Знаки

Сердце на краю.

Я — тебе подаренный случай

За мечту твою.

Я приду легким сном на рассвете,

Тихо, как туман.

И шепну, никакой нет смерти,

И что смерть — обман.

Что нельзя всех согреть, пылая

Жертвенным огнем.

Утешенье одно — за гранью

Истину поймем.

Мы уходим, уходим, уходим...

По тропе дождя.

За ту грань, где не слышно мелодий

И свернуть нельзя. *

А однажды, проснувшись среди ночи от собственных рыданий, я обнаружила лежащий на моей груди белый пион. Полураспустившийся, усеянный бусинками дождевых капель. Ты один знал, что я люблю белые пионы, и всегда мне их дарил. Простые, но такие нежные и душистые цветы...

— Подарок с того света? — спросила с неуверенным смешком Лерка. Она сидела в кресле, обхватив руками худенькие плечи, и не отрывала взгляда от вазы с пионом.

— Не знаю. — устало ответила я. Дрожащей рукой сунула в рот сигарету, щелкнула зажигалкой. По комнате поплыло облачко дыма. — Сначала все это меня пугало, но сейчас... знаешь, это будто какие-то знаки...

— Знаки?

— Да. К чему все эти надписи — 'Помоги', 'жду'? Силуэт на фотках? Сны? А теперь еще и цветок...

— Кир, ну это все как-то... дико. Ну не бывает такого!

— Да неужели? — я хмыкнула и ткнула пальцем в вазу. — А это что?

— Мистика какая-то, — Лерка поежилась. — А Леша знает? Ну... про все это?

— Да. Он думает, я преувеличиваю. Говорит, я слишком устаю на работе и переживаю из-за смерти Антона. Даже спросил, не принимаю ли я какие-нибудь антидепрессанты...

— То есть, он тебе не верит?

— Знаешь, Лер, он верит мне во всем, причем безоговорочно, но вот тут... все так странно, что я сама бы ни за что не поверила, не испытай все на своей шкуре. Точно, мистика...

— Думаешь, Антон подает тебе знаки с того света?

— Не знаю. Я даже мысли не могу допустить, что он погиб, понимаешь?

— Но если воспринимать всю эту чертовщину как потусторонние знаки, значит, душа Антона пытается что-то тебе сказать, так? Выходит, он действительно умер, Кирюш...

— Не знаю я ничего. Если бы он умер... я бы почувствовала.

— Но там, в кафе... Ты так побледнела...

— Да, именно тогда и произошла та авария. Но это вовсе не означает, что Антон погиб. Он мог выжить.

— Как? Его мотоцикл разбился всмятку, да еще и свалился в реку. Никто бы не уцелел!

— Лера!

— Ну прости, прости, я дура, — Лерка потянулась ко мне, обняла и положила голову мне на колени. — Прости. Я не хотела. Просто... даже если Антон и выжил, то уже дал бы о себе знать. А он пропал.

— Он пропал, но подает мне какие-то знаки, а я ничего не понимаю. Может, он хочет, чтобы и я умерла, Лер?

— Идиотка! — разозлилась она. — Ты чего говоришь? Ты о нас подумай! О своей матери, о Лешке, обо мне! Психованная!

— Кажется, не я совсем недавно наглоталась таблеток и позвонила после этого подруге. Забыла?

— Вот спасибо, Кира. — тихо сказала она, поднимаясь. — Спасибо огромное за напоминание. Ты настоящий друг. Звони, если понадобится помощь.

Она ушла, хлопнув дверью, а я долго еще сидела с тлеющей в руке сигаретой и слушала гуляющий по квартире сквозняк. Потом пришел Блэки и ткнулся холодным носом мне в ногу. Я подхватила его мягкое пушистое тельце, прижала к груди и расплакалась, безудержно, горько.

— Как мне теперь жить, Блэки...

* * *

Я начала задумываться — трезво, отбросив догадки и надежды — что, если ты действительно выжил? Что, если тебя все-таки нашли? При тебе могло не оказаться документов. У тебя нет родственников, которым бы могли что-то о тебе сообщить. Тетка умерла пару лет назад, а я тебе официально никто... Кто знает, что мы вместе? Лишь пара-тройка твоих друзей. Один из них и рассказал мне о той аварии. Теперь его телефон не отвечает, и я понятия не имею, где его искать. Я пыталась куда-то звонить, что-то выяснить сама, но тщетно...

Смешно, даже дико — но я на самом деле почти ничего о тебе не знаю. Мне было достаточно того, что мы вместе. Мы держались негласного правила — не лезть в жизнь друг друга, ничего не спрашивать о прошлом, жить настоящим, одним нескончаемым чудесным днем. Стороннему человеку такие отношения показались бы странными, но мы и сами с тобой всегда были странными...

На Лешкино восемнадцатилетние мы отправились в 'Готику'. Не знаю, как Лерка меня уговорила. Этот клуб напоминал мне о тебе, о нашей первой встрече в темном бесконечном коридоре... Тогда мы долго смотрели друг другу в глаза, не зная, что сказать. Потом ты улыбнулся и протянул мне руку: 'Привет, я Антон...'

Пока Лерка с Лешкой покупали выпивку в баре, я затесалась в толпу танцующих, позволила ритму музыки захлестнуть тело. Вспышки неона выхватывали чужие лица, чужие улыбки... Внезапно взгляд мой наткнулся на темный мужской силуэт, неподвижно застывший у самого выхода, там, куда не докатилась людская волна. Лица, скрытого капюшоном толстовки, было не рассмотреть, но очертаний фигуры я не могла не узнать. Сердце на мучительно долгое мгновение замерло, чтобы тут же сорваться на бешеный ритм. Парень же, постояв так пару секунд, повернулся и неторопливо вышел. Забыв обо всем на свете, не помня себя от потрясения, я кинулась следом. Толкнула дверь и нырнула прямиком в полутьму того самого коридора. Он был пуст... Один его конец вел к выходу из клуба, другой упирался в служебные помещения и туалеты — именно в этом направлении скрылась неуловимая тень, как мне показалось. Я бросилась вдогонку. Тупик с двумя дверьми — в женский и мужской туалеты. Та, что вела в мужской, была заманчиво приоткрыта. После секундного колебания я толкнула ее и вошла... Пусто. Лампочка над головой вдруг ошалело замигала, по углам зашевелился мрак, потянул ко мне свои щупальца. Мне стало жутко.

— Антон? — позвала я дрогнувшим голосом.

Тишина. Отголоски музыки едва долетали сюда. Было так холодно, что у меня зуб на зуб не попадал. Взгляд мой упал на зеркала — они подернулись тонким слоем инея, точно от мороза...

— Чертовщина, — прошептала я замерзшими губами, повернулась к выходу... и вскрикнула. Там, загородив проем, стоял ты и в упор смотрел на меня!!! Я узнала тебя сразу, несмотря на кровавую маску вместо лица и заляпанную кровью одежду. Кровь была повсюду, она стекала на пол, собираясь в темно-красные глянцевые лужи... Ты протянул ко мне руку, словно желая что-то сказать, и с пальцев твоих тоже срывались бусины крови!

Не помню, что было дальше. Кажется, я упала в обморок.

... Все в мире было правильно. Тихое 'шшш' волн о берег, раскаленный песок, солнце в глаза, твоя ладонь в моей... Когда ты один на один с морем, это тоже прекрасно — но душу охватывает печаль. Нет того единения, той гармонии, того ни с чем не сравнимого ощущения ПРАВИЛЬНОСТИ мироустройства, которые возможны, лишь если рядом с тобой и морем есть любимый, родной, единственно нужный человек. Ты, я, море — вот и все составляющие счастья. Мы лежали на одном огромном махровом полотенце, переплетя руки и ноги, и всем телом впитывали пьянящий морской воздух. Густой, соленый, свежий, он проникал в легкие так же легко, как любовь — в вены. Как прекрасно было лежать вот так, понимая, что мы молоды, влюблены и вся жизнь впереди... Я запускала пальцы в твои волосы, чудные мягкие волосы, ложившиеся в ладонь тяжелым сгустком шелка, гладила твердую грудь — у тебя было великолепное тело! Я мурлыкала и щурилась, как сытая кошка, терлась носом о твое плечо и думала, что не выдержу такого счастья.

Тогда мы легко говорили о смерти...

— Когда мы умрем, станем чайками, — сонно пробормотал ты. — Будем вечность носиться над волнами и оплакивать души утопленников.

Я фыркнула и теснее прижалась к твоему горячему, нагретому солнцем боку.

— Ну уж нет. Не хочу быть чайкой. Лучше станем звездами, и когда нам надоест светить миру, упадем с неба, сгорим и осыплемся пеплом в море...

— Романтично. Две падающие звезды...

— Я люблю тебя, Антон.

— Люблю тебя...

...После теплой ванны с ароматической солью как-то полегчало. В висках перестали стучать тысячи крошечных молоточков, сводивших меня с ума. Я набросила на влажное тело халат, прошлепала по коридору и заглянула в комнату. Лешка стоял у окна с зажатым в руке мобильником, и лицо его выражало целую гамму эмоций: растерянность, угрюмость, печаль...

— Что с тобой? Кто звонил? Что случилось? — мой голос почему-то охрип. Сердце болезненно шевельнулось в груди. — Что-то насчет Антона? Новости?

— Н-нет, — он сунул телефон в карман и покачал головой. — Мама звонила. Поругались слегка. Ты же ее знаешь... Пристала, где я, почему снова дома не ночую. Не волнуйся. Все в порядке. Тебе лучше?

— Да, я в норме. Ванна помогла. Пошли спать, а?

Я долго не могла уснуть в ту ночь. Окно было открыто, и в прохладном августовском воздухе уже чувствовалось дыхание осени: горькие нотки тумана, запах дыма и дождя. Лешка мирно посапывал рядом, зарывшись пальцами в мои волосы, а я лежала и смотрела на него. Ершик светлых волос, детские черты, пухлые, невинные губы. В уголках их уже затаилась печаль... Со мной ведь так сложно, Лешка, милый мой мальчик. Я предупреждала. А ты все равно меня любишь. С той же неистовой упрямой силой, с которой я люблю Антона. С такой любовью бороться бесполезно. Противоядия нет... Прости меня, Лешка, и спасибо тебе. Потому что без тебя я бы просто умерла или сошла с ума... Той нежности, что я испытываю к тебе, вполне хватило бы, чтобы прожить с тобой всю жизнь — если бы я сумела забыть Антона. А это невозможно. Так потерявшие зрение люди помнят краски мира и тоскуют о них, не в силах ни забыть, ни вернуть. И жизнь превращается в пытку...

Осторожно высвободившись из теплых Лешкиных рук, я выскользнула на балкон. Через минуту ночь наполнилась тихим, все нарастающим шелестом — пошел дождь. Я высунулась из окна, подставив лицо холодным каплям, ловя их ртом. Теперь все время будут идти дожди, предвестники близкой осени. Быть может, они еще уступят город бабьему лету, хрусткой золотой листве под ногами и ласковому, прощальному солнечному свету... Бабье лето — как счастливая людская старость: тихая, спокойная, безмятежно-грустная... Такую я бы выбрала для себя. Дожди, эти небесные слезы — для молодых. Потому что старики не должны плакать.

Дождь льет, льет, льет, и не видно ему края.

Мы погрустим с ним вдвоем

У слепого окна... **

Где то ты сейчас, любимый?..

* * *

Я поскандалила с начальником, а в наказание обрела свободу. В смысле, меня уволили. И я шла по мокрому тротуару, вдоль заплаканных витрин, и тихо улыбалась сама себе. Я была собой довольна. Больше я никому не позволю себя унижать. Все. Хватит. А деньги... Что-нибудь придумаю. Не пропаду.

В большой луже на углу моего дома сидел и плакал грязный щенок. Именно плакал. Тонко, жалобно и уже бессильно, без надежды на сострадание скулил. Редкие прохожие спешили мимо, не оглядываясь — с такой жизнью не до брошенных щенят. Самим завыть впору.

— Ну, не плачь, маленький. — я опустилась на корточки, взяла в ладони холодную и мокрую щенячью мордаху. Круглые карие глаза смотрели затравленно, но хвостик пару раз с надеждой дернулся. Осознав, что к нему наконец проявили интерес, лохматый бродяжка заскулил еще отчаяннее.

— Ладно, — сдалась я тут же. — Надеюсь, Блэки не будет против...

Что-то теряешь, что-то находишь. Так всегда бывает. И чаще всего находка оказывается на несколько порядков ценнее утраты. Я потеряла работу, которую ненавидела, но взамен в моем доме появилась еще одна маленькая теплая жизнь.

'Теплая жизнь', отмытая и расчесанная, вовсю прихлебывала из миски, когда пришел вымокший до нитки Лешка. Блэки черной тенью метнулся к нему из-под дивана — жаловаться.

— Меня уволили, — сообщила я Лешке после долгого-долгого поцелуя в мокрые, холодные губы. — А это Бимка. Теперь он тут живет.

— Я рад, — просто сказал он.

Приходилось вставать с утра пораньше, чтобы выгулять Бимку. Лешка уходил на работу — помогал отцу в автосервисе — а я плелась в тихий и сонный двор, плюхалась на детскую карусель и мрачно курила, пока щенок исследовал окрестности. Время от времени он поднимал из травы мордочку, чтобы встревоженно оглядеться: боялся, что я его брошу. Убедившись, что я по-прежнему на месте, Бимка салютовал мне хвостом и продолжал пробежку по зарослям.

Тебе всегда нравились собаки, их верность и ум. Кошек же ты недолюбливал. Тебе претили их своенравный характер, хитрость, надменность. Но Блэки в дом принес именно ты. Как я пожалела плакавшего на дороге щенка, так и ты сжалился над замерзавшим у подъезда котенком. У Блэки долго гноились глаза и не функционировали задние лапки. Мы боялись, он умрет... Как беспомощно и жалко разевал он свой крохотный розовый ротик, помнишь? Я давилась слезами, кутая его тельце в теплую шаль, а ты грел молоко и учил меня кормить котенка из пипетки... Теперь Блэки — упитанный красавец с повадками аристократа. Я рада, что мы спасли его когда-то. Ты спас... То-то ты удивишься, вернувшись и обнаружив в доме Бимку!

Вернешься... но оттуда не возвращаются...

Дома было невыносимо тихо и тоскливо. Блэки дремал на стиральной машине — там его не мог достать Бимка; сам щенок затеял возню с резиновым утенком на полу. Помаявшись, я села за Лешкин ноутбук, запустила 'аську'. Лешке это, конечно, вряд ли бы понравилось, но меня вдруг одолело любопытство. Ничего интересного в его переписке с немногочисленными контактами я не обнаружила, кроме диалога с неким Dante (похоже, еще один фанат 'Devil may cry'). Alex (то бишь, мой Лешка) с этим парнем, как оказалось, в последнее время частенько общался. Я стала читать — остановилась, нервно огляделась и снова уткнулась в экран, чуть ли не водя по нему носом:

Alex: — А если в больницу поступает человек в тяжелом состоянии, но при нем нет документов, в ментовку же сообщают?

Dante: — Конечно. Вдруг его кто ищет. Хоть по приметам определят. Тебе зачем?

Alex: — Да так. Надо. А если не знаешь, в каком вообще городе он может находиться — куда звонить?

Dante: — Ну... должна же быть какая-то горячая линия, базы данных в Сети... Тебе кто нужен? Могу помочь?

Alex: — Да нет, спасибо. Пока не надо.

Dante: — Ну удачи, чел.

Вот так-так. Что это Лешка задумал? Что за странные вопросы? Похоже, он пытается навести справки об Антоне. Но зачем? Ради меня? Или сам не верит в его гибель? Господи, Лешка, ну почему ты со мной не поговорил, почему все делаешь за моей спиной? Это же МЕНЯ касается! МОЕГО парня! МОЕЙ жизни! Черт!!!

Вечером Лешку я так и не дождалась: мать загребла его домой на очередной 'разбор полетов'. Пусть. Мальчишка слишком редко ночует дома, с семьей. Даже Лерка иногда намекает, что он у меня загостевался. Мать все-таки больна, все время дома, ей нужна помощь, общение с единственным ребенком... Представляю, что бы с ней было, узнай она, что ее подросток-сын встречается с двадцатичетырехлетней девицей!

Воспользовавшись отсутствием мужчины в доме, я позвала в гости Лерку, и мы закатили грандиозный девичник. Попойку, проще говоря. Уснули в обнимку поперек ковра, среди пивных бутылок и резиновых Бимкиных игрушек. Дружеская встреча удалась...