Лесная дорога

После осознания некоторые меняют тело, подгоняя его под интересующий набор свойств. Трансформированный в ветер стихийник судорог не боится, летит под облака... а в облаках своих ветров полно, и нечисть, которой до живого, тёплого человека дела нет, тут как тут, и поле синее в три слоя, да с колебаниями... Короче, по возвращении выясняется, что рассудок маг оставил в небе. Иногда в небе остаётся весь маг, причём, рассудок отдельно, шесть невидимых оболочек порознь, тело тоже само по себе.

Почему я об этом вспомнил? А потому что Шелис, которому велели подняться на сто метров над землёй, взмыл на четыреста. Я не мог за ним последовать, и теперь гадал, сознательно он выбрал траекторию из гипербол и зигзагов — или перестал контролировать полёт. Ну, приземлись у меня только! А не приземлишься — с той стороны достану... хуже будет.

Спираль оборвалась. Полёт вниз — не быстрее и не медленнее падения, — и Шелис замер на макушке ели в паре метров от меня: безмятежная улыбка, руки согнуты в локтях, между ладонями серебрится большой кристалл. Я молча ткнул пальцем в сторону земли и спустился "каскадом", по дороге оцарапав пальцы и раздумав делать коллеге внушение. Приземлился на корточки. Умник наблюдал с дерева, потом тоже слетел каскадом. Не идеально, но куда лучше меня...

— Учитель, смотрите, кого я поймал!!!

Синий патиссон с тремя глазами, замкнутый в восьмигранник ловушки, тихо замычал.

— Четыре, — злорадно поведал "учитель".

— Что "четыре"?

— Оценка.

— Почему? — растерянно спросил Шелис.

— Потому что ловля хмарников в задание не входила и на оценку не влияет. В отличие от свободного падения с выходом в каскад... что за новый вид канонического спуска?

— Так энергия экономится.

— Шел, в задании сказано "Теория и практика стихийной левитации", а не "Общая теория и практика левитации". У тебя техника не идеальная... но можешь пересдать, — сжалился я.

— Техника лучше не станет, я обычно классикой летаю, — признался Умник, — Или каскадом.

Повезло моим нервам. Хотя, странно. Не ожидал от стихийного мага.

Патиссон снова замычал.

Умник в третий раз перечитал запись в дневнике (словесное описание хмарника), в четвёртый раз сравнил рисунок с оригиналом, не нашёл неточностей и начертил в воздухе иллюзию голубой руны "фес".

— Ты хочешь его выпустить?

В принципе, ничего противоправного в этом нет. Хмарник малый вне стаи абсолютно безвреден. Да и стая хмарников (она же "недождивка", она же "ямная хмара", она же "эфинная псевдотуча") вредит только настроению любителей солнечной погоды. Но ответ Шелиса меня сразил:

— Он невкусный, — заявил практикант, — А фиалковое зелье вне лаборатории эфин сваришь.

— Ты что... пробовал?! Это?!

— Учитель, зачем? — Шелис ехидно ухмыльнулся, — В моей группе учится Его Высочество сиятельный лорд Къентхаар Рунсонский. Он пробовал, чуть не стошнило. Говорил, что похоже на вареный лук с запахом уксуса.

Руна легла на грань октаэдра-ловушки, и кристалл исчез. Хмарник с жалобным мычанием устремился в небо. Умник сложил в сумку дневник и карандаши, я, напротив, извлёк свои заметки по Рунсону:

— Кстати, насколько я понимаю, Кен — не "сиятельный лорд", а "владетельный". Он ведь пока наследник.

Любопытный Умник тотчас сунулся в чужие записи:

— Во-первых, он и сиятельный тоже, род-то древний. Во-вторых, наследник титулуется как владетельный, если у него в управлении хотя бы формально хотя бы луг двадцать на сорок. У Кена, по-моему, ничего нет. А в-третьих, здесь вот неточно записано: если лорд и знатный, и богатый, то владетельным он будет, если говорят о политике или экономике, а если про суп из речного зайца, то сиятельный он.

— Как ты ухитрился в этом разобраться?

— Слушал.

Снова интонация "это же очевидно". Я хотел уточнить, не знает ли Умник разницы между "его смелостью" и "его ловкостью", но побоялся, что мой авторитет и так упал ниже крышки, и спросил о другом:

— Шел, ты не знаешь, с каких пор в Школе позволено хвастаться знатностью?

— В школе Кен хвастается тем, что маг в третьем поколении.

Сперва я подумал, что ослышался. Шелис повторил. Я снова подумал, что ослышался. Шелис снова повторил. Эфин, каким неописуемым идиотом надо быть, чтобы этим хвастаться?! А какие идиоты должны собраться вокруг, чтобы хвастовство сработало?

К счастью для моей репутации, разговор прервался. Сиятельный лорд Лис (помню, озвучивали мне его родословную... поколений на двадцать точно) изволил обнаружить странную зелёную верёвку и, видимо, принял её за побег диковинной лианы. Верёвка оказалась щупальцем семиножки-древолазки. Остаток вечера Шелис лечил ожог на носу чересчур любопытного жеребёнка. Бедный Лис по-кошачьи шипел, жалуясь то ли на судьбу, то ли на эфин, и прятался за хозяина при каждом шевелении веток.

А я размышлял о безграничности идиотизма.

Нет, я понимаю, лестно, когда родители из числа своих (большинство магов к концу школы становится круглыми сиротами при полном комплекте живой родни). Но твоей заслуги здесь нет, зато...

Зато сомнительно, что они положились на эфин.

Известно, что в девяти из десяти случаев ребёнок мага рождается с даром менять неопределённость.

Десятому магу очень приятно наблюдать, как его дети стареют.

Если волшебники оба родителя, ребёнок достаточно неопределёнен примерно в пятнадцати из шестнадцати случаев.

Паре номер шестнадцать тоже весело.

А вот уровень неопределённости ребёнка всегда ниже (трансформированных родителей в расчёт не берём — идиоты). Говорят, если вы — архимаг, а дитятко защищало девятую степень сорок лет (и то пришлось лично беседовать с комиссией в укромном закоулке), ощущения незабываемые. Прямо спрашивать у Веды Вельжневой, так ли это, я не рискну.

Чтобы ребёнок наверняка стал волшебником и не оказался слабее родителей, используют "круг Элежа" — сложнейшую фигуру начерталки, полностью предопределяющую наследственность в момент зачатия. Способ единственный и о двух недостатках. Во-первых, несколько тысяч параметров, и все взаимодействуют. А во-вторых, где-то в четвёртом-пятом поколении появится резонанс, неопределённость зашкалит, и родится нечисть.

Если Прошлая Королева была "слабым" магом, Эланхис и Нилла — маги средней силы, а Кен в шестнадцать сравнялся с родителями, то круг применялся минимум дважды. Гордиться своей граничностью? Хвастаться?!

Хотя, снежно-белую кожу и светящиеся глаза тоже часто почитают за эталон красоты. То, что красота нечеловеческая (а также, нешерская, неирксская, и вообще неживая), старательно забывается.

Утро оказалось сиреневым. Безоблачное небо, размытое неяркое солнце, тени звёзд — непривычных, дневных. Очаровательная картинка, если не летать.

Шелис заикнулся было об "испытании каскада", но я произнёс (в пространство): "Рекомендую предварительно ознакомиться с показаниями предыдущего испытателя. "Дороги трилистника" за прошлый месяц, автор Ян Арнис, примечания мои. Кстати, попробуй угадать, почему мои". Умник вздохнул и пообещал ознакомиться.

Уже в дороге я спросил:

— А почему ты редко летаешь стихийной? Всё-таки, независимость от высоты, деревьев, стен и полнолуний... Почти свобода.

— Почти колодки. Кратчайшая дорога к трансформации. Чувствовать, что раньше умел, а теперь не получается, ушло, и никак не дотянуться... — Умник покачал головой, словно не хотел даже воображать подобное чувство.

— Ты необычный стихийник, Шел.

— Вы тоже необычный некромант, учитель.

— И в чём моя "необычность"?

— Вы умеете готовить.

— Вызубрил "Сборник походных рецептов" перед поездкой. Согласись, любое зелье сложнее авирной каши.

— А вот и нет. В этом что-то эфинное. Я слышал, что Шелар Онельская и с рецептом ухитрилась испортить гречку, и в результате проспорила ценный янтарный амулет.

Я припомнил, что тоже о чём-то подобном слышал. Кстати, от самой Шелар — мне даже амулет на шее князя Ясеня Эш Вирена показали.

— Могло бы получиться забавное исследование: "Влияние некротрансформаций на умение готовить пищу".

— Вы сужаете проблему. Надо "Исследование влияния эфинных факторов на способность мага готовить пищу", — очень серьёзно поправил Шелис, — Вы как думаете, на магистерскую потянет?

— Для теоретика — да, для практика — возможно, для остальных — только на пару статей.

— Надо подать идею... Лис, не лезь в муравейник! Учитель, давайте поедем быстрее, а то у него любопытность восстановилась.

После ужина, когда я валялся на одеяле, смотрел в небо и от нечего делать вспоминал байки о лженауке звездочтении, рядом возник мощнейший всплеск магической энергии, подбросивший меня в боевую позицию.

Практикант сидел на коленях и увлечённо чертил угольком на большом куске коры, мурлыча под нос незатейливую песенку. Я прислушался — по своему опыту знаю, что именно из незатейливых песенок получаются самые мощные заклинания. Тут и "На крови трава, на траве дрова", и "Во поле берёзка стояла", и "Ой, на зорьке выйду в поле, оборву три колоска", и, конечно, бессмертное "Як у небе ветрык белы", и полгорода без крыш.

Песенка была на лиутском диалекте — восточном наречии, прекрасно сбивающем с толку посторонних. Лиутский похож на канонический надморский, это обманчивое сходство здорово успокаивает, кажется, что всё понятно... потом оказывается, что не понятно ничего. Я диалект изучал (чем больше языков тебе известно, тем проще строить вербальную программу, подбирая слова с нужным значением и оптимальным звучанием, да и полезно знать, что "блага тебе!" — пожелание больших неприятностей), но бегло говорить не умел. Кажется, песенка была об облаке. Что-то вроде "далеко ли ты летало, и не скучно ли в небе". Я успокоился и медленно приземлился. К счастью, стихийник даже глаз не поднял. Хорош бы я был — "боевая" и в каноническом-то варианте выглядит забавно, а уж в моём...

Шелис положил кору на землю. Равносторонний треугольник, по углам иероглифы "ветер", в центре — "вода". Струйки белого дыма закружились над рисунком. Квадрат, пентаграмма, шестиконечная звезда... эфин, неужели...

— Шелис, не смей!!!

Шелис хладнокровно свёл ладони "лодочкой" и плеснул воображаемой водой в небо.

Дымок исчез, ощущение магии пропало.

— Учитель, я же мог ударить, — укоризненно сказал мальчик, — Вы вмешались точно в момент формирования.

— Ты шутишь?

Шелис закивал. Что-то я не понял. Песня про кровавый дождь, плюс расширяющийся навев... стоп, а песня ли была заклинанием? Перед оформлением навева Шелис держал пальцы "полуднем", а "полдень" в сочетании со звоном лиутского диалекта, маг сероглазый природный блондин, одежда льняная, ливень месяц на дворе, вечер, лес еловый, справа ежевика, слева мухоморы... то есть...

— Ну, и кому теперь будет мерещиться, что на него навеяли лютую смерть?

— Ainar Ruine-sonnae, — по-литенски отвечал практикант.

— Шел, так можно до самоубийства довести... — и доводили. Часто. Особенно, конечно, не-магов, но и с магами иногда удавалось.

— Я же настроил таяние, — обиделся Умник, — Четыре дня потерпит!

Ну да, маг смотрел на северо-восток. Слишком много параметров.

— Думаешь? Испытывал на себе?

— Когда я стал терять сознание, то испугался, что умираю, — признался Шелис.

— Смотри, ученик.

Шел честно подумал ещё раз и пожал плечами.

Я снова лёг, закинув руки за голову.

И вспомнил, как впервые, зарвавшись, очутился в границе. После этого я три или четыре года не решался взять в руки винису. Что делать — мне было двадцать два, я только-только получил звание мага и право экспериментировать, и однажды решил вызвать дух Кшеся Бессмертного. Но приглашать дух архимага в лабораторию чревато — способности у него сохранились, желания тихо сидеть внутри круга и слушать твой лепет, скорее всего, нет... и я попробовал сунуться на ту сторону, на грань. Взял винису (белое фарфоровое блюдо с фиолетовой четырёхлучевой звездой и чёрными иероглифами), расчертил доску под вызов, налил в блюдо дистиллированной воды, произнёс заклинание, отворяющее путь, перешёл на эфин-восприятие — путь казался дорожкой холодного ветра, слабыми голосами издалека. Я сосредоточился на этом ветерке, этих голосах... и голоса стали громче, ветер опутал меня, словно нитки клубка — игривого котёнка, а перед глазами встала серебристая муть.

Постепенно голоса набирали силу, переплетались странной музыкой, похожей то на шелест листьев, то на шорох камыша, то на плеск воды, то на свист вьюги. Они звали и гнали, говорили "там мы были...", говорили "здесь мы стали...", и во мне откликалось — тяга туда, стремление прочь, неуемное желание подойти и расслышать их рассказы, холодное знание "Не слушай мёртвых". Это было чарующе красиво — и страшно: я же знал, что нельзя проникаться зовом с той стороны.

Я так и не рискнул кого-нибудь позвать.

Дух Креслава Ветельского я вызвал спустя два месяца, обычным способом, и он прикарманил новенькую аврику из превосходной медной проволоки, но это было куда лучше границы зазеркалья (и на самом деле, хорошо, что я не успел попользоваться артефактом — иначе до меня могли бы дотянуться с той стороны). С тех пор я очень внимательно следил за чистотой инструментов (мало ли, кто ещё что утащит). И некоторое время шарахался от теней, и вздрагивал, когда слышал игру на шерской флейте-аолине — уж очень напоминало ту музыку.

Конечно, первосортная дурость — лезть на ту сторону... если не умеешь отгораживаться от голосов, разумеется. Больше я такой ошибки не делал: сперва боялся лазить, потом научился ограждать разум от мертвечины.

Сейчас я могу обойтись без винисы — достаточно кружки с водой. И даже если вода не дистиллированная, мне не так уж сложно встать на том пороге, услышать те голоса, увидеть то серебро, ощутить дуновение того ветра... и позвать их — одновременно не впуская.

Туман надвигается медленно, как будто нехотя. Что-то живое, что-то чуждое, инородное словно пугает зазеркалье. Сталкиваются два страха, я чувствую оба — один известно, чей, а второй? Интере-е-есная аномалия. Обычно на пороге только поддайся — потом два часа будешь дверь запечатывать и трое суток нежить по всему городу ловить. А тут...

Страх растёт. Отторжение тоже.

Закрываю дверь.

Открываю глаза.

Практикант замер рядом со мной в канонической боевой позиции. Ноги согнуты в коленях, руки разведены в стороны, пальцы "веником". Сиреневая паутина "щита радуги" на нас обоих. И когда успел, тут секунды не прошло!

— Вы слышите?

— Что именно?

— Какие-то голоса. Ненастоящие, — Шел настороженно осматривался, — Чужие... как будто для всего здесь чужие. Как будто не отсюда... в смысле мира.

Та-ак, напуган до смерти. Не ожидал. И ещё меня защищает... надо же.

— У тебя какая-то нестандартная реакция. Viesa mate от тебя шарахаются, viesa lemme прячутся, lois wearea тебя обтекает... а запугивать — обывателя и то дольше придётся.

— Это... вы?!