей.

Сказать, что мне было страшно? Да нет. Наверное, я уже просто устал бояться. И я нажал на кнопку с циферкой пять.

Заработал мотор, оставшийся в нашей прошлой жизни и лифт начал свое движение. Я сейчас даже не мог с точностью сказать, вверх, вниз, или вправо, а может вообще кругами.

— Мотор заработал, — сказал участковый.

— Да, мы поехали, — подтвердил я.

Лифт остановился. Мы с Ромкой, стариком приготовились. Мы же мужчины, в конце-то концов. Не дело нам бояться пустого коридора. Света же испугано забилась в угол.

Двери лифта раскрылись и уже знакомая, гнетущая тишина и мертвенный холод окружили нас. Кап...кап...кап... Тихий треск лампочки, и только наше учащенное дыхание. Мы стояли, но ничего не происходило.

— Эй, лейтенант, — позвал я участкового. — Ты чего там, умер?

— Нет, — ответил он. — Мне помощник сказал, что на его этаж пришел лифт, но двери, почему-то не открываются.

— Ломай их! — крикнул старик.

— Да пробуем! — огрызнулся в ответ участковый. — Вы двери не закрывайте, сейчас должны будем открыть их с нашей стороны!

— С нашей они уже открыты.

— Чего вы видите? — спросил он.

— Нет! Оно идет, нам надо уезжать! — завопила Света и накинулась на меня, судорожно нажимая на все кнопки сразу. — Поехали, я умоляю вас!

Дверям не дал закрыться Ромка. Он поставил ногу, и двери лифта нехотя отползли обратно.

— Погоди, — пытался я успокоить Свету. — Сейчас с той стороны откроют шахту, и мы выберемся. Потерпи немного. Сейчас все прекратиться.

— Нет. Вы не понимаете. Оно сожрет меня. Надо уезжать отсюда. Никто нам не поможет! — в полный голос выла она.

И в правду я уже отчетливо чувствовал приближение этого Нечто. Не было ни звуков шагов, ни рычание голодного зверя, ни запаха, ничего. Только животный инстинкт предупреждал о приближение опасности. И стало очень страшно.

— Быстрее! — уже и я орал в полный голос в микрофон.

— Щас... Уже... открыли...почти...потерпите... — сквозь помехи доносился голос участкового.

И мы держали. Мрак приблизился. Круг света от тусклой лампочки и нашего лифта сузился, приблизился к нам. Чтобы там не скрывалось, Оно не спешило выходить на свет, или Оно было самим отсутствием света? Блин, набрался от этого зачитавшегося участкового.

— Он зовет нас, — внезапно сказал Рома. — Вы не слышите? Он хочет, чтобы мы вышли. И все тогда закончится.

И сказал это таким тихим и спокойным голосом, что меня пробрала дрожь. Не место такому отрешенному спокойствию в такой ситуации. И мальчик смело шагнул из лифта.

— Нет! — крикнула Света и попыталась схватить его за руку.

Но стоило её руке пересечь невидимую черту границы лифта, как мрак, спокойно раскинувшийся вокруг нас, стремительно надвинулся, поглощая и смутное очертание коридора, и тусклую лампочку. Даже капанье воды и треск исчезли.

Отдернув испугано руку, будто она случайно сунула её под кипяток или её резко ударило током, Света вернулась в кабинку и попыталась забиться в самый дальний угол, спрятавшись за мной. Мрак недовольно отступил, вернув нам уже осточертевшее "Кап...кап" и подмигивание проклятой лампочки. И Рому. У него не было ни рваных ран, ни следов от зубов, даже кожа, побледневшая на холоде в лифте, вновь стала розовой и здоровой. Он даже улыбался.

— Ромка, иди сюда, сорванец, — кричал ему старик, подзывая обратно в лифт.

И Рома пошел к нам. Все так же улыбаясь и не произнося ни слова.

— Нет, не дайте ему зайти! — внезапно закричала Света. — Его уже съели. Посмотрите, это уже не он!

— Да, заткнись, ты, стревозная баба! Из-за тебя все наши беды! Проститутка!

— Я не... — начала оправдываться Света, но внезапно смолкла и стыдливо отвела глаза.

А Рома медленно переставляя ноги, и все с той же улыбкой приблизился к лифту и остановился.

— Рома, — тихонько позвал я его. — Рома, не пугай нас, скажи что-нибудь.

— Отдайте, — спокойно, даже как-то убаюкивающее вдруг сказал он. — Отдайте. Вы люди. Вам здесь не место. Отдайте и уходите. Вы люди. Отдайте.

— Что отдать тебе? — спросил я. Что от нас надо этому существу, завладевшему мальчиком. Но он меня не слышал.

— Отдайте. Я возьму сам. Я могу. Да, теперь могу взять сам. Отдайте.

Створки лифта уже никто не держал и они медленно стали закрываться, отсекая нас от Ромы и того существа, завладевшего им.

— Нет. Нельзя уходить. Там мрак. Отдайте, — продолжал твердить Рома.

И он остановил уже почти сошедшие створки лифта рукой. Недовольно зашипев они ещё некоторое время сопротивлялись, но покорные своей природе и заложенной в них человеком программе так же медленно раскрылись снова. А Рома уже держался за стенку лифта и с трудом пытался зайти к нам. Видимых препятствий между нами не было, и его кривляния и потуги смотрелись нелепой пантомимой.

Было страшно, хотелось выкинуть его обратно. Но пошевелиться было ещё страшнее. И потом, если он возьмет свою вещь, то тогда может все закончится? Наконец этот кошмар прекратиться.

— Неет, — дикой кошкой закричала Света и, обезумев, кинулась на безвольное тело мальчика. Я хотел её остановить, честно, но почему-то так и не смог двинуться с места. Я стал немым свидетелем разыгравшегося действа.

Сначала Света пыталась отцепить пальцы мальчика, прочно державшего створки лифта. Но у неё это не получилось. Рома уже практически полностью смог протолкнуть к нам голову. Но это уже точно не был Ромой. Глаза омертвели, стали стекляшками, без жизни, без выражения. Кожа на лице потрескалась и почерневшее мясо выглядывало через новые шрамы.

Света кошкой бросилась к своим сваленным сумкам и принялась в них копаться, выкидывая подвернувшиеся под руки продукты. Она что хочет накормить его? Действительно дура.

А я её недооценил. Выхватив со дна запакованный в фабричную упаковку кухонный нож, она принялась яростно сдирать с него обертку. Освободив лезвие, Света с криком бросилась на то, что когда то было мальчиком Ромой.

А вот дальше события стали развиваться ещё стремительнее. Лифт вдруг стал... падать. Но створки не закрылись, на кнопки никто не нажимал, мотор не работал. До сих пор не смотря на всю чертовщину лифт, подчинялся простым правилам, он закрывает двери и едет дальше, работая от мотора. Но сейчас он просто падал, завалившись на бок. Два безвольных тела, я и старик упали, на стену, подчинившись закону гравитации. Но Света осталась стоять на полу, будто кабинка и не была завалена на бок.

Исчезнул и темный коридор и сломанная лампочка и не закрытый кран, только Нечто завладевшее Ромкой продолжало держаться за лифт и падать вслед за ним. Мертвое лицо мальчика все так же искренне улыбалось.

— На, на, на, — Света с остервенением рубила детскую кисть, вцепившуюся в створку лифта.

Мальчик не издал ни звука, он вообще не реагировал на попытки лишить его части тела. Его кисть, такая же мертвая и безжизненная, каким и стал он сам, крепко держалась. Удара ножа, разрезали мертвую, бледную кожу, рубили черное, мерзлое мясо, царапали белую кость, но так и не могли перерубить кисть. Будто и не детскую руку рубила эта дура, а телячий мосол из морозильника. Да она так колотила, что перерубила бы и берцовую кость!

Но мертвая плоть мальчика было гораздо крепче, чем человеческая, и мальчик продолжал падать с нами в пустоту. И тогда до Светланы дошло. Она переключилась с кисти на пальцы. Аккуратно, я даже сказал бы, с особой учтивостью она принялась медленно отрезать фаланги пальцев. Один за другим. Как я увидел, омертвение ещё не успело полностью поглотить тело. Плоть на последних фалангах ещё была розовой, как и положено человеку. На пол лифта, стекая из резаных ран, закапала красная кровь, а не та мертвенно черная бурда комками падающая из ран с кисти. С тихим хрустом ломались тонкие хрящики, и отделенные от пальцев фаланги падали на пол.

Лишившись почти всех пальцев, тело Ромы, наконец, улетело в пустоту отдельно от нас, а двери лифта закрылись. Я искрение полюбил звук смыкающихся дверей лифта. И под этот божественный шелест механизмов я отрубился.

Сны меня не тревожили. Меня потревожил старик. Он теребил меня за плечо, пока я не открыл глаза. Жестом он показал мне не шуметь.

— Чего тебе, старик, — шепотом спросил я.

На его лице читалась борьба между желанием чихнуть и силами подавить этот порыв. Пересилив себе и наклонившись практически к самом уху он стал мне шептать:

— Это все из-за неё!

— Из-за кого? — не понял я.

— Тише! Она спит пока. Не надо её будить.

Я осмотрелся. Над нами работал мотор, оставшийся в далеком прошлом, лифт снова ехал своим нормальным ходом. В смысле не свободно падал, как он это делал недавно. Мы снова были на полу, а не на стенке. Света, положив под голову пакет, свернулась клубочком в уголке. А ведь так тихо и мирно спит, даже не верилось, что эта женщина убила двоих детей.

— Я эту семейку давно знаю, — продолжал дышать на меня старческими зловониями старик.

— Какую семейку, — все ещё не понимал я, о чем мне твердит этот старпер. Сейчас меня больше волновала алая лужица и плавающие в неё отрезанные фаланги и растекшаяся рядом бурда, заменявшая телу Ромы кровь и мясо.

— Эх, молодежь. Живете, ничего вокруг себя не видите. Что в доме твориться не знаете. Ведьма, подружка твоя, вот тебе крест, ведьма она.

— Да не моя она, — отмахнулся я. — Кажется, я теперь понял, о ком говорит старик. О Свете. На вид обычная девушка, но в свете последних событий... Слово обычная к ней никак не подходит.

— Это ты так думаешь, а она думает иначе, — усмехнулся дед. — Выбрала она тебя себе. Не заметил ещё? Вас единственных двоих, никто не покусал, не побил, вы не мерзли, не горели.

— На пятом мы мерзли, — заметил я.

— А там её хозяин живет, там она силу не имеет. Он же говорил нам, отдать ему ведьму.

— Про ведьму он ничего не говорил.

Старик зашелся в кашле. Как бы он не пытался справиться, но не смог. Когда он показал мне свою ладонь, она была вся в крови.

— Мне уже немного осталось, — грустно улыбнулся он. — А ты живи. Убей, тварь. Верни её на пятый этаж. Это она, падла управляет этим чертовым лифтом! Я тебе говорю. У них вся семейка такая. Сколько я себя помню, ещё пацаненком, моложе Ромки и Мишки, а бабка её, той ещё ведьмой была. Как глянет порой, так и обмираешь весь. Всю жизнь живут в этом доме, никуда не съезжают. И рождаются у них только девочки. А мужики долго не задерживаются, кто сам не убег, тех хоронят. И эта туда же. Все к ней мужик на дорогой машине ездил. А потом и дружки его туда же. Прошмандовка.

Дальше старик зашелся длинным кашлем а я стал вспоминать, что же я сам знаю про Свету. Да ничего. Живет подо мной. Шумных вечеринок с её квартиры никогда не замечал. Хотя да, видел пару раз у подъезда дорогие незнакомые машины, но никогда этому особого внимания не придавал.

От дикого кашля старика проснулась Света. Теперь я смотрел на неё иначе. Да и вела она себя тоже по-другому. Будто и не было никогда прошлой жизни. Будто мы всегда путешествовали в лифте по незнакомым мирам.

Она нажала на кнопку и лифт послушно остановился. Нам открылась широкая поляна с чудесным лугом и кристально чистой речкой и с неестественно ярким солнцем. Оно грело, но не обжигало. Старик испуганно вскрикнул и попытался закрыться от него. На его старческих руках попавших под солнечные лучи, вздулись чудовищные пузыри, тут же лопнувшие. Кожа практически моментально стала красной.

— Ожог, — констатировал я. Странно, что ни я, ни Света ничего подобного не испытывали. У меня не было сил даже удивляться, или пожалеть старика. Сделав последний судорожный вздох, он скончался. Ни сил, ни желания горевать я не испытывал. Мне было жалко Мишу. Рому очень жалко. Но на сожаление по поводу кончины старика я так и не испытывал. Я даже не смог вспомнить, как его зовут.

— О, он таки сдох? — спросила Света, выжимая свои волосы.

Она попросила попридержать двери и пошла к реке, умыться, и в кустики. Вернулась она посвежевшая, отдохнувшая и странно умиротворенная.

— Да, — буднично ответил я.

— Наконец. А то я думала он своим кашлем меня в конец достанет. Что он про меня тебе рассказал? — вкрадчиво поинтересовалась она.

— Да ничего, — соврал я.

— Ладно, — сделала вид, что поверила мне Света. — Иди, умойся. Я пока приберусь тут.

Я послушно пошел к реке. А хорошее местечко, жалко оно сразу нам не попалось, мы могли бы остаться здесь, и не было бы ни пятого этажа, ни шестого. Ничего бы не было. А ну да. Солнечная радиация, не берущая только меня и Свету. Мальчики и старик здесь бы сразу зажарились.

Мне уже не было страшно. Странно. Наверное, даже бояться все время человек устает. Как впрочем, и жить, и принимать самому решение. У меня же есть теперь своя персональная ведьма, если верить покойнику.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся я на всю поляну. Дикий истерический смех, в котором не было ничего здорового.

— Ты чего? — испугано выглянула из кабинки Света. Она уже нарвала ветки с кустов и выметала последний мусор.

— Да так, ничего, — опять соврал я.

Она промолчала. Я зашел обратно в лифт. Теперь нажимать кнопки не требовалось, держать двери тоже. Стоило мне зайти, как лифт закрылся, и мы поехали дальше. Куда? Не знаю. Да и не важно. Одно я знал точно не на пятый этаж. Участковый так больше и не связывался с нами, как и мы с ним.

— Они врут, — неожиданно сказал Света. — Все врут. Всегда. Я никогда их не любила. Никого. И свою проклятую семейку, и этот чертов этаж. Все любят свой дом. Это нормально, я его ненавидела.

Она уткнулась мне носом в грудь и продолжила свой рассказ.