13 июня 41 года

Был у меня приятель — Мишка Елизаров. Мой не то чтобы близкий друг, но очень хороший приятель еще со студенческой скамьи. У него есть хобби. Он поисковик или, иначе говоря, следопыт. Свой отпуск Мишка, как правило, тратит на то чтобы в компании таких же энтузиастов лазить по полям сражений Великой Отечественной Войны и искать павших бойцов РККА. Погибших более 50 лет назад, отдавших свои жизни чтобы жили другие, но так до сих пор по-человечески не похороненных.

Мишка и его друзья поисковики действовали абсолютно бескорыстно, сдавая найденное оружие и имущество в соответствующие органы или в музеи, в отличие от черных следопытов, искавших на поле брани чем поживиться.

Он каждый свой поход предлагал мне отправиться с ним, соблазняя романтикой палаток, свежим воздухом, шашлыками под вечер, девушками-активистками и полезным для здоровья физическим трудом.

Я всякий раз отнекивался. Активных девушек и свежего воздуха хватило в Турции, Греции, Испании, на Кипре, кроме того меня не очень вдохновляло весь отпуск бродить по болотам, буреломам и кормить собою лесную мошкару.

Мишка заклинал меня памятью дедов, павших за мою жизнь и свободу. Я отшучивался, что оба моих предка, слава Создателю, вернулись с войны живыми, но в этот раз не устоял и отправился с ним. Туповатое безделье на морских курортах поднадоело. Хотелось чего-нибудь более осмысленного, приносящего пользу.

Мой приятель запланировал поехать в братскую Белоруссию по следам, или вернее, костям, 4-ой армии.

Мишка, как опытный следопыт (путешественник), помог мне купить правильную палатку, лопату и набить два рюкзака всякой необходимой поисковику всячиной: фонариками, спичками, аптечкой первой помощи, средством от комаров и многим другим.

Еду предполагалось покупать в соседних от места стоянки белорусских селениях. Там, мол, дешевле и вкуснее.

Мы погрузились на Мишкин УАЗ Патриот, прихватили с собой еще одного студенческого приятеля Володю Бровкина и в течение суток не очень-то спеша с остановками ехали из Питера почти до западной границы Союзного государства, чуть не доезжая до Бреста.

В местном простом, но опрятном продмаге мы затарились едой и пивом, а затем, сверяясь по карте и уточняя маршрут у кого-то по мобильному, Мишка привез нас к лесочку, где уже стояло десятка три палаток.

Начальник лагеря отставной подполковник белорусской армии записал наши данные в большую тетрадь, объяснил где ставить палатку, и, развернув подробную карту местности, показал примерный участок для раскопок.

— Только предельная осторожность, ребята, как раз вчера обнаружили три неразорвавшихся бомбы. Так что без металлоискателя ни шагу. Нашли что-то крупное железное — руками не трогаем, а зовем взрослых опытных дядей. Если пофиг на собственную жизнь и здоровье — не забудьте пожертвовать на строительство храма. Там зачтется, — он показал вверх и улыбнулся.

Затем белорус пришел посмотреть как мы обустраиваемся и с некоторой завистью обозрел наши продуктовые запасы:

— В общий котел будете скидываться, или особняком питаться станете?

Мишка отозвал нас с Володей в сторону и объяснил расклад. Поисковики условно делились на две группы: коммерсанты и студенты. Мы были обеспечены всем необходимым, а немалая часть следопытов приезжала в поле на голом энтузиазме почти без денег и снаряжения. Питались 'студенты', если их не поддерживали 'коммерсы' дошираками и прочей малополезной гадостью. Правилом хорошего тона считалось скидываться в общак. Мол, одно святое дело делаем. На том и порешили.

Подполковник, а звали его Василий Семенович, от таких известий просиял:

— Спасибо, ребята, выручили. А то позавчера студенты из Могилева прибыли в количестве 10 голодных ртов. Без продуктов и денег, но с большим желанием помочь. Я уж собирался вводить ограничение на питание.

— Как идут поиски? — спросил Михаил.

-Пока пустовато. Три медальона, семь лошадок, четыре винтовки и пулемет.

— Какой? — заинтересовался мой приятель, — состояние хорошее?

— ДС-39. А состояние хреновое. Ржавый как душа олигарха, — невесело хмыкнул подполковник, — здесь недалеко 6 дивизия в 41-ом полегла. Я по старым картам участок сверял, но, видимо, погрешность в километр -два где-то вкралась. Недели три уже местность прочесываем... да ничего, найдем. А продукты, какие не жалко, сдавайте нашим поварихам. Они же вас и просветят о меню и о распорядке питания.

Поварихами оказались две стройные, симпатичные, но абсолютно неулыбчивые девушки. Они довольно сухо поздоровались, приняли продукты и сообщили, что ужин будет через час.

— Чего вы такие невеселые, девушки-красавицы? — подивился я.

— Все достало! — сказала одна из них с раздражением, — мы ехали в интересную патриотическую поездку искать останки солдат Великой Отечественной, а оказались поварихами на три десятка голодных и сексуально озабоченных мужиков. Лучше уж в Турцию бы рванули.

Я пошутил, что мужское надоедливое внимание штука недолговечная, всего лишь лет на двадцать. Нужно только потерпеть. Шутка у аудитории успеха не имела.

К ужину стали возвращаться поисковые команды. Одна из них принесла добрую весть: наткнулись на большую лесную поляну, звенящую от железа. На ней нашли две винтовки, котелок, немецкую каску и три медальона. Кости, найденные рядом с медальонами, аккуратно сложили в пакеты — для последующего захоронения.

Подполковник бережно спрятал останки солдат в свой вещмешок и предложил после ужина помянуть павших героев.

На ужин поварихи приготовили котелок щей и картошку с тушенкой. Просто, но на свежем воздухе в дыму костра необычайно вкусно. Обилие комплиментам красивым и хозяйственным девушкам заставило их оттаять и немного подобреть.

Когда все насытились, начлага пустил по кругу флягу с коньяком и стал рассказывать о гремевших в этой местности более 60 лет назад боях. Оказалось, что он прекрасно знает историю Великой Отечественной Войны и умеет увлекательно о ней рассказывать. Василий Петрович поведал о растерянности и бардаке первых часов и дней войны, когда бойцов без артиллерийской подготовки бросали на немецкие пулеметы в контратаки, как люди гибли десятками тысяч, платя своими жизнями за просчеты командования.

— Поэтому у нас такие большие потери были в войне, — мрачно резюмировал отставной подполковник, глядя в огонь костра, — людей не жалели. Мол, бабы новых нарожают. Солдаты погибли как герои, а наше государство, народ так и не отдали долг памяти, даже не похоронили их.

Он выругался и замолчал, а Мишка сказал мне негромко:

— Белорусские власти, на самом деле, молодцы, поддерживают своих поисковиков и морально и деньгами, нашим же по барабану на все, что не касается распила бюджетных бабок. Но хуже всех прибалты. Там чуть ли не от каждого второго можно услышать радость о том как много оккупантов полегло на их землях. Помню как-то в Литве искали погибших на одном поле, так явилось местное мурло и давай изгаляться: так, мол, вам и надо московитам. Не выдержал, дал ему в бубен. Думал будет драться, так нет: разревелся здоровый 30-летний мужик как девочка и побежал в полицию жаловаться как его русские хулиганы обижают. С тех пор меня в Европы не пускают.

— Так тебе из-за этого шенген закрыли? — подивился я.

— Ага, — весело подтвердил Мишка, — нисколько не жалею. Этот литовец был такой понтовый, такой весь крутой, почти что истинный ариец, а получил по морде и в кусты... Вот она сущность прибалтийская.

— Точно, — согласился наш сосед по костру — долговязый парень в очках, — литовцы гады хуже остальных. До 39 года их столица Вильнюс был в составе Польши и, что характерно, поляки совсем не жаждали его отдавать кому-либо. Советский Союз включил город и окрестные земли в состав Литвы. А благодарные литовцы подняли вооруженное восстание и ударили в спину Красной армии.

-Ну они типа боролись за свободу... — я не очень любил прибалтов, но справедливость требовала высказать и противоположную точку зрения.

Зря я это сделал.

На меня сразу вывалили столько фактов про свободолюбивых литовцев, что я натурально обалдел. Про их горячее и искреннее участие в частях СС в истреблении около 200 тыс. литовских евреев, про карательные операции на территории Белоруссии. Какую свободу эти подонки искали, сжигая белорусские хаты вместе с бабами и детьми? Нас говном стараются измазать, а собственные грешки при этом не помнят. ...ди.

— Предлагаю по палаткам и баиньки, — предложил Мишка, — завтра целый день ножками топать, ручками копать. Спинка к вечеру бо-бо будет. Это вам не попу у компа в кресле просиживать.

Утром после завтрака бутербродами и ароматным кофе, Василий Петрович стал давать задания поисковикам с учетом последней информации, показываю маршруты и участки на карте.

Наконец, очередь дошла до нас:

— Главный среди вас Михаил. Он опытный, поэтому от него ни шагу и слушаться во всем. Он впереди с миноискателем, вы сзади гуськом. Ступайте след в след. Найдете что-то похожее на мину или снаряд — пометьте ленточкой и не в коем случае не трогайте руками. В прошлом году мы троих таких чересчур любопытных потеряли... одного безвозвратно. — и, приободрив нас таким образом, двинулся к следующим.

Мишка посмеялся над нашими испуганными физиономиями и поспешил успокоить нас:

— Василь Петрович сильно сгущает краски. Взрывная начинка большинства снарядов и мин сгнила давным-давно. Хотя осторожность все равно не помешает. Всякое случается.

Гуськом, стараясь не проваливаться в полные воды ямы, мы двинулись в район поиска. Тут-то и начались наши с Володей мучения. Мишка шел бодро, отмахивая одну сотню метров за другой по полному бездорожью, перепрыгивая через преграды и проскальзывая под упавшие деревья, а мы, ведомые, умудрились по разу упасть в грязь и дважды провалиться в воду выше колен. Я поранил о сук руку и больно ударил колено, Володя расцарапал о ветку щеку.

— До поля километра четыре будет, — ободрил нас Елизаров, — это если напрямик... лететь аки птица, а если топать как мы кабаньими тропами то все шесть.

К концу пути я еле держался на ногах. Упасть наземь мне не позволяла только гордость. Сил идти не оставалось. Вовка выглядел не намного бодрее меня.

— Слабаки вы городские, — усмехнулся ехидный Мишка, — не то что мы деревенские. Пол часа привал, а я посмотрю пока с чего начать.

Он включил миноискатель, походил вокруг, затем достал лопату, щуп и в течение нескольких минут аккуратно копался в зазвеневшем месте.

К нам он подошел, держа в руках россыпь патронов и пробитую немецкую каску.

— Похоже, мы пришли куда требовалось. Еще минут десять отдыха и начнем. Раз вы такие дохлые, то работаем в следующем режиме: 45 минут гуляем, 15 отдыхаем. Через три часа ланч, потом еще три часа прогулки, и айда назад — в лагерь.

— Да мы можем и дольше, — попробовал храбриться Володя.

— Чтобы завтра встать не могли? — рассмеялся наш старший, — вы ж непривычные. Лучше будем работать в полсилы, зато стабильно и все десять дней.

Мы начали прочесывать свой квадрат. Мишка ходил с миноискателем, а мы с Володей с щупами и лопатами за ним. Прибор звенел практически всюду, поэтому продвигались очень медленно, постоянно останавливались и производили раскопки. Попадалось бесчисленное количество гильз, множество осколков, три неразорвавшихся гранаты, котелки, каски (как русские, так и немецкие).

Гранаты Елизаров внимательно и очень осторожно изучил, а затем обрадовал известием, что они сгнили и уже не взорвутся.

По пути мы находим несколько снарядов и мин, но согласно приказа начлага не трогаем, а вешаем рядом на деревьях ярко-красные ленточки, чтобы саперам легче было потом их искать.

Через пару часов поисков разжились приличными советским и немецким котелками.

— Ого, да тут подсумок с патронами! — говорит Михаил. — Как бы не было бойца. Копни-ка вот здесь. Нет, не так — глубоко копать не надо! Осторожно сверху дерн снимаешь, обнажаешь корень — и только тогда разрубаешь его. Так, теперь здесь. Иначе очень просто можно сломать кость или, не дай Бог, медальон. Хватит! Теперь я руками копать буду.

Помимо многокилометровых маршей такое вот просеивание земли руками — тоже одна из главных составляющих следопытской работы. Стоя на коленях в грязи, в песке, в ледяной воде поисковики ощупывают каждый кусочек грунта — в поисках останков и медальона.

Бойца мы так и не нашли, только лошадиный скелет, а рядом с ним — в россыпи патронов и металлических пуговиц — захоронение немецких солдат.

Затем под соседним деревом обнаружили винтовку и ботинок и стали аккуратно копать поглубже.

— Так еще один ботинок. А эти две трубочки — все, что от костей ног осталось. Так, это остатки шинели. Ложка. Пистолет. Володь, протри его, вдруг именной! Ничего не написано? Ладно. Костные останки почти не сохранились — за 60 лет боец смешался с землей, которую защитил ценой жизни. Но это, несомненно, человек, и — наш, красноармеец. Тут должен быть медальон — это пехотинец, не моряк, только у них эта штука была на шее, а пехота и все прочие носили медальон в поясном пистоне, — комментирует поиски Мишка.

— По-видимому, — сказал Елизаров, когда останки собраны и сложены в пакет, — 1941 год, наши пошли в контрнаступление. Портсигар открыт — может, он долго сидел на занятой немецкой позиции, даже курил... Медальона нет — то ли выбросил, то ли потерял.

— Может, выбросил? Ведь наличие медальона, говорят, считалось дурной приметой...

— Не думаю, — говорит Мишка. — Понимаешь, до 1942 года ношение медальона было обязательным. А значит, что все вышестоящие 'давали перца' подчиненным за его отсутствие. Лишь в 1942 приказом Госкомитета обороны их ношение отменили, чуть ли не запретили — именно из-за больших потерь. Ведь за пропавшего без вести не надо было пенсию платить. Таким образом, кучу денег государство припрятало. И это при том, что в побежденной Германии — и в ГДР, и в ФРГ — было принято платить пенсию и за пропавших без вести...

Мы с Володей хором сказали одно и тоже матное слово.

Еще одного неизвестного солдата мы нашли недалеко от ручья.

Солдат даже после смерти продолжал сжимать винтовку. Только перешел ручей, может быть, даже успел выстрелить по врагу, как его скосила пулеметная очередь. Немолодой боец — с массой вставных зубов, плохими костями, от которых мало что осталось в болотистой земле. Видимо, при жизни о хорошем питании он мог только мечтать... Ботинки, куски солдатской шинели, неизменный портсигар — вот все, что вместе с немногими костями осталось от человека, сложившего голову за нашу страну...

Выше по склону ручья Володя нашел то самое вражеское пулеметное гнездо, из которого немецкий пулемет бил по нашим солдатам: затвор, куча стреляных гильз и неиспользованных патронов. Видимо, фашиста все-таки заставили замолчать.

Больше в этот день ничего примечательного нам не встретилось.

Вечером Василий Степанович за ужином опять рассказывал про войну, про горький 41-ый.

Про погранцов, погибших почти целиком, но выполнивших свой долг до конца, про предательские приказы не поддаваться на провокации, когда зенитчики и артеллиристы матерились от бессильной злобы, не смея ответить врагу, про командующего Западного особого округа Павлова, смотревшего в предвоенный вечер 'Тартюфа', про танкистов на танках, но без снарядов, про бессмысленные в той ситуации контрудары, загонявшие сотни тысяч солдат в котлы.