Куэнкэй

Куэнкэй-Ну исступленно зашипел...

И заставил себя успокоиться.

За такую добычу, как гигантский ррырг, его все равно должны простить. Ему придется лишь набраться терпения...

В этот момент он вспомнил о небесной пище. А как же быть с ней? Если бы не приказ из гнезда, он мог бы отправиться на ее поиски и выяснить все на месте. А теперь не может. Нужно охранять добычу. Да и расстояние слишком большое, передать подробную информацию о небесном гнезде невозможно. Его не поймут. Но он не может не предупредить, Содоруй-Да и так имеет на него зуб. Значит, придется бежать к своему гнезду поближе, чтобы послать точную весть. Но он — безголосый, он не имеет права нарушить уже полученный приказ...

Опять двойственная ситуация, разрывающая его пополам.

Куэнкэй-Ну задрожал от гнева...

И снова заставил себя успокоиться. На этот раз получилось легче. Его воля постепенно крепла. За сегодняшний день он исчерпал большой запас нервной энергии, неистовство ушло, оставив внутри лишь усталость.

Будь что будет.

Куэнкэй-Ну швырнул свое тело вперед и помчался по лесу длинными, почти летящими прыжками. Он должен все проверить сам. Нужно понаблюдать, собрать побольше сведений о поведении новой пищи. Это может оказаться куда важнее одного ррырга, пусть и такого крупного.

А затем он будет действовать по обстоятельствам...

—

Пища не улетела.

Он знал это еще до того, как затаился в ветвях старого дерева, высоко над землей, вытянутое в коготь чутье безошибочно привело к цели. А теперь, чтобы не привлекать внимания, он свернул сознание в кулак.

Впрочем, эти существа, похоже, были малочувствительны к истинному чутью. На этот раз их гнездо опустилось в широкой каменистой ложбине среди двух могучих сопок. Растительности здесь почти не было. Чужаки бродили возле своего гнезда, вытащив наружу множество разных странных предметов. А вокруг них летали и бродили множество мертвоживущих существ — как та не-птица, которую он случайно умертвил в сезон сна. Лишенные ванару, разного размера и облика, эти существа были тем не менее поразительно активны. Куэнкэй-Ну было совершенно непонятно, чем они заняты. Бессмысленные действия. Они не охотились. Не занимались изучением окружающей территории — так, как ее нужно изучать по понятиям Куэнкэй-Ну...

Потом стая пришлых разделилась, большая часть — пальцев на всех конечностях Куэнкэй-Ну едва хватило, чтобы сосчитать их, тесной группой подалась прочь от гнезда. Куэнкэй-Ну не мог понять их намерений, странные образы переполняли их сознание, не имевшие с жизненным опытом молодого охотника ничего общего. В этот момент произошло нечто, напугавшее охотника до ступора — один из самых громоздких предметов возле гнезда зашевелился, превратившись в не-зверя, напоминающего громадного выджуба — Большого Охотника — многолапого, могучего хищника, непригодного для охоты куарай, такого зверя охотники предпочитали обходить стороной, так как схватка с ним не имела смысла. Но не-зверь чужаков, конечно же, был иным существом. Могучие лапы приподняли тяжелое, массивное, казалось, сплошь состоящее из острых выступов, тело мертвоживущего и, сотрясая почву, понесли его вслед за удаляющейся группой чужаков. Несмотря на его медлительность, Куэнкэй-Ну поймал себя на мысли, что не хотел бы схватиться с таким противником. И не только потому, что изначально лишенная ванару добыча была бесполезна для племени. Многолапый гигант ростом с семенное дерево выглядел устрашающе неодолимым. Заматеревший пожиратель листьев, добыча Куэнкэй-Ну, теперь казался по сравнению с этим не-зверем невылупившимся яйцом. С такой добычей охотникам племени куарай еще не приходилось сражаться. Никогда. Зато чужаки чувствовали себя рядом с ним уверенно. Этот не-зверь — их защитник?!

Куэнкэй-Ну пришлось немедленно пересмотреть свое первое мнение о чужаках.

Он непростительно ошибся.

Они не беззащитны, как представилось ему в прошлую встречу. А значит, они — гацу. Соперники. Те, кто желает занять территорию племени куарай... И не слышит истинного разговора между этими существами он именно потому, что они совсем другие — не ланарай, не мантулис, не сокарра, и не другие племена, обитающие за территориями этих племен, окружающих мефа куарай... Совсем другие. Непостижимые. Они могут обладать истинным разговором, но он, вероятно, такой же чуждый, как и они сами, эти существа. И потому непонятен. Интересная мысль...

Быстрыми, короткими перебежками Куэнкэй-Ну последовал за полустаей, с которой отправился не-выджуб, сразу замирая, едва только чувствовал чужое скользящее внимание чужаков, обращенное на лес. И оставался незамеченным.

Через некоторое время полустая прямоходящих чужаков остановилась, и один из них, отличавшийся от остальных плотной скорлупой на теле, принялся уничтожать лес, словно йнвук — стихийная сила, не подвластная разуму охотников, вроде пожаров, ураганов или гроз с бьющими с небес столбами испепеляющего света.

Куэнкэй-Ну был потрясен. Испуган. Его воля и смелость свернулись в зародышевое яйцо. Он не мог понять, как гацу это делает. Лес съеживался и исчезал под агрессивным напором панцирника, мощные стволы разлапистых кахью в считанные мгновения превращались в прах там, где чужак наводил на растительность толстую лапу.

И слияние вдруг пришло снова — возможно, от потери самообладания:

"... ну вот, еще немного здесь... и здесь... так, хорошо, идеальное местечко для присадки портала... жарковато, однако, в экзоскелете, но без него такую дуру не поднимешь, а без тепловой пушки эту работу не выполнишь... хотя дроиды ничего опасного не засекли, тревожно как-то здесь... в этих кустах вокруг — словно тысячи невидимых глаз... наблюдают, ждут... ведь несколько дроидов бесследно пропало на прошлой высадке не просто так... ну и черт с ними, не моя забота, пусть с этой планетой заказчики разбираются, наше дело маленькое, портал установить... и можно убираться с чистой совестью... а ребята еще поохотиться собрались, горят желанием поймать какую-нибудь экзотическую зверюгу, за них в цивилизованных мирах хорошо платят зоопарки... как бы их самих тут какая-нибудь зверюга не поймала... для своего зоопарка... планета совсем неисследованная..."

Куэнкэй-Ну выскочил из слияния так же внезапно, как и вошел в него. Тело охотника мелко дрожало, а разум, переполненный чуждыми мыслеобразами и понятиями, словно плыл, теряясь в мефа... Несколько мгновений ему даже казалось, что вокруг него не родной лес, а страшная, освещенная изнутри берлога чужаков, с узкими ломанными коридорами, с чужеродным, вызывающим отторжение запахом, с гулкими угрожающими звуками... А самое главное — его разум словно задуло ветром нанэкка в этой норе, охотник скачком вернулся в то время, когда он был еще ченекку — детенышем, еще не обладающим разумом взрослого куарай... Время животных инстинктов и постоянно жующих челюстей...

Страх тек по его крови разъедающим ядом, заставив оцепенеть...

Но молодость и сила взяли свое, страшные мгновения минули и сгинули, оставив после себя лишь растерянность и временную слабость...

Мысль Куэнкэй-Ну заработала с удвоенной силой, усваивая новые знания, так безжалостно вторгшиеся в его разум, захватившие неискушенное воображение.

Он неожиданно понял, что чужаки действительно разумны, и обладают истинным разговором. Он даже что-то сумел постигнуть из этой мешанины непонятных мыслеобразов... очень немногое. Но главное для себя понял — чужаки не так уж слепы — они что-то чувствуют, по крайней мере, вот этот, йнвук, способный разрушать лес. После воздействия его толстой лапы не осталось даже мха и опавшей листвы — лишь ровный слой исходящей паром черной, с каменными вкраплениями, почвы, местами посеребренной пеплом. Ужасно. Ужасно.

Расправившись с участком леса, панцирник уступил место гигантскому не-зверю, который вполз на расчищенное место и утвердился на нем, погрузив в землю лапы. Остальные чужаки распределились вокруг, обмениваясь таинственными, но судя по плотному фону — очень интенсивными сомыслями.

Сперва Куэнкэй-Ну предположил, что мертвоживущий выджуб строит из себя новое гнездо, но то, что постепенно получалось на его месте, совсем не походило на то, в чем можно обитать. Охотник затруднялся подобрать определения для описания, потому что никогда не видел такого раньше. Также было совершенно непонятно, что делают эти не-птицы, которые во множестве вились вокруг чужаков, и время от времени пропадали из виду, среди леса, а затем возвращались. Не-птицы были такими же, как и в прошлый раз — со странным запахом и наверняка твердой несъедобной плотью. И раз они снова появились вместе с чужаками, то в результате несложного умозаключения Куэнкэй-Ну пришел к выводу, что они тоже принадлежат чужакам. Много шума и бессмысленной возни. Бесполезные твари. Несколько раз не-птицы пролетали недалеко от Куэнкэй-Ну, но охотник не трогал их, помня, что они сразу окончательно умирают. Он не хотел привлекать к себе внимание.

Зато живые чужаки пахли довольно вкусно. Возбуждающе. Охотник инстинктивно чувствовал, что в пищу они годятся. А еще Куэнкэй-Ну по-прежнему смущал двойной мозг чужаков. И ему очень хотелось разобраться, что с ним не так. А для этого нужно было кого-нибудь поймать. Но жгучее любопытство приходилось умерять — эти действия преждевременны, Куэнкэй-Ну совсем не хотелось получить повторное наказание, после которого его, скорее всего, самого принесут в пищу, как бестолковую, и потому не нужную племени особь.

От наблюдения Куэнкэй-Ну отвлек сердитый призыв.

Племя все-таки прислало охотника с самкой для его добычи. Молодой охотник осторожно удалился в заросли, и уже оттуда, невидимый для чужаков, со всех лап понесся назад. А добежав, остановился как вкопанный.

Пока он отсутствовал, и от ррырга, и от погибшей самки остались одни скелеты и клочья твердой шкуры, которую не смогли одолеть жадные зубки молодняка. Десятки его ченекку валялись рядом с оглоданными костями ррырга мертвыми, а рядом стоял Мэлукай-Са, опытный воин и охотник его племени, живший уже много сезонов охоты, и безжалостно добивал длинными шипами пальцев последнего детеныша. Рядом с ним сидела его самка, и спокойно обгладывала одно из маленьких тел.

В первый момент Куэнкэй-Ну пришел в ужас от увиденной картины. В ужас и ярость одновременно. Выходит, фиссу самки мантулис все-таки хватило для выведения молодняка. Его, как производителя, подвела собственная неопытность. Он сам лишил себя детенышей, и ничего поделать уже невозможно.

Куэнкэй-Ну вовремя сумел переломить свою яростью, едва не затмившую его разум, и не набросился на Мэлукай-Са. Прежде всего, в поединке с опытным воином, который был крупнее его вдвое, он не смог бы победить. Кроме того, ему удалось оценить ситуацию с новой позиции, сегодня мозг Куэнкэй-Ну работал как никогда, выдавая новые, не свойственные ему варианты поведения. Неужели сама встреча с чужаками как-то изменила его, заставив мыслить иначе?

По всему выходило, что, несмотря на потерю потомства, получилось как нельзя лучше. Как безголосый, Куэнкэй-Ну обязан был изъясняться с воином на марак — языке жестов, пользоваться истинным разговором он сейчас не имел права, дабы не вносить своим примитивным сознанием смуту в мысли полноценного. Значит, вождь не будет сливаться сознанием с ним, чтобы выявить истину. Вождь выслушает сомысли Мэлукай-Са — полноценного охотника. А сам Куэнкэй-Ну должен сейчас лишь рассказать охотнику, как обстояло дело, чтобы тот, в соответствии с обычаем, передал его рассказ вождю.

Сжав сознание в кулак, чтобы не выдать мстительного торжества, Куэнкэй-Ну затанцевал на месте, часто перебирая лапами и выписывая хвостом в воздухе замысловатые жесты. Он приступил к рассказу, начав с ритуала обвинения.

Воин рассерженно зашипел в ответ, вздернув хвост, но тут же умолк, стараясь понять смысл танца молодого охотника. И вскоре хвост его поник, Мэлукай-Са почувствовал вину.

"Мэлукай-Са пришел слишком поздно, — танцевал молодой охотник. — Куэнкэй-Ну — храбрый охотник, хоть и безголосый, он в жестокой схватке отбил добычу у охотника мантулис, он заслужил прощение и награду, и кости врагов — прямые свидетели его слов! Не его вина, что яйца самки мантулис уже были отложены в йушу! И все же пищу можно было спасти для племени, если бы Мэлукай-Са со своей самкой прибыл вовремя! Самка куарай сумела бы подавить силой своей фиссу развитие вражеского молодняка! Он же, как самец, тем более — тру, ничего сделать не мог!"

Куэнкэй-Ну высоко подпрыгнул и приземлился на все четыре лапы, закончив фазу обвинения. Мэлукай-Са было неприятно. Его высоко вздернутый над головой хвост гневно дрожал, нацелившись массивным жалом в голову строптивого юнца, которого ему остро захотелось наказать прямо здесь и сейчас за то, что он посмел его обвинить в нерасторопности. Его, опытного воина, на счету которого было уже много, много удачных охот, принесших племени значительный приток свежей крови, новых охотников, даже этот юнец был его прямым потомком. Но он поверил и сдержал гневный порыв. Трудно не поверить, кости-свидетели лежали прямо перед ним. К тому же его ум был недалек и не обладал той же живостью воображения, как ум молодого охотника.

Выдержав напряженную паузу, Куэнкэй-Ну, уже горделиво, продолжил танец:

"Но есть и хорошие вести! Мэлукай-Са, следуй за тру, и тебе будет, что рассказать вождю и заслужить награду для нас обоих!"

—

Затаившись в разветвлении старого могучего кахью, Куэнкэй-Ну уже привычно следил за чужаками. Он сидел неподвижно, вцепившись в толстую ветвь лишь одной лапой, глубоко погруженные в кору когти удерживали надежно. Остальные лапы и хвост молодой охотник растопырил так, что со стороны казался лишь еще одним пучком сухих, не переживших сезон сна веток, таких на семенном дереве имелось немало. Разве что мертвых родильных мешков, как с живых веток, с его лап не свисало.

Один из чужаков, по виду точно такой же, как тот йнвук с толстой лапой из отделившейся полустаи, наблюдал за лесом как раз в том направлении, где затаился Куэнкэй-Ну. Охранял своих соплеменников, пока они занимались непонятым. Этот панцирник что-то чувствовал, но охотник все же пока оставался незамеченным. Возможно, лучше затаиться на земле, но поблизости от выбранного для наблюдения места не нашлось густых зарослей куарай-кустов. К тому же, когда сознание собрано в кулак, то для наблюдения остается лишь внешнее зрение, а из кустов много не увидишь. Зато сверху...

Состояние кулака оставляло мало возможности для глубоких мыслей, и все же Куэнкэй-Ну, ни на миг не оставляя чужаков без своего пристального внимания, старался думать. Не мог не размышлять, никогда в жизни его мозг не работал еще с такой интенсивностью. Ему даже начало казаться, что от избытка новых впечатлений его череп словно распух. Как учил его маэссэ в пору взросления и постижения правил охоты, понять врага — значит, уже победить его наполовину. Ведь именно так Куэнкэй-Ну справился с охотником мантулис, вот и старался изо всех сил...