Напряжение: Коронный разряд

— Старые мои документы они аннулировать не могут?

— Нет конечно.

— Значит, вообще без разницы, — пожал я плечами. — Что он приехал, что нет.

— Тогда за что 'спасибо'? — Удивился он.

— За то, что посчитал это важным для меня, — признательно посмотрел на него. — Нашел, придержал родных и все организовал.

— Я ведь ради аэропорта, — засмущался друг.

— Да кого ты обманываешь, топтыгин? Ты же знать не мог, зачем он приехал, — усмехнулся я его алым пятнам смущения на щеках. — Если бы Амира по другой причине прислали, мы бы там все до фундамента снесли.

— Ну, я не думаю, что было бы все так... остро, — отвернулся он чуть в сторону. — Я верил, что вы договоритесь в любом случае.

— В общем, спасибо, — хлопнул я по плечу этой громадине. — За веру — тоже. Будет тебе подарок. Правда, хотел к дню рождения, но... — Махнул я рукой с улыбкой.

— Да не надо... — Засобирался он. — На день рождения — приглашаю! Завтра — жду! Встретимся еще! — Попятился он к машине.

— Присядь пока в мою, — указал я на опель. — Или панамку надень, печет.

И спокойно повернул к дому. Позади, конечно, пытались извиняться и сообщали, что вот-вот уедут, но обязательно позвонят. Однако, как ожидалось, ни шума мотора, ни звука шин отъезжающего микроавтобуса не было. Артем — весьма культурный и приличный молодой человек, и даже некогда носил очки. Он так не может.

— Привет! — Махнула рукой Лена с дивана гостиной. — Артем Шуйский зайдет? — С интересом смотрела она за окошко.

Я приветственно качнул головой и тут же повел отрицательно, обозначая ответ.

Заготовленный подарок оказался на своем месте, в огнеупорной ячейке потайной секции шкафа. Увесистые папки, которые пришлось нести обеими руками, предварительно замотав в праздничную ткань и обвязав шелковой лентой. Разве что одна бумажка, слегка потрепанная, осталась наверху — хрустящая, с записями, пропущенными через копировку, оттисками нескольких печатей и нечитаемыми закорючками росписи. Но главное — все на ней отлично читалось. Ну и еще кое-что прихватил и положил вместе с остальным во вместительную холщовую сумку.

— Вот, — потеснив Артема на заднем сиденье своей машины, сел я рядом и положил папки из сумки пока что между нами, украсив бумажкой-копией.

Осталось только загадочно посмотреть и дожидаться реакции.

Артем, правда, делал вид вежливого, но очень опаздывающего гостя — то есть, смотрел на часы, тоскливо посматривал на микроавтобус, да и вообще...

— Это что? — Заинтересовался он, мощно вдыхая воздух, будто принюхиваясь.

А бланк-то сверху знакомый, угу.

— Ничего не напоминает? — Подбодрил я его, указав взять хрустящую бумагу железнодорожной накладной в руки.

— А должно? — Посмотрел он на меня чуть настороженно, внимательно вчитываясь и хмурясь.

— Емкости с фенолом. Сошли с рельс позавчера в двадцати километрах под Шуйском, разбились и упали в мелкую речку — приток Шуи.

Артем вздрогнул и вцепился в бумагу так, что та стала расползаться под пальцами.

— Район оцеплен войсками, бригады МЧС осуществили ликвидацию, движение поездов приостановлено на шесть часов, блокированы проезды двух близлежащих поселений, на объекте за зоной оцепления работали четыре бригады скорой помощи и два вертолета пожарной службы.

— Ты обещал подарок, — глухо отозвался Артем, пока еще не пуская свой рык наружу.

— Там не было фенола. — Вздохнул я, грустно улыбнувшись. — Это мои цистерны. Проблема в том, что министры вооруженных сил, министры МЧС, транспорта, экологии, здравоохранения и дорожного движения — твои министры. А ты ничего не знаешь, — указал я пальцем на накладную, уже почти порванную его руками.

— Я ничего не понимаю, кроме того, что ты мне пока еще друг, — наклонил он голову и хмуро посмотрел исподлобья.

Я поудобнее сел на кресло машины и посмотрел вперед, разрывая контакт взглядов. Иначе точно заведется.

— Это работает как фильтр. Берешь большую груду денег и ставишь на самый верх. Внизу должно оказаться столько же, ведь деньги чистые и без криминала. Но, знаешь, прилипает и существенно, где-то там, внутри механизма.

— Ты будешь рассказывать, как купил моих чиновников? — прогудел Артем.

Я укоризненно посмотрел на него и задержал взгляд на десяток секунд, пока тот не смутился и тоже устроился, чуть сгорбившись, смотреть по направлению машины.

— Так вот. Чистые деньги прилипают к грязным лапам, дело обычное. Иногда прилипает мало, иногда больше, иногда страшно много. Ведь все зависит от того, чьи деньги. А я, вроде как, простолюдин, и все мои компании тоже зарегистрированы на самых простых ребят. Таких каждый считал законной добычей, и не гнушался обидеть, забирая больше разумных пределов.

— Бедняги, — хмыкнул Артем, сложив руки на груди и параллельно о чем-то внимательно думая.

— Затем я ждал, пока деньги потратят. Недолго, к удивлению. Любую сумму можно потратить очень быстро, как оказалось. Дома, яхты, квартиры, машины, драгоценности, картины...

— Не играй на нервах.

— Да, собственно и все. — Пожал плечами. — Попросил одного из моих друзей назвать эти деньги своими, а меня — поверенным.

— Ты давал право аристократам на свои деньги? — Изумился Артем. — Они же никогда от них не откажутся.

— Не аристократам, друзьям, — подчеркнул я. — Затем шел к этим министрам и от имени поверенного просил все вернуть.

— Это же подстава.

— Я просил их воровать мои деньги? — Позволил я жесткости в голосе. — В общем, не вернуть деньги мне и не вернуть какому-нибудь древнему гербу — это ситуации очень разные.

— Шантаж?

— Да что вы весь день с этим шантажом, — возмутился я. — Просто верните то, что не ваше. Без процентов! Без огласки! Была яхта — отдай яхту, в чем вопрос? Была вилла — так отдай виллу? Я даже готов терять деньги на трансферте, ведь даже если вещи месяц, ее не продашь, как новую. И знаешь, что?

— Догадываюсь, — скрежетнул зубами Артем.

— Чиновник, у которого нет денег, отчего-то предпочитает отдать немного родины, но не собственных палат.

— Короче, ты всех купил. У меня дома!!!

— Да тихо ты, — отмахнулся я от его ярости. — Я между прочим, всегда выслушивал твои поздравления, и так не реагировал.

— Я, между прочим, всегда желал тебе только хорошего.— Едко отозвался он. — И всегда защищал от отца и родных!

— Вот. Ты не дослушал, — терпеливо повторил я.

— Слушаю, — взял он себя в руки после длинной паузы и яростного дыхания.

— Беда в том, что кроме меня, все они уже были кому-то проданы. Вперед моих вагонов запускали опломбированные составы, фурам закрывали проезды по ряду трасс ночью и много других мелочей из других ведомств, которые списывали мой долг своими услугами и брали деньги сверх того. Я, признаюсь, открывал те, чужие, вагоны.

Артем дернулся от паузы и внимательно на меня посмотрел.

— Оружие с ваших складов, взрывчатка, герметичные контейнеры... люди. Состав с людьми сошел с рельс, упал в реку. Все живы, разумеется, захочешь поговорить с этими несчастными, которых везли куда-то на границу — всегда пожалуйста. В полицию, извини, сдать их не мог. Для проверки попросил в ночь крушения у армии и полиции людей, помочь по мелочи с разгрузкой, так не дали ни человека. Всех на поиски подняли, но потом признали утонувшими. Поднимать состав не стали, он все равно запечатан.

— Это... Все еще плохой подарок, — сглотнул он и поиграл желваками.

— Артем, почему в твоем княжестве происходит нечто, о чем ты не имеешь ни малейшего понятия? — Внимательно посмотрел я ему в глаза. — Почему все эти службы не спешат заложить друг друга, когда наступает кризис? Я же не случайно 'разбил' ту бочку с фенолом. Беда не в том, что они взяли у меня деньги и закрыли глаза на трагедию регионального масштаба. А в том, что все они, все до единого отработали тихо. Хотя, казалось бы, какой легкий способ обнулить обязательства передо мной и даже получить медали, если поднять шум. Но ты ведь так и не узнал о существовании этой накладной. — Указал я на листок.

— Я не занимаюсь разработкой преступлений такого уровня, — дернул подбородок Артем. — Мне могли не докладывать.

— А кто должен был доложить? — Мягко уточнил я.

— Дядя Элим.

— Элим Шуйский. Глава вашей разведки?

— Да. Там большая машина, у нас. Все потоки со всех камер, компьютеров, вся связь, интернет, письма. Все в ком и к нему. Если мы нужны — он призовет. А так — сам справляется. Думаю, он этих... К ногтю. А тебе тогда в Москву точно ехать надо, — упрямо наклонил он голову. — Я, конечно, прикрою, но Элим очень жесткий, даже среди всех нас.

— И прав на престол, у него, наверное, никаких?

— Он никогда не претендовал. Он с отцом, как правая и левая рука. Незачем ему.

— Что же тогда он эти вагоны своим именем через границы тащит? — Мягко уточнил я.

Артем резко дернулся, и неловким движением снес подголовник переднего сидения.

— Тебе потребуются очень веские доказательства, — почти прорычал он.

Осталось только посмотреть с иронией и произнести самые главные слова.

— Когда-то я обещал подарить тебе княжество. Пока, — хлопнул я по 'подарку' ладонью, — я дарю тебе твое собственное. Там все бумаги, изучай. Пока вас не разорвали на множество мелких медвежат.

Парень хотел возмутиться, но, поймав мой взгляд, как-то сник и, хоть и тронул укладку с документами, но будто даже развернуть упаковку и глянуть, что там — сил не имел.

— Максим, это... — потерянно произнес тот.

— Правда, угу. На бумаге, потому что сам понимаешь, — пожал я плечами. — Эта ваша большая и очень секретная электронная машина...

— Зачем это ему?!

— Запрещенный товар? Или очень быстро много денег за него? Или тишина с отсутствием проверок?

— То, есть, действительно...

Не знаю, что он хотел сказать.

— Ну и если подарок не зайдет, вот, резервный вариант, — выудил я из сумки трехлитровую банку меда.

Артем только страдальчески поморщился.

— Ты смотри, с пчелой внутри, — пощелкал я по стеклу ноготком. — Производитель лицом и жалом! Знак качества, как мне сказали!

— Максим, хватит, — сжал он виски руками и с силой помассировал.

— Да что ты голову ломаешь? Вон, с отцом советуйся. И банку открой, сладкое оно для нервов хорошо.

— С отцом, верно, — услышал он только начало фразы.

А затем выпрямился, как пружина, которую долго сжимали, и произнес уверенным, спокойным голосом.

— Надо деда звать.

После чего вышел в свою дверь, ближнюю. Ту которую он сам же и заклинил парой часов раньше до уровня не открывания. Короче, с дверью вместе вышел.

— А и забирай, если она тебе так понравилась, — лихо махнул я рукой.

Суровость и грозность на его лице сменилась неким смущением и непониманием, куда деть дверь. Даже к проему примерил, будто приклеится она обратно.

— Мед заберешь — дверь прощу.

— Ладно, давай, — вздохнул он покаянно и с показной неохотой подхватил в одну руку первой подарок, а в другую — мед. — Да не ем я его, сколько говорить можно! — возмутился он напоследок.

— Ты главное, бумаги не заляпай, — обеспокоенно посоветовал я. — Вон, бумагой оберточной вытирайся, там как раз внутренняя часть шершавая.

Тот, подхватив мою эмоцию, оценивающе оглядел упаковку, но через секунду спохватился, нацепил прежнюю невозмутимость и пошел к своему автобусу.

Ну-ну. А то я не знаю этого сладкоежку. Да что он, ложку не найдет? Хотя, говорит, лапой вкуснее... Это если она пролезет еще.

Посмотрел на джипы в разных концах улицы и невозмутимо отправился к себе домой.

В тех машинах гвардия, а не стандартное охранение. Эти — не предадут никогда.

У меня таких людей мало. Но я счастлив, что такие есть.

Я остановился и посмотрел на приветливую улыбку Елены Белевской, махнувшей из-за окна.

И я счастлив, что иных все меньше.

Глава 5

В просторном зале на два этажа, обрамленном красным деревом лестниц, было много света. Окна гостиной частного дома редко зашторивались, открывая вид на яблоневый сад, за листьями которого угадывалась высокая решетка ограды. Ставни наверху светили теплым оттенком штор. Темно-алым пламенем горел огонь в массивном камине напротив входа, отражаясь алыми искрами в сотнях граней массивной люстры, окрашивая оранжевым ткань дивана, мерцая в глазах замершего на нем юноши. Даже бежевые платья двух близняшек тринадцати лет, что замерли с блокнотами у балюстрады второго этажа, тоже будто бы светились.

Но во всем этом сиянии была одна длинная тень, что металась от края до края зала, заставляя нервно подергиваться даже невозмутимое пламя. Она вышагивала перед диваном, пытаясь пробить каблуком мягкий ворс ковра и цокнуть особенно громко. Она задевала краем серого рукава юношу, опираясь на спинку дивана за его спиной. Но время шло к полудню, и скоро ей суждено навсегда пропасть.

Для юноши мир звучал классической музыкой из незаметных наушников-вкладышей. Приятные мелодии, хоть и прослушанные бесчисленное число раз. Но если снять наушники — вряд ли там тоже будет что-то новое, и уж наверняка — ничего хорошего. Он готов спорить. И этот спор, что характерно, даже приняли два раза.

— 'Подлец', было, — сосредоточенно чиркнула на втором этаже одна из девушек-сестер карандашиком по листку.

— 'Бесчувственная сволочь', — хмыкнула вторая. — Тоже есть.

— Сама такая! — Отреагировала ее сестра, поджав губы после особо едкой фразы.

Но все же, пробежавшись по списку взглядом, убедилась, что брат такое уже слышал.

Сцена расставания на первом этаже гремела повышенными тонами, колкими и обидными выражениями с акцентом на каждом слове, но исполнялась всего на один голос.

И, по всей видимости, именно равнодушие другой стороны бесило гостью еще сильнее. Можно понять — столько подготовки, отчетливо видимой по укладке волос и профессиональному макияжу; по дорогому платью, хоть и строгих тонов, но столь соблазнительно очерчивающему формы девушки; со вкусом подобранным украшениям; изысканной парфюмерии, от которой кружит голову; высокой платформе туфель, благодаря коей осанка обрела особенно женственный вид.

Словом, все для того, чтобы расставание непременно обернулось бы штормом эмоций, стоило юноше оценить весь масштаб грядущей потери. Но он молчал, глядя на огонь и удерживая левую руку в мягкой шерсти кота, расположившегося клубком в глубине дивана, рядом с бедром хозяина.

В общем-то, шторм был запланирован еще на вчерашний вечер, и шел по плану, от тихого недовольства прогулкой к эмоциональным обвинениям с предсказуемой развязкой.

Однако фраза 'Ну наконец-то! Всего наилучшего!' под конец прогулки никак не планировалась. Как и хлопок дверью в сантиметре от носа. А ведь она его так любила! Ну, до того, как решила прекратить отношения. Возмущение, конечно же, было тут же экспрессивно высказано по телефону, после звукового сигнала автоответчика, но ощущения все равно были не те.

— 'Сволочь!'. Второй раз за минуту, — цокнула одна из девушек на лестнице, с волнением отметив, что гостья уже выдыхается.