Последний Поезд с Платформы "Погибель"

— Держите руки внизу, пожалуйста, — сказал Фоззи, чье настоящее имя — как счел Лоусон — было труднопроизносимым, поэтому здесь он предпочел зваться иначе. Не вынуждая просить себя дважды, Матиас и Преско выполнили просьбу.

— А что насчет меня? — дрожащим голосом произнес Джонни Ребинокс из своего угла на залитом кровью полу. Его акцент выдавал в нем жителя юга, видевшего множество крупы и кукурузного хлеба. Южная Джорджия, подумал Лоусон.

— Я истеку кровью до смерти, и мне никто не поможет?

— Кто-нибудь, налейте мне большой стакан виски. Самого крепкого, который у вас есть, йа? — сказал доктор, Кантрелл отправился за барную стойку и налил в стакан щедрую порцию жидкости из бутылки с названием “Черная Молния”. Фоззи смочил тампон в карамельно-темном напитке и постарался, как мог, очистить рану. Девушка, слава Богу, потеряла сознание и не издала ни звука. Затем Фоззи обмакнул в виски свои щипцы.

— Эта боль может заставить ее прийти в себя. Мне нужно найти пулю. Она близко к сердцу… но сердцебиение еще сильное. Держите ее, пожалуйста.

Эрик подошел, чтобы помочь, и это было верным решением, потому что девушка, как только щипцы оказались в ране, принялась дергаться и биться с удивительной силой. Потребовалась вся сила Матиаса, Преско и Эрика, чтобы удержать ее. Глаза раненой оставались закрытыми, но гримаса боли искажала ее лицо, заставляя желваки надуваться на висках, а мышцы челюстей и щек напрягаться. Фоззи работал с осторожностью и терпением, молчаливый в своей сосредоточенности.

— Вы можете ее найти? — спросил Эрик, но Фоззи не ответил.

Наконец, окровавленные щипцы были извлечены из раны. Они были пусты.

Девушка перестала биться, она лежала неподвижно, а резкое и прерывистое дыхание срывалось с ее губ, как отчаянный шепот.

— Пуля, — покачал головой Фоззи. — Она застряла рядом с правым предсердием. Я не могу вытащить ее без дальнейшего вреда.

— Но вы ведь можете извлечь ее в своей операционной? — предположил Лоусон.

— В моей операционной, — Фоззи одарил его кривой и печальной улыбкой. — В моем сарае, если уж на то пошло. Это лучшее описание. Мои усилия… ограничены обстоятельствами и… окружением, сэр. И дело не только в том, что ей нужна сложная операция, ей нужно еще и переливание крови. У меня нет инструментов, чтобы проводить такие процедуры здесь.

— Что вы хотите сказать? Вы просто оставите ее так?

Фоззи поправил свои очки на переносице, и на носу остался кровавый отпечаток пальца.

— Сэр, это чудо, что она еще жива. Впрочем… я бы дал ей несколько часов, а потом ее сердце… как это говорится… не будет биться.

— Так сделайте что-нибудь! Все, что сможете!

— Все, что я могу, — печально ответил доктор. — Это запечатать рану, сходить на телеграф и проинформировать больницу в Хелене, что к ним едет девушка с пулевым ранением. У них должен быть медицинский вагон на станции.

— На станции? — Лоусон чувствовал, что от пьянящего запаха крови, которую он не может раздобыть, становится все слабее, концентрация его терялась.

— Конечно. Дорога отсюда до больницы Хелены без поезда будет для нее нефосмошной, — на последнем слове акцент его вдруг стал резче.

— Ясно. Хорошо. Вы сможете отвезти ее туда?

— Я не могу. Я ничего уже не могу для нее сделать, только помочь ей спать. И чтобы увезти отсюда… я тоже должен буду уехать, и если я буду кому-то нужен тут, кому смогу реально помочь… простите, но нет. Я не смогу отвезти ее.

— Но мы можем, мистер Лоусон, — вмешался Эрик. — Поезд отправляется в Хелену. А там нас смогут встретить с вагоном, как только мы туда доберемся.

Лоусон уже думал об этом. Это было правильным поступком, так и следовало сделать, но этот запах крови… он пытал его, пробуждал в его сознание ужасающие, насильственные образы, заставлял каждую клетку тела ныть от жажды, заставлял его хотеть — как говорила ему когда-то Ла-Руж там, в наполовину затонувшем особняке в Ноктюрне — научиться быть богом.

Лоусон опустил голову. Он боялся, что вот-вот покажет свою истинную суть, и продолжал отчаянно бороться с собой.

— Если она доживет до утра, — сказал Фоззи. — Ее необходимо будет перевезти в ту больницу.

— А что насчет меня? — всхлипнул Ребинокс. — Моя рука разве не так важна?

— Хватит ныть, — строго отозвался доктор. — С твоей рукой ничего не происходит такого, чего не сможет вылечить пила.

— Мы должны доставить ее в больницу, — настаивал Эрик, обратившись к своему спасителю. — Забудьте об этих троих. Мы не можем позволить этой девушке умереть!

Лоусон посмотрел на окровавленные половицы и понял, что настало время принимать решение.

— Ты прав, — надтреснутым голосом произнес он. — Но забыть об этих троих? Нет. Доктор, вы сможете отправить сообщение, когда доберетесь до телеграфа?

— Да. Но сначала, — он повернулся к Эрику. — иди и приведи Джейкоба, он сейчас закрывает свой магазин. Скажи ему, нам нужно два одеяла и что-то, чтобы перенести ее. Что-то вроде носилок, не знаю. Скажи ему записать это на мой счет.

— Да, сэр, — мгновенно отозвался Эрик и поспешил скрыться.

— Я постараюсь остановить кровотечение, а потом посмотрю, что делать с тобой, — сказал Фоззи Ребиноксу. — Но если будешь шуметь, я позабочусь о том, чтобы отрезать тебе пару пальцев.

— Снимайте ружейные ремни, — скомандовал Лоусон Матиасу и Преско. — И бросайте их. Медленно. Затем садитесь вот за этот стол и ведите себя тихо, — он указал своим кольтом на то место, куда хотел усадить преступников, и они подчинились ему, словно он действительно достиг в их глазах некоего божественного величия. Дьюс Матиас продолжал смотреть в пол, иногда нервно проводя руками по лицу, словно в попытке очнуться от кошмара.

Когда Фоззи закончил обрабатывать рану и перевязывать искалеченную руку Ребинокса, Эрик вернулся с одеялами и небольшой лестницей. Доктор сложил одно одеяло и положил под голову раненой, а другое обернул вокруг лестницы, соорудив подобие носилок.

Ребинокс к тому времени встал с пола и, пошатываясь и проклиная все вокруг, готов был двигаться в путь.

— Вот, — кивнул Фоззи, прежде чем вся процессия отправилась к станции. Он вытащил из сумки небольшую коричневую бутылку и протянул ее Тревору. — Она не должна очнуться до Хелены, но если это произойдет, она может себе навредить, поэтому влейте это ей в горло. Это морфин, разведенный в виски. Одного глотка будет достаточно, чтобы свалить лошадь, — затем глаза доктора прищурились за линзами очков. — Вы хорошо себя чувствуете, мистер Лоусон? Вы очень бледны.

— Бывало и лучше, — отозвался Тревор слабым голосом, но затем натянул улыбку. — Но и хуже бывало. Я буду в порядке.

Доктор кивнул — пусть и с заметным сомнением — и Лоусон с печальной усмешкой подумал, что Фоззи ведь понятия не имеет о том, какова природа его недуга. Тревор приказал Матиасу и Преско нести девушку. Джонни Ребинокс держался рядом. Эрик и доктор последовали за ними, помогая протиснуться через толпу, собравшуюся снаружи “Дворца”. Как только процессия покинула заведение, Кантрелл вышел вперед и вошел через парусину в дверь, чтобы оценить масштаб бедствия.

На единственном пути небольшого депо локомотив 4-4-0 зашипел и загудел, словно бы возмущенный такой задержкой. Мощный двигатель уже готов был тянуть свой груз из Погибели в Хелену, вагоны уже присоединились: угольный тендер, один пассажирский и четыре грузовых вагона. Экипаж поезда, состоящий из машиниста, угольщика и проводника, ждал здесь с начала сумерек. Похоже, они давно поужинали в одном из двух кафе в Погибели, а после отправились к железной дороге, огибающей город.

Нельсен и Энн ожидали на платформе, разговаривая с машинистом, которого, как понял Лоусон, Кантрелл во “Дворце” назвал Тэбберсом. Этот мужчина был похож на настоящего викинга, возвышающегося над землей на шесть футов и три дюйма, а на голове его красовалась копна пламенно-рыжих волос. Борода того же оттенка свисала на грудь, и грозный вид этого мужчины мог отпугнуть даже горгулью. Угольщик был молодым чернокожим парнем, ожидающим в кабине на станции. Поодаль от Тэбберса находился проводник, которого Энн и Лоусон уже видели по пути сюда. Он был похож на помесь человека и бульдога: невысокого роста, около шестидесяти лет от роду, в темно-синей форме. Он чем-то напоминал боксера в отставке, с длинными седыми волосами, ниспадающими на плечи.

Фоззи направился непосредственно к телеграфу, чтобы отправить сообщение.

— Заносите ее! — скомандовал проводник… точнее, почти прорычал, оскалившись на двух преступников, несущих раненую девушку, и указал в сторону пассажирского вагона. — Все остальные, кто не покупал билеты до Хелены, сойдите с поезда! Состав должен немедленно отправляться!

Энн уже позаботилась о билетах и занесла вещи в вагон. Лоусон заплатил бармену десять обещанных долларов. Тэбберс отправился на свой пост, проводник поднялся по металлическим ступеням пассажирского вагона, освещенного масляными лампами. Пришло время уезжать.

Но Лоусон медлил.

Тело его предательски качнулось в сторону, точно он собирался вот-вот потерять сознание. На мгновение, казалось, Лоусон утратил себя. Ему слишком долго пришлось пересиливать поднимающееся в его темной сути вампирское желание и подавлять его. И дело было не только в том, чтобы усилием воли не дать выскользнуть клыкам, но и в том, чтобы унять порыв глаз окраситься красным свечением, которое, как маяк, освещало путь к убийству всего живого в доступном радиусе. Даже сейчас монстр внутри него желал вцепиться в глотку каждого на этой платформе — включая Энн — и восполнить свои силы так, как это привыкли делать порождения ночи. Члены Темного Общества полагали людей жалким скотом, пищей и деликатесом. Они считали, что столь слабые твари не достойны жить в мире, который должен был прийти из Ночи. И приспешники Ла-Руж верили, что Тревор рано или поздно поддастся этому убеждению.

Так почему бы не сделать это прямо сейчас? — спрашивал зловещий голос чудовища внутри него — Почему бы не разорвать их всех на части сию минуту? Для них это будет благословением, вытащит этих жалких моллюсков из их ничтожных раковин, в самом деле! А некоторые из них — достойные, как Энн — могут быть обращены. Так она воссоединится со своим отцом и сестрой и не будет знать горя. Разве она не понимала этого, когда соглашалась путешествовать с тобой? И разве не понимает она сейчас, что это будет лучшая жизнь? Бесстрашие… сила… откровение, перед которым ни один человек не может устоять…

— Тревор, — голос Энн вырвал его из полуобморочного состояния. — Ты в порядке?

Девушка была обеспокоена. Лоусон понял, что находится в центре всеобщего внимания, прислонившись к дощатой стене телеграфа и едва держась на ногах. Слишком много любопытных глаз наблюдало за ним в эту минуту.

— Я…

Он приложил руку ко лбу и понял, что рука заметно дрожит. Ему всегда было холодно, но сегодня… он чувствовал себя так, словно бился в лихорадке.

— Сажай всех на поезд, — едва слышно выдохнул он. — Я буду через минуту.

— Тревор, ты….

— Просто сделай это. Пожалуйста.

Она кивнула. Лицо ее было мрачным, губы сжались в тонкую линию. Разумеется, она с самого начала понимала, что с ним происходит, хотя и желала бы этого не знать. Девушка быстро отвернулась и с пистолетом наготове принялась загонять остальных пассажиров в вагон. Ребинокс зашел, позади него держался Эрик.

Энн хотела вернуться к своему спутнику и снова заговорить с ним, но увидела, как он шаткой походкой поворачивает за угол здания телеграфа и прячется в самом темном углу, рядом с окном, в котором продавали билеты. Девушка сочувственно поморщилась, но поняла, что ничего не может сделать для Тревора. Он придет, когда будет готов.

Энн поднялась в пассажирский вагон, и дверь за нею закрылась.

В переулке, пока снежные хлопья закручивались вихрем вокруг него, а горький ветер пел свою печальную песнь, Тревор дрожащей рукой извлек из пальто небольшую бутылочку, наполненную коровьей кровью. Он стыдился и боялся тех образов, что рисовало ему сознание. Образов насилия, жестокости, расправы и бойни. Но, несмотря на этот страх, где-то глубоко внутри его души уже укоренилась часть личности, которая принимала это и продолжала нашептывать один и тот же вопрос: почему бы и нет?

* * *

На то, чтобы просто откупорить бутылку, у него ушло несколько непозволительно долгих секунд. Его руки — обыкновенно такие сильные — сейчас превратились в безвольное бледное желе. Тревор понимал, что теряет контроль над собой во всех смыслах… физически, ментально и духовно. Дорога без возврата манила его… ужасная дорога, но и прекрасная одновременно…

Нет… нет, никакой красоты в этом нет, это пытка… сплошная пытка, смерть при жизни…

Но разве то, как я живу сейчас — это жизнь?

Он справился с пробкой и сделал глоток из японской бутылочки. Выпил ее досуха. Жажда не утихла, и болезненный холод не прекратил течь по его венам.

Что-то захрустело на снегу в переулке.

На то, чтобы сфокусироваться, у него ушло две секунды: это оказалась серая крыса, копошащаяся в мусоре, припорошенном снегом. Что такого было в этой куче, трудно было сказать, но для натуры вампира оно было отталкивающим. Однако внутри этого грызуна текла кровь, и это — единственное, что Лоусон сейчас знал.

Он схватил крысу в одно мгновение. Грызун оказался в смертоносных руках, не успев даже понять, что он в опасности. Монструозное создание, которое поймало крысу, раскрыло рот в отчаянном желании, чтобы оторвать голову зверька и выпить его жизненные соки, клыками разрывая шею…

— Мистер Лоусон?

Кто-то стоял в переулке позади него.

Тревор, сжимая крысу прямо возле своего рта, застыл, чувствуя, как снежинки приземляются на его лицо и как маленькие лапки грызуна отчаянно борются за жизнь безо всякого шанса на спасение…

— Мистер Лоусон? Сэр?

Это был доктор. Тревор мог почувствовать его издали, но все его силы сейчас были направлены на то, чтобы утолить нечеловеческий голод.

Он опустил руку. Крыса чуть прикусила его за указательный палец, перед тем, как освободиться. Ихор не потек из крохотной ранки — эта царапинка исчезнет уже через пару минут.