Чужой Ангел

Чужой Ангел

You need more. You need more!

You need the love...

"Love Etc"

Pet Shop Boys

У каждого человека есть Ангел — высшее существо, которое всегда находится с ним рядом, которое его хранит... Вы спросите, откуда я это знаю? Я отвечу. Что мне, в конце концов, теперь скрывать? Дело в том, что я их вижу. Вижу Ангелов. Да, вот такой я странный человек! При том, что у меня самого Ангела как раз-таки и нет. Вы, наверное, подумали, что у меня есть тот — другой. Но, нет, его у меня нет тоже. Как-то так получилось... Наверное, в тот момент, когда я появился на свет, произошел какой-то сбой, и я остался одиноким — ни черного, ни белого существа мне не досталось. Я, конечно, не хотел бы оказаться под опекой черного, но быть совсем одному — это очень грустно... И ладно, если бы я еще не знал, что и те, и другие вообще существуют, не видел бы, что у остальных людей они есть! Тогда мне, наверное, не было бы так больно от осознания своей ущербности, чудовищно несправедливой обделенности. А так... В сто раз обиднее, что ли... Ну, да ладно! Не о том я хотел рассказать.

Вообще они, Ангелы, у всех разные. Бывают очень красивые — высокие, с длинными серебряными волосами и большими белоснежными крыльями. У них благородные лица и внимательные, умные глаза. Они, как правило, держатся за спиной у человека, чуть справа, а, увидев меня, только смотрят. Редко улыбаются — какой-то совершенно особенной улыбкой. Я думаю, они — высшие в их Ангельской иерархии, поэтому к людям, которых они охраняют, стараюсь относиться очень бережно и уважительно (лишь бы к кому, Высших не приставляют). Бывают и другие — маленькие и забавные. Чаще они пухленькие, как амурчики, порхают где-то у плеча человека, и все время нашептывают ему что-то на ухо. Они часто улыбаются и щекочут людей под подбородком своими толстыми пальчиками, а те от этого только заливисто смеются (а Вы думали, откуда берется смех?). Эти Ангелы добрые, смотрят ласково и всегда приветствуют меня, махая ладошкой. Как правило, они хранят детей, но рядом со взрослыми я их тоже не раз уже видел. Есть ленивые Ангелы — эдакие вальяжные толстуны, они похожи на объевшихся сметаны белых пушистых котов. Они обвивают руками шеи своих людей и, буквально, висят на них, укрывая крыльями и себя, и их плечи и спину, и почти все время дремлют. Люди, которых они хранят, как правило, полны солидности и такие же спокойные и неторопливые, как и они сами... Есть и серьезные Ангелы, со строгими лицами и суровыми взглядами. Я их побаиваюсь и стараюсь держать от них подальше — мне кажется, им не нравится то, что я их вижу.

Про темных рассказывать не хочу. Скажу только, что их я тоже вижу. И они меня...

В детстве, когда я был еще совсем маленьким, я очень ждал своего Ангела. Я видел, что у всех детей вокруг Ангелы уже есть, и мне жутко хотелось, чтобы и мой, наконец, пришел ко мне. Я все время оглядывался, словно боялся пропустить его приход, но его все никак не было и не было. Став старше, я начал понимать, что со мной что-то не так, и что, наверное, мой Ангел уже никогда не придет. Детские мечты ломаются страшно, очень больно. Порой, такая ломка становится для многих самой настоящей катастрофой. К счастью, из-за своей... м-м... нестандартности, я перестал быть ребенком уже давно, и приобрел взрослую привычку рассуждать по поводу и без повода слишком рано, поэтому у меня этого не произошло — детской травмы у меня не было. Однако без последствий все же не обошлось. Чем дальше, тем тяжелее мне становилось общаться с другими детьми, вообще — с людьми. Ну, сами посудите, как можно долго находиться среди себе подобных, если видишь в них столь многое и столь многое о них знаешь — даже то, что они и сами-то о себе не знают.

Вот, например, этот весельчак — душа любой компании — заливается от смеха и беспрестанно сыпет шуточками и искрит только потому, что его маленький прохвост без конца теребит его подбородок и бубнит что-то ему в ухо. Или эта, вечно мрачная девица, позади которой все время, словно тень, возвышается длинная тощая фигура ее Хранителя. Отошел бы он хоть на минутку, что ли, может, она и улыбнулась бы пару раз, а то ведь даже и не знает, бедолага, как это делается...

И так — со всеми. Я вижу и знаю о них все. Плюс ко всему все эти высшие существа, которые вместе со своими людьми оказываются для меня целой толпой, смотрят на меня с плохо скрываемой жалостью, смешанной с любопытством. Или, что еще хуже, пристально наблюдают, просто-таки следят за мной, словно я вот-вот сделаю что-нибудь из ряда вон выходящее или захочу навредить им чем-то. (Вот глупость! Что может сделать такой парень, как я, сонму Белокрылых?!!) Но, наверное, именно поэтому я так и устаю от общения со сверстниками, да и вообще с кем бы то ни было. Мое видение утомляет меня. Раньше мама мне говорила: "Ну, поди же, поиграй с ребятами, сынок!" А я в это время, насупившись, лишь смотрел на ее Ангела. Он — красивый (Высший, не сомневаюсь!), правда, холодный какой-то.

Уже в школе, я стал сознательно избегать вечеринок, шумных компаний, прогулок до ночи и всего того, чем наполнена жизнь самого обычного подростка. Уже тогда мне было не очень комфортно среди чужого веселья, а уж после — и говорить нечего. Даже сейчас, когда я стал уже относительно взрослым, почему-то именно после таких встреч, мне становится особенно грустно. Не то, чтобы я завидовал — нет! Это — другое... Просто, после каждого party все расходятся, кто куда, ведомые своими Хранителями, и только я плетусь домой один. В такие минуты я, наверное, острее чувствую свое одиночество... Да, пожалуй, именно так... Да и друзей у меня как-то особо нет — ребята считают меня странным. Есть, конечно, для этого причины, что уж кривить душой... Дело в том, что я не всегда могу контролировать себя, и, рано или поздно, отвлекаюсь от человека и переключаюсь на его Ангела. "Куда ты все время смотришь?" — спрашивает меня очередной собеседник, когда взгляд мой вдруг перемещается куда-нибудь за его спину или затылок и "зависает" там. Таких ситуаций было сотни. И всегда приходилось выдумывать что-то, выкручиваться и всякое такое, а на экспромты я как-то никогда не был особенно силен, поэтому чаще блеял что-то несвязное. В результате, в какую бы компанию я ни попадал, с кем бы ни знакомился, после определенного (как правило, недолгого) периода общения, меня быстренько отправляли в аутсайдеры, причислив к известной категории "не от мира сего". Что ж, в принципе, это было не так уж и далеко от истины...

Поэтому, некоторое время помучившись, поискав выхода, но, как водится, так и не найдя его, я решил, что самым разумным будет поменьше провоцировать и людей, Ангелов, и себя. Я не замкнулся — нет, просто затаился, так сказать. Да, в качестве универсального лекарства я выбрал для себя уединение. А что? Хорошая штука! Никого не видишь, ни по чему не грустишь, ничего ни о ком не знаешь — все естественно и просто, как солнечный день. Правда, я еще не отказался от мечты о собственном Белокрылом Хранителе. Но это уже была именно мечта — греза, иллюзия, далекая от настоящей, реальной жизни. Странная метаморфоза, надо сказать, но надо же как-то защищаться, что ж поделаешь...

А вот еще чуть позже я стал уже не ждать, а потихоньку опасаться какого-нибудь неожиданного визита. Я понимал, что моя способность видеть то, что не нужно, не может оставаться незамеченной бесконечно. Что-то подсказывало мне, что когда-нибудь в верхней (или нижней) "канцелярии", наконец, ее заметят и пришлют кого-нибудь вправить мне мозги. Какое-то время мой владел неподдельный страх и, видя Ангелов и тех, других, я старался не смотреть на них, вообще не встречаться с ними глазами — типа, я и не вижу их вовсе. Правда, не знаю, кого я таким образом хотел провести — вряд ли мои детские уловки кого-нибудь впечатлили... Но время шло, а ко мне так никто и не приходил... Вот уж забыли, так забыли! Н-да... И присылать кого бы то ни было не торопятся до сих пор! Мне уже семнадцать, а я все так и живу со своим дурацким зрением и в окружении чужих Ангелов.

Правда, прошлой зимой произошла одна история, после которой все изменилось.

О ней-то я и хочу вам рассказать.

В тот день на душе у меня было особенно противно — как-то гадко, мерзко и пакостно. Иногда такое бывает — в ноябре, в начале декабря, да и вообще... Авитаминоз, недостаток солнечного света, слишком много уроков, раздраженные учителя, вредные сокурсники со своими "сопровождающими". Да еще этот ужасный сон под утро... Поневоле захандришь...

Выйдя из колледжа около четырех часов, я решил плюнуть на все и пойти прогуляться в своем любимом парке. Погода была сырая, но безветренная, и шел снег. Проехав пару остановок на автобусе, я вышел, поплотнее укутался в свой шарф, натянул капюшон и варежки-перчатки и углубился в лес. Старательно обойдя многочисленных мамаш с колясками (мне сейчас было как-то не "в кассу" встречаться с целым выводком мелких, ржущих карапузов с крыльями), я пошел по небольшой аллее по направлению к дворцовому комплексу. Высокие и прямые, словно корабельные ели, деревья окружали меня со всех сторон, смыкаясь остроконечными пиками во все более сгущающемся сумраке над моей головой. Вокруг, потрескивая, загорались фонари. Темный гравий дорожки просвечивался сквозь пушистые, уже не тающие от соприкосновения с землей снежинки. Было тихо и немного холодно. Я шел медленно, хотя и замечал, что уже потихоньку начинаю замерзать. Тоска стала понемногу отпускать, постепенно растворяясь в звенящей тишине этого старинного парка. Мне все еще было плохо, но уже не так... Уже как будто чуть меньше... Вот и плакать уже почти совсем не хочется, а это уже — неплохой признак.

Людей на аллее было немного — иногда попадались парочки, иногда бабульки с дедульками, с достоинством вышагивающие по гравийным дорожкам. Проходя мимо, я скользил по ним взглядом, стараясь не задерживаться на умиротворенных лицах их Ангелов. Немного успокоившись и изрядно озябнув, я уже решил, было, повернуть домой, когда мое внимание внезапно привлек один парень. Он был постарше меня, и шел мне навстречу довольно быстрым, размашистым шагом. Под мышкой у него была зажата большая папка, какую иногда носят студенты художественных школ, на плече болталась широкая (и, видимо, не легкая) холщовая сумка, которая с каждым его шагом немилосердно лупила его по бедру. Лицо его было сосредоточено, лоб нахмурен. Он что-то шептал себе под нос, словно стараясь не забыть. Было такое впечатление, что он спешит туда, где сможет, наконец, записать какую-то архиважную для себя вещь. Почему-то я подумал, что он сочинил стихи и теперь старается "не расплескать". Не знаю, почему именно эта мысль пришла мне в голову...

Но на самом деле мое внимание привлек не он, а его Ангел. Как водится, он шел чуть поодаль, справа. Обычный с виду Хранитель, только вот глаза странные — даже для Ангела странные... Грустные какие-то, что ли... Его походка не была похожа на легкую, словно летящую походку его сородичей, и весь он, честно сказать, был вообще на них не похож. Впервые я видел такого Белокрылого. Я уставился на него, не в силах оторвать взгляд. Не обращая внимания на то, что его человек продолжает быстро уходить по аллее, он притормозил и тоже посмотрел мне в глаза. Не знаю, что там пишут в книжках, но я отчетливо увидел, как в его серых, переливающихся зрачках что-то промелькнуло. Абсолютно по-дурацки открыв рот, я машинально продолжал идти мимо него, сам в это время лишь все сильнее выворачивая голову. Он делал то же самое. Это было так странно... В результате я полностью развернулся к нему и остановился. Несколько секунд он удивленно, как-то тревожно... непонятно... смотрел на меня, а потом словно двинулся в мою сторону. Я остолбенел... Я был словно в ступоре каком-то... Но из этого состояния меня вывел голос его человека.

— Что-нибудь не так? — спросил он довольно резко.

Оказалось, что он тоже остановился и смотрит прямо на меня (наверное, я представлял собой весьма необычное зрелище, стоя вот так, как изваяние, и глядя вроде как ему в спину). Наверное, он почувствовал что-то.

— Нет, все в порядке... Извините... — пробормотал я. — Просто, я подумал... Вы так похожи... Простите, я ошибся!

Мой бессвязный лепет успокоил парня и он, развернувшись, пошагал дальше по дорожке. Ангел задержался только на секунду, а потом направился вслед за ним, одарив меня на прощанье еще одним странным взглядом. Какое-то время я еще постоял, изображая столбушок, а потом, почему-то полностью опустошенный, поплелся домой.

Ночью я сидел на подоконнике и смотрел на спящий под снегом ночной город. Хорошо, что мы живем на семнадцатом этаже, а дома вокруг гораздо ниже нашего. Ох уж эти мудрецы, планирующие городскую застройку! Благодаря их извращенной фантазии, мои соседи — те, что живут в тех самых домах — видят только наши окна и унылую пустую стену. Зато я вижу небо, облака, горизонт... Я вижу, как садится солнце, как красиво загораются огни города, как постепенно начинает плавиться и блестеть, волнуясь в ночном воздухе, городская иллюминация... И фейерверк, когда он бывает, я тоже вижу — на полнеба...

Наверное, мне жалко этих бедолаг. Но мое преимущество появилось у меня само собой, я ничего для этого не делал, поэтому со временем я все-таки смог смириться с чувством собственного превосходства над другими людьми. Теперь я считаю вид из своего окна лишь небольшой компенсацией за то, что у меня нет того, что есть у моих, менее везучих соседей.

Подоконник был узким и довольно холодным, из окна здорово дуло, но я принес с кровати подушку и, пристроив ее под свою "мадам Сижу", расположился с комфортом. Завернувшись в плед, я смотрел в окно и мечтал. О чем? Не помню... Какие-то размытые, неясные образы... Акварели... Люблю смотреть в окно — меня это успокаивает. Я вообще люблю быть один, а лучше вот так — один на один с городом. Не видишь людей, не видишь их Ан... Да, ну их всех, право! И тех, и других! Опять я за свое!..

Тонкая ткань занавески отделяла меня от комнаты. Я был словно в безвременье, в неком срединном пространстве: с одной стороны — полупрозрачная тюль, как туман, с другой — почти невидимая грань стекла. Нет на свете лучшего места, чем мой подоконник...

Мысли мои были далеко, как вдруг справа от меня внезапно раздался какой-то шорох. Кошки у нас нет (как, впрочем, и другой какой-либо живности тоже), мама уже давно спала (я точно это знал, потому что если бы не спала, она не стала бы подкрадываться ко мне так тихо, а влетела бы в комнату разъяренной фурией, кляня, на чем свет стоит, мою привычку "пялиться по ночам в окно", а ее Хранитель в это время холодно улыбался бы, стоя позади нее). Кто же это мог быть? Не испытывая ни малейшего страха, я спокойно отодвинул легкую ткань.

У двери стоял тот самый Ангел, которого я видел сегодня в парке — странный до мурашек по спине. Я снова подумал, что он совсем не похож ни на кого из виденных мной ранее высших существ... Так, минуточку! А что он делает здесь? Как он мог оставить своего человека? Я спустил ноги с подоконника и встал. Подушка тут же поползла на пол, но я на нее забил. Завернутый в плед, словно Цицерон, я прошествовал вглубь комнаты, остановился перед своим гостем и с сомнением уставился на него. Он, по-моему, был поражен гораздо больше, чем я, хотя по всем правилам, наверное, должно было быть наоборот.

— Ты кто? — спросил я на всякий случай (ну, так, чтобы удостовериться, что это — не глюк, и с головой у меня все в порядке).

— Ты меня видишь? — вместо ответа вопросил он.

— Ты что, только заметил?

— Да, нет... Просто думал, может — случайность...

— Не случайность. Так ты, значит... Ангел?

— Ну, да! Думаю, Вы — люди — нас именно так называете.

— А как ты здесь оказался? Ты ведь не мой?

— Пришел.

— Информативно. А зачем?

— Ну...

— А где твой...? — я неопределенно поводил рукой в воздухе.

— Спит.

— А ты разве не должен охранять его сон? Кошмары, там, отгонять и всякое такое...

— Должен.

— Что же ты здесь тогда делаешь?

— Да, не знаю... В общем...

— Странный ты.

— Да и ты, в общем-то, непростой.

— Наверное, ты прав, — я задумчиво кивнул головой. — Ну, ладно, садись, раз уж пришел.

Мы сели на кровать. Мне жутко хотелось рассмотреть его поподробнее, но что-то подсказывало мне, что делать этого не следует — кто знает, зачем он явился ко мне, может, по мою нестандартную душу (хотя, вряд ли, конечно)... Поэтому я только искоса поглядывал на него, стараясь делать это как можно более незаметно. На вид ему было столько же лет, сколько и мне, у него были короткие серебристые волосы и довольно приятные черты лица. Почему-то пришла в голову мысль, что, когда он вырастет, он станет одним из Высших (хотя, разве Ангелы растут?). И еще он излучал какое-то необычное, легкое сияние, отчего по моей полутемной комнате теперь разливался странный серебристый свет. Такого я еще ни у кого из них не видел. Да, честно признаться, до него я вообще никогда не видел Ангела так близко, и мне было жутко любопытно, какой он. Но приходилось сдерживать себя.

— Как тебя зовут? — спросил я. — Если у вас, конечно, вообще бывают имена...

— Бывают, отчего же! — усмехнулся он. — Меня зовут Эолайджа. Можно просто Эо.

— Чудное имя! — сказал я и, не выдержав, посмотрел ему в лицо. — Похоже на "Элайджа".

— Похоже, — согласился он, тоже глядя мне в глаза. — А тебя зовут Бони?

— Откуда ты знаешь?

Я покраснел и резко отвернулся. Дело в том, что этим именем называет меня только мама, и я стараюсь никому не выдавать его (на мой взгляд, оно звучит слишком по-детски). Он не стал озвучивать очевидный ответ, только снова незло усмехнулся. Я еще немного посидел, пыхтя и вздыхая, но потом любопытство все же пересилило, и я снова взглянул на него. Несколько секунд мы, молча, смотрели друг на друга. Это было... очень необычно...

— А у тебя, значит, нет Хранителя? — наконец, спросил он.

— Как видишь.

— Но ты можешь видеть Хранителей других?

— Могу, и что с того?

— Да ничего.

— Ты пришел разобраться с этим, что ли?

— С чем?

— С моим зрением?

— Да, нет, с чего ты взял?

— Просто уже очень давно жду кого-нибудь из вашего брата.

— А-а-а... Нет, я не поэтому здесь.

— А почему?

— Вот увидел тебя сегодня, и стало как-то больно.

— Больно?

— Да, захотелось помочь... Утешить, что ли... Тебе же было плохо...

— У тебя же есть, кого утешать?

— Есть, но это — работа, а ты...

— Что — я?

— Ты другой. К тебе сердце потянулось...

— Круто!

В тот момент я растерялся. Правда, растерялся. И забыл все слова — и колкие, и ироничные, и злые, и смешные. Даже сленг — мой последний фетиш — и тот тоже забыл. Напрочь! Ну, сами посудите, как я мог среагировать? Что вообще мог подумать об этом чудике? Он ведь чужой Ангел! Как я могу верить, что он... Это даже по нашим, людским меркам — грех, а уж по их-то — и подавно. Нет, ребята, я в такие игры не играю!

— Слушай! — сказал я ему, наконец-то сбросив оцепенение. — Ты это... Фигня все это какая-то! Ты лучше иди к своему, стереги его сон и вообще... Нечего мне тут голову дурить — не будет от этого толка. Я ж не дурачок, все понимаю! Буду сидеть тихонько, никого трогать не буду, как до этого не трогал. Если же чего хотите, пришлите бойца какого-нибудь, пусть мне башку промоет! А вот так опекать меня — это... это... не знаю... Короче, не надо на моих чувствах играть! Неправильно это!

— Я не играю.

— Слушай...

Я начал, было, свою отповедь снова, но он перебил меня.

— Ты — человек! — сказал он ласково и коснулся моих волос. — К тому же, еще маленький. Не понимаешь просто!

— Чего это я не понимаю? — выдавил я.

От его прикосновения к горлу, неизвестно почему, подступили слезы. Я напрягся и сильнее натянул на себя плед. А он все гладил меня по голове, словно не чувствовал, что я, того гляди, разрыдаюсь, как девчонка.

— Мы, Ангелы, по-другому не умеем. Иногда желание хранить приходит от сердца.

— От сердца? Разве у Ангелов оно есть?

— Есть.

— И что же, чувствовать вы тоже можете?

— Можем. Но не так, как люди.

— А я думал, у вас все по-другому, думал, Ангелам вообще дела нет до таких вещей.

— До каких?

— Ну, до чувств всяких... — уклончиво ответил я.

— Я неправильный.

— А-а, понятно...

— Но то, что сегодня было — это особенная штука, я точно знаю.

— Особенная?

— Да. Этому никто не может сопротивляться. Это сильнее всех запретов.

— Так значит, запрет все-таки есть? — спросил я, слегка отодвигаясь в сторону.

— Есть, — он вздохнул и убрал руку.

— Вот видишь! Я об этом и говорю...

Я отодвинулся от него еще дальше. Он сидел грустный, плечи его как-то поникли. Тут я только заметил, что у него нет крыльев.

— Эо! — начал я. — А где твои...

— А, это... — он рассеяно заглянул себе через плечо. — Да, спрятал. На всякий случай.

— Чтобы я не ошалел?

— Ну, да! Вроде того... — улыбнулся он. — Я ведь не знал, показалось ли мне, что ты меня видишь или нет. Думал, вдруг, испугаешься!

— Меня крыльями не испугаешь, я их сто раз видел. Да и чего их бояться, они — красивые!

— Не знаю... Наверное...

Я подумал, а потом все же признался:

— Меня не крылья пугают.

— А что?

— Я темных боюсь.

— А-а-а... Ну, темные — они на то и темные...

— Скажи, а летать — здорово?

— Конечно! Особенно, если в солнечных лучах...

С тех пор он стал приходить ко мне каждую ночь. Сначала я пытался делать вид, что это меня напрягает, потом — что я его просто не замечаю. Вы спросите, почему я так странно себя вел? Не знаю... Возможно, всему виной — мои дурацкие представления о правилах (ну, не могу я их нарушать, что тут поделаешь). Как мог, я пытался, защитить нас обоих от нарушения тех запретов, о существовании которых предполагал.

Надо признаться, продолжалось так довольно долго. Но он был настойчив в своем желании быть рядом со мной, был терпелив к моему демонстративному игнору и вел себя очень деликатно. Он просто сидел на подоконнике или рядом с постелью, на полу, словно храня мой сон. И как я ни старался убедить себя в том, что мне это не нравится, получалось это у меня плохо. Мне было спокойно, когда он был рядом, нравилось его молчаливое присутствие, призрачный свет, которым наполнялась моя комната, когда он появлялся в ней. И хотя я все еще напрягался, что он оставляет своего человека ради меня, постепенно я стал спокойнее и, в конце концов, привык к тому, что он рядом.

Потом мы стали разговаривать друг с другом. Как правило, я заворачивался в плед, забирался вместе с подушкой на свое любимое место на подоконнике, садясь напротив него, и мы болтали. Эо мало рассказывал мне о своем мире, да я и не просил его, понимая, что распространяться об этом ему, наверное, нельзя даже со мной. Хотя что-то я все-таки узнал. Например, то, что Ангелы почти не общаются между собой, и даже могут испытывать нечто похожее на человеческое одиночество. И еще, что Ангелу совершенно не обязательно должен нравиться его человек. Я, честно признаться, несколько иначе представлял себе особенности их жизни. И мне, конечно, хотелось бы узнать больше, но расспрашивать подробнее я не решался.

Однажды мы сидели и смотрели, как идет снег. Было уже около двух часов ночи, но спать мне совсем не хотелось. Сам не знаю, почему, я вдруг спросил у него:

— А как ты стал Ангелом?

— Стал? — переспросил он и непонимающе посмотрел на меня своими странными глазами.

— Ну, да! Учился... там... или что?

— Учился? — Эо задумался. — Да нет, вроде... Я всегда был таким, как сейчас.

— Всегда? Так не бывает!

— Ну, значит, я просто не помню.

— А сколько тебе лет?

Он улыбнулся — совсем по их, по-Ангельски (так иногда улыбались мне Высшие) — и сказал:

— Вы, люди — странные! Постоянно пытаетесь измерить время.

— Это, наверное, потому, что у нас жизнь короткая! — убежденно заявил я.

— Наверное...

Помолчали, думая, каждый о своем.

— Скоро Рождество... — сказал я через некоторое время.

— Да, скоро... Рождество — очень хороший праздник...

— Лучший! Я больше всего на свете его люблю!

Внезапно мне захотелось сделать для него что-нибудь хорошее. Но что я мог? Он же — Ангел, а я — человек... Стало как-то грустно... Но стоило мне только глянуть в окно, и мою неожиданную грусть как рукой сняло.

— О, смотри! — воскликнул я, показывая ему через стекло. — Ёлка!

— Где? — он придвинулся ближе и посмотрел вниз.

— Да, вон — там!!!

Внизу, и правда, какой-то чувак тянул на веревке санки, на которых лежала связанная какой-то сеткой ёлка, на снегу за ним оставались ровные следы от полозьев. Отсюда, с семнадцатого этажа мне было не очень хорошо видно, но мне показалось, что его Хранитель гордо восседал сверху, чуть ли не подгоняя своего незадачливого хозяина.

— Вот чудик! — выпалил я. — Чего ему ночью-то приспичило ёлку домой тащить?

— Раньше не успел, наверное... — задумчиво произнес Эо.

— Ну, да, конечно! — скептически заметил я, глянув на него, и снова уставился в окно.

Некоторое время мы, прижав носы к холодному стеклу, наблюдали за странной парочкой.

— Ну, и нахал! — наконец, выдал я.

— Кто? — не отрываясь от окна, спросил Эо.

— Да, собрат твой! Мужику и так, наверное, нелегко приходится, да еще этот толстяк сверху уселся.

— Ангелы ничего не весят, дурачок!

— Да, ладно! Смотри, какой пузатый!

Мы засмеялись, прикрываясь ладонями, чтобы не шуметь и не разбудить маму. Потом опустили руки и, как-то одновременно повернувшись, посмотрели друг на друга. Я видел его глаза — близко-близко — серые, глубокие, полные какого-то теплого, переливающегося, очень красивого света. Внезапно захотелось улыбнуться. Только ему. И я улыбнулся.

Он тут же протянул руку и погладил меня по щеке. А потом вдруг сказал:

— Ты такой ребенок! Как же ты все это время жил один? Без своего... Ангела?

Я медленно отодвинулся от него, хотя в тот момент мне больше всего на свете хотелось, чтобы он был со мной так ласков еще долго, очень долго — ведь я уже почти урчал, как кот, от охватившего меня умиротворения и покоя. Как всегда, укутавшись по самый подбородок в плед, я проворчал:

— Да, не знаю... Как-то...

— Маленький! — прошептал он.

— Слушай, хватит! — выпалил я, пытаясь справиться с желанием сжаться в комочек у него на груди и замереть. — Что за девчачьи сопли?

Он не ответил, только усмехнулся грустно.

— Пойду спать! — сползая с подоконника, буркнул я.

— Угу. Ложись, спи, я посторожу тебя.

"Иди, сторожи своего художника!" — подумал я, но он все равно услышал.

— Попозже, — ответил он. — Вот ты уснешь, и пойду.

Я промолчал, зарылся в подушку и зажмурился, больше ничего не желая с ним обсуждать. Он же не произнес больше ни слова, и вскоре я, успокоенный окружавшей меня тишиной, крепко уснул.

А на следующую ночь он не пришел. Я ждал его, совсем не спал, боясь потратить на сон драгоценные часы, которые мог бы провести с ним. Но его не было. Не было и на следующую ночь, и через, и еще две ночи — тоже. Сначала я уговаривал себя не расстраиваться, потом — не плакать, потом — не ждать. Ведь кем он был для меня? Чужим Ангелом... Он ведь просто мог решить больше не оставлять своего человека без своей заботы — вот и все. И с чего я взял, что нужен ему? Ну, говорил он когда-то, что мечтает оберегать меня, и что? Может, у них, у Хранителей, это шутка такая? Я успокаивал себя, как мог, но все равно плакал, не в силах справиться с душившей меня болью. Мне было так горько, так обидно, словно от меня ушло что-то очень важное, что-то нужное мне, как воздух... Словно моя мечта сбылась только на время, а потом я снова остался один...

Он появился через неделю. Я проснулся, дрожа от гнетущего впечатления тяжелого сна, и обнаружил, что он сидит рядом со мной на постели.

— Все хорошо! — сказал он, поглаживая меня по голове. — Тише... Это — всего лишь сон...

Я хотел ответить, но не смог, в горле сжалось что-то, и слова не получились. Он улыбнулся и повторил:

— Все хорошо!

Потом, когда мы уже перебрались на наше излюбленное место, я все-таки спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Он заболел, — тихо ответил он. — Я должен был быть рядом.

В голову мне пришла дикая мысль.

— Эо, а если он... если он вообще... — прошептал я. — Ты ведь тоже должен будешь уйти?

Он странно посмотрел на меня, помедлил с ответом, но потом все-таки сказал:

— Да, на время... Пока у меня не появится другой человек.

— Но ведь ваше время отличается от нашего! — выдавил я. — И по человеческим меркам до этого момента может пройти очень много лет!

— Да, — тихо произнес он. — Может...

— Значит, однажды ты можешь точно так же исчезнуть, а потом уже никогда... никогда...

— Но ведь тем, кто появится у меня, можешь быть и ты, Бони! — сказал он.

— Да как?!! Это же — ерунда, как ты не понимаешь?!! Слепой случай! Вероятность, которая стремится к нулю!

— Ну почему же? Если приложить некоторые усилия...

— Да что ты говоришь?!! О чем заставляешь меня думать?!! Я что же, по-твоему, теперь должен хотеть, чтобы твой человек — тот парень — умер?

— Почему ты должен этого хотеть?

— Да потому что, я хочу... — я осекся и закусил губу.

— Бони! — позвал он.

Но я не ответил, соскочил с подоконника, подбежал к кровати и упал на нее лицом вниз.

— Хочу, чтобы ты ушел! — прошипел я. — Уходи! Сейчас же! Не нужно тебе быть со мной больше! Это все неправильно! Неправильно!!! С самого начала было неправильно!

Он подошел, присел рядом, снова начал гладить меня по голове. Но я увернулся от его ласки, зарываясь под одеяло. Ненадолго он замер, словно задумался о чем-то... А в следующую секунду я впервые увидел его крылья. Он распахнул их надо мной, и я даже не успел понять, как мы оба вдруг оказались окружены их серебристым, шелестящим пологом.

— Глупенький! — ласково прошептал он, сгребая меня в охапку вместе с одеялом и начиная тихонько укачивать, как ребенка. — Ты меряешь все своими, человеческими мерками, в этом — твоя ошибка.

— Не правда, я все понимаю! — пробурчал я, абсолютно ошалев от света его крыльев и от ощущения его тепла рядом с собой.

— Ты видишь нас и думаешь, что понимаешь. На самом же деле все совсем не так.

Я собрал в кулак всю свою волю и, вырвавшись из его рук, воскликнул:

— Не усложняй! Ты сам говорил: то, что идет от сердца — самое верное.

— Да.

— Так вот! Я хочу, чтобы ты... ты был... моим Ангелом! Но ты не можешь, потому что должен быть с кем-то другим. Получается, тот, другой, для меня — препятствие, помеха моему счастью, вроде... И у меня только два варианта — либо не хотеть быть с тобой, либо желать, чтобы его не стало. Это чудовищно, как ты не понимаешь!!!

— Все может быть и по-другому.

— Не может! Потому что именно это — главное, все остальное — лишь мишура из слов!

— Ты не слушаешь меня! — произнес он с укором. — А я ведь могу быть с тобой!

Но в тот момент до меня вряд ли доходил смысл его слов.

— Не хочу ничего слышать! Не хочу! — шипел я, закрывая руками уши.

Он не стал разубеждать меня, просто снова обнял, успокаивая.

Я вспомнил то, что он говорил мне, только через несколько дней. Мысль пришла в голову внезапно, когда я сидел на уроке. Я, буквально, подскочил на стуле, здорово напугав этим своего соседа по парте. Получив его, полный "доброжелательности" взгляд и замечание препода, я взял себя в руки, решив приберечь эмоции до вечера.

Когда Эо появился, я, буквально, набросился на него.

— Ты говорил... Ты говорил... — задыхаясь, громко шептал я.

— Тише-тише! — попытался он погасить мое перевозбуждение. — Успокойся! Сядь и говори потише, разбудишь маму!

Я сел, но меня все еще продолжало трясти.

— Ты сказал, что можешь... Сказал, знаешь способ...

— Сказал.

— Но ведь если ты попросишь их определить тебя ко мне... ну, чтобы хранить меня... они ведь узнают! Узнают обо мне! И о том, какой я!

— И что?

— Они сделают что-нибудь! Обязательно сделают, и я... я перестану видеть... Перестану видеть Ангелов... всех, понимаешь?!! А значит и тебя!

— А тебе разве важно видеть? Видеть именно меня?

Я растерялся. Раньше я как-то не задумывался о ситуации в таком ключе.

Между тем, он продолжал настойчиво расспрашивать:

— Что же для тебя важно, Бони? Чтобы у тебя был Ангел, который будет тебя хранить? Или чтобы у тебя был именно я?

В тот вечер я увел разговор в сторону, так и не ответив ему. Но именно тогда я впервые всерьез задумался о том, кто же для меня Эо на самом деле. И чего я на самом деле хочу...

Рождество Эо провел не со мной.

Не знаю, было ли мне обидно... Грустно — да, тоскливо — тоже, а вот обидно... Нет, вряд ли! Его же человек не виноват в том, что так получилось! Он имеет полное право быть со своим Ангелом, быть хранимым им. Тем более, в эти светлые дни! Да, у него есть такое право. В отличие от меня...

Мы встречали Рождество втроем — я, мама и ее Ангел. Днем наряжали ёлку и готовили носочки для подарков. Мамин Белокрылый сидел на диване и показывал маме, какие брать игрушки (она, естественно, выбирала именно их, даже не догадываясь об этом), иногда косился на меня. Мне показалось, что смотрит он укоризненно — словно знает обо мне что-то, чего не одобряет. Он так надоел мне этими своими взглядами, что в один прекрасный момент, когда мама отвернулась, я взял и показал ему язык. Он самым позорным, человеческим образом вытаращил на меня глаза. Такая наглость его, видимо, просто шокировала. Зато я, хотя и не избавился от его напряженного внимания, хоть позлорадствовал немного.

Вечером мы приготовили курицу (индейку мама как-то не очень любит) и испекли шоколадный пирог. Мне досталась величайшая привилегия в мире — соскребать ложкой остатки теста из миски. Я кайфовал, сидя с ногами на стуле, мама выставляла на стол праздничную посуду, крылатый красавец стоял у окна, поглаживая тонкими пальцами только что распустившийся в горшке цветок, улыбался чему-то. По телеку показывали старые комедии, на улице шел мягкий снежок, от чего дома было как-то особенно тепло и уютно. Настроение у меня было приподнятое, радостное. Не в первый уже раз я подумал, что подготовка к празднику — это, наверное, даже лучше, чем сам праздник.

Но все-таки, где-то в глубине души тихим колокольчиком звенела странная грусть. Мне словно не хватало чего-то... Или кого-то... Кто был далеко...

Мы съели праздничный ужин, мама даже разрешила мне выпить с ней шампанского. Не могу сказать, чтобы алкоголь до этого момента был для меня под строжайшим запретом, но такой шаг с маминой стороны был словно негласное признание моей взрослости. Я оценил это, о чем сразу же ей и сказал...

Ночью я снова сидел на подоконнике и смотрел в окно. Мысли мои крутились вокруг одного существа... И ничего с этим поделать я не мог...

А потом Рождество прошло. Закончились праздники. Наступили будни, мама ушла на работу, я снова пошел в колледж. Все это время я терпеливо ждал, когда Эо появится в моей комнате, но дни шли за днями, а его все не было. Но, в конце концов, мое терпение было вознаграждено.

— Привет! — сказал он и тронул меня за плечо.

Я в это время пытался достать что-то с верхней полки своего шкафа. Чуть ли не подпрыгнув от неожиданности, я выронил все, что держал в руках.

— Ты что?!! — зашипел я на него. — С ума сошел?

— Прости! — улыбнулся он. — Я не хотел тебя пугать!

— Бони! Что случилось? Ты, что, упал? — услышал я голос мамы.

— Ничего, мам, все в порядке! — крикнул я, делая Эо страшные глаза. — Книжки рассыпал.

— Какие книжки, малыш? — сказала мама, зевая. — Ложись спать, поздно уже!

— Сейчас, ложусь уже. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Я наклонился и стал собирать все, что рассыпал.

— Не хотел... Тоже мне... — раздраженно бубнил я. — И зачем мне, на самом деле, понадобилось сейчас это барахло?

Эо в это время сидел на ковре прямо передо мной и смотрел на меня сияющим, радостным взглядом. Конечно, долго злиться я не смог.

Потом мы болтали. Он все просил меня рассказать, как я провел праздники. Я рассказал ему, утаив, правда, о том, что здорово грустил без него. Но он, судя по всему, хотел услышать от меня именно это, потому что спросил:

— Тебе было весело?

— Как может быть невесело в Рождество?

— Может...

В его голосе было что-то такое, что, буквально, толкнуло меня в сердце. Я почувствовал, что не смогу оставить незамеченным это тихое слово и то, как оно было произнесено.

— Знаешь, — сказал я, — я так скучал по тебе.

— Правда?

— Правда. А ты... Ты скучал?

— Очень. Все думал, как ты... Думал, сидишь, наверное, один... В окно смотришь...

— Сидел, — усмехнулся я.

— Плакал?

— А то ты не знаешь! — я отвернулся.

— Знаю... — проговорил он и погладил меня по голове.

Я не захотел больше изображать из себя героя и уткнулся ему в плечо. Хорошо все-таки, что он мог быть осязаемым рядом со мной! Он обнял меня и прошептал:

— Маленький!

— Перестань! — прошептал я.

— Не перестану! — сказал он и стал покачивать меня, прижавшись губами к моей макушке.

— Мне кажется, — пробурчал я как-то "не в тему", — что мамин Хранитель знает о тебе.

— Почему ты так думаешь? — спокойно спросил он, продолжая покачиваться.

— Он смотрит странно.

— Не беспокойся об этом. Я уже почти все решил.

— Что ты решил?

Я подскочил и посмотрел ему прямо в лицо. Он не ответил, снова накрыл мою голову ладонью и прижал ее к своему плечу.

— Потом расскажу, а сейчас поспи.

Ему не пришлось долго уговаривать меня. Как и всегда от его прикосновений, состояние блаженного покоя охватило все мое существо, и, пару раз сладко зевнув, я почти сразу же провалился в сон.

Эо продолжил тот разговор только через несколько дней. Пару раз до этого он уже, было, начинал его, но всегда прерывался, словно никак не мог решиться.

В тот вечер мы валялись на кровати и смотрели в потолок, по которому ползли лучи фар проезжающих далеко внизу автомобилей. Мама уже спала. В квартире было тихо. Так тихо, что я слышал, как тикают часы на кухне. Он вдруг взял меня за руку и сказал:

— Бони, послушай!

— Что?

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Ну, говори! — не отнимая руки, я повернулся на бок и посмотрел на его светящийся профиль.

— Мне нужно... Я должен буду...

Он вздохнул, видимо, не зная, как сказать мне что-то очень важное. Внезапно в груди у меня стало как-то очень нехорошо от этой его нерешительности. Предчувствие чего-то тяжелого, мрачного, непоправимого сдавило душу. Наконец, он резко выдохнул воздух (совсем, как человек перед погружением в воду) и произнес:

— Скоро мне придется тебя оставить...

— Оставить?!! — я приподнялся на локте.

— Да. Ну... Отлучиться... Уехать... Уйти... Что-то вроде...

— Ты это серьезно? — я медленно сел.

— Да! — он тоже приподнялся.

— Но... Как это — уйти? Куда? Надолго?

— Не знаю, может — на пару недель, может — на месяц... Или на полгода... К сожалению, я не могу тебе этого сказать... Потому что сам не знаю...

— Полгода! Но это же... так долго! Так долго...

Я вытянул свою руку из его теплой ладони и, забившись в угол кровати, сжался там в комок, словно он обидел меня. То, что он говорил, было просто ужасно! Я еле выдержал эти две недели, как я смогу прожить без него целых полгода! А ведь он еще, наверняка, и приукрашивает правду, чтобы мне не было так больно!

— Я не смогу... — выдавил я.

— Бони! — он поднялся и, подвинувшись, обнял меня и прижал к себе. — Я же вернусь!

— Когда?!! — совсем по-дурацки простонал я и тут же разревелся.

Как я ненавидел себя в этот момент! Слабак! Слюнтяй! Размазня! Я ругал себя последними словами, но слезы все бежали и бежали из моих глаз, и остановить их я никак не мог. Все это было для меня, как гром среди ясного дня.

Эо едва удалось успокоить меня. В результате, мы так и не договорили, потому что, вконец измученный собственными эмоциями, я не заметил, как провалился в сон.

Весь следующий день я трясся по поводу того, что он больше не придет. Ведь он сказал, что скоро, но не сказал, когда!

Но он пришел.

Я уже лежал в постели, как всегда, зарывшись в одеяло, и задумчиво выводил на стене какие-то замысловатые узоры.

— Бони! — прошептал он. — Ты не спишь еще?

— Нет, — ответил я, не поворачиваясь.

— Ты обиделся вчера?

— Нет.

— Все будет хорошо, поверь мне!

— Я верю.

— Ты ведь будешь сильным? Ты же всегда был сильным!

Вздохнув, я сказал:

— Да не был я никогда сильным...

— А каким же ты был?

— Спокойным. Смирившимся, наверное.. А все мои представления, мечты были... слишком иллюзорными... теоретическими, что ли... Теперь же я знаю, как это бывает по-настоящему... И мне очень жаль терять это...

— Ты не потеряешь, просто... Ты же понимаешь, что у всех остальных людей (да и у Ангелов тоже) все совсем по-другому — они не общаются друг с другом так, как мы с тобой.

— Понимаю.

— Значит, догадываешься, что, если уж мы оба такие нестандартные, то и решение у нас с тобой тоже будет... не как у всех...

— Догадываюсь...

— Ну вот, видишь! — произнес он удовлетворенно и тут же весело добавил: — Не каждому Хранителю достается такой смышленый человек!

— Ты — не мой Хранитель!

— Не твой. Но очень хотел бы им быть.

— Мы уже говорили об этом, Эо! Давай не будем возвращаться к тому разговору.

— Давай.

Мы замолчали.

— Значит, ты все-таки уйдешь? — спросил я, снова начиная чертить что-то на стене.

— Да, я должен, — тихо ответил он и впервые за вечер коснулся моих волос.

— Не трогай меня... — выдавил я. — Пожалуйста...

— Почему?

— Засну опять. А мне не хочется.

Он убрал руку. Потом забрался с ногами на кровать и сел в углу. Я приподнялся, вылез из-под одеяла и последовал его примеру. Так мы и сидели, прислонившись спинами к стене, на разных концах кровати. Сидели и смотрели в окно. И молчали.

Шел снег. Было тихо. И очень грустно...

Часа в четыре утра я не выдержал и прилег, положив голову ему на плечо. Он погладил меня по волосам и сказал:

— Я обязательно вернусь к тебе! Ты подождешь?

— Подожду, — прошептал я, стараясь сдержать слезы.

— Не плачь!

— Я не плачу!

— Плачешь.

— Ну, хватит!

— Ладно, прости, не буду больше... Только вот, знаешь...

— Что?

— Я, возможно, буду другим.

— Другим?

— Да, не таким, какой я сейчас. Ты узнаешь меня?

— Узнаю.

— Обещаешь?

— Обещаю! — ответил я и все-таки заплакал.

Прошел год. Сказать, что все это время я тосковал — значит, не сказать ничего. Поэтому я, наверное, не буду Вам описывать то, как я прожил все эти месяцы. Скажу только, что при всей внутренней удрученности, я умудрился неплохо сдать экзамены в колледже и даже поступить в институт. Мама мной очень гордилась. После того, как я узнал о зачислении, мы с ней купили огромный шоколадный торт. Когда мы, сидя на кухне, объедались этим умопомрачительным десертом, я вдруг почувствовал, что должен рассказать ей все.

— Мам, а ты веришь в Ангелов? — спросил я.

— В Ангелов? — она удивленно посмотрела на меня.

Я улыбнулся ей и бросил откровенно вызывающий взгляд на ее Хранителя, который сидел рядом и как-то странно смотрел на облитое темным шоколадом чудо. Оторвавшись от созерцания торта, он выпрямился и заметно напрягся. "Ага! — злорадно подумал я. — Выходит, и тебя все-таки что-то беспокоит?!!"

— Ну да, в Ангелов! — подтвердил я. — В то, что они существуют?

— Не знаю... — сказала она задумчиво. — Может, и существуют... Где-нибудь на небесах...

— А здесь? На земле?

— Здесь? Нет, наверное... Думаю, здесь им делать нечего.

— А я вот думаю... — начал, было, я, но, внезапно наткнувшись на строгий, уже всерьез предупреждающий взгляд Белокрылого, осекся. — Думаю, что это так здорово, когда тебя кто-то хранит. Это же, как чистое волшебство...

— Какой ты у меня все-таки чудик, Бони! — мама улыбнулась и ласково потрепала меня по голове. — Ребята в твоем возрасте по клубам тусуются, с девушками гуляют, а ты все над книжками своими сидишь. Зачитался совсем сказками-то! Я, конечно, рада, с одной стороны... А с другой... — она обняла меня и вздохнула. — Тебе уже роман давно завести пора, а ты все об Ангелах мечтаешь!

Я хотел ей сказать, что романы меня мало интересует, но вовремя прикусил язык. Рассказывать об Эо почему-то расхотелось.

Почти все свое свободное время я проводил в Интернете. Студенческие Инет-тусовки, порталы любителей фантастики и аниме, авторские сайты и прочее. Меня это отвлекало. Кроме того, создавалась иллюзия интенсивного, но не напряжного общения. Я выбрал себе длинный, но совершенно особенный, на мой взгляд, ник — "Senseless" — бесчувственный. Мне казалось, что он довольно точно передает и мой нынешний статус, и мое душевное состояние.

Я переписывался со многими людьми, не все из которых, честно признаться, мне нравились. Но я не отсекал никого, заполняя, подчас, пустой перепиской те часы, которые раньше проводил у окна. Я никому ничего не хотел доказать, просто пытался спастись от внезапно постигшего меня, такого невыносимого одиночества.

Среди моих виртуальных знакомых была одна девушка. Она была на три года старше меня, вела блог на одном из сайтов и писала неплохие рассказы. В сети ее звали Сильва. Мы быстро сдружились с ней, и со временем она стала моим любимым собеседником. О чем мы только не писали друг другу! Пожалуй, единственная тема, которую я еще с ней не обсуждал — это Ангелы и Эо, обо всем остальном мы уже успели с ней обменяться мнениями. Можно сказать, она была моим первым настоящим другом. Правда, у нее была дурацкая привычка выдумывать всем какие-то несусветные прозвища — я, например, у нее, несмотря на свой романтичный ник, был наречен Мо. Мне совершенно не нравилось это имя, но она и слушать ничего не хотела о том, чтобы обращаться ко мне по-другому. У нее был парень, которого она вообще называла Плюшка. Когда я спросил у нее, чем бедняга заслужил такое странное прозвище, она ответила, что своим внешним видом — дескать, он просто безумно похож на плюшевого медведя, который был у нее в детстве, и все тут. Судя по ее рассказам, у них были очень теплые отношения. Я немножко завидовал ей, потому что у меня самого личная жизнь все как-то не складывалась.

Я не могу сказать, что не думал о том самом романе, о котором говорила мама, но душа моя не стремилась ни к кому, кроме одного единственного существа, и заставить ее изменить это стремление я не мог. Люди не казались мне чужими, а их Ангелы не вызывали у меня неприятных эмоций, но сближаться почему-то меня не тянуло ни с кем. Я не знаю, чего я ждал... Кого я ждал... Туманные обещания Эо по поводу его возвращения, вполне реальная перспектива провести много-много лет в этом странном ожидании непонятно чего — все это, конечно, беспокоило меня, но не настолько, чтобы я захотел переключиться со своего волшебного мира на настоящую жизнь. Пару раз мне в голову пришла мысль, что можно было бы попытаться найти того парня — художника, которого я встретил тогда в парке, — но я отбрасывал ее за несостоятельностью. Ну, нашел бы я его, а дальше что? Удостоверился бы, что с ним все в порядке, и Эо до сих пор хранит его? А потом? Ходил бы за ними, как маньяк, доставая и того, и другого своим полубезумным видом? Или понял бы, что Эо рядом с ним давно уже нет? И что? Сколько раз я задавал себе все эти вопросы! И сколько раз не находил ответа на них...

Сильва и раньше спрашивала меня, есть ли у меня кто-нибудь. Я всегда отшучивался или уходил от ответа, но однажды ее настойчивость доконала меня, и я все-таки проговорился.

Тогда был тусклый дождливый вечер. Мама осталась ночевать у подруги, и я был дома один. Заварив себе большую чашку кофе, я уселся перед компом. В планах было немного пообщаться, немного пописать, послушать музыку и, может быть, посмотреть новый фильм.

Началось все, как водится, с аси. Сильва зацепила меня сразу же, как только я вышел в сеть. Вопросы "как дела?", "что делаешь?", "как настроение?", "чего новенького?" посыпались на меня градом. Я начал старательно отвечать на них, когда она вдруг написала:

— Ты грустный?

— С чего ты взяла? — попытался вывернуться я.

— Чувствую.

— Да ладно ))

— Правда. Что-нибудь случилось?

— Нет. Просто...

— Колись! Не рви душу!

— Забудь! Не хочу ((

— Давай, Мо, чо ты капризничаешь, как девочка?!!

— Пиявка!

— Сам пиявка! ))) Ну?

— Скучаю просто.

— Скучаешь?!! По мне, что ли?

— Прекрати! Ты невыносима!

— Ладно-ладно... Ну, рассказывай! По кому скучаешь?

— Ни по кому. Просто один...

— Та-а-ак...

— Все — люди, как люди... А у меня — одни мечты только...

— М-м-м... Так вот оно что!!! Наш цветочек, оказывается, мечтает влюбиться?!!

— Влюбиться? В человека?

— Ну а в кого еще?!! Ой, вот ты чудной мальчик, на самом деле!

— Возможно, и чудной...

— Не обижайся ))

— Да, я и не обижаюсь... Что на правду-то обижаться...

— Так что насчет, влюбиться?

— Не знаю... Не получается как-то...

— А ты пробовал?

— Угу.

— В девочку или в мальчика?

— Эй, Мо, ты где?

— Мо-о-о, ты обиделся, что ли?

— Ау! Это — я, твоя совесть!

— Мотылек, ну, прекрати дуться!

— Ну где ты, в конце концов!!!

— Тут я.

— Фух! Я думала, ты уже не придешь больше ((( Я тебя напугала своим вопросом?

— Немного.

— Я поняла (( Прости!

— Да ничего. Отошел уже )))

— Зря ты так, я ведь ничего плохого не имела в виду.

— Знаю. Не грузись! Не в тебе дело.

— А в ком?

— Это просто я такой...

— Какой?

— Зашоренный, наверное (

— Ой, ну вот тока давай без самоедства! )))

— Ладно )

— Знаешь что, а приезжай ко мне завтра. Я кое-кого в гости приглашу ))

— Ну, ты даешь, мама! Из огня да в полымя!

— Привыкай!

— Да уж...

— Так, что, приедешь?

— Я не знаю, Си... Что-то я не готов как-то...

— Да брось, я ж тебя не в загс тащу! Приедешь, с Плюшкой тебя познакомлю, пиццу закажем, пивка попьем.

— Так ты Плюшку имела в виду?

— Не совсем )) Плюшка уже занят, ты уж извини ))

— Извиняю ))) А кого же тогда?

— Узнаешь.

— Интриганка!

— Не без этого ))

— Сводница!

— Ой, ну ты уж не перегибай ) Я ж по-дружески ) Без злого умысла )

— Конечно-конечно...

— Так что?

— Как ее зовут-то?

— Все потом, любопытный! Приедешь?

— Ладно, приеду! Пиши адрес.

Это была наша первая встреча с Сильвой. До этого мы общались только в вирте, поэтому я слегка нервничал, когда ехал к ней. Надо сказать, меня здорово смущала поездка домой к совершенно незнакомым мне людям, но, поскольку я твердо решил вылезти из своей скорлупы, мне удалось убедить себя, что в этом нет ничего необычного.

Жила она недалеко, но вышел я пораньше, потому что ненавижу опаздывать. К тому же я хотел зайти в магазин и купить что-нибудь к столу. Поднимаясь с увесистым пакетом в руках пешком на восьмой этаж, я изо всех сил пытался скрыть свое волнение. Мне бы не хотелось, чтобы человек, дружбой с которым (пусть даже в вирте) я очень дорожил, сразу же определил меня, как странную и диковатую личность. Я посчитал, что пусть лучше моя тревога даст мне дополнительных сил для нелегкого подъема наверх и в этом процессе и растворится.

Однако наше знакомство прошло гораздо легче, чем я предполагал. Сильва оказалась удивительно похожа на своего виртуального аватара — как внешне, так и в общении. Она была одного со мной роста, пухленькая и розовощекая, с большими карими глазами и короткими, но удивительно красивыми волнистыми волосами. У нее была та же ироничная, смешливая манера разговаривать, что и в сети, она так же постоянно "ойкала", а ко мне обращалась так же мягко и ласково, как и при переписке. У нее был прикольный Ангел — пухленький и улыбчивый, с аккуратными, маленькими крыльями. И хотя я и старался не смотреть на него, делая вид, что я самый обычный человек, он на эту мою уловку внимания не обратил и весело помахал мне ручкой в знак приветствия.

Когда я пришел, Си была еще одна — ни Плюшка, ни таинственная гостья еще не приехали. Открыв дверь, она, буквально, затащила меня в квартиру и прямо на пороге сгребла в охапку, радостно вопя:

— Привет, Мо! Привет, малыш! Молодец, что приехал! Ой, какой же ты маленький! И худенький! Совсем еще мальчик!

Я несколько смущенный ее порывом, топтался на месте, все еще сжимая в руках пакет.

— Да, не робей! — заметив мою растерянность, сказала она, отпуская меня. — Ой, что это у тебя? Да, зачем ты все это купил, глупый?!! У меня же все есть! Давай, раздевайся и проходи!

Только тут я заметил, что в квартире вкусно пахнет ванилью.

— Ты что — печешь? — удивленно спросил я.

— Ты так спрашиваешь, словно это что-то неприличное! — Си улыбнулась.

— Да нет, просто ты, вроде, про пиво говорила...

— Это чтобы ты меня занудой не посчитал. И потом, одно другому не мешает, знаешь ли.

— Не помешает.

— А ты что, домашние торты не любишь, что ли?

— Почему не люблю... Люблю... шоколадные...

— Ой, ну ты и смешной, Мо! Ты еще, давай, покрасней от смущения! Вот-вот...

— Да ладно, прекрати!

Я еле отбился от нее, скрывая лицо. Мы оба рассмеялись.

Постепенно я перестал напрягаться. Все-таки с Си было очень приятно и комфортно общаться (к моей несказанной радости, не только в асе). Через десять минут мы уже сидели на кухне, и я был нагружен изготовлением крема для торта. Наблюдая, как я справляюсь с процессом смешивания ингредиентов, она вдруг сказала:

— А я смотрю, ты — профи!

— Да нет, ты что! — ответил я. — Просто я маме часто помогаю. Она у меня печь очень любит, вот я вместе с ней всегда что-то и делаю.

— А тебе самому нравится?

— Что?

— Ну, печь?

— Нравится. А почему ты спрашиваешь?

— Да, так... — она как-то странно на меня посмотрела и отвернулась.

— А ты любишь готовить? — спросил я.

— Люблю. К тому же Плюшке нравится моя стряпня. Вот я для него и стараюсь.

— А ты давно одна живешь?

— Да полгода где-то. Родители решили мне квартиру снять, посмотреть, так сказать, справлюсь ли я с самостоятельной жизнью.

— Ну и как? Справляешься?

— Как видишь! — она засмеялась. — Пока, вроде, все довольны.

Я хотел спросить что-то еще, но тут раздался звонок в дверь. Наверное, я побледнел, потому что Си вдруг грозно посмотрела на меня и изрекла менторским тоном:

— Ну что ты дергаешься, Мо! Это же Плюшка! Расслабься и убери этот затрав из глаз.

Я постарался сделать, как она сказала, но, честно признаться, мне это было тяжело. Я пожалел, что не попросил ее не приглашать вообще никого. Посидели бы с ней вдвоем, и все. Для моего первого "выхода в свет", думаю, этого было бы вполне достаточно. Но теперь отступать было уже некуда.

Си пошла открывать, а я остался сидеть за столом на кухне, нервно теребя края своего свитера и ругая себя последними словами за свою нелюдимость. Через минуту на пороге появился Плюшка (правда, назвать его так у меня язык бы не повернулся). Он действительно был похож на медведя, вот только вовсе не игрушечного, а на самого что ни на есть настоящего. Высокий (головы на полторы-две выше и Си, и меня), широкоплечий, темноволосый — он был лет на 5-6 старше Си и, соответственно, на 8-9 старше меня. Почему-то меня совсем не удивил его Ангел, который сонно выглядывал из-за его плеча.

— Привет! — весело пробасил Плюшка, возвышаясь надо мной. — Том Беркли.

— Бони! — промямлил я, называя почему-то свое "домашнее" имя.

Он улыбнулся открытой, очень приятной улыбкой и энергично потряс мою руку. Вскоре пришла Си, и мы уселись за стол.

Я напрасно переживал, что мне будет тяжело общаться с этими людьми. Было весело и очень спокойно. Как и собирались, мы заказали пиццу. Си накрыла совершенно потрясающий стол, мы помогали ей в этом. Том вел себя очень корректно. С одной стороны, чувствовалось, что в этом доме он, вроде как, и не совсем гость, с другой — он старался не афишировать своего статуса, во всем уступая инициативу Си. Вообще, я отметил про себя, что они удивительно подходят друг другу. Но что больше всего поразило меня — это то, что их Ангелы тоже общались! Это было так странно, но так здорово! Наверное, это и есть — истинное единение душ... Мне было очень тепло рядом с ними, и я искренне пожелал им счастья друг с другом.

Мы поели, немного выпили. Поболтали. Я так расслабился, что совсем забыл, что должен придти кто-то еще. Поэтому, когда в дверь позвонили, я недоуменно посмотрел на Си. Она подмигнула Тому, встала и ушла в прихожую. Он тут же начал отвлекать меня каким-то разговором. Что-то шевельнулось в моей душе, я напрягся, рассеянно отвечая на его вопросы и прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре. Негромко хлопнула дверь, раздался приглушенный звук счастливого смеха Си, потом — ее радостные визги, потом чей-то тихий голос. Дверь на кухню она предусмотрительно закрыла, из-за чего я не смог разобрать ни слова и так и не понял, кто пришел. Почему-то было страшно, тревожно, меня начало мелко трясти. Я уже не мог справиться с собой и с каждой минутой дурел все сильнее, пока совсем не перестал разговаривать, лишь напряженно глядя на дверь. Внезапно Том потряс меня за плечо.

— Бони! — позвал он. — Бони, все хорошо, ты что?

Я посмотрел на него непонимающим взглядом. И тут на кухню вошла Си.

— Ну вот, Мо, малыш! — улыбаясь до ушей, сказала она. — Знакомься, это — Элайджа!

Она прошла внутрь и остановилась у окна. Словно в полусне, я смотрел, как вслед за ней из полумрака коридора выходит на свет высокий светловолосый парень в свитере и джинсах. Вконец одурев от того факта, что гостья Си — вовсе не гостья, а гость, в первый момент я даже потерял дар речи. Привстав со стула, я переводил ошарашенный взгляд с сияющей, словно медный таз, Си, на Тома, и обратно, не удосужившись даже толком разглядеть того самого Элайджа, с которым эти двое чудиков решили меня познакомить. Между тем, он подошел ко мне и, протянув руку, произнес мягким, спокойным голосом:

— Здравствуй! Так ты, значит, и есть Мо?

И тогда я впервые посмотрел только на него.

Что Вам сказать? Наверное, главное... У него не было Ангела. И у него были глаза и голос Эо. Но он не был им, потому что был совсем другим и был человеком.

— Меня зовут Бони! — поправил я, пожимая его теплую, человеческую руку, чувствуя себя так, словно меня внезапно выбросило в другое измерение.

Он улыбнулся.

— Си?

— Да, это я его так нарекла! — отозвалась она от окна, и тут же засуетилась, беспрестанно подталкивая все еще улыбающегося Тома.

— Так, давайте, рассаживайтесь! Сейчас мы тебе приборчики сообразим, Эл, и бокал под пиво! Или ты из бутылки? Нет? Вообще не будешь? Ну, смотри! Тогда — на, вот, держи тарелку! Плюшка, давай, медведь, шевелись, ухаживай за гостями! Мо, садись, малыш, чего ты застыл, как изваяние? Сейчас покушаем вкусненько, расслабимся все. А потом уже и поболтаем.

Я медленно опустился на свой стул. Мне было тяжело дышать, в глазах потемнело. Эла посадили напротив меня и, пока Си с Томом суетились вокруг стола, он, не отрываясь, смотрел мне в лицо. Мне же хотелось забиться куда-нибудь и не отсвечивать...

Потом все стали есть. Выпили. Я машинально ел, послушно пил, плохо соображая, что делаю, и абсолютно не ощущая вкуса. Меня пытались вовлечь в общий непринужденный разговор, но я был в ступоре и говорить не мог. На Эла я старался не смотреть.

А потом я внезапно заметил, как на него смотрят Ангелы. Это были совершенно особенные взгляды — взгляды понимания, уважения и даже благоговения, наверное. Так они смотрели бы на Высшего... Если бы он им был...

Все это окончательно добило меня. Я встал и промямлил, выползая из-за стола:

— Что-то мне нехорошо. Я на минутку...

Си тревожно глянула на меня и спросила:

— Пойти с тобой?

— Нет, не надо! Не волнуйся, просто подышу немного.

Я ушел в комнату и встал у окна, упершись лбом в стекло. Его холод приятно остудил мою горящую голову. Я закрыл глаза, потом снова открыл... Внутри меня творился самый настоящий хаос. И мне было плохо.

Между тем, на город опускался лиловый зимний вечер. Всюду загорались фонари. Шел снег. Почему там все было так спокойно? Так тихо? В отличие от моей души...

Через минуту ко мне пришла Си.

— Ну, что случилось, малыш?

— Я, пожалуй, пойду, Си! Ты уж прости меня! Не могу — не тусовщик я совсем...

— Тебя смутило то, что он — парень? — спросила она.

— И это тоже.

— Я хотела бы кое-что объяснить тебе.

— Не нужно. Поверь, я не собираюсь прекращать дружбу с тобой.

— Я не об этом.

— А о чем?

— Об Элайджа.

— Си...

— Послушай, Мо, это очень важно!

— Давай потом, а? — я взял ее за плечи и мягко, но решительно отодвинул с дороги. — Не сегодня, ладно? У меня и так сейчас голова лопнет. Извинись за меня перед ребятами. Я тебе напишу, ок?

Я прошел в коридор и стал одеваться. Видимо, услышав, что я ухожу, Том и Элайджа вышли из кухни. У Тома был несколько растерянный вид, зато Эл был — само спокойствие.

— Я отвезу тебя! — нетерпящим возражений тоном заявил он.

— Нет! — я шарахнулся в сторону и бросил полный паники взгляд на Си, но она сделала вид, что не заметила этого, повернулась к своему Плюшке и стала шептать ему что-то на ухо. Тот покивал, а потом ушел обратно на кухню.

Вернулся он довольно быстро, неся в руках какую-то коробку, завернутую в пакет.

— Что это? — спросил я, судорожно натягивая куртку и шарф, в надежде, что Эл не успеет за мной и откажется от своей нелепой затеи отвезти меня.

— Пирог. Маму угостишь, сам вечером поешь, — пробурчала Си. — Дезертир!

— Прекрати! — устало ответил я. — Ты же знаешь.

— Знаю. Но все равно...

Она подошла, обняла меня и шепнула, чтобы никто не слышал:

— Поговори с ним. Просто поговори, ладно? Ты сам все поймешь. Обязательно.

Я кивнул, чмокнул ее в щеку, пожал руку Тому и, по-прежнему не глядя на Эла, шагнул за порог. Он тоже попрощался и направился вслед за мной.

Когда мы вышли из подъезда, я сказал:

— Я на автобусе поеду. Не нужно меня никуда везти.

— Почему, Бони? — спросил он тихо.

— Потому что я странный. Да и ты... тоже... Пока!

Я махнул рукой и быстро пошел к остановке. Но я зря надеялся, что мне удастся так просто избавиться от него. Он догнал меня и схватил за руку.

— Почему ты убегаешь?

— Отпусти меня! Ты что, маньяк?

— Нет, я не маньяк, но отпустить тебя не могу.

— Правда? И почему же это?

— Я должен быть рядом.

— Да ну? Как Ангел, что ли? — зло усмехнулся я, идя ва-банк.

— Почти, — ответил он без улыбки.

Меня снова начало реально трясти от всего происходящего.

— Слушай! — прошипел я, пытаясь вырваться. — Отстань! Я не знаю, кто ты, а ты не знаешь, кто я! Нам не о чем с тобой разговаривать и совершенно нечего делать вместе!

Но он словно не слышал. Крепче ухватив мою руку, он поволок меня к своей машине и, открыв ее, буквально, швырнул меня внутрь. Я готов был убить его.

— Да что ты себе позволяешь? — завопил я, ломясь в уже заблокированную дверь.

Он, по-прежнему не обращая внимания на мою истерику, сел за руль и запустил двигатель. Из динамиков полилась тихая музыка, салон наполнился неоновым светом приборов. Со стороны в этой ситуации не было ничего противоестественного — так, обычные человеческие разборки, ссора двух друзей, может быть... Но для меня все это имело абсолютно иное значение. Можно сказать, это был переломный момент моей жизни. И я чувствовал это...

Мы ехали по вечернему городу. Рыжий свет фонарей. Темные деревья с присыпанными снегом стволами, медленно проплывающие мимо. Пустая дорога впереди. Светящиеся окна домов. Кутающиеся в шарфы пешеходы. Зима...

Эл остановился возле моего подъезда только через час.

— Ты же обещал мне! — произнес он горько.

— Этого не может быть... Не может... — простонал я, пряча лицо в ладонях.

Сердце мое рвалось к нему, но я не мог, просто не мог поверить в то, что этот человек — мой Эо. Мой Ангел... Слезы подступили к глазам, и я понял, что еще минута, и я не выдержу.

— Я думал, ты по-другому встретишь меня, Бони... — тихо прошептал он.

— Прости. Но я не ждал мужчину... Вообще не ждал человека... Я думал, все будет не так! Будет иначе... Я хотел не этого!

— А чего ты хотел?

— Не знаю...

— Маленький! — он обнял меня и привлек к себе. — Гордый одинокий мальчик! Ну, чему ты сопротивляешься? Разве не любви ты ждал?

— Любви?!! — я вырвался из его объятий и, больше не сдерживая слез, всхлипнул: — Зачем ты устроил весь этот маскарад с Си? Почему не пришел сразу ко мне?!!

— Я не мог, малыш! А ребята — и Том, и Си — знают, кто я.

— Знают?!!

— Да, они видят Ангелов так же, как и ты. Я пришел к ним, чтобы они помогли мне найти тебя. И они помогли мне.

— Такого не бывает!

— Бывает. Они необычные люди и очень добрые. Хотя ты это и без меня уже знаешь.

— Знаю.

— Прости их!

— Я не держу на них зла.

— А на меня?

— Почему ты такой?!! Почему ты — парень?!!

— Мне нравится быть парнем. А разве это имеет какое-то значение?

— Имеет. Наверное... — прошептал я сквозь слезы. — Мне так страшно, и я уже ничего не понимаю. Ничего не понимаю...

— Не плачь, Бони! Теперь я уже никогда не оставлю тебя. Никогда... Потому что я вернулся, слышишь?

Когда он снова обнял меня, я не стал отталкивать его. Зачем? Я же ждал его и всегда хотел именно этого — его любви.

И пусть это немного необычно. Пусть теперь он другой. Отрекшийся от своих крыльев, от возможности парить в солнечном свете — ради меня... Ради того, чтобы хранить мой сон...

С самой первой минуты нашей встречи сегодня я знал, кто передо мной. Я сразу узнал его. Потому что никогда и ни с кем не спутал бы его — его голос и его глаза...

Забыть о мире... Забыть о небе... Забыть обо всем... Чтобы только быть вместе...

Разве не это есть истинное единение душ?

.....................

Мы вместе уже много лет. И мы любим друг друга. Высшие смотрят на нас и, мне кажется, немного завидуют. Ведь они не могут чувствовать так, как мы.

Я теперь не боюсь темных. Я теперь вообще ничего не боюсь. Потому что он — со мной.

И теперь я точно знаю — у всех есть Ангелы, и лишь у немногих везунчиков — Люди.

Моему Ангелу

Ashe Foret