По краю Вечности

— Делись, — я погладила Молчуна по спине. — Мне не хватит того, что у меня есть.

Мой спутник послушно расслабился, и по его шерсти побежали огоньки темных искр. Жадничать я не стала. Взяла силы только на заклятье, отстранилась и встала. Прищурившись, отмерила расстояние между стенами, выделила шесть связующих точек и принялась плести паутину. Искры, мельтешащие на кончиках пальцев, свивались в нити, а те заполняли проход, образуя рисунок заклятья. Несколько мгновений — и готовая паутина, мигнув, растворилась в полумраке коридора. И теоретически ее нельзя обнаружить ни одним поисковым заклятьем. Можно лишь угодить в расставленные сети и запутаться в тонких нитях. Посмотрим...

Бережно впитывая остаточные клочья паутины, я поспешила дальше. И здесь на присутствие Снежной луны указывал не только пробирающий до костей холодный ветер. Стены и потолок припорошил серебристый иней, а пол заледенел. Поскальзываясь, я держалась за стену, но темпа не сбавляла. В шаге от цели я не остановилась бы и под страхом смерти. Дорога непредсказуема, и, отвлекаясь на мелочи, очень просто... не успеть. Бесконечность легко уходит из-под ног, приводя на порог Вечности.

Очередной поворот закончился узким выступом, пропастью и рвущимся из нее ветром. Я остановилась, озираясь. Снежная луна здесь властвовала, презирая законы мироздания. Край пропасти, обрывающийся в пустоту, обрамляли сосульки, а стены покрывал толстый слой льда, мерцающий в свете заснеженных факелов. Я плотнее закуталась в плащ и отступила от скользкого края. Дальше пути не было... хотя факелы в прежнем порядке горели и на противоположной стене, там, где она сливалась с пропастью.

Подняв голову, я посмотрела на потолок и восхищенно замерла. Среди трещин раскрыл гигантские лепестки огромный цветок. Заполняя потолок, он лениво спускал редкие льдистые щупальца побегов к полу. Расположенные в пять рядов многочисленные узкие лепестки, разрисованные морозными узорами, тонкие, полупрозрачные и хрупкие, изящно обрамляли стены. А в сердцевине цветка под выпуклой коркой хрустального льда притаилось... нечто.

Рассмотреть очертания расплывчатого предмета я не смогла. Его силуэт напоминал клубок огня, дремлющего в тлеющих углях. Приглядевшись, я различила и редкие красновато-желтые тени, ложащиеся на лепестки и дрожащие под порывами ветра.

Я озадаченно потерла затекшую шею. На задворках памяти вертелось... узнавание. О подобном я или читала, или слышала, но где и от кого?.. Ледяной цветок напоминал флисс — единственное растение, цветущее только в Снежную луну, но растение редкое, встречающееся исключительно на островах Девятого. Вернее, на тех их жалких остатках, что уцелели после эпохи Войны.

Нахмурившись, я припомнила историю. Флиссы никогда не повторялись в расцветке: отдельный остров — свой уникальный цвет венчика. И на одном острове цветок, распускаясь, краснел, на втором — желтел, на третьем — синел, и от чего это зависело, никто так и не понял. Но маги в сезон Снежной луны открывали за флиссами охоту: обладая многочисленными лечебными свойствами, цветы также являлись накопителями силы. Отличное подспорье для мага: цветы удерживали силу хозяина бесконечно долго.

Справа от меня возбужденно завозился Молчун. Отвлекшись от цветка, я покосилась на своего спутника. Черный пес, встав на задние лапы, многозначительно заскребся в стену. По пещере разнесся душераздирающий скрип когтей, и сквозь глубокие царапины во льду проступило слабое мерцание тьмы. У меня вдохновенно загорелись глаза. Вот оно что! Так цветок здесь — не главное!

Подобрав длинные полы плаща, я поспешила к тайнику, когда из коридора донесся непонятный грохот. И я даже головы не успела повернуть и увидеть его причину. Потому как сначала в меня на большой скорости врезалось нечто неопознанное, а потом из-под ног резко ушла земля. И с грузом, намертво вцепившимся в мои ноги, я, нелепо взмахнув руками, рухнула в пропасть.

В ушах засвистел ветер, и из глаз брызнули слезы. В пропасти ветер уже не до костей пробирал — он обжигал. Неожиданное падение и почву из-под ног выбило, и... меня с толку сбило. И лишь громкий вой Молчуна напомнил о том, где находится он, а где — я. Зачем-то вцепившись в ворот плаща, я открыла слезящиеся глаза, но не увидела ничего, кроме беспросветной темноты.

Сердце, безумно колотясь, рвалось из груди. Кровь стучала в висках. Дышать ледяным ветром было почти невозможно. Груз, оказавшийся тем, кого я уже начала опасаться, тихо и жалобно подвывал Молчуну. И тьма вокруг пульсировала, словно живая... и казалась живой. Руку протяни — и она свернется клубком паутинных нитей в ладонях... И безотчетно, повинуясь мимолетному порыву, я протянула к ней руки. И почему-то не удивилась, почувствовав ее тепло сквозь перчатки, сквозь холод пронзительного ветра.

Стремительное падение закончилось так же неожиданно, как и началось. Ветер по-прежнему перекликался с самим собой далеко внизу, обволакивая нас и норовя утащить во мрак, но мы уже не падали — тьма крепко обхватила меня за плечи, удерживая на одном месте. Я глубоко вздохнула, успокаивая бешено колотящееся сердце и собираясь с мыслями. В каких только переделках я ни бывала прежде, и это еще не самое страшное особенно пока я жива... Рыжее же недоразумение, мертвой хваткой стиснувшее мои колени, продолжало подвывать на одной ноте.

Не удержавшись, я грубо прикрикнула на парня:

— Заткнись, идиот! Заткнись и дай мне подумать!

— О ч-ч-чем-м-м? — зубы парня выбивали ритмичную дробь, и его ощутимо колотило.

— О том, как подняться наверх, — я из последних сил старалась быть спокойной, хотя меня одолевало желание стряхнуть мальчишку в пропасть.

— А-а-а... т-т-ты смм-м-мож-ж-жешь?..

— Да, если ты помолчишь. Будь добр, закрой рот и посчитай до двадцати. А лучше до ста. И не подавай признаков жизни, пока я не скажу. Понял?

— Д-д-да...

— Вот и молодец, — одобрила я. — Тогда начинай.

— Р-р-раз...

— Про себя!

— Д-д-да...

И он послушно замолчал, а я наконец смогла сосредоточиться и изучить обстановку. Оказывается, вокруг не только тьма — здесь собраны воедино все девять стихий. И странное место напоминало мне... эпоху Изначальности, вернее, крошечный ее островок, сохраненный кем-то неведомым для истории и им же запрятанный. И куда именно мы провалились... Впрочем, об этом можно подумать потом. Прежде — выбраться: сначала из пропасти, а после — из заброшенного хранилища, к свету и теплу.

Окружающий мрак пульсировал, как живой, защищая от ледяного дыхания ветра, и прочно удерживал в своих объятиях. Осязаемо-плотный, словно стопка одеял, он дарил ощущение покоя и безопасности. И показалось, что по нему можно если не взобраться, то... взлететь. Я вдохновенно улыбнулась и пропустила сквозь пальцы нити тьмы. Случайность дала мне возможность впервые в жизни почувствовать себя сильным и полноценным магом... И я неторопливо, наслаждаясь моментом, сплетала паутину только что придуманного заклятья, когда...

— С-с-сто...

Я едва не упустила нити тьмы, в сердцах помянув Вечность. Парень пристыжено замолчал, но приятный момент испортил.

— Слушай, если тебя просят что-то делать — делай это нормально, а не так, как обычно, — проворчала я.

Ноги затекли ужасно и, отвлекая, мешали делу. Не придумав ничего лучше, я присела на рыжую макушку, пропустив мимо ушей обиженное "Эй!". Замолчав, парень в отместку еще крепче стиснул мои ноги, но больше не мешал. Я в полнейшей тишине доплела заклятье, и за моей спиной с тихим шорохом распустились тонкие паутинные крылья. Взмахнув ими пару раз и привыкнув в щекотке в лопатках, я медленно устремилась наверх. Парень, с перепуга решив, что мы опять падаем, снова заголосил.

— Да замолчи ты наконец!.. — тоскливо пробормотала я. Тьма, как же он меня утомил...

— Н-н-но...

— Если ты успокоишься, то заметишь, что мы поднимаемся, а не падаем, — сообщила я сухо.

Рыжее недоразумение замолчало. А я, невольно вспомнив падение и его причину, утвердилась в правильности недавних подозрений: на парня не действовала магия мрака. Видимо, будучи источником, он поглощал ее, не задумываясь, и впитывал любые заклятья... почти как Молчун. Я невольно опустила взгляд, но увидела только макушку и судорожно вздрагивающие плечи. Откуда же ты взялся на мою голову?.. Наверно, однажды я об этом узнаю... если не будет слишком поздно.

Я в последний раз взмахнула крыльями и замерла в паре шагов от пола, рядом с ледяным цветком. Молчун при виде нас подпрыгнул и залился радостным карканьем. Парень, вздрогнув, уткнулся носом в полы моего плаща.

— Спускайся, — терпеливо попросила я. — Только осторожно, не поскользнись снова.

— Не буду! — заупрямился мой спутник. — Там... твое чудище!

Молчун рассерженно зарычал, и парень снова вздрогнул.

— Спускайся! — я начала терять терпение. — Не то в пропасть сброшу!

— Не сбросишь!

— Почему же?

— Ты не для того меня и из моря втаскивала, и из западни! — нагло заявил он. — Ты ценишь мою жизнь! Не сбросишь!..

Каков прохвост, а...

— Прокляну, — тихо пообещала я. — И если это проклятье тебя не убьет, но мучить будет до порога Вечности, клянусь! Слезай!

Мальчишка вместо ответа только крепче сжал мои ноги. Я раздраженно зашипела. Молчун, сидящий внизу у тайника, весело дергал пушистым хвостом и заливался каркающим смехом. Зараза, нет, чтобы помочь... Так, Рейсан, спокойно, не кипятись, это вредно для твоего здоровья и опасно для окружающих...

— Я начинаю плести заклятье!

— Ты темная, а у вас нет силы! Ты не можешь колдовать!

— Да-а-а? — я зловеще улыбнулась. — И кто тебе это сказал?

— Дядя!

Ну да. Дяди-маги, конечно, много знают, но не знают они еще большего.

— А это, по-твоему, что такое? — я слегка подпихнула парня крылом.

Он молча выпучил глаза. Потеряв терпение, я взмахнула крыльями, собираясь сбросить парня вниз, когда произошло то, что нарушило все мои планы. Хрустальная сердцевина цветка неожиданно лопнула, и на меня брызнули мелкие ледяные крошки. Я инстинктивно запахнулась в крылья, закрыла голову руками... и ощутила жар, пробирающийся сквозь перчатки и обжигающий кожу. И нас затопило потоком горячего света, резкого и нестерпимо колючего. Раскаленные шипы стаей рассерженных пчел впились в руки и плечи, спускаясь к пояснице и ногам... И мир, завизжав, крутанулся, распадаясь на черные осколки.

...а по краешку сознания скользнули понимание, узнавание и навязчивое стремление подумать о чем-нибудь знакомом, вроде Песчаного великана, но...

* * *

Меня привела в себя боль. Мучительная и отвратительно реальная, она встряхнула меня за плечи, подбрасывая над землей, судорогами расходясь по всему телу. И... это было так похоже и так непохоже на обычный приступ, что я растерялась. Боль, волнами пробегающая по позвоночнику, проникающая в каждую клеточку тела... но не привычно холодная, а горячая! Не обжигающая, но... почти приятная... Тьма, да что же это... с мной и... вообще...

Перевернувшись на живот, я уткнулась лицом в снег. В снег?.. В Пыльную луну?.. Разве что высоко в горах... Волосы взъерошивал прохладно-сырой ветер, проникающий под одежду и немного притупляющий нестерпимое ощущение бесконечной боли. Надо — и немедленно! — брать себя в руки и разбираться с ней и... с собой. Я вдруг осознала, чем эта боль приятна. Ощущением наполненности. Тяжелой сытости. И с каждой болезненной судорогой это ощущение крепло.

Приподнявшись на локтях, я трудом перевернулась на спину и попыталась собраться с мыслями. Так, как учил Хлосс... Поймать боль за хвост и отбросить в сторону. Туда, где она не будет мешать, сбивая с толку. Загнать ее в самый дальний темный угол, чтобы найти причину. И устранить и то, и другое.

Я прижала руку к груди, закусила губу, подавляя стон, и начала считать про себя. И, дойдя до трехсот, наконец отрешилась от происходящего, с изумлением осознавая то, чего не могло быть. Чего не должно быть. Меня рвали на части потоки силы мрака, и потоки внешние. Тьма была повсюду, и я дышала ею, как воздухом. И она наполняла меня, пропитывала собой и тело, и душу, и... лилась через край. Ее здесь слишком много для меня... И я — как стакан воды под мощной струей водопада, уже переполнена и вот-вот...

Я резко села, бросив считать, открыла глаза и снова зажмурилась. Перед внутренним взором рябили осколки слепящего света, но если подо мной все же захрустел снег, если лица коснулся вьюжно-холодный ветер... Значит, мне не показалось. Значит, я оказалась там, где со времен эпохи Войны никого не должно быть. Не может никого быть. Но я этот магический запрет обошла. Вернее... мы.

— Ты... как? — тихий и дрожащий голос рядом.

И — тьма, пропитавшая меня насквозь, собирающаяся внутри в горячий комок боли, сползающая на кончики пальцев вязкой паутиной...

— Уйди! — хрипло предупредила я. — Спрячься... не то убью.

— Почему? — обиженное и недоуменное.

— Потому что! — паутина, независимо от меня, срывается и разрушительным вихрем уносится в никуда.

И я едва-едва успеваю изменить ее направление. Мрак, питаемый яростью, рвется наружу, и сейчас я могу убить кого угодно... но не его. Не его — так похожего на Джаля. Даже несмотря на то, что он снова натворил.

— Я сказала, уходи!..

Слышится поспешный топот, и я до боли в суставах, до судорог в пальцах сжимаю кулаки, с трудом удерживая паутину силы. Считаем, Рейсан, и терпим... И только не вредить миру, держи себя в руках, а силу — в кулаках... Я до крови закусила губу. Не зря Девятый придумал именно такой символ — паутина, зажатая в кулаке. Только здесь и сейчас я осознала его... символичность. Держать себя и свою силу — хищную скользкую паутину — в крепком кулаке, всегда и несмотря ни на что, уберегая людей от случайных проклятий... и от самого себя. И, прежде всего, под контроль эмоции — главный источник мрака...

Я судорожно вздохнула. Пальцы онемели, и в суставах неприятно хрустнуло. Понадеявшись, что парень удрал достаточно далеко, я отшвырнула от себя заклятья. Вдохнула свежий морозный воздух, подставила разгоряченное лицо колючему ветру и выпустила в никуда новые сгустки силы.

Заклятья сплетались подсознательно и независимо от меня скользили по ладоням, замирая на кончиках пальцев, чтобы сорваться. Но ведь это не может продолжаться вечно... Сила, которую прежде я с трудом выцарапывала из зыбких граней мира и людских душ, сейчас была подобна воздуху, и с каждым вдохом она в меня вливалась, и каждым выдохом срывалась в никуда, чтобы мгновенно вернуться обратно.

Разбрасываясь заклятьями, я собралась с мыслями, притерпелась к боли и нашла выход. И невольно усмехнулась. Вообще-то подобное проделывают с детьми: после инициации ставят на ауре преграды перед силой — и чтобы она не разорвала кроху на части, и чтобы малыш, взрослея, не натворил дел по незнанию. И только после инициации — определения пути — и начального обучения в гильдии ребенка учат касаться силы, чтобы он владел ею, а не сила им. И к практике допускаются те, кто приноравливается приподнимать преграды. И Младшими становятся те, кто может оставлять преграды приподнятыми. И Средними — те, кто самостоятельно убирает половину преград. А Старшими — кто уже может жить без них, владеть и управлять окружающей силой.