Жизнь на двоих.

Ему простительно. За пшенную кашу, которую я терпеть не могу, сдобренную ненавистным с детства оливковым маслом, готова простить все, даже нескромность рук. Настолько вкусно получилось. Кажется, в Улькиных тетрадках было что-то про игру гормонов, про химический механизм любви. Но почему мне, принцессе, выпал удел трепетать от прикосновений сапожника?

Да. Я уже прислушалась к себе. Присмотрелась к своему поведению. И точно знаю, что происходящее противоестественно и безобразно, что терпеть этого не следует и разлучиться мы должны решительно и навсегда. Когда вернемся. А пока я стисну зубы и потерплю. Иначе пострадает дело, которое, как настоящая принцесса, обязана довести до конца.

Что же касается Савки — то он не трус. Теперь я понимаю, что тогда, в городе, вступись он за мальчишку и, возможно, его мама и сестричка сейчас голодали бы. А ведь за воровство действительно нужно наказывать, сколь благородные бы обоснования ни приводились в его оправдание.

Жизнь — сложная штука. И сын сапожника знает это лучше меня — высокорожденной.

* * *

Третий день начался совсем плохо. Вечером я дала Моте обезболивающего, и он крепко уснул. А ни я, ни Савка, не умеем слушать, что творится вокруг так, как лесник. Хорошо, хоть выспаться успели.

— Не сопротивляйтесь, и останетесь живы, — вот от каких слов мы пробудились.

'Да сколько же разбойничьих шаек орудует в этих краях!?' — пронеслось в моей голове, в ту секунду, когда мы вскакивали и становились спиной к спине.

В этой банде было тоже с десяток человек, вооружённых дубинами. В отличие от прошлого нападения, они располагались не с одной стороны, а сразу со всех, то есть успели нас окружить.

Я мысленно перебирала в голове возможные пути побега. То, что победить такую толпу мы не сможем было понятно, как божий день. Да и убежать с раненным полусонным егерем, тоже не получится. Значит, будем драться!

— Попробуйте взять, — зло крикнула я, распаляя себя для схватки.

Разбойники с сальными улыбками уже поднимали дреколье, когда вдруг из толпы раздался звонкий девичий голос:

— Пап, ты, что не видишь? Это же Уля!

Ловко расталкивая здоровенных мужиков, ко мне подбежала красивая совсем молоденькая девушка в потрепанном платье и с радостным криком повисла на моей оцарапанной шее.

Я изумленно покосилась на все еще дремотно покачивающегося на вялых ногах Мотю, улыбающегося краешком губ Савку, и, сделав вид, что узнала эту девушку, крепко ее обняла.

Разбойники недоверчиво оглядели сначала меня, потом внимательно посмотрели на моих спутников и... опустили оружие.

— Это меняет дело, — ответил тот самый 'папа'. Остальные, словно соглашаясь с высказанным положением, опустили дубины. — Уленька, ты прости нас, не признали. И зуб у меня болит — ну просто спасу нет. Не откажи в любезности, сделай что-нибудь.

После этого разбойники выстроились в очередь на прием. Мало того, что на них пришлось потратить часа три, так они слопали почти все наши припасы и стянули верную половину пузырьков из аптечного саквояжа. После их ухода Савка бросился проверять сохранность денег, и я с удовольствием убедилась в том, что приготовленный тайник под скамейкой вполне надежен. А Мотя успел выспросить лесную дорогу до самого Урпта — города на границе с Гринрингом. Надеюсь — там найдется приличная гостиница.

Первый в жизни выдернутый мною зуб бывший его хозяин наотрез отказался оставить мне на память — сказал, что это противоречит его принципам. Пока я размышляла, откуда у лесного жителя такие понятия, он спрятал мою законную добычу в кисет. А его дочка, когда я врачевала чирьи и фурункулы остальных членов этой далеко не честной компании, пыталась помогать и спрашивала, для чего служит какая из моих мазей. Думаю, что это она 'проинспектировала' аптечку.

Продвигаясь дальше по дороге, я все еще не могла понять: откуда эти разбойники знают мою сестру?

* * *

Больше ничего примечательного не произошло до самой границы. Мы ехали лесными дорогами и к вечеру добрались до городских ворот. Здешняя гостиница мне откровенно не понравилась, но, делать нечего. Моте действительно нужно отлежаться. Некоторое беспокойство вызывала только сохранность денег в тайнике возка, но, подумав, я решила, что лучше не пытаться перенести их в номер — пусть останутся в каретном сарае. Тут слишком много глаз вокруг, и вид людей не внушает доверия.

Сказать по правде, покоя требовали и мои раны. А ещё надо было пополнить запасы медикаментов и, особенно, перевязочных материалов. При режиме: одна драка в три дня... не зря у Ульки такой объёмистый саквояж.

Прямо скажу — не знаю, что меня так вымотало. Дорога, приключения или общение с Савкой? Он, практически, признался мне в любви. Это было высказано в виде инструкции.

— Уль, ты, когда в мужском платье, молчи. Кивай, крути головой, пожимай плечами, но не издавай ни звука. У тебя настолько звонкий голос, что, кажется, будто колокольчик звенит. Помнишь, как маленькая разбойница тебя опознала? Так-то. И не посмотрела, что ты в штанах.

Вот такие слова. Тон был строгий и деловой, но при сравнении моего голоса с колокольчиком, в голосе этого Улькиного друга детства отчётливо слышалась нежность.

Бедный, бедный парень. Ведь сестрица моя явно втрескалась в заграничного принца, причем взаимно. Их теперь ничто не остановит и несчастный влюбленный сапожник так и останется один на один со своим чувством. Хотя, он ведь нас не различает и... Стоп, принцесса я или как? Молчать, Орнелла!

Хотя, если потихоньку, так чтобы никто не знал... в этом месте я прикусила язык, чтобы вернуть себе правильный ход мыслей. Однако, он, правильный ход, был занят чем-то другим и на мой призыв не откликнулся. Проклятая химия любви! Что? Я это подумала? На плаху! На костер! Топиться! Сразу после перевязки, на которой этот мерзавец опять увидит то, что ему не положено.

ГЛАВА 19.

Ульяна.

На что я надеялась, когда согласилась заменить сестру во дворце? Неужели на спокойную жизнь в тепле и довольстве? Боже, удивляюсь своей наивности! Да как я вообще могла подумать, что принцессам легко живется? Вернется Орнелла — подарю ей медаль за мужество!

Никогда бы не подумала, что 'высочеств' могут преследовать учителя и пытаться вбить в их головы хоть какие-то знания! Принцесса в моем сознании представлялась прекрасной, беззаботной девушкой с толпами женихов и полным отсутствием хорошего образования. Как же я была неправа!

Тот ужасный день, когда во дворец откуда ни возьмись нагрянули 'старые-знакомые' учителя, а Ник сунул мне в руки толстенный учебник по экономической географии, запомню навсегда. И дело даже не в том, что я категорически не желала учиться (ложь!), а в том, что едва открыв книгу и увидев почти в самом начале такие страшные слова как 'урбанизация', 'территориальная дифференциация', 'географический фатализм и детерминизм', 'депопуляция', впала в уныние. Неужели я должна буду выучить весь этот кошмар?

Это хорошо еще, что занимался со мной Ник, а не прибывшие профессора, от которых пока удавалось скрыться в многочисленных переходах дворца! Да меня бы вмиг раскусили! Ведь по идее то, что я первый раз вижу, для принцессы — сказка на ночь, повторение и закрепление давно выученного материала!

Я упрямо сжала губы, заставляя себя сосредоточиться на учебнике. Завтра мне сдавать Нику очередную тему, а еще ничего не выучено! Вздохнула, судорожно пытаясь вспомнить последнее предложение. Только же помнила! Кажется, там было что-то про города и эту, как ее, убро... урдо....

* * *

— ... Поэтому, — бодро подводила итог я, совершенно не понимая значения своих слов, — убро... удро... урбанизация, — подленько глянула на ладошку, где еще вчера чернилами вывела это абсолютно незапоминаемое слово, — одна из самых важных составных частей социально-экономического развития страны.

Облегченно выдохнула, ловя на себе оценивающий взгляд Доминика, и внутренне ликовала. Ура! Я рассказала это дурацкую тему почти не сбившись! Выучила!

— Скажи мне, пожалуйста, — медленно проговорил принц, стирая этим тоном улыбку с моего лица. — Что же такое 'урбанизация'?

Я растеряно посмотрела на Ника, судорожно пытаясь вспомнить, что же такое эта убро... удро... А, черт возьми! В общем, она. И не находила ответа. В параграфе определения этого страшного слова не было.

— Так я и думал! — удовлетворительно кивнул принц. — Ты совершенно не понимаешь, о чем говоришь! Разве это хорошо? Почему ты бездумно вызубрила параграф, вместо того, чтобы расспросить меня или самой порыться в справочниках?

Я покраснела под осуждающим взглядом. И действительно, почему? Неужели хотела покорить принца своим умом? Ну да, покорила. Его полным отсутствием! Идиотка.... Пристыжено молчала.

— Ладно, — выдержав небольшую паузу, смягчился Доминик. — Моя ошибка тут тоже есть. Надо было сначала лично с тобой позаниматься, и только потом отправлять в 'свободное плаванье'. Что ж, исправим эту досадную оплошность!

Я быстро закивала головой. Еще один вечер с подобной книгой я просто не выдержу! Пусть лучше объясняет!

— На самом деле все предельно просто, — чуть улыбнувшись на мою несдержанную гримасу, сказал он. — Урбанизация — это всего лишь доля населения страны, живущая в городах.

* * *

Постепенно я начала понимать. И не только то, что было написано в заумных книжках, но и Ника с Нел. Ведь всегда думала, что их жизнь намного проще моей. Я ошибалась. Конечно, королевский труд не сравним с крестьянским, но даже он по-своему тяжел.

Во дворце всегда нужно думать. Если простой человек способен с легкостью назвать имя своего друга или врага, то принцесса никогда не сможет сказать этого наверняка. Каждый день вокруг мелькают разные люди. Они улыбаются, кланяются, пытаются всячески угодить. Но можно ли точно ответить, что ими двигает? Истинная любовь и сопереживание или жажда легкой наживы?

Во дворце всегда нужно смотреть. Крестьянин не опуститься до удара в спину. Он вообще постарается уладить дело миром или уйти от конфликта. Ему не свойственна мстительность. Придворные же не чураются никаких методов ради достижения цели: когда надо и убийцу наймут, в бокал яд подсыплют, кинут кинжал из-за угла. А пытаться разговаривать и убеждать словами — только себя в темницу сажать.

Во дворце всегда нужно знать. И чем больше — тем лучше. Надо знать законы, свои и чужие права и обязанности, надо знать этикет, уметь общаться с людьми любых возрастов и сословий, надо понимать политику и экономику, чтобы уметь поддержать разговор не только в обществе дам. Надо владеть широким кругозором, иметь представление о традициях и обычаях, чтобы принимать заморских гостей, надо знать каждую мелочь, связанную с Церковью, чтобы не быть обвиненной в богохульстве. В конце концов, нужно знать дворец: его тайные входы и выходы, секретные помещения, короткие дороги в любое место.

Крестьянин не задумывается ни о политике, ни об экономике, ни об этикете. Его дело — физический труд. И этот труд нисколько не больше и не меньше королевского. Они уравновешивают друг друга, и ни один не имеет преимущества перед другим.

Нельзя сравнивать эти труды: они просто разные. В каждом есть свои сложности и легкости. И пусть они никогда не совпадают, и пусть крестьянин для принца лишь грубый, грязный и невежественный мужик, это не так: о земле и скотине крестьянин знает намного больше любого придворного, а его физической силе и выносливости может позавидовать лучший королевский воин.

И пусть крестьянин считает короля или принца венценосным бездельником, живущим на всем готовом — он тоже не прав: королевский труд — думать. И порой принять правильное решение намного сложнее, чем вспахать поле.

* * *

Я молилась. Молилась за жизнь и удачу сестры, Ника, Моти, Савки, королевы, оставленных по зову долга друзей и пациентов. Молилась за упокой мамы и Михаила.

Было уже поздно, около восьми вечера. Я находилась в Церкви одна, исключая пару служителей и собственную охрану у дверей. Все придворные давно ушли, произнеся положенные слова, а я все сидела и шептала, шептала, шептала.... Не боялась быть услышанной: все произносимые просьбы были слишком тихи даже для меня самой.

Наконец, я встала, устало отряхивая затекшие колени. Поклонившись на прощание святому образу, и шепнув благодарственные слова, неторопливо направилась к выходу.

— Ваше Высочество! — внезапно раздался негромкий знакомый голос.

Я медленно развернулась, наблюдая, как из тени колонны ко мне подходит Настоятель Патрик.

— Добрый вечер, — вежливо кивнула я ему, чуть склоняя голову в знак почтения.

Тот небрежно кивнул и, подставив локоть, с улыбкой спросил:

— Позволите проводить вас?

Я несколько секунд медлила. Идти куда-либо с этим человеком у меня не было никакого желания. За все время пребывания во дворце я старалась как можно реже встречаться этим могущественным царедворцем и влиятельным лицом духовного звания. До последнего времени это неплохо удавалось. Что ему надо? Не хочу попасть в сеть его придворных интриг!

— Я... — судорожный писк чуть слышно вырвался из моего горла пока, пытаясь придумать оправдание, я спешно искала, как бы обосновать отказ, но Патрик с неизменной вежливой улыбкой перебил меня.

— Не волнуйтесь, я не задержу вас надолго!

На этот раз пришлось положить руку на его локоть. Дальнейшее сопротивление могло показаться оскорбительным. Мы вышли из церкви, и двинулись по садовой дорожке в сторону дворца.

Патрик молчал. Не стремилась к разговору и я. Все пыталась судорожно понять, что Настоятелю потребовалось от принцессы. Надеюсь, он не планирует ее хладнокровное убийство!

— Я слышал, — внезапно начал Патрик, продолжая улыбаться. — Будто вы вновь взялись за учебу.

— Вновь? — непонимающе переспросила я. Что он имеет в виду? И чем может быть опасна эта тема?

— Насколько я помню, вы завершили свое обучение два года назад, — спокойно ответил Патрик, мазнув по мне любопытным взглядом.

Я закусила губу: и почему во время всех разговоров с придворными нужно обязательно брякнуть какую-нибудь глупость?

— А тут однажды вижу знакомых профессоров, разыскивающих принцессу! — иронично продолжил Настоятель. — Как знакомо!

Я чуть натянуто улыбнулась. Представляю, сколько хлопот в прошлом приносила Орнелла своим учителям!

— Вообще-то я хотела заняться самообразованием. Понятия не имею, как мои бывшие наставники пронюхали об этом! Но спасу теперь от них нет никакого! — недоуменно покачала головой я. И на этот раз не пыталась притворяться.

Вопрос был насущным. Пара старых, но все же бодрых и ужасно упрямых старичков, последнюю неделю преследовали меня по всему дворцу. Я убегала: а что еще делать? Незнание очевидных для принцессы вещей вызовет недоумение. Как минимум.

— Возможно, профессора прибыли по просьбе принца Доминика? — невинно поинтересовался Патрик и, заметив мое удивление, спокойно продолжил. — Насколько я знаю, вас с ним учили одни люди. И с принцем они расстались в... хм... более теплых отношениях!