Брат во Христе: Второе пришествие

Морозило весь март и только к концу его установилось стабильное тепло. Чем ближе было к дате, отмеченной на записке Варна, тем беспокойнее было на душе Рэба. В первую очередь из-за сомнений по поводу необходимости возвращения в Улей. Во вторую из-за того, что Рэб считал себя обязанным уменьшить, насколько возможно, количество людей в кластере. Зная о том, что случится перенос, он автоматически становился ответственным за это знание.

От глупой идеи оповестить людей накануне грозящей угрозы он отказался, боясь показаться сумасшедшим, со всеми последствиями в виде изоляции. Да и не послушались бы его люди. Мало ли вокруг дураков, вещающих о концах света, геенах огненных и спасении? Он сам никогда бы не послушал человека, призывающего покинуть дом и спрятаться за городом, чтобы не провалиться в Стикс. Для обычного человека, не попавшего в перезагрузку, ничего не поменялось бы, а только укрепило веру в сумасшествие оракула.

Любая идея, приходившая в голову Рэбу, имела огромные недочеты, сулившие проблемы ему лично, либо имела низкую эффективность. Тогда он решил действовать топорно и наверняка. Идея была не нова и отработана столетиями. Рэб решил заминировать предполагаемый размер кластера. Нет, он не собирался минировать по настоящему, достаточно было взорвать одну бомбу, где-нибудь подальше от людей и разбросать по округе муляжи.

Он рисковал. Никакой перезагрузки просто могло не быть и тогда ему грозило заключение по суровой статье за терроризм. Рэб даже представил заголовки: 'Бывший священник решил ускорить жителям города встречу с Богом' или 'Священник что-то знает, поэтому выбирает ад'. Честно говоря, на последствия ему было плевать. Будущего без Улья для него не существовало.

Теплыми весенними днями Рэб мастерил муляжи. Благо, хозяйке было глубоко плевать, что происходит на ее летней кухне, где часть помещения была заставлена подозрительными коробочками с проводами. Одна из них была почти настоящей бомбой. Шумихой, для привлечения внимания.

Рэб зарегистрировался на городском информационном портале. Обучился фотошопу, чтобы наделать фотографий, на которых совместил узнаваемые городские места с жертвами терактов. Получилось вполне правдоподобно. Купил незарегистрированную сим-карту и телефон с рук, чтобы усложнить силовикам его поиск. Познакомился со словом 'прокси' касаемо интернета и теперь выходил через ай-пи адреса, находящиеся в других странах. И все для того, чтобы продержаться тринадцатого мая до шестнадцати часов, двадцать одной минуты. Позже этого времени, любые охотники автоматически меняли статус на жертв.

Рэб много бродил по округе, присматривая места для установки муляжей взрывных устройств. Район у набережной, где он жил, был исключительно частной застройки. Во дворах цвели яблони, вишни, черемуха, распространяя великолепный аромат. Не раз Рэб ловил себя на мысли, а ну его этот Улей в задницу! Вытравить его из себя и попробовать начать жизнь сначала? Сиюминутные сомнения однако проходили быстро, стоило остаться наедине с собой и почувствовать глубокую душевную тягу возвращения в тот смертельно опасный мир. Рэб называл это чувство синдромом Улья, по аналогии с синдромами ветеранов, желающих вернуться на войну.

Накануне знаменательной даты Рэб отправился в гараж, чтобы перегнать 'бардак' во двор. Евсей появился сразу, как только он открыл двери.

— Кататься? — спросил он из-за спины Рэба.

— Черт! Ты чего подкрадываешься?

— Я не подкрадывался.

— К дому подгоню, завтра, может, сгоняю куда, — тут Рэб подумал про судьбу мальчика. — Завтра никуда не едете?

— Нет. Батя только с охоты приехал. Спит. Мамка ушла к бабушке. Не любит, когда батя с охоты злой приезжает.

— Бабушка рядом живет?

— Да, вон там, — Евсей махнул рукой вдоль улицы.

— Ясно. Ты бы подбил их уехать за город куда-нибудь завтра, на дачу там, или в какой-нибудь парк.

— Неее, батя завтра будет откисать, баню натопит, париться будет и пиво пить.

— А ты сам можешь уехать до вечера, а потом вернешься.

— Зачем? — мальчишка удивился.

— Предчувствие нехорошее насчет завтра. Будет лучше, если сделаешь, как я прошу.

— Меня не отпустят. Батя у нас командовать любит, принеси то, принеси это.

— Евсей, лучше получить по жопе один раз от отца, чем смотреть, как он превращается в чудовище.

— Вы о чем? — мальчишка не мог понять намеков Рэба, а Рэб не мог объяснить так, чтобы ему поверили.

— Понимаешь? — Рэб почесал затылок. — Я много чего знаю. Завтра случится нехорошая вещь, большой кусок города провалится в тартарары. Все, кто живут в этом куске, попадут в ужасный мир, а те, кто будут находиться вне куска, для них ничего не изменится, будто ничего и не было.

Судя по выражению лица ребенка, он не спешил верить Рэбу, еще больше убедив его в том, что никакие увещевания на людей не подействуют.

— А мамка с папкой тоже провалятся?

Рэб осекся, чуть не сказав, что провалятся.

— Нет, с ними все будет нормально, — фальшивя, произнес Рэб.

— Фантазер вы истории выдумывать, — Евсей забрался одной ногой на ступицу колеса машины, придерживаясь за скобу.

— Ну, так, большой жизненный опыт. Не веришь мне?

— Не-а. Батя сказал, что вы мутный тип, отступник.

— Бате твоему виднее, через его руки много негодяев прошло. Ну, если не веришь, то хотя бы после тумана, который завтра случится, запрись в комнате и сиди как мышь. Ведь если случится туман завтра, ты поверишь, что я говорил правду?

— Не-а, не будет тумана.

— Какой ты упертый ребенок. Отходи в сторону, я буду выезжать.

Евсей вышел из гаража и встал у ворот. Рэб завел мотор, наполнив гараж солярочным дымом. Не стал долго прогревать мотор, чтобы не задохнуться. Выехал, встал рядом и выбрался наружу, чтобы закрыть ворота. Мальчишка не уходил.

— Я не буду тебя сегодня катать, домой еду, оттуда не вернусь уже.

Евсей картинно опустил плечи и оттопырил нижнюю губу.

— Прости, парень! — Рэб хлопнул мальчишку по плечу, но тот его отдернул. — И не забудь, когда увидишь туман, прячься в комнате, подопри дверь чем угодно и не выходи и не издавай звуков. И жди меня.

— Не буду, — мальчишка сложил руки на груди и попытался носком сандаля выковырять из бетонного отмостка камень.

— Эх, завтра ты будешь думать по-другому. Всё, давай, пока.

Евсей не ответил. Ему удалось выковырять камень. Он взял его в руки. Рэб забрался в 'бардак' и шумно тронулся с места. В зеркало заднего вида он увидел, как Евсей бросил вдогонку камень. По броне разошелся звонкий удар.

— Обиделся, — усмехнулся Рэб.

Он неожиданно поймал себя на мысли, что никогда не испытывал отеческих чувств. Был какой-то суррогат их к Крофт, но у нее был отец, и Рэбу не надо было заботиться о ней как о своем ребенке. Ему подумалось, что если бы у него был сын, как бы он поступил, отправился бы тогда в Улей? Вопрос, заданный самому себе, застал Рэба врасплох. Он заставил его сомневаться в истинной ценности принятого им решения. Почему-то ему показалось, что между родным сыном и Ульем он выбрал бы сына. А если бы у него была полная семья, то вариант с Ульем даже не рассматривался бы. Конечно, его бы тянуло туда точно так же, как и сейчас, но он не смог бы осиротить семью своими хотелками. Чтобы вернуть себе бодрое расположение духа, Рэб заставил себя думать, что отсутствие у него семьи есть божий промысел, данный ему для благородной цели.

Рэб заехал на заправку, залил баки всклянь и набрал пять двадцатилитровых канистр. Пока он управлялся с заправкой, вокруг него собралась толпа из водителей, ждущих своей очереди, и зевак, решивших разглядеть списанный 'бардак' вблизи. Мужики промеж себя отпускали ехидные комментарии в адрес Рэба, но он не реагировал.

Когда Рэб заезжал в ворота двора, на крыльцо дома выползла старушка.

— А что это за трактор? Сирень мне придавил. На трактор мы не договаривались.

— Я доплачу, баб Дусь, — пообещал Рэб.

Старушку этот аргумент успокоил. Она еще немного побухтела и убралась восвояси.

Уснуть в последнюю ночь на Земле Рэбу не удалось. В голове проигрывались варианты развития завтрашнего дня. Малодушная часть характера уговаривала не использовать 'террористический' вариант. Дождаться спокойно условного времени и перенестись вместе со всеми людьми в Улей. Но другая часть характера, воспитанная как раз Ульем, не могла допустить такого варианта.

Когда Рэб понял, что уснуть ему точно не суждено, собрался и вышел на улицу. Ему пришла идея расставить муляжи ночью. Он сделал несколько ходок домой, прежде чем израсходовал весь запас картонных коробок. Расставил их в тех местах, где днем было много людей. Возле административных зданий, магазинов и даже школ. О детях стоило подумать в первую очередь. Настоящую бомбу, снаряженную порохом, он собирался взорвать на набережной. Ее конструкция, целиком выполненная из картона, не должна была нанести вреда никому, даже вблизи взрыва. Бомба управлялась часовым механизмом, выполненным из старого стрелочного будильника. Рэб удалил в нем минутную стрелку, оставив только часовую. В десять утра она должна была упереться в контакт, замкнув цепь и вызвав воспламенение пороха.

Рэб успел 'заминировать' окрестности до рассвета. К утру сон все же сморил его. Рэб не стал ложиться в постель, прикорнул за кухонным столом, положив голову на руки. Где-то в подсознании тикали часы, отмеряя последние мгновения до возвращения домой. Их мерный звук нарушил шум радио и свист нагревающегося электрического чайника. Рэб вместо будильника пользовался программируемым таймером для электросети.

Восемь утра понедельника. Город уже полностью проснулся, активно начиная новую трудовую неделю. Рэба настиг легкий тремор. Кружка с чаем тряслась в руках, как стакан в руках матерого алкоголика.

— Спокойно, дружище, все будет хорошо, и не такое видели, — Рэб уговаривал себя, списывая тремор на слабость тела, не познавшего настоящих испытаний. Ему казалось, что в душе он спокоен.

На самом деле, ему казалось. Он чуть не подпрыгнул, когда открылась дверь на летнюю кухню. В дверях стояла баба Дуся.

— Ты мне когда за свой трактор отдашь? Не пройти, не проехать, загородил все.

— Блин, баб Дусь, ты хоть шаркала бы громче.

— Чего тебе тут бояться, это я женщина одинокая.

Рэб воспринял ее ответ за иронию.

— Пять тысяч хватит?

Старушка задумалась, хотя Рэб посчитал, что предложил денег с запасом. Баба Дуся вздохнула.

— Давай хоть пять, где ж тебе, тунеядцу, взять больше.

Рэб вынул купюру и отдал ее старушке. Та взяла ее, посмотрела на свет и убрала в передник.

— Баб Дусь, я слышал краем уха, тут какая-то операция намечается в наших краях, всех будут эвакуировать, давайте я вам такси найму, съездите к подруге какой-нибудь, посидите до вечера, языки почешете?

Рэб был уверен, что после начала его операции в эту часть города не будут никого пускать, да и не поедет никто.

— Чегоо? Какая эвакуация?

— Такая, антитеррористическая.

— Правда что ль?

— В интернете так пишут.

— Хм, к Люське съездить что ли, может, не померла еще.

— Съездите, я вам денег на такси дам.

— Ты какой-то подозрительно любезный сегодня. Не задумал ли чего?

— Что Вы, баб Дусь, чего у Вас есть ценного, кроме Вас самих. Вы мне еще спасибо скажете.

Старушка замялась. Жизнь приучила ее к подозрительности.

— Ладно, я сейчас позвоню ей, если живая, съезжу, — баба Дуся развернулась и пошаркала домой. — Не знаю чего купить ей, мыла в сундук или тортик?

Через полчаса она вышла в цветастом парадном наряде.

— Эй, Анатолий, вызывай такси! — крикнула она с крыльца.

— Сейчас.

Рэб облегченно вздохнул и набрал номер такси. Через пару минут оно увезло старушку на другой конец города. Рэб открыл ноутбук и приготовился. От волнения подводил мочевой пузырь, набирающийся слишком быстро. Рэб курсировал между туалетом и столом, как челнок. Последние минуты он терпел, боясь пропустить ответственный момент за не совсем потребным делом.

Большое табло часов на экране ноутбука отсчитывало последние секунды. Оно не успело дойти до ровно десяти часов. На набережной раздался взрыв. Из летней кухни он был слышен, как громкий хлопок.

— Поехали, — тихо произнес Рэб.

Окончание томительного ожидания придало уверенности и спокойствия. Рэб набрал номер приемной ФСБ по запасному телефону.

— Алло, это организация 'Тигры освобождения России', мы произвели взрыв на набережной города и заложили три десятка бомб рядом с ней. У нас есть требования и если вы их не выполните, мы приведем свои угрозы в исполнение. Каждая бомба подключена к пульту, при попытке ее разминирования, он будет взорвана вручную. Предлагаю отнестись к нашим требованиям со всей серьезностью.

— Какие у вас требования?

— Об этом мы сообщим вам через некоторое время.

Рэб отключился. Он старался говорить серьезно, но боялся, что немного переиграл. Теперь предстояло посеять хаос в интернете. Рэб вошел на городской информационный портал через прокси-сервер и выложил картинки ужасающего теракта, созданного в фотошопе. Подписи к каждой фотографии были одна страшнее другой: 'Не меньше десяти убитых и десятки раненых', 'Девушке оторвало голову', 'Части тел разлетелись по округе'.

Рэб разлогинился, сменил прокси-сервер и зашел с другого, под другим именем. Теперь он выложил фотографии с другого ракурса, для правдивости информации. Подписаны они были не менее кровожадными текстами: 'Среди убитых есть дети', 'Погибла вся семья', 'Отец закрыл ребенка своим телом, но не смог спасти'. Ему самому даже стало не по себе от той неправды, которую он выложил. Это точно была ложь во спасение. Для жителей города лучше было поверить в откровенное вранье, чем в страшную действительность Улья.

Тут же под фотографиями появились комментарии. Народ клюнул на провокацию. Рэб подлил масла в огонь: 'Я слышал, по всему городу установлены мины. Первый взрыв это только начало. Я сваливаю из города'. Затем добавил с другого логина: 'В нашем дворе лежит штуковина с проводами. По виду СВУ. Забираю семью и еду в деревню'.

Когда с улицы послышались частые хлопки дверок автомобилей и шум проезжающих машин, Рэб понял, что его задумка частично удалась. Рэб снова набрал приемную ФСБ.

— Надеюсь, вы поняли, что наши заявления не голословны. В одном из кварталов, рядом с набережной, стоит автомобиль, в котором находится заминированная емкость с зарином. За автомобилем ведется визуальное наблюдение, при попытке разминировать последствия будут ужасными. Тысячи ни в чем не повинных людей погибнут.

— Мы готовы вас выслушать. Назовите свои требования.

— Еще не время. Мы хотим видеть, как поступит власть и достойна ли она снисхождения.

Рэб отключился. Его корчило от высокопарых фраз, взятых будто из посредственного голливудского боевика. В комментариях под его фотографиями началась настоящая война. Слабые голоса очевидцев, пытающихся убедить, что никаких страшных последствий взрыва нет, топились обилием самых страшных предположений и многочисленных перепостов ложных очевидцев, видевших трупы по всей площади. Люди хотели ярких событий и не хотели правды. Рэб даже почувствовал гордость за свой профессионализм.