Клятва верности 2

— Собственно, к этому всё и шло. Видно же было, что он гнилой, — добавила Юлиана, тяжело вздыхая.

Фима не могла согласиться, поэтому после обеда ретировалась к себе в каюту, но не успела сбежать, дорогу загородил Матвей.

— Я хочу поговорить с тобой, извиниться, — быстро заговорил парень, нервно дёргая наушники на своей шее.

Фима хотела его обойти, сделать вид, что не услышала его.

— Я вёл себя недостойно. Ну там, в столовой. Вообще не знаю, что на меня нашло, — пробормотал Железнов, а Фима оскорбилась. Что за извинения такие? В глаза не смотрит, говорит, словно одолжение делает.

— Короче, прости, Фим. Я виноват перед тобой.

Железнов даже не стал слушать ответ, просто ушёл, а девушка расстроилась ещё больше. То распускает гадости у неё за спиной, то извиняется, то сообщения о любви шлёт. Будто никак не может определиться, чего хочет: прощения или насолить и унизить побольнее.

На этом слухи о ней и республиканце не затихли. Наоборот, стоило ребятам прилететь домой и окунуться в привычную студенческую жизнь, как Фима стала достаточно известна не только тем, что выиграла гонки на играх Сильнейших, но и каким образом ей это удалось сделать, чем она заплатила за свою победу.

— Ой, ну нашла кого слушать! Подумаешь, нашла из-за чего расстраиваться, зато ты для всех опытная в этом деле. Да посмотри, что кругом творится, Фимка, — начала возмущаться баба Мара, тыча рукой в окно. — Мужики совсем обленились. А как увидят бабу за рулём крутой тачки и всё, сразу эротическая фантазия просыпается. Все нищеброды уже точно знают, каким чудодейственным способом она себе приобрела аэрокар. Зависть, моя хорошая. Это просто зависть.

Девушка кивнула, грея пальцы о любимую высокую кружку, в которой бабуля приготовила для неё кофе с кардамоном и молоком.

— Сплетни надо собирать, как букеты цветов, и соответствовать им. А ты посмотри на себя, Фимка. Прилетела, ходишь как вдова во всём сером и тёмном, и ты думаешь, что все, кто слушают эти сплетни и смотрят на тебя, верят? Я бы не поверила, что такая мышь могла кого-то так обслужить, что бы он ей отдал победу! Что за глупости? Вот я... Хотя нет, не стоит об этом. Короче, Фим, или прекращаешь рефлексировать, или уезжай-ка ты домой к родителям. Надоело видеть твою кислую мину. Я уже начинаю задумываться, что ты влюбилась в этого Красивого Хама.

Заречина кинула быстрый взгляд на бабу Мару и густо покраснела. От зоркого взгляда мудрой женщины мало что могло ускользнуть.

— Значит, всё же влюбилась, — тяжело вздохнула баба Мара и знакомо потрепала внучку по волосам, от чего та дёрнулась, словно и не родная, любимая с детства тёплая рука коснулась её, а сильная четырёхпалая.

— Да и знаешь, твои рыдания по ночам душу рвут. Тебе диплом через два дня защищать, а ты даже не готовишься. Это так не похоже на тебя. Любовь лечится, Фим. Но лечится она сильной усталостью, такой, когда нет времени думать о любви. Когда все мысли заняты другим, да и по ночам дикое желание лишь коснуться головой подушки. Вот что тебе надо, чтобы забыть его?

— Я не хочу, — тихо себе шепнула Фима, вспоминая наставление бабули, когда стояла у зеркала в ванной и смотрела на своё измученное сновидениями отражение. — Не хочу его забывать.

Это была правда. Но обида в душе просыпалась каждый раз, стоило ей вспомнить золотую карту в кармане её спортивной куртки.

Диплом она сумела защитить, и он был очень интересный. Любопытство, азарт, всё это читала девушка в глазах своих преподавателей, которые сидели в комиссии, даже специально приглашённый гость из аппарата земного управления Союза Свободных Торговых Отношений, даже ему не было скучно, но твёрдая четыре не просто не обрадовала Фиму, а оскорбила.

Серафима помнила, как декан лично выловил её в коридоре перед выпускным, как долго объяснял, что по-другому они не могли поступить, хотя её дипломная работа самая сильная из представленных в этом потоке. Хвалил он девушку долго, заставляя ту краснеть от злости. Она помнила предупреждения атландийца и злилась на себя. Она надеялась, что у неё получится заставить людей по иному взглянуть на соседей по галактике. Да, они замкнуты, да, отчуждены, но в этом была вина и самих землян. Нужно было тянуться до уровня республиканцев и имперцев, а в последние двадцать лет никаких глобальных подвижек, увы, не наблюдалось. Никаких принципиально новых открытий. Земляне с большой охотой перенимали технологии инопланетян, подстраивая их под земные системы, и выдавали чужие идею как ноу-хау. Обо всём этом девушка написала в заключительной части. И о том, что лучше говорить правду людям, какая бы она жестокая ни была. Особенно про первый контакт с республиканцами. Нельзя было скрывать попустительство правительства. Она знала, что за это её никто по головке не погладит и куратор сам лично удалил её выводы из самой работы, но Фима их озвучила, чем вызвала недовольство у комиссии.

Ответная реакция не заставила себя долго ждать. А Фима надеялась на демократию, на свободу слова и собственного мнения. Надеялась доказать себе и Ходу, что земляне лучше. Вот только Ход оказался прав, у неё не получилось перевернуть мир. Чуда не произошло. Зато появилось стойкое чувство обреченности.

— Фим, можно... я хотел бы... Я, наверное, не имею права просить... — Фима расстроенно выключила видеосообщение Железнова и бросила комфон на стол.

Баба Мара покачала головой, правда, не глядя на внучку. Читая новости в планшете, она попивала горячий чай после не менее горячего душа. Её кожа до сих пор местами была красная, а внучка не понимала, зачем бабуля устраивала себе каждый раз такую экзекуцию.

— Ты, Фимка, у меня непробиваемо глупа в отношении мужчин, — произнесла Мара Захаровна, сердито стрельнув глазками в сторону насупившейся внучки.

Та сидела на стуле, забравшись на него с ногами, натянув на колени бесформенную домашнюю тунику.

— Дай ты ему шанс. Отомсти и успокойся, — жёстко заявила бабулечка, сладко улыбаясь. — Пусть поймёт, что Заречины такое не прощают. Иди с ним на выпускной, а уйди с другим.

— С кем? — недовольно буркнула Фима.

— Да хоть одна, раз никого там не подцепишь. Тоже мне проблему придумала. Да я тебе такое платье подарила, что любой захочет проводить тебя домой.

— Не хочу, бабуль. Я устала.

— Ещё скажи, что не пойдёшь на выпускной! Я тебе такую корону купила, себе хотела забрать, а ты! Что за противная ты стала! Подумаешь, четыре за защиту диплома. У тебя красный диплом, да, не золотая медаль, но ничего. Зато твой, личный, как ты и хотела, не купленный!

Фима тяжело вздохнула. Идти никуда не хотелось. И причина была до ужаса печальной. Ночью приснился сон: Тошан, балкон, самые надёжные объятия, обжигающий и ласковый взгляд чёрных глаз, как растёкшееся над их головами звёздное ночное небо. Она не хотела портить это воспоминание, не хотела никуда идти. Ведь придётся танцевать с другими, слушать их лживые поздравления. Эпопея со слухами достигла апогея, когда все узнали, что выкинула Фима на защите, как яростно защищала она атландийцев. Юлиана с Анитой пытались помочь пережить ей этот позор, а Фима не могла понять — почему? Почему они все считали, что ей нужна их жалость?

Матвей всё не унимался, просил дать ему второй шанс. Хотя какой шанс, всё, учёба закончилась и пора разлетаться в разные стороны. Юношество закончилось, как и романтическая пора. Фима считала, что пора перевернуть этот лист в биографии и начать новую главу под заголовком "Взрослая жизнь".

— Ну точно, я пойду вместо тебя, — с улыбкой заявила баба Мара. — Тётю Дусю в охапку и отжигать среди молодёжи.

Фима недоуменно взглянула на старшую родственницу, которая хитро подмигивала грустившей внучке.

— А что? Я тебе и платье купила, и корону, а ты? Где твоя благодарность?

Представив бабулю в платье и короне, Фима не выдержала и рассмеялась. Да, Мара Захаровна точно могла стать королевой выпускного бала. Никто не сможет составить ей конкуренцию. И Фима поняла, что перегнула палку со своим унынием. Вот обидится бабуля и всё, придётся возвращаться к родителям или съезжать на съёмную квартиру. К тому же сосед зачастил к бабушке, отчего у той постоянно горели глаза. Мужчина оказался стойким, хоть и рыжий, и волосатый, и совершенно не бабулин идеал, но, видимо, чем-то он Мару Захаровну зацепил.

— Я очень тебе благодарна, бабушка, — заверила Фима любимую родственницу и даже встала, чтобы обнять её за плечи. — И дело даже не в платье и украшениях, я просто люблю тебя, бабуля. Ты у меня самая лучшая.

— Фим, расскажи-ка мне, что у тебя с этим атландийцем вообще было. Мне кажется, что ты чего-то не договариваешь? Спать не спали вместе, а вид у тебя такой, словно надругался он над тобой, а утром бросил.

Фима испуганно дёрнулась, расцепляя руки.

— Не надругался, — затараторила она. — Мы не спали, бабуль, поверь.

— Но что-то было, — не унималась баба Мара, цепко вглядываясь в глаза. — Ты ему призналась в любви первая, а он тебя отшил? Фим, ну сколько раз я говорила, мужчина должен покорить...

— Нет, я не признавалась. Он мне банковскую карту оставил.

— И? — заинтересованно протянула бабуля, подгоняя внучку договорить.

— И всё! — возмутилась Фима. — Бабуля, я ему кто? Он что подумал? Ну пришла пьяная, так ведь не для этого и пришла, а так, спросить, а он целоваться полез, а утром карточку оставил.

— Ну и где она, эта карточка? — протянула раскрытую ладонь баба Мара.

— Как где? — не поверила внучка, что бабушка на полном серьёзе думала, будто внучка этот злополучный золотой пластик взяла себе.

— Ты что, даже не посмотрела, сколько там денег? — удивилась бабуля. — Что, нет? Фимка, ну когда же ты повзрослеешь! — расстроилась баба Мара знатно. — Всегда надо смотреть, на сколько мужчина тебя оценил.

— Бабушка, это же аморально! Как вообще он подумал, что я прилечу к нему после такого!

— Так значит это было приглашение? — продолжила допытываться баба Мара.

— Да.

— И ты пригласительный билет не взяла, а теперь вздыхаешь и расстраиваешься, потому что женское любопытство не отпускает узнать, сколько же на карте было денег?

Фима удивилась. Она ни разу не подумала в этом ключе. Она обиделась, увидев карту. Решила, что Ход заигрался, и пора было проучить его. А вот сейчас она скучала, и казалось, что всё, что между ними произошло, было самым интересным приключением, ценным общением и важным открытием. Вернувшись домой, девушка разозлилась на себя за то, что желание общаться с атландийцем не пропадало, а с каждым днём крепло, и хотелось даже позвонить ему, кинуть сообщение. И мечтала, что однажды он сам решится подать ей знак, проявит хоть толику человечности.

— Как по-женски, — выдохнула баба Мара. — Знаешь, многие говорят — два раза в одну реку не войти, это как раз про тебя. Когда сил терпеть не будет, переступи через свою гордость и слетай, посмотри ему в глаза, поверь, если не твоё — отпустит на раз. Просто взгляни после разлуки и всё встанет на свои места. Мы, женщины, слишком идеализируем мужчин, особенно с которыми мало общались. А ты с ним даже не спала. Поверь, в сексе мужчины не всегда такие уж и короли, как кажутся внешне, и наоборот, неказистые внешне просто божественны в кровати.

Фима выдохнула, чувствуя, что бабу Мару понесло, и попыталась поскорее сбежать к себе в комнату.

Она пошла на выпускной, даже больше, приняла предложение Матвея и полностью удовлетворила бабулю, которая встречала Серафиму с другим кавалером, не дав тому и шанса поцеловать её внучку, покорив молодое сердце своим домашним халатом и соблазнительной улыбкой.

Фима была бабулечке очень благодарна, так как Лойз и впрямь перепил и весь полёт в такси попытался облапать коленку девушке. Поцелуя с ним она бы не пережила.

А на следующее утро началась та новая глава, когда Серафима устроилась на работу в Университет межрасовых отношений Земной Федерации библиотекарем на полставки. Она не перестала общаться с ребятами, которые, как и прежде, делились новостями, и даже Матвей пару строк написал, но диалога не получилось.

Фима вообще не видела смысла говорить с ним, особенно о том, что случилось на балу. Да, она пришла с ним и даже потанцевала, наслушалась его бессвязных признаний в любви. Затем дождалась объявления короля и королевы бала. Баба Мара как всегда оказалась права, корона Фимы была во сто крат богаче и интереснее, да и сама Серафима покорила многих своим изумрудным змеиным нарядом. Длинное в пол платье, как вторая кожа, облегало фигурку, а глубокое декольте не скрывало светлую кожу нежной шеи. Тилинг вписался в наряд безупречно, как и золотые серёжки, и подвеска с россыпью изумрудов, которые презентовали ей перед самым выходом прилетевшие на выпускной родители.

Фурор своим появлением Фима произвела невообразимый, правда, опять наслушалась шепотков про её интрижку с республиканским Сильнейшим и про победу над ним. Отбоя от кавалеров у Серафимы не было, каждый юноша желал познакомиться с ней и даже пообщаться. Но стоило им понять, что Фима разбирается во флаерах лучше их, как они тут же пасовали перед ней, да и бабулечкины колкие фразы не каждая броня выдерживала. Остались самые стойкие и невменяемые. Наверное, поэтому на роль провожатого Серафима выбрала Лойза, у которого от шампанского в голове всё поплыло. Но бабуля заверила внучку, что такси довезёт парня аж до квартиры.

А через два месяца, когда, казалось бы, всё стихло, и жизнь потекла медленно и тоскливо, так как Серафима никак не могла определиться, куда ей двигаться дальше, пришли они.

Наивно было полагать, что спецслужбы забудут о ней. Они просто выжидали. Не было допросов, не было разбирательств, не было ничего, что могло кинуть тень сомнения, что Серафимой заинтересовались в определённых кругах.

И если бы не Богдан, она бы не приняла предложения, от которых обычно никто не отказывался.

Глава 2

Она сидела в ресторанчике и смотрела, как начинала увядать зелень, как золото осени постепенно отвоёвывает город, наполняя тихие скверы своей холодной тоской. Небо перестало быть прозрачным, постоянно затягивалось тучами. А холодный ветер не оставлял её память, возвращая девушку к берегу сурового океана.

Кофе уже остыл, пирожное оказалось слишком приторным, а настроение совсем тоскливым, именно тогда к ней за столик и подсел приятной южной наружности молодой человек лет тридцати в лёгком пиджаке на белую сорочку, словно лето всё ещё царило в столице.

— Госпожа Заречина, меня зовут Богдан Ахметов...

Дантэн выдохнул, отпустил руки девушки, еле сдерживаясь, чтобы не выругаться в особо грубой форме. Мыслеобразы Серафимы были достаточно яркими, как и эмоции, связанные с ними. И атландиец с трудом справился с собой, переваривая то, что увидел.

Сима стояла, распахнув свои очаровательные серые глаза. Для неё прошли лишь три минуты, очень долгие минуты, в течение которых Сильнейший пугал её своим странным поведением, замерев и смотря абсолютно чёрными глазами на неё через зеркало, словно в душу заглядывал.