Куэнкэй

Но Содоруй-Да уже смирился с участью.

Бой окончился.

"Ты достоин занять мое место", — с мрачной обреченностью известил Содоруй-Да, не шевелясь под тяжестью соперника.

"Отныне ты просто Содоруй", — со сдержанным ликованием (не подобает вождю радоваться, как "ну") изрек новонареченный Бодоруй-Да, — и больше не имеешь права на решения. Но твой жизненный опыт послужит во благо племени. Нам нужен новый наставник, нынешний слишком плох для правильного обучения молодняка. Твои сомысли я тоже не оставлю без внимания".

И лишь после этого медленным, полным достоинства прыжком соскочил с бывшего вождя. Содоруй, отныне — маэссэ племени, так же медленно оторвал тело от земли, распрямляя ноющие после схватки лапы. Рана на плече болезненно горела, но его боль уже не имела значения ни для кого.

"У тебя уже есть сомысленник, — с ядовитой горечью заметил Содоруй, все еще применяя истинный разговор, но скоро ему предстояло вновь вспомнить язык жестов. — Сдается мне, молодому "ну" есть что поведать нам. Он наблюдал за чужаками больше нас. Да, я признаюсь в своей поспешности — я напрасно не выслушал его при встрече...

"Рассказывай", — приказал Бодоруй-Да, нацелив в голову Куэнкэй-Ну подрагивающее особым образом хвостовое жало — внешний знак внимания лидера к имеющему важные сведения.

Куэнкэй-Ну был доволен. У него все получилось. Он мудр и прозорлив, как прежний вождь... Нет, он гораздо умнее! Ведь наказание, принизившее его до безголосого, позволило ему в конечном итоге возвыситься. Поэтому он гораздо умнее и Содоруй, и Бодоруй-Да. Его острый ум торил собственную жизненную тропу, подчиняя желания воинов своим желаниям даже без их ведома.

Да. Он расскажет. Но теперь он расскажет как триумфатор, а не как безголосая тварь, и его слова будут иметь подобающий вес.

Не раскрывая своего сознания полностью, теперь он это умел, Куэнкэй-Ну показал все, что видел во время наблюдения, сопровождая показ сопутствующими, заранее подготовленными так, как ему было нужно, выводами. Каждый его мыслеобраз падал на благодатную почву, прорастая взиманием присутствующих.

При упоминании особенного гацу-стража, Ошарсайя-Да вмешался в его рассказ:

— Прав твой "ну", Бодоруй-Да. Тот чужак достойно сражался. Он был ловок и стремителен, он успевал там, где не успевали медлительные мертвоживущие стражи. Другие гацу были не опаснее новорожденного потомства. Мы смогли бы сломить и этого чужака, но он скрылся в гнезде. Гнездо не пустило нас дальше, ушло в небо. А у нас нет троп в небо, как у гацу-из-гнезда.

— Покажи схватку со стражами гацу, — потребовал Бодоруй-Да у вождя мантулис. Сейчас, после ритуальной схватки сильнейших, его авторитет был значительно выше, чем у вождя мантулис, и тот не стал возражать. Свой авторитет ему предстояло укрепить в ближайшее время в собственном племени, так как претенденты на его место обязательно найдутся.

— Да, — согласился Ошарсайя-Да, — смотри.

Он слегка наклонил крупную голову, сосредотачиваясь, и воскресил память недавней схватки...

Схватка впечатляла. Мантулис прибыли к гнезду чужаков со многими сильными воинами, и потеряли большую часть так быстро, что едва успели отступить. Затем гнездо ушло в небо, оставив своих мертвоживущих, и сражение, не ведущее к добыче пищи, потеряло смысл. Мантулис ушли, а стражи чужаков остались, преследовать они их не стали. И сделать с ними ничего нельзя, как убить тех, кто и так мертв?

Заявление Ошарсайя-Да озадачило Куэнкэй-Ну. Он помнил, как мимоходом справился с первой встреченной им не-птицей чужаков, и полагал, что так же можно справиться и со стражами, ведь суть их едина. Возможно, так как стражи больше не-птиц, мантулис стоило попробовать объединить усилия, ударить по каждому слившимся сознанием лапы... Впрочем, у них просто не было времени сообразить. Зато это время оказалось у Куэнкэй-Ну. Еще одно преимущество, ведущее к возвышению? И впрямь, может, у него какой-то особенный жоэстэ? Тогда нужно выбрать удобный момент и воспользоваться этим преимуществом. Куэнкэй-Ну краем сознания отметил в небе одну из не-птиц, бесцельно парящую над лесом. Охотники не обращали на них внимания, потому что эти создания не несли ни пользы, ни опасности. Судя по направлению ее движения, она должна была пройти как раз над охотниками, но сейчас была еще далековато, и трогать ее было рано...

— Незнакомый враг. Опасный враг, лишь кажущийся безобидным, — глубокомысленно заключил Бодоруй-Да.

— Велика мудрость твоя, о вождь, — подхватил Куэнкэй-Ну. — Гацу свободно и стремительно перемещаются на большие расстояния. Это тревожит. У нас могут летать только самки, недолго. Пока они добираются до усыпленной охотником пищи, полёт съедает много сил. Если пища очень далеко, самке приходится делать отдых. В такой момент она уязвима. В мефа водится много опасных созданий. Не все из них годятся в качестве пищи, многие и сами — охотники. Без разума — как выджуб. А гнездо гацу летит по небу, и там у него нет врагов. Опустились, захватили добычу, улетели. Безнаказанно. Очень опасно. Наши леса оскудеют. Наши племена ослабеют. Даже если мы застанем их в момент охоты в нашей мефа, никакое племя не может позволить себе такие потери при каждой встрече со стражами гацу-из-гнезда. А пустая нора — это еще хуже. Мы не может туда войти. Пока не можем. А они — могут. В любой момент. Они придут и нападут, когда мы не будем ждать. Теперь мы непрестанно должны наблюдать за норой, мы всегда должны быть на прыжок впереди.

Вожди задумались. Куэнкэй-Ну терпеливо ждал, когда их мысли сложатся в ответы и вопросы. Им и в самом деле было над чем подумать.

— Что предлагаешь ты, сообразительный "ну"? — с сомнением поинтересовался Ошарсайя-Да, сжимая и разжимая мощные когти передней лапы, словно разминался перед новой битвой, и тщательно пряча внутри растущее недовольство многосмысленной, неопределенной ситуацией.

— Лишь мудрые вожди способны увидеть решение таких проблем, а я лишь "ну", — Куэнкэй-Ну слегка поджал лапы и опустил хвост, приняв позу почтения.

Лесть пришлась по вкусу обоим вождям. Куэнкэй-Ну тонко почувствовал момент, когда следует остановиться с сомыслями, не подрывая авторитет мудрейших. И они это тоже отлично поняли. Ошарсайя-Да опустил устрашающую лапу на почву, перестав демонстративно терзать воздух.

— Что же до мертвоживущих стражей... — неуверенно и кротко добавил Куэнкэй-Ну, — то мы способны с ними справиться, даже легче, чем с живыми чужаками. Смотрите...

Куэнкэй-Ну показал хвостовым жалом на не-птицу — та как раз в этот момент медленно, как бы растерянно, пролетала над группой охотников. Затем коснулся ее мыслью, так же, как и первую. Полет странного создания тут же надломился, не-птица отвесно упала вниз, с сочным чавканьем влепившись во влажную почву недалеко от охотников.

— Как ты это сделал? — Ошарсайя-Да внезапно рассвирепел, его костяной гребень вздыбился, мантулис присел на задние лапы и хвост, вскинув передние, и широко распахнул когти, словно собрался тут же разорвать Куэнкэй-Ну на куски. Плохо дело. Куэнкэй-Ну не понял причины его ярости, но инстинктивно прижался грудью к земле, в позе смирения, покорности, и просьбе о защите.

Бодоруй-Да послал вождю мантулис свое недовольство, напоминая, что ванару этого "ну" принадлежит ему. Затем поторопил охотника с ответом:

— Говори.

— Я всего лишь коснулся не-птицы...

— Я пробовал! — с яростным шипением возразил Ошарсайя-Да. — Все воины били мертвоживущих жоэстэ! Они не падали, не умирали окончательной смертью. Они и сейчас там! И все еще способны нападать!

— А сможешь ли ты сам, охотник "ну", прекратить их не-жизнь? — заинтересованно осведомился Бодоруй-Да.

— Еще не знаю. — Куэнкэй-Ну приподнялся на лапах, оторвав грудь от земли, совсем чуть-чуть, не оскорбляя вождей. — Но я могу попробовать. Вот на этом не-звере, который стоит возле пустой норы.

Там и вправду до сих пор стоял небольшой (небольшой после стража, создавшего пустую нору, сам себя поправил Куэнкэй-Ну) мертвоживущий, тот, которого чужаки зачем-то отправляли в пустую нору. Про него все забыли и не обращали внимания. Он никому не мешал, не предпринимал никаких действий во время схватки, лишь стоял и тихонько жужжал о чем-то своем. Теперь же, когда Куэнкэй-Ну заговорил о нем, охотники удостоили его своим пристальным вниманием.

— Пробуй! — шипение Ошарсайя-Да вырывалось из пасти, как свист когтя, рассекающего воздух на пути к горлу соперника.

— Пробуй, — сурово повторил Бодоруй-Да.

Куэнкэй-Ну не стал медлить.

Пружинисто выпрямившись на лапах, он метнул в не-зверя жоэстэ. Несъедобное создание вздрогнуло, в одном месте у него вырвался сноп горячих светлячков, вверх потянулась почти невидимая струйка дыма. Странная не-жизнь в создании угасла.

Среди охотников, как мантулис, так и куарай, горячей возбужденной волной растеклось изумление.

— Мне нравится твой "ну", — Ошарсайя-Да успокоился так же внезапно, как и рассвирепел. — Мне не помешал бы такой охотник в моем племени. Он умён. Быстр. Его ванару сильна. Удивительно сильна. Он станет хорошей опорой вождю.

"Ты совершенно прав, — жестко подумал Куэнкэй-Ну. — Но я сам буду вождем. Скоро. И постараюсь, чтобы и твое племя стало моим, а ты — никем".

— Хорошая мысль, Ошарсайя-Да, — согласился Бодоруй-Да. — Слушай меня, "ну". Представь, что ты — старейшина. Что бы ты сейчас сделал сам для благополучия племени?

Изумление воинов сменилось недовольным ропотом — Бодоруй-Да применил несвойственный прежнему вождю подход, прямо спросив совета у самого слабого соплеменника. Но в ответ на недовольство Бодоруй-Да лишь шевельнул когтями на передней лапе. И ропот стих.

— Смею ли я, вождь... — для приличия "засомневался" Куэнкэй-Ну.

— Я разрешаю. Говори.

— Гацу появлялись много раз, значит, появиться вновь...

Куэнкэй-Ну "нерешительно" умолк.

— Продолжай.

— Им нельзя позволить создавать новые пустые норы. Легче владеть одной, вот этой, раз она уже есть, чем множеством нор. Племена должны заключить временный мир, чужаки могут появиться на территории любого племени. Обликом и сущностью и куарай, и мантулис, и иные охотники мефа — близки друг другу. Гацу-из-гнезда чужды нам. Значит, гацу-из-гнезда для нас — куда большие враги...

Куэнкэй-Ну прервался, подбирая мысли, несущиеся в его голове множественными прыжками, и отлавливая нужные. Все, что он говорил, и для него самого было ново.

— Продолжай, — подтолкнул его Бодоруй-Да, излучая удовлетворение, и было от чего — он обрел себе хорошего сомысленника, едва став вождем.

— Сейчас пустая нора не опасна... Но опасность может вернуться, когда чужаки обнаружат своих обездвиженных соплеменников по ту сторону и откроют тропу мести. Они подготовятся к схватке, и тогда нам не напасть на них неожиданно. Не стоит также находиться прямо возле пустой норы, наблюдать за ней лучше издали. Наблюдать непрерывно. Рано или поздно мы расширим мефа наших племен за счет мефа гацу-из-гнезда. И добытую пищу лучше убрать подальше от норы прямо сейчас.

Бодоруй-Да мгновенно подхватил совет:

— В знак применения я предлагаю шоюрофу, Ошарсайя-Да. Мы призовем своих самок и закрепим кровные узы между нашими племенами. Мы разделим добычу, но не здесь и не сейчас. Нам нужна безопасность.

— Я принимаю твое предложение, — важно ответил Ошарсайя-Да.

По знаку вождя куарай все "ра" кинулись к телам пищи и потащили их в лес.

Не медля, Ошарсайя-Да приказал своим воинам помочь воинам куарай. Даже воины "ра", которые еще не вошли в полную силу зрелости, крепки и способны утащить добычу, которая значительно больше и тяжелее их самих. Каждый воин справился с выбранной пищей самостоятельно, и вскоре на земле остался лишь страж-панцирник, а "ра", собиравшийся его взять, замешкался. Бывший вождь, Содоруй, приблизился и исследовал причину задержки. Затем доложил Бодоруй-Да:

— Этот гацу пострадал при схватке, вождь, его ванару погаснет быстро.

Это означало, что добыча не годится в пищу, для выведения потомства, но может послужить подпиткой для другой, полноценной пищи. Это также означало, что мозг этой добычи свободен для вознаграждения достойных охотников, проявивших себя перед племенем особыми заслугами. Древний обычай племен. Мозг умирающей добычи — лакомство для охотника, познавший разум врага укрепляет свою ванару...

Бодоруй-Да думал недолго. Куэнкэй-Ну ему не позволил раздумывать. Его интересовал чужак, и он хотел изучить его без помех. В одиночестве. Для собственных далеко идущих планов. И случай представился как можно более подходящий.

Подняв лапу, вождь куарай опустил ее на голову почтительно замершего Куэнкэй-Ну, костяные пальцы Бодоруй-Да оплели череп охотника до затылочного гребня, подчеркивая его ничтожный возраст и важность ниспосланного куарай-предками вознаграждения.

— Как твое полное имя, "ну"?

Вопрос означал, что жизнь молодого охотника теперь имела значение для племени, а статус его повышен.

— Куэнкэй-Ну...

— Ты предотвратил утрату воинов в пустой норе. Твои сомысли заслуживают одобрения, — решил Бодоруй-Да. — Теперь ты "ра". И этот дар — твой. Первая очередь стража возле пустой норы — тоже твоя. Позже я пришлю охотника забрать испорченную пищу.

Мастерски — уже мастерски изображая ошеломление ниспосланной щедростью вождя, Куэнкэй-Ра почтительно приник к земле всем телом, вытянув вверх дрожащий от возбуждения хвост. "Ра". Теперь он — куарай, пошедший посвящение в охотники-воины, имеющий право на потомство...

Но этого уже мало.

И только когда вожди двух племен удалились в лес вслед за воинами, скрывшись из прямой видимости, он торжествующе распрямился.

Его желания скоро станут законом для всех охотников.

Он так решил.

—

Не спуская внимания с пустой норы, Куэнкэй-Ра приблизился к умирающему панцирнику. Во время падения внешняя скорлупа, такая же твердая, как и панцирь на теле, сорвалась с его головы, и теперь Куэнкэй-Ра увидел внутренний череп — покрытый мягкой кожей и тонкой щетиной. И глаза. Те самые необычные глаза, которыми чужаки видят лучше, чем куарай внешним зрением. Светлые пятна на темном фоне черепа. Но сейчас они ничего не видели. Они смотрели на охотника, сквозь охотника... разум гацу витал в недоступных для охотника далях. Далях, куда уходят все предки куарай — в нанэкка. Ванару чужака готовилась к встрече с ними.

Куэнкэй-Ра поставил передние лапы на грудь чужака, низко склонился над его головой. Только сейчас, оказавшись так близко, он понял, где находился тот самый второй разум, который так распалял его любопытство. Не в голове чужака, нет. Рядом. На его черепе. Словно какой-то нарост. Сам по себе. И даже когда чужак умирал, двойник продолжал жить не-жизнью. Такой же, как у тех мертвоживущих зверей. Любопытно. Куэнкэй-Ра протянул лапу, коснулся когтями двойника, сжал, потянул. И тот отделился от черепа... и сразу угас. Умер.