Песнь волка (Черновик. Общий файл)

— Вам совершенно ни к чему было встревать в эту разборку, — сухо заметил он, плюхнувшись на стул. — Вмешательство белых нам ни к чему.

Ну, отлично! Ей придется иметь дело с махровым традиционалистом. Что ж, если с этой стороны контакта не получилось, то она попробует зайти с другой, может тогда разговор получится.

— Полиция Мичигана. Детектив Кларк, — предельно лаконично представилась она, протягивая ему значок и удостоверение.

Шериф мельком взглянул на него и закинул длинные ноги в остроносых ковбойских ботинках на стол.

— И что надо Мичигану на территории индейской резервации. Здесь не ваша юрисдикция.

— Могу я теперь взглянуть на ваши документы, шериф?

Он отвернул край жилета, блеснув шерифской звездой. Эшли кивнула, давая понять, что удовлетворена этим, после чего сказала:

— Я пытаюсь объяснить ряд непонятных смертей, произошедших в Детройте, расследование которых привело меня сюда, в Уошборн. Я надеюсь на ваше содействие, как представителя местной власти, — Эшли достала из портфеля фотографию Боба Мокея и протянула ее шерифу. — Вы видели этого человека? Он мог быть в Уошборне месяц, полтора назад.

Сложив руки на впалом животе, даже не шевельнувшись, шериф мельком глянул на снимок и помолчав, вдруг спросил:

— Первое дело а, детектив Кларк?

— Первое, — кивнула Эшли, все-так же держа перед ним снимок в вытянутой руке. — Разве это имеет значение? Я бы хотела хоть что-то услышать об этом человеке.

— Имеет. Вы спрятали удостоверение и значок в портфель, а это ошибка. Его нужно держать при себе. У вас нет пистолета, вам просто негде его укрыть, — он прошелся по ее фигуре нарочито медленным взглядом. — Разве что меж бедер, за резинкой чулок. В портфель даже вы не додумались бы его сунуть. Находиться в резервации бледнолицым ищейкам без оружия опасно и в двойне опасно шляться здесь белым дамочкам вроде вас.

— У меня на бедре нет пистолета хотя бы потому, что это страшно неудобно. И я твердо обещаю вам, шериф, что тотчас покину резервацию, как только получу ответы на свои вопросы, — ответила Эшли, продолжая держать снимок перед ним.

Шериф не предложил ей сесть и Эшли не собиралась просить его об этом, всячески подчеркивая, что она официальное лицо, офицер полиции. Выдержка не изменила ей, когда он, якобы ища пистолет на ней, нахально разглядывал ее, явно пытаясь оскорбить. Он шевельнулся на своем стуле переложив одну ногу на другую.

— Этот подонок пробыл в Уошборне два дня и за это время успел обокрасть и убить старика, после чего исчез.

— Вы уверены, что это именно он?

Ответом ей были молчание и тяжелый немигающий взгляд. Она убрала фотографию обратно в портфель и повторила вопрос:

— Вы уверены, что его убил этот человек?

Молчание.

— Можно мне ознакомится с протоколами с места преступления?

Шериф лениво снял ноги со стола, поднялся, подошел к сейфу и открыв его, вынул тонкую картонную папку, которую шлепнул на стол перед Эшли.

— Он пырнул старика ножом. Я разослал ориентировки с его описанием, в том числе и в Детройт. До вас они конечно не дошли, — проговорил он и с издевкой добавил: — Ознакамливайтесь.

Эшли открыла папку, пробежала первые листы отпечатанного протокола и покраснела.

— Это вы писали заключение осмотра с места происшествия? — спросила она, дочитав до конца.

— Я, — невозмутимо ответил шериф, вновь усаживаясь на стул и кладя ноги на стол.

— Откуда вам стало известно время смерти?

— Там все написано, детектив Кларк. Когда я приехал тело еще не остыло.

— А почему вы решили поехать к... Озерному Бобру?

— Потому что увидел его внука в драбадан пьяного и решил проведать старика.

— Зачем?

— Затем, что раз этот молодчик пьян, значит что-то у него украл, но все оказалось намного хуже. Парень стал жаден до виски и болтлив. Когда я вошел в дом его деда, старик уже был убит и убийца оставил на полу отпечаток своих кроссовок.

— Вы пишете, что это "Рибок" 13 размера, что мужчина белый, рост 211 фунтов, 6 футов, страдает одышкой, и... что он добродушен. Значит вы видели его?

— Если бы я видел его, то убийства не произошло. Я бы поинтересовался тогда, какого черта ему здесь надо, выпроводил из города и может тогда ничего этого не случилось.

— Послушайте, я же только что показывала вам снимок предполагаемого убийцы и вы опознали его. Как вы могли узнать преступника если, как сейчас утверждаете, до того в глаза не видели?

— Не видел, — как ни в чем ни бывало подтвердил шериф.

— Тогда откуда вам известны о нем такие подробности? — с терпением первой христианской мученицы, спросила Эшли.

— По следу в доме Озерного Бобра.

— По следу кроссовки вы узнали, что он белый, страдает одышкой и что ему тридцать лет? Вы что разыгрываете меня?

Шериф растянул узкие губы в улыбке и поднял брови.

— Верить или нет, ваше дело.

— Хотите сказать, что на основании того что смогли увидеть по следу кроссовки, вы разослали ориентировки по всем штатам?

— А что? Разве они не верны и разве то фото, что вы только что с таким упорством совали мне под нос, не подтверждает мою правоту?

— Хорошо, — сменила тактику Эшли. — Тут вы действительно угадали, но как понять то, что убийца, по вашим словам, добродушен? Это, как-то не вяжется с убийством.

— Не вяжется, — согласился шериф. — Однако, это именно так. Этот Боб или Роб, сперва просто хотел что-то купить у старика. У него не было намерения убивать. Он принес Озерному Бобру табак, мясо и пиво. Они долго говорили, на полу валялись окурки и пустые банки из под пива. Потом, видимо не сошлись в цене и белый потерял терпение. Он вскочил с лежака и пырнул старика ножом

— Это заключение криминалиста? — спросила Эшли, озадаченно перелистав папку. — Почему же тогда оно не подшито к делу?

— Потому что его нет.

— Нет?

— Нет.

— Но то, что вы мне сейчас рассказали это что... тоже на уровне интуиции?

— Нет нужды в криминалистах, когда вещи вокруг рассказывают много больше, чем все ваши специалисты со своей аппаратурой. Нужно только уметь слушать ветер и читать следы.

— Слушать ветер... читать следы... Простите, шериф, но мое начальство просто не поймет меня, если я заявлюсь к ним с подобным заключением.

— Ну так скажите вашему начальству, что иметь криминалистов для резервации дорогое удовольствие и что вам пришлось довольствоваться моими показаниями. Еще вопросы есть?

— Как насчет индейских сказок о шаманском щите? — лицо шерифа не дрогнуло, но Эшли поняла, что совершила очередной промах и быстро поправилась: — Я имею ввиду фольклор сиу. Мокэй приехал сюда потому что ему рассказали о подобном щите. Не проясните для меня хотя бы этот вопрос.

— Не проясню.

— Почему?

— Потому что сказками не занимаюсь.

Так! Кажется, здесь и сейчас столкнулась пуританская выдержка против индейской невозмутимости. Эшли перевела дыхание. Ладно.

— Что было украдено у Озерного Бобра?

— Внизу под протоколом дан список того, что могло быть украдено. Собственно у старика и красть-то было нечего.

— Вы допросили его внука? — Эшли заглянула в протокол: — Слушающего Воду.

— Я говорил с ним, но он нес всякий бред и плакал пьяными слезами.

— Вы его арестовали?

— Нет нужды. Он в больнице с белой горячкой.

— Спасибо, шериф, — Эшли захлопнула папку и положила ее на стол.

— А теперь ответьте на мой вопрос, детектив Кларк? Вы засадили этого Мокэя?

— Нет. Он умер.

Минуту шериф молча смотрел перед собой неподвижным взглядом, потом перевел его на Эшли.

— Хотите сказать его убили?

— Нет. Он умер своей смертью

— Вы сказали, что сюда вас привели "странные смерти".

— Странная потому что, он был совершенно здоров.

— Вы сказали "ряд странных смертей". Значит была не одна подобная смерть? — шериф скорее утверждал чем спрашивал. Очень интересно.

— Да. Таким образом умерло еще два человека.

На миг взгляд шерифа выдал его напряжение.

— Что ж, думаю, я исчерпывающе ответил на все ваши вопросы, детектив, и теперь вы можете покинуть Уошборн с чистой совестью. Да... советую вам вернуть щит, трубку и пояс Озерного Бобра резервации. Иначе директор музея Эрб вас по судам затаскает. Еще вопросы?

— Да. Скажите я чем-то обидела вас лично?

— Лично вы мне без разницы и обидеть меня не можете. Просто в лице каждого белого я вижу ту Америку, какой она стала — разъевшейся, самоуверенной, лживой, но все такой же алчной. Когда белые появляются среди индейцев и задают вопросы, ни к чему хорошему это не приводит. Вы белая и этим все сказано. И не говорите, что вы не в ответе за своих предков. Нам до сих пор приходится пожинать плоды ваших деяний. Индейцы коренная нация, и переселенцы истребляли нас намеренно, чтобы заполучить наши земли, а система резерваций не что иное, как подлый обман. Белые даже не старались жить с нами в мире, им это было ни к чему, и в резервации нас засунули от того, что не знали, что с нами поделать. Наш образ жизни вам видите ли не подходит и вместо обширных охотничьих угодий индейцы получили земли, на которых ничего не растет. Те жалкие подачки, что приносит туристический бизнес, вы называете помощью, постоянно попрекая ими. Так, что я действительно не испытываю к вам расположение. Тем более, вы не турист, а стало быть пользы Уошборну от вас никакой.

— Да, — задумчиво проговорила Эшли. Его слова произвели на нее впечатление и ей хотелось бы обдумать их, но отвечать надо было прямо сейчас. — Может Америка и стала такой, какой она видится вам сейчас, но какой бы она была при вас? Судя по тому бардаку, что царит в резервации и в тех землях, что отданы в ваше безраздельное пользование, можно представить, во чтобы она превратилась.

Он обвинял Эшли от лица своих предков, и она подумала, а почему должна отрекаться от Кларков, которые приехали в давние времена осваивать эти земли, поднимали их тяжким трудом. Эшли прижала локтем папку-портфель и спросила:

— Хотите, чтобы я чувствовала себя виноватой и оправдывалась перед вами, шериф? Но не мне говорить вам, что система резерваций спасла индейцев от гибели, а их материальную культуру и быт от вымирания. Индейские племена смогли приспособиться к болезням белых, избежали кровавых междоусобиц, уничтожавших их на протяжении веков. Они получили территорию резерваций в собственность, отнять которую не могли ни правительство, ни белые фермеры, ни другие племена. Она принадлежит вам и вы здесь закон. Не наша вина, что вы не можете ее обработать, хотя белые поселения по соседству с вами утопают в зелени. Но ведь так удобно, винить во всем гадких белых, прикрывая свою неспособность и не желание что-то делать, чего-то добиваться, учиться жить без подачек...

Все это Эшли бестрепетно высказала ему, не обращая внимание на его помрачневшее лицо, раздутые ноздри и поджатые губы. Их дороги больше никогда не пересекутся и она хотела на прощанье, как следует хлопнуть дверью. В глазах шерифа появилось такое выражение, словно Эшли невольно подтвердила все его наихудшие предположения, разрушив некий сдерживающий его до сих пор барьер и развязала руки, пробудив древние инстинкты. На ум ей невольно пришли слова "скальп" и "томагавк". Не спуская с Эшли обострившегося взгляда, шериф неслышно снял ноги со стола. Он стал похож на, вышедшего на тропу войны дикаря, высматривавшего врага.

И если в нем взыграла кровь Сидящего Быка и Неистовой Лошади, то Эшли не позволяла отступить и в позорной панике покинуть кабинет, память о гибели Кастера и достойном отступлении его солдат, чью отвагу признавали сами индейцы.

Она лишь сильнее стиснула пальцами портфель. Положение спасла заглянувшая в кабинет девушка секретарь, разбив это невидимое противостояние.

— Элк, звонили из Джульберга, велели передать, что тех двоих на дороге, повязали и теперь они дают показания на счет своего груза.

— Отлично! Что еще? — недовольно спросил он, видя что секретарша не торопится уходить.

— Может сварить кофе? — предложила она, взглянув на гостью.

— Не надо, — отрезал шериф. — Я уже ухожу. И, кстати, — повернулся он к Эшли. — Вы ведь из Детройта, насколько я помню? А это бывшая автомобильная столица и самый неблагополучный город США с высоким уровнем преступности, он кажется занимает 2 место по безработице, и там, насколько мне известно, очень плохо с экологией.

Он направился к двери, но словно что-то вспомнив, повернулся к Эшли.

— Прощайте, детектив Кларк. Не думаю, что мы с вами еще увидимся. Сесиль, выпроводи детектива.

Эшли вышла из кабинета вслед за ним. Ей казалось что, Сесиль смотрела на нее с сочувствием. Раздавшийся с улицы рев мотоцикла, оглушил, но длилось это не долго. Вскоре его тарахтение удалилось настолько, что превратилось в далекий, едва различимый, стрекот.

Сев в "скаут", Эшли захлопнула дверцу и потихоньку тронула его с места. Разумеется, она не собиралась покидать резервацию тот же час, как настаивал шериф, хотя бы потому, что не могла явиться к Бишопу с его показаниями, больше смахивавшие на описание из Фенимора Купера. Ее просто уволят за не профессионализм. Однако, допрос Элка все же дал кое-какие результаты.

Эшли проехала мимо гостиницы "Уошборн", медленно продвигаясь дальше, внимательно глядя по сторонам. По тому, как шериф избегал разговора о щите, он прекрасно знал о нем, но хотел, чтобы Эшли не лезла в это дело дальше, а потому резко потребовал, чтобы она немедленно покинула город и вернула щит. А узнав, что у нее нет пистолета, дал понять, что она здесь одна, и что на его защиту ей рассчитывать нечего. А когда он услышал о смертях в Мичигане, то похоже хваленая индейская невозмутимость покинула его, хотя Эшли и половины не рассказала ему о них. Разумеется, она проверит его показания, и поморщилась, вспомнив свой разговор с ним.

Вообще, она не любила тех, кто строил из себя суперменов, может потому и не могла сойтись с Роном, куда ближе и понятнее ей был Стенли с его мягкими манерами, вечными сомнениями и неуверенностью. Эшли всегда считала, что суперменами следует считать не тех, кто самоуверен как киношный герой наделенный сверхъестественной силой, а потому на все взирающие снисходительно и свысока, а обычных парней, делающие сверх того, чем требует их долг и обязанности. Стенли именно такой. Она тепло улыбнулась, подумав, что вот сейчас он сидит в своем кабинете, и работает над очередной книгой.

Эшли притормозила у сувенирной лавки, возле которой высился топорно вырезанный из дерева индеец. Она вошла в небольшое помещение заваленное безделицами столь ценимыми туристами. Вдоль стены стояли прислоненные к ней картины, выстроенные в ряд кувшины расписанные декоративным орнаментом, бутыли из тыквы, статуэтки индейских воинов и тотемных животных, плетеные корзины. Выше висели расшитые пояса, дагеротипы начала века, головные уборы, связки амулетов и украшений, оружие: томагавки, стрелы, луки. Стеклянными глазами смотрели на входящих волчья и медвежья головы с оскаленными пастями, демонстрируя внушительные клыки. В углу стояли штандарты.