| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Хэнк, не раскисай, — послышался рядом голос Маерса. — Поначалу всегда трудно, потом привыкнешь.
— Скай, к чему я должен привыкать? — Фрэнк бросил на него злобный взгляд. — К беспределу? Меня похитили, заставляют заниматься черти чем, как раба!
— Если не можешь изменить, надо привыкнуть, — философски изрёк Маерс. — Сбежать отсюда нельзя никаким способом.
— Почему? Угнать к черту эту рухлядь, пришвартоваться к острову. Здесь всего семь охранников, а нас двенадцать человек. Ну, плюс боцман, капитан.
— У нас ни оружия, ни карты, — пробормотал Скай. — И вообще, лучше даже об этом не заикайся. Иначе тебя через такое пропустят, что пытки Инквизиции покажутся развлечением.
— Ну, положим, карта у меня есть, и координаты, — сказал Фрэнк, не обращая внимания на желание Маерса запугать его. — Оружия нет, но его можно заполучить.
— Хэнк, из оружия надо стрелять уметь. Я никогда не умел. Да и зрение у меня, я в слона не попаду в ярде от него. Не хочу даже рисковать. Ладно, пошли. Обед.
С трудом распрямив натруженную спину, Фрэнк поднялся, ощущая, как невыносимо болит поясница. Рядом с камбузом располагалось нечто, похожее на столовую с длинным столом из необструганных досок. Фрэнк взял свою порцию баланды, плюхнулся на скамейку и поставил перед собой. Отвратительный запах не вызывал ни малейшего желания этого есть.
— Не нравится? — спросил Маерс, сев рядом, взял ложку и быстро начал уплетать. — Другого не будет.
— А купить другую жратву здесь никак нельзя? — поинтересовался Фрэнк.
Маерс с удивлением воззрился на него и пробормотал:
— Нет, конечно. Нам же денег не дают.
— Великолепно. Даже в тюрьме преступники получают деньги за свою работу. А здесь рабство настоящее.
— Не возмущайся. Другого нет и не будет.
Мерзкое месиво в глотку не лезло. Фрэнк поморщился, прожевал, пытаясь проглотить. Поковырял в миске, отложил ложку и встал.
— Я доем? Не возражаешь? — спросил Маерс деловито.
Фрэнк кивнул и отправился в трюм. "Броситься в воду и попытаться доплыть до острова?" — подумал он. "Вдруг удастся?". Но тут же отогнал эту мысль. Его тут же пристрелят охранники. И он никуда не доберётся. Он опять уселся на скамейку и, закрыв глаза, провалился в дрёму, несмотря на боль в истерзанных руках, простуженных лёгких и ломоте в пояснице. Через пару часов его разбудил Маерс и вместе с ним на палубу, чтобы выбирать ярус.
С помощью ворота траловую дугу вытаскивали и укладывали в бухты по правому бору, а рыбаки стояли на корме и выбирали улов, складывая в ящики.
Фрэнк подошёл к толпе и начал неловко снимать с крючков пойманного тунца. Через пару часов израненные пальцы, покрытые кровавыми волдырями, распухли и заныли. Ярус, наматывающийся на барабан, казался бесконечным.
Уже стемнело, голодный желудок подвело, головная боль стала невыносимой. Когда последний ярус уложили в бухту, Фрэнк без сил опустился рядом и закрыл глаза. Он услышал с радостью, как завели движок и, громко тарахтя, судёнышко отправилось в обратный путь, домой.
Когда прибыли на место, Фрэнк сошёл по сходням, качаясь, будто пьяный, глаза ничего не видели, ноги с трудом находили опору. Их привели также строем в коридор, но почему-то не повели в казарму.
— Куда это нас? — спросил Фрэнк Маерса.
— Рыбу перерабатывать, — ответил тот. — На рыбозавод.
Фрэнк с таким изумлением взглянул на него, что казалось, тот сказал, что сейчас наступит конец света. "Ну, там я точно отдам концы", — подумал Фрэнк с каким-то равнодушием.
Он увидел длинное помещение без окон. Посредине находилась серая лента конвейера, а по стенам, по которым бежали струйки грязной воды, располагались длинные, дубовые столы.
На тележках привезли ящики рыбой, выставили около столов. Всё заняли свои места.
Фрэнк подошёл к одному из столов, взял нож. Подумал, что стоило бы помыться, прежде чем начинать делать из рыбы филе. Но об этом никто даже не заикнулся. Фрэнк увидел, как рядом стоящие с ним товарищи, ловко разделывают рыбу, отрезают голову, потрошат и отправляют по конвейеру. Тяжело вздохнув, принялся за разделку рыбьей тушки.
Через полчаса он заметил, что перестал чувствовать усталость и боль, все ощущения притупились. И тут показалось, что кто-то коснулся ноги. Фрэнк опустил глаза — под столом сидела большая серо-бурая облезлая крыса. Она очень боялась, вздрагивала всем телом, но ошеломляющий запах свежей рыбы перевешивал страх перед её главным врагом. Фрэнк усмехнулся и бросил под стол потроха. Крыса испуганно отпрянула, но потом медленно подтянула тощее тело к добыче, понюхала и, схватив в зубы, куда-то резво потащила. Через пару минут она вернулась и приготовилась ждать. Фрэнк осторожно взял тунца и кинул под стол. Крыса оказалась рядом, обнюхала огромный кусок, который был размером не меньше её самой. Но высоко поднимая голову, с большим трудом потащила тушку. Когда крыса вернулась, её уже поджидала очередная здоровенная рыбина. "Интересно, когда она остановится?" — подумал с иронией Фрэнк, и вздрогнул от удара тока.
— Форден, твою мать, почему не работаешь?
Чуть повернув голову, Фрэнк увидел сердитое лицо охранника, держащего в руках электрошокер, которым только что приложил нерадивого работника.
— Быстро за дело, если не хочешь, чтобы тебя ещё поджарили!
Уже не обращая внимания на крысу, Фрэнк вновь принялся за разделку рыбы. Наконец, последнюю банку уложили в коробку, заклеили. Конвоиры повели рыбаков поневоле в казарму. Фрэнк вытянулся на койке, пожав ноги, бил озноб, бросало то в жар, то в холод. Он старался укрыться потеплей дырявым одеялом, потом сбрасывал его, когда от невыносимого жара начинало гореть тело. Ныли истерзанные руки, распухшие веки не хотели смыкаться.
Навалилась жуткая, свинцовая усталость. Совершенно измученный, он задремал, и только сквозь забытье ощутил, как кто-то силой сдёрнул с него одеяло и сбросил на пол. Протащили за шкирку по полу в коридор и пинком заставили встать.
— Ну, пошёл быстро! — услышал Фрэнк сердитый голос охранника.
Качаясь от усталости, Фрэнк поплёлся вперёд, подгоняемый тычками. Они прошли по коридорам, спустились по шатающейся деревянной лестнице.
Втолкнув Фрэнка в дверь, конвоир прошёл следом. За столом сидела уже другая тройка судей.
— Да, Форден, я вижу, по-хорошему ты не понимаешь совсем, — изрёк старший из них, высокий худой мужчина с сильно выпирающим кадыком на тощей шее и маленькими глазками под кустистыми бровями. — Работаешь из рук вон плохо. Наверно, ни разу в своей жизни палец о палец не ударил. Ничего делать не умеешь. Ничему учиться не хочешь. И, кроме того, ты начал подбивать других на побег. Сбиваешь людей, вставших на путь исправления, с толку. И куда это годится, я тебя спрашиваю?
"Скот ползучий, Маерс, донёс на меня. Сволочь. Задушу голыми руками", — промелькнула в голове Фрэнка мысль.
— В общем, так, — добавил председатель. — Раз по-хорошему ты не понимаешь, мы тебе покажем, что тебя ждёт, если ты свои фортели не перестанешь выкидывать.
Он сделал знак. Два дюжих охранников потащили Фрэнка в угол комнаты, привязали к деревянному столбу. Рядом искрилась аккумуляторная батарея с электродами. Один из охранников стащил с Фрэнка брюки, приложив электроды в пах, а второй нажал рубильник. Пронзил страшный разряд тока, невыносимая боль перехватила дыхание, в глазах засверкали фонтаны искр и Фрэнк услышал свой гортанный крик.
Он повис на верёвках, но через мгновение пришёл в себя, когда его окатили ледяной водой. Подняв голову, он взглянул на своих мучителей, их лица остались совершенно невозмутимыми.
— Форден, это только начало, — проронил тощий мужик. — Будешь выкаблучиваться, напряжение увеличим раз в пять. И будет очень больно. Церемониться с такими ублюдками мы не будем. Усвой этот урок на будущее.
Охранник отвязал его от балки, Фрэнк сделал шаг и, споткнувшись, упал. С трудом поднявшись, застегнул медленно брюки, малейшее прикосновение к обожжённому месту вызывала адскую боль, будто новый удар электротоком. Краем глаза зацепил женщину, худенькую блондинку в кожаной куртке. На её хорошеньком личике не дрогнул ни один мускул.
Еле переставляя ноги, Фрэнк доковылял до казармы и ничком упал на койку. Этот день казался нереальным кошмаром, который будет длиться вечно. Он медленно, осторожно сел на кровати, посмотрел на распухшие руки, подумав с безнадёжной грустью: "Играть на рояле я уже никогда не смогу". Усмехнулся глупым мыслям. Он думает о чепухе, когда главное выжить в этом аду.
Перед ним выросла чья-то фигура. Фрэнк поднял глаза и увидел того самого парня, который так был не доволен, что Фрэнк "отлынивает" от работы.
— Значит, это ты стучишь на всех, сволочь! — процедил тот сквозь зубы. — Поэтому тебе разрешают ни хрена не делать!
— Ты спятил, чувак? Они меня пытали там, — попытался объяснить Фрэнк растерянно. — Электротоком.
— Пытали, говоришь?! Ну, мы сейчас тебе добавим.
Парень схватил Фрэнка за шкирку и шмякнул о стену. Точными ударами начал избивать. От острой боли перехватило дыхание. Фрэнк сполз вниз, сжавшись в комок, пытаясь увернуться от безжалостных ударов. Рот заполнился кровью и выбитыми зубами. Последнее, что он запомнил, это страшный удар в голову. В глазах сверкнули искры, и обрушилась тьма.
* * *
Фрэнк очнулся в пустоте, куда не проникало ни звука, ни шороха, ни малейшего луча света. Он ничего не чувствовал. Не только боли, но даже любых тактильных ощущений. Он потерял счёт времени и совершенно не помнил не только, какое сегодня число, но даже год. Мысли путались, перед глазами лишь вспыхивали образы из прошлой жизни, будто время дало обратный ход и он начал проживать свою жизнь с конца. От той точки отсчёта, которую ещё помнил. События неразличимым вихрем пронеслись в голове и почему-то зацепились за тот день, когда он должен был ехать встречать Эллис в аэропорт.
Через час самолёт должен приземлиться, а он всё сидел за компьютером. Через пару минут он уже оказался за рулём, и, отстукивая пальцами весёлую песенку, завёл мотор. Промчавшись по улицам, свернул на улицу Цезаря Чавеса. Остановился у светофора напротив витрины небольшого магазинчика, торгующего бытовой электроникой. И краем уха зацепил слова диктора о рейсе UA 4236 из Дублина.
Бросив бросил машину на перекрёстке, подошёл ближе к телевизору, выставленному в витрине, и услышал ту фразу, которую хотел услышать меньше всего на свете. Авиалайнер, на котором Эллис возвращалась от своих родителей из Дублина, потерпел крушение в центре Атлантики.
Несмотря на яркий, июньский день показалось, что наступила ночь, перед глазами всё померкло, пронзило ледяным ветром. Он доплёлся до машины и направился к автобану 101, вдоль западного берега залива до аэропорта. В глубине души надеясь, что это ошибка, или он услышал неправильно номер рейса, или диктор ошибся. Но приехав в аэропорт, он увидел лица таких же несчастных, как и он, которые замерев, ждали вестей, надеясь до последнего, что тот, кого они ждали, опоздал на этот рейс.
Вернувшись из аэропорта поздно вечером, он привёз с собой ящик виски, и ударился в дикий запой.
В голове что-то переклинило, и Фрэнк увидел Эллис живой, он сам стоял рядом и неуклюже держал в руках белоснежный свёрток, не понимая до конца, что это такое. И только по счастливому лицу Эллис осознал, что их любовь воплотилась в маленькое беспомощное существо, которое спало теперь у него на руках.
— Ты рад, дорогой? — спросила Эллис.
— А, да, рад, — ответил он, поглядывая на свёрток, как идиот.
— Как мы его назовём?
— Давай в честь твоего отца, Брайаном?
— А почему не твоего? — удивилась Эллис. — Ты же так хотел.
— Ну, так назовём следующего, — Фрэнк вгляделся с умилением в пухлые розовые щёчки, курносый носик спящего малыша, решив, что они не будут останавливаться на достигнутом.
Дни, недели вновь начали скакать как норовистые жеребцы, унося назад, в прошлое. И Фрэнк увидел себя в белом смокинге, который он рассматривал в зеркале. Эллис в белом свадебном платье подошла и, отразившись рядом, сказала, с искрящимися от счастья глазами:
— Тебе идёт этот костюм.
— А, по-моему, ужасно, — Фрэнк смущённо одёрнул жилет. — Выгляжу, как клоун.
И вдруг Фрэнк увидел разъярённые глаза отца, когда тот узнал, что сын курит марихуану. Притащив в гараж за шкирку, отец выпорол его, и мать неделю утешала своего мальчика. Мать, ирландка Кэролайн Фолкленд, от которой Фрэнк унаследовал синие как морские волны глаза, и фамилию. Потому что отец не хотел, чтобы сын мучился с его русским клеймом. Фрэнк помнил, что на лице матери всегда отражалось одно чувство — забота. Она заботилась о муже, сыне и обо всех остальных людях в мире, жалела, страдала от того, что не может помочь всем, кому хочет.
Взрослея, Фрэнк отдалялся от матери, считал, что она смешна в своём желании видеть в нём ребёнка, о котором надо заботиться, отдавать лучший кусочек, следить, чтобы он не простудился и вовремя поел. Только спустя время, Фрэнк понял, что свой характер он во многом унаследовал от матери. Бросаясь без раздумий на помощь кому-то, он понимал, что сделал это, потому что так бы сделала мать. "Сильный человек умеет помочь и себе, и другим. В любых обстоятельствах. Вот в чем его сила", — говорила она.
Встречаясь лицом к лицу с, казалось бы, неразрешимой проблемой, он спрашивал себя, а как бы поступила мать. И всегда побеждал. Она навсегда осталась для него ангелом-хранителем, помогая выбраться из безнадёжных ситуаций. Никогда не сердилась, не ругалась. Лишь огорчалась. И выражение печали от неправильных поступков сына на её лице действовало лучше всяких упрёков и криков. "Я хочу быть великим изобретателем, а не музыкантом", — говорил Фрэнк упрямо, когда мама решила, что сын будет брать уроки игры на фортепиано. "Конечно, ты обязательно им станешь", — говорила она, улыбаясь мягкой, лучистой улыбкой, освещавшей лицо внутренним светом. "Но, чтобы им стать, надо иметь упорство, силу воли и невероятное терпение — и ты научиться всему этому, если будешь заниматься". И Фрэнк, садился за старенькое пианино и играл по пять часов гаммы. Со временем осознав, что мама, как всегда была права.
Перед глазами вспыхнул последний факт, который он помнил — отец подарил на день рожденья не футбольный мяч, а конструктор, который Фрэнк сразу хотел зашвырнуть в дальний угол, но вместо этого заинтересовался и спустя неделю, его уже нельзя было оторвать от создания невероятных технических сооружений.
Кажется, минула целая вечность, прежде чем Фрэнк услышал первый звук. Чей-то голос бубнил бессмысленные фразы, от которых возникало раздражение и злость. Усилием воли он заставил себя отключиться и вновь обратился к воспоминаниям. Лицо матери, нежный овал, окружённый рыжеватыми кудряшками, небольшой носик и мягкая линия рта вдруг превратилось в лицо Дайаны Кеплер. И Фрэнк вновь увидел её чистые наивные глаза, услышал серебристый голосок.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
