Зверь

Почти сразу же, Сергей вспомнил и другую странность — это полную безэмоциональность священника, словно он вышел на прогулку цветочков понюхать, послушать пение лесных пташек. Ни упрека, ни сарказма, ни тем более мата — ничего этого не было! Отец Анатолий шел так, как будто это был и не он вовсе, а совершенно другой человек или машина, незнающая усталости.

Сергей и так и эдак пытался составить все кусочки этой мозаики в ясную картину, да выходила какая-то несуразица. Священник-супермен, ну никак не вписывался в его понимание всего здесь происходящего. Он, являясь здесь совершенно инородным элементом по воспитанию, более того, состоянию духа, стал своим среди сельчан, стал для них знаменем, ориентиром в современном жестоком и непростом мире. Такое положение много стоит; достичь его может, действительно, только незаурядный человек, который своими личными качествами выделяется из основной массы людей. Отец Анатолий, похоже, также считал себя именно таким человеком. Об этом говорили все его поступки: и масштабный "крестовый поход" против пьянства (и ведь удался! — прим.автора), и инициатива в строительстве столь невероятного спортивного городка, и лечение сельчан травами и мазями... Словом, все происходящее было похоже на формирование нового центра силы в районе, центра притяжения для людей, которым надоела неустроенность и бардак в головах и на улицах. "А такого народу, — с усмешкой подумалось Сергею, — только в его родном городке и его пригороде легко можно насчитать несколько тысяч. Да, что тут говорить, уверен, что каждый второй с радостью бы поменял свою сегодняшнее существование желудком и гениталиями на жизнь с, действительно, стоящей целью — целью-мечтой".

В конце концов, итогом размышлений явился скромный план дальнейших действий, первым пунктом в котором стояло окончательное выздоравливание. Во-вторых, ему надо поговорить с бабулей, у которой он квартируется, в третьих — обстоятельный разговор со священником. На закуску он оставил близкое знакомство с внуками отца Анатолия (у Сергея до сих пор из головы не шел их "трудовой подвиг" на огороде).

Глава 3.

Новый, уже четвертый по счету, проведенный здесь день начался очень умиротворяюще: легкие и озорные солнечные лучи, проникая через оконное стекло, так и норовили попасть Сергею в глаза. Наконец, он устал от них отмахиваться и, со вкусом потянувшись, решил вставать. Не торопясь оделся, он осторожно, немного припадая при этом на правую ногу, пошел на улицу умываться. У двери он, случайно задев ведро, чуть не загремел с крыльца. Услышав шум, из кухни выглянула бабуля и, улыбаясь, заявила:

— Проснулся уже? Как ноженька то? Болит по — меньше?

Сергею, в действительности, за ночь сильно полегчало, о чем он и сообщил.

— Ну вот и хорошо... Я сейчас чайку свежего поставлю, с малиновым вареньем попьем...

Ради малины Сергей готов был и сам чаю поставить; малину и варенье из неё он просто обожал, за уши не оттащить.

Вода из умывальника была что-то уж очень холодной и, проскользнув змейкой между лопаток, вызвала дрожь. Растерев до обжигающей красноты спину и грудь, Сергей натянул футболку и помчался на кухню.

За столом его уже дожидался немного закопченный чайник, из — под крышки которого ароматно пахло смородиной. Он намазал на хлеб огромный слой малинового варенья и с наслаждением откусил от этого бутерброда-мутанта. Бабуля все это время сидела напротив и тихонько прихлебывала чай из блюдца.

Как только в плошке с вареньем показалось донышко, Сергей решил перейти к расспросам бабули о его предках.

— Бабуль (он уже с первого дня решил так называть свою хозяйку)! — с вопросительной интонацией обратился он к ней. — А отец ваш с матерью здесь жили?

Она чуть помедлила с ответом, видимо, не ожидая такого вопроса, искренне удивилась:

— Здесь жили, а где же им еще жить то! У меня, почитай, в этом селе и ишо и прапрабабка со своим дедом жили. Мы тут первые были. Вон там, у колодца, их домик стоял.

Сергей обрадовано заерзал, понимая, что она может многое ему порассказать не только о своих родителях, но и о том, кто были первые поселенце здесь и откуда они здесь появились.

Вдруг бабка поднялась со стула и сказала:

— Так ведь у меня целый короб фотокарточек есть. Сейчас вытащу их и покажу их всех...

С этими словами она открыла стоявший у стены здоровенный наверное 60-х гг. сервант; он не смотря на свой возраст так и не потерял свой первоначальный лакированно-торжественный вид. С нижней полки бабка вытащила довольно большой ящик, с верхом набитый фотографиями.

Убрав со стола следы завтрака, она начала медленно, даже с некоторым почтением, выкладывать фотографии с обязательным комментарием к каждой. Более часа Сергей слушал её рассказы о близких: и о непутевом сыне, что никак не может устроиться на одном месте, и мыкается уже который год по разным предприятиям, и о младшей дочке, которая работает в Горьком оператором банка, и, наконец, о старшей, жизнь которой, в изложении бабули, вообще, была похоже на дамский роман. Они перебрали практически все фотографии, которые находились в ящике, но так и не добрались до главного — до патриархов рода, основателей села.

Сергей уже почти потерял надежду, когда и недр короба появилась не то фотография, не то литография. Старческие руки бережно держали пожелтевший, обтрепанный на краях листок, с которого на них смотрел бравый солдат с двумя георгиевскими крестами на груди.

— Вот это Порфирий Силантьевич! — с гордостью произнесла бабуля. — Он как раз и первым здесь первым и построил дом... Тут он в Севастополе с хранцузами воевал (речь несомненна шла о Крымской войне — прим.автора). До унтер-офицера дослужился из рядовых, два георгия получил за храбрость — говорят жутко храбрый был. Ни бога, ни черта не боялся!

В лице солдата, действительно, было что-то бесшабашное. Казалось, вот-вот сорвется он с места и, схватив оружие, ворвется во вражеские окопы... Пожалуй от точно легко мог стать здешним отцом-основателем, который держал бы в кулаке всю округу.

Словно в подтверждение бабуля, продолжая свой рассказ, сообщила:

— Рассказывали, старостой он стал, как только дворов здесь побольше стало... Люди со всей округи стекались сюда. Земли много, лес кругом — места глухие: ни то, что конному, пешему то нелегко было к нам добраться. Да земли эти спорные были — за них аж три помещика судились. Почитай полвека тяжба длилась, да так до революции и не смогли договорится...

Рассказывая, бабуля вынула последнюю фотографию (скорее всего, это была литография, и описываемые события следует датировать примерно концом 50-х — началом 60-х гг. XIX в. — прим.автора) и положила на середину стола. На снимке была изображена небольшая часовня на фоне леса. Показывая на изображение, бабуля продолжила:

— Совсем запамятовала ведь старая дура... Когда Порфирий Силантьевич начал избу рубить для себя и молодой жены, тут уж часовенка вот эта стояла. Монах её построил, а сам рядом в землянке жил... (тут бабуля перекрестилась, глядя на образа). Так вот, монах этот родственником дальним приходится нашему батюшке. Хороший, говорят, был: дети так и льнули к нему, а скотина, так с ним как ручная...

Полученная информация Сергея сильно удивила, так как в его поисках открылись совершенно новые обстоятельства, которые полностью дезориентировали его. "Оказывается, отец Анатолий не только из этого села, но и имеет самое прямое отношение к старожилам этих мест... Более того, чувствуется, что практически весь его род состоял из одних священников. А это означает, что отец Анатолий владеет информацией обо всем, что здесь творилось и твориться... И поди, попробуй, заставь его ею поделиться...", — рассуждал Сергей.

Бабуля тем временем продолжала свой рассказ:

— Бабка моя (очевидно, в семье была очень сильно семейная память, если сохранились сведения о предках через столько лет — прим.автора) рассказывала, что уважал Порфирий Силантьевич очень батюшку... И даже немного побаивался, хоть сам то ох как крут бывал...

"Вот те на! — аж вздрогнул Сергей. — Только показалась, что разгреб весь этот хлам, снова непонятка! Бесшабашный и буйный солдат, прошедший севастопольскую мясорубку, немного побаивался какого-то священника. Даже делая скидку на тогдашнюю религиозность, в такую картину не верилось. Да после пары чарок, Порфирий, похоже строил там все село, как хотел... ".

Вскоре, летопись об истории её рода закончилась и Сергей поинтересовался о том, знает ли она еще кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить об истории села, истории здешних семей. Бабуля не только охотно все рассказала, но и вызвалась сама проводить его к тем, кто еще был в "здравом уме и светлой памяти".

Таким нехитрым способом Сергей надеялся собрать как можно больше сведений о начальной истории села, в частности, о старостах, и обязательно о священниках местной церкви. Запланировав посещение своих пожилых информаторов, он решил посетить школьный музей, о котором слышал так много хорошего.

На улице было достаточно жарко. Близился полдень. Деревенские собаки, развалившись в теньке, перестали даже обращать на него внимание. Лишь одна шавка, удивительно похожая на того самого ночного лохматого бандита, увязалась за ним, непрерывно лая и норовя цапнуть за ногу. Наконец, хозяин, выглянув из-за забора своего сада, окликнул свою собаку.

Дальше можно было идти без опасений, что твоя ляжка может стать добычей беспородного пса. Однако оказалось здесь можно стать добычей не только собак, но и очаровательных девушек: из соседнего дома по направлению к школе шла та самая Олеся, о которой он, со всеми этими пинкертоновскими делами, совершенно забыл. Увидев его, она энергично замахала рукой и улыбнулась. Сергей сразу же почувствовал себя маленьким щенком, так ему захотелось встать на задние ноги и помахать хвостиком (конечно, если бы они у него были — прим.автора). Вместо этого, он просто улыбнулся и чуть прибавил шаг, думая про себя, насколько же он беззащитен перед женскими чарами.

Непринужденно болтая, они зашли в школу, где Сергей рассказ о цели своего визита. Олеся жутко обрадовалась и сразу же вызвалась быть его экскурсоводом.

Музей располагался в просторном помещении со стенами, оббитыми евровагонкой. Внутри было тихо — экспонаты со своей вековой историей совершенно не располагали к громкому шуму; хотелось снизить голос до шепота и осторожно красться вдоль стен, чтобы ничего и никого не потревожить. Однако на Олесю эта атмосфера тайны и мхом покрытой истории не произвела такого же впечатления, как на Сергея. Уже одним своим приходом она полностью изменила обстановку, привнеся в неё и шум, и веселье, и настоящую весну.

Экскурсия в прошлое началась с нескольких банальных предметов, которые заинтересовали бы только, наверное, маленьких деток. Потемневшая от времени, прялка, тусклый самовар, черный утюг, пыхтевший раньше жаром набитых в него углей — мимо всего это они прошли достаточно быстро. К сожалению, современный человек избалован, и ему сложно понять и оценить ту роль, которую играли все эти предметы в жизни их предков.

Несколько задержалась парочка перед красиво вышитыми женским платьями, богато украшенными блестящим монисто. У Олеси даже тут проявился её непоседливый характер; она все порывалась примерить монисто. Сергею с трудом удалось уговорить её не делать этого — он опасался строго директора.

Настоящим сокровищем музея Олеся считала чучело здоровенного черного медведя, горой возвышавшего в центре музея. Она, показывая на медведя, с гордостью подчеркнула:

— Этого медведя убил дедушка нашего батюшки почти 80 лет назад...

— А как же это случилось? — перебил её Сергей, поняв, что он что то снова нащупал.

Олеся приняла классическую позу лектора, выступающего перед студентами — руки за спиной, подбородок чуть приподнят, взгляд задумчив и устремлен в потолок — и начала рассказывать историю, ставшую, наверное, местной легендой и поэтому от бесконечного повторения отлетающую от зубов:

— В 1926 г. из-за сильной засухи в нашем колхозе погиб весь урожай. Не уродились не только зерновые, но и картофель и свекла. Жара страшная стояла: в окрестностях деревни горели леса на протяжении сотен километров. В пруду, что расположен рядом с деревней, вода становилась горячей. Многих животных стихия выгнала из леса на открытые места; на близлежащих полях кого только можно было не встретить — и лис, и волков, и даже лосей. Однажды, ранним утром 15 июля к сельсовету прибежал один из пастухов, который вместе со своим напарником пас деревенское стадо. Пастух был весь в крови и изодранной одежде; он рассказал, что из леса на них напал огромный медведь. Он разорвал его товарища и уволок буренку. Председатель сразу же собрал всех, у кого были ружья и они двинулись на место. Среди них был и священник — отец Михаил, который мог в случае возникновения такой необходимости оказать медицинскую помощь пострадавшим. Коровье стадо нашли совсем недалеко от леса; там же лежали останки одного из пастухов, которому помочь уже ничем нельзя было. Было решено идти по следам медведя... Нашли его в одном из оврагов, где он обгладывал коровью тушу. Начав шуметь, охотники загнали его к стенке оврага и начали стрелять по нему. Медведь словно обезумел; он бросился на охотников и разорвал председателя, стоявшего к нему ближе всего. Ужас обуял людей и они, бросив ружья, побежали к деревне. Одному из них не повезло и он, поскользнувшись, сломал ногу. Только священник не испугался и, выхватив нож, бросился на медведя. Он нанес ему три ножевых удара, попав примерно в область подмышек...

Пока Олеся рассказывала, Сергея чуть ближе подошел к чучелу. Медведь, действительно, впечатлял: стоя на задних лапах, он достигал около двух метров, лапы с кинжалоподобными когтями вытянуты вперед, словно животное до сих пор пытается дотянуться до человека... Зрелище производило жуткое впечатление — охватывало желание сбежать прочь и где-нибудь подальше спрятаться.

Сергей протянул руку и дотронулся до брюха медведя — шерсть была густой и приятной на ощупь. Он провел рукой сначала в одну сторону, затем в другую... и тут почувствовал несколько тщательно заштопанных швов. "Странно..., — размышлял он. — Попали ножом примерно около подмышки... А тут здоровенные швы на пузе. Неужто это свежевали так неаккуратно? Да, нет! Не может таксидермист так работать (таксидермист, для того чтобы вынуть внутренности, использует уже существующие отверстия или нанесенные раны; но ни в коем случае он не наносит дополнительные раны на самом видном месте — прим.автора). Надо будет спросить...

Тем временем Олеся уже завершала свой рассказ:

— Медведь из последних сил навалился на священника — да так и издох! Потом уж люди вернулись всё это увидели...

Сергей воспользовавшись небольшой паузой, которую сделала Олеся, задал так интересовавший его вопрос:

— Олесь, я тут смотрю на животе у него какие-то зашитые раны. Похоже, когда мужики прибежали, то со злости и исполосовали медведя ножами...

Она как-то странно посмотрела на Сергея, будто решала можно ли ему доверять. Наконец, Олеся сделал выбор и, чуть понизив голос, сказала: