Моральные принципы

Бежать было бессмысленно — серые догонят, как ни старайся. В страхе Андрей бормочет:

— Батюшка мой, Сергий-чудотворец, спаси и помилуй! Избави только, два молебна отслужу, гривенную свечу поставлю!

Волчок наклоняет голову, втянув воздух широкими черными ноздрями. Из пасти вываливается длинный розовый язык с большим родимым пятном.

Молитва помогает, должна помочь. Вон, в кунсткамере настоящего черта держат, который матушку Елизавету подменил.

Как такое могло случиться, Андрей не понимал. И ведь повелись на речи, которые сатана вел, заговор устроили. Страшно подумать, чтобы вышло, если бы получилось — своими бы руками нечистого на царство поставили. Теперь вот по дальним монастырям грехи отмаливают. И ведь тут Андрею повезло — перевели в пехоту, а могли так же — на хлеб и воду в землянку жить.

Цыганское счастье. Еще только неделю назад в императорских покоях караул стоял, а теперь — лежит на дороге обобранный, готовится стать волчьим ужином.

Волчок делает шаг вперед, и без предупреждения, без рыка вцепляется в ногу Андрея вырвая клок мяса. Кровь бьет фонтаном, в глазах темнеет. Саблю забрали грабители, голыми руками с стаей не справиться, но сдаваться так просто, умирать так глупо? Зубы сами собой обнажаются в оскале.

И в этот момент, он видит бога.

* * *

Андрей больше не лежал на дороге. Андрей больше не замерзал. Андрей парил в воздухе, а прямо перед ним сражался бог. Прекрасный как античная статуя. Сияющий как солнце, так что было больно на него смотреть. Аполлон.

С его рук срывались золотые стрелы, но противники вились вокруг бога как мошкара, избегая его ударов. Похожие как две капли воды, как зеркала отражающиеся друг в друге. Женщина. Такая же прекрасная как сияющий бог. Сам пейзаж вокруг был покрыт сотнями копий ее лица.

Аполлон выстрелил по земле, уничтожив несколько, но на месте уничтоженных просто воздвигались новые.

Все затопил яростный свет.

Когда Андрей снова смог видеть — Аполлон был распят, в его тело вонзились стальные копья, пригвоздившие его к воздуху.

Андрей посмотрел в глаза богу. Там не было любви, не было всепрощения, только горе и безумная ярость. Его взгляд отбросил Андрея обратно на Землю. В снег, к стае голодных волков и фонтанирующей кровью ноге.

* * *

Руки двигались сами по себе — рвали исподнее, затягивали до боли узел на бедре, из горла исходил хрипящий рык, от которого волк в недоумении лег на снег, вытянув вперед морду с оскаленными зубами.

Андрей воздвигся на ноги как вздернутая в воздух марионетка, и волчок ловко прыгнул боком, закручиваясь вокруг человека. Не было ни страха, ни боли, только уверенность, что сейчас он действует абсолютно верно. Cтая занята добычей, этот, молодой, пытается ухватить кусок не по чину. Он боится, что его заметят, отберут вкусного человека.

Андрей как наяву увидел сеть ниточек, управляющих зверем. Вот — узелок за отвечающий за голод. А здесь — клубок основного инстинкта, змейка самосохранения, какие-то наслоения сверху, похожие на жир, плавающий в супе. И все это постоянно смещалось, колебалось и дергалось в такт движениям волка.

В голове сами собой замелькали картинки похожие на иллюстрации из анатомического атласа, мельком виденного у лекаря. Мышцы, суставы, кровеносные сосуды, нервы... У него будет только один шанс, один точный удар, чтобы испортить этого волчка так, как ему это нужно. То, что он хотел сделать с собой было отталкивающим и завораживающим, как тот уродец на ярмарке, которого Андрей видел в детстве. Карлик, к рукам и ногам которого скоморохи привязали веревочки и заставляли смешно спотыкаться и бить самого себя.

Почему то Андрей был уверен, что сможет сделать с волками то же самое, и никаких веревочек для этого ему не понадобиться.

Волк, наконец, прыгнул. Андрей изогнулся, пропуская зверя, прижимая к себе его жилистое, твердое как доска тело, делая то, что казалось ему правильным и верным в настоящие мгновение....

* * *

Помещение было вылизано, вычищено до блеска. Каждому псу здесь отводился отдельный вольер с свежим сеном и глиняной миской, наполненной ключевой водой. Не слишком холодной, чтобы собака не дай бог не простыла.

Под потолком были устроены вентиляторы с ременным приводом, выписанные из Европы, для продувания воздуха. Полы, в отличии от крестьянских изб, были подняты над землей на сваях, чтобы избегать сырости, подпружиненные дверцы позволяли собакам самостоятельно выходить наружу в отдельно для каждой выгороженный кусочек двора, а коридор устроенный вдоль стены позволял с легкостью добраться до нужного места.

Андрей, постукивая костылем по доскам пола, шел мимо загонов, оглядывая собак. Ему хватало одного взгляда, чтобы впитать самочувствие и настроение обитателей псарни. 'Все хорошо, надо будет подстричь когти, этому давать побольше костей.'

Четвероногие постояльцы полностью оправдывали все немалые затраты. Визитер, одышливо сопевший над ухом Андрея, был тому лишним подтверждением. Илья Иванович не поленился приехать по весенней распутице из самой Москвы, чтобы выбрать себе щенка. Он тенью шел за Андреем, с любопытством оглядывая вольготно расположившихся собак.

Такая известность, да еще приобретенная всего лишь за год с возвращения в Болотовку изрядно льстила самолюбию Андрея.

У вольера Алмаза Илья Иванович замер, не в силах отвести взгляд. Волчок, замиренный Андреем, вырос в матерого зверюгу, раза в полтора крупнее обычного волка. Алмаз царственно возлежал на снежно-белой овчине, и только навостренные уши выдавали его заинтересованность происходящим. Шерсть блестела серебром в лучах солнца, проникающих сквозь световые окна, а желтые глаза грозно щурились.

Родоначальник новой породы. Сильной, выносливой и чуткой как волк, приспособленной и податливой к человеку как собака. Породы, которой уже не потребуется ручная доводка.

Пока, к сожалению, Андрею приходилось работать с каждым щенком. Выправлять ошибки наследственности, вводить ингибиторы, блокирующие доминантное поведение, притупляющие агрессию. Волк он волк и есть, а сильный, не боящийся человека волк — страшное дело. Подерет и птицу, и живность, и ребенка. Нужен опыт и твердая рука, да и то результат не гарантирован.

Андрей оценивающе взглянул на Илью Ивановича. Тяжелый, грузный, щеки свисают с выбритого лица на второй подбородок. Тот поймал взгляд, и чтобы разбавить паузу, решил поделиться новостями:

— Вы слышали, что давеча Григорий Иванович, губернатор ваш, учудил? Привел медведя в присутствие, да говорит — вот теперь вам новый судья. Измазал лапу ему чернилами, да давай ей печать ставить.

Андрей вежливо посмеялся. Подобных историй про старого генерал-майора, недавно назначенного императрицей рассказывали во множестве. И не поймешь, то ли, чтобы прославить, подчеркнув крутой нрав, то ли чтобы очернить, буде сплетня дойдет до Санкт-Петербурга.

Впрочем, и до назначения дела в губернии шли неважно, настолько, что должно было случиться нечто и вовсе из ряда вон выходящее, чтобы поколебать репутацию Григория Ивановича.

После смещения Бирона общая неопределенность привела к тому, что всякий у которого была хоть какая то власть начал употреблять ее для собственного обогащения не смущаясь ни законом, ни обычаем. О старом начальнике и вовсе рассказывали, что он мздоимства и на смертном одре не оставил. Дескать, когда он уже лежал при смерти, пришли к нему подписать какие-то бумаги. Тот уже и говорить не мог, а глазами показал, что без взятки ничего не сделает. Просители ему рубль на грудь положили, а тот вздохнул и помер так подпись и не поставив.

Вялотекущая шведская война наводнила дороги рекрутскими командами, не гнушающихся ни грабежей, ни убийств. Многие из насильно уведенных мужиков умирали по дороге от голода, еще больше 'растаскивалось' по дороге за известную мзду, и до войск доходила дай бог, чтобы половина.

Всего этого Андрей насмотрелся сполна за время своего неспешного путешествия в родные края, так что прибыв в отчий дом, порядком запустевший без хозяйского присмотра, первым делом велел приказчику разобраться с книгами и представить отчет на сколько можно снизить повинности.

На этом его человеколюбивый порыв и угас, разбившись о суровую необходимость поддержания привычного уровня жизни и обустройства правильного жилья для будущих болотовских волкопсов.

— Давайте, посмотрим Герду, — предложил гостю Андрей.

Он открыл дверь в вольер, позволяя войти первым Илье Ивановичу. Лобастая сука приподняла голову, и опять опустила ее на подстилку, облепленная играющими пушистыми комочками.

— Ох, какие красавцы!

Серый кобелек, забавно переваливаясь, подскочил к ногам гостя и немедленно напрудил лужицу ему на сапоги. Рот Ильи Ивановича приоткрылся, не зная как и реагировать на такой конфуз, и Андрей поспешил заметить:

— Похоже, вас выбрали. Давайте-ка посмотрим.

Он поднял щенка, демонстрируя гостю собачьи стати, и этот небольшой инцидент так и остался забавным казусом, ничуть не омрачившим настроение Ильи Ивановича.

* * *

Обед накрыли на гостевой половине — часть дома, которую занимал Андрей не предназначалась для посторонних глаз. Даже немногочисленная дворня допускалась только в спальню, прочие же комнаты всегда были закрыты на ключ, с которым Андрей никогда не расставался.

Обычно этим занималась Варя — жена приказчика, заведующая немногочисленным хозяйством усадьбы, но сегодня на стол подавала молодка из крепостных Ильи Ивановича. Стройная, с необычно большими голубыми глазами и пшеничного цвета волосами.

Кушали в молчании, отдавая должное еде, и только после того, как первый голод был утолен, приступили к беседе.

— Знаете, Андрей, — обратился к нему гость, — у вас великолепные собаки. Сама императрица бы позавидовала. Я бы точно не отказался от пары у себя, но вот цена...

Илья Иванович многозначительно вздохнул. Андрей посмотрел Илье Ивановичу в глаза.

— Ну вы прямо без ножа режете, помилуйте Андрей Михайлович, славные, славные собаки, но вот брать только одного кобелька... А с векселями связываться вы и сами не захотите...

Гость задумчиво пожевал губами. Прислуживающая молодка, наклонившись, поставила на стол кофейник и кувшинчик с молоком. Андрей невольно перевел взгляд на провисшие под льняной тканью тяжелые груди.

Илья Иванович тоже не смог удержать взора.

— А ну ка, Маня, подойди! Что скажете, Андрей, — обратился он к хозяину, показывая на девушку.

Грузно поднявшись со стула, Илья Иванович провел руками по ее бокам, подчеркивая фигуру, задрал подбородок, давая рассмотреть лицо, и бесцеремонно влез пальцами в рот, демонстрируя зубы.

Андрей не мог не отметить, что с тем же успехом гость мог демонстрировать стати новой суки для его псарни. 'И что за человек равняет между собой христианскую душу и собаку?' — подумал он.

Илья Иванович по своему истолковал замешательство хозяина.

— Не извольте беспокоиться, она — сирота. В лучшем виде все оформим. Запишем ее на какую нибудь вашу мертвую душу, а с подарками я разберусь.

Эта схема для Андрея была не внове. Так помещики пополняли своих крепостных взамен умерших из числа рекрутов. Шел с рекрутской командой Иван Иванов восемнадцати лет да помер, а на землю осел за некую мзду уже Кузьма Васильевич тридцати восьми. В иных деревнях и вовсе Мафусаилы далеко за сто водились, или же годовалые дети землю пахали. В случае рекрутов интерес был обоюден — и помещик получал нового крестьянина на землю, и крестьянин избегал смерти от дурной кормежки, побоев или же вражеской пули. Для дворовой девки выбор был тоже невелик — заяви она о мошенничестве, ее вернут прежнему барину, и, скорее всего, небо с овчинку покажется, а на новом месте от нее не потребуют ничего, чтобы не требовалось на старом.

И Андрею оставалось только решить, стоит ли собаки христианская душа. Он еще раз взглянул на предложенный товар — девка была красной как маков цвет, видимо Илья Иванович не успел ее развратить, и подобное обращение было для нее внове. У челяди прислуживавшей в Санкт-Петербурге его более знатным или богатым товарищам глаза были другими — равнодушно-выжженными, смирившимися с любой причудой, которая может прийти в голову сумасбродного барина.

Тянь мин

Вот уже больше года я живу среди руританцев. Доставшееся мне государство напоминает плохо развитую кровеносную систему — немногочисленные артерии и вены, заросшие бляшками и забитые тромбами, капилляры едва-едва доставляющие питательные вещества и кислород к клеткам, и, наконец, вены с огромным трудом доставляющие кровь обратно к сердцу. Один из моих предшественников хотел решить проблему кардинально — сузив границы. Свезти все двенадцать миллионов податного населения в треугольник между столицей, Москвой и Казанью, обустроить ее и защищать, не пытаясь решить невозможную задачу управления в отсутствии обратной связи. Затея в равной степени масштабная и глупая, как и прочие его прожекты.

Взять хотя бы столицу — положив огромное число народа, затратив космические по масштабам ресурсы, империя утвердилась владычицей Севера. И как она это использовала? Может быть подмяла лесную торговлю на Балтике? Или же отжала рудники у надменных шведов?

Нет, нет и нет. Итогом всех усилий стала переориентация торговли с Швеции на Англию без изменения объемов. По сути двадцать лет войны ушло на то, чтобы сократить англичанам время плавания и уменьшить связанные издержки.

Замечательное достижение.

А теперь приходится разбираться с потерявшими берега шведами, оскорбленных в лучших чувствах потерей земель и прибыли.

Достижения? Я могу изменить что-то вокруг себя, и перестроенные покои с центральным отоплением и двойными рамами тому прекрасный пример, но стоит ступить за пределы дворца, и все мои попытки тонут в предрассудках, обычаях и инерции.

'Анна Леопольдовна изводит двор мелочными придирками и вздорными нововведениями, к делам политическим равнодушна, от природы неряшлива и за собой не следит, пропускает службы, предпочитая благочестию занятия в Кунсткамере, где изучает всякие диковины и создает монстров на потеху себе,' — думаю, что автора называть не имеет смысла, и так понятно, что под этим подпишется половина придворных, до которой еще не дошли руки. Те, до которых дошли уже ничего лишнего не подписывают — управляющий контур штука грубая, но надежная.

Мои размышления прервал звонок, оповещающий о посетителе. Через порог кабинета перешагнул незабвенный Алексей Петрович. Кто знает, как бы сложилась его судьба без моего вмешательства, но кадровый голод и протекция господина Финча занесли его в кресло канцлера империи. Должность пошла ему на пользу — господин Бестужев продавался теперь исключительно по высочайше утвержденному тарифу, не забывая выделять установленный процент на мои нужды. Впрочем, я не обольщалась — человек склада Алексея Петровича вполне бы подошел на роль главы мексиканского картеля — умный, безжалостный и беспринципный, он был не из тех, к кому можно было спокойно поворачиваться спиной.