| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Верю — тихо, серьезно сказал шатен.
— А здесь речь о еще более серьезной категории — так называемом принципе 'двух лояльностей' — продолжил Вячеслав Владимирович. — Если попросту, господа офицеры, несомненно, патриоты России — вот только, они патриоты прежней России; мало этого, многие из них наверняка мечтают о реванше — РОВС никак нельзя назвать просто организацией ветеранов, по замыслу Врангеля и его окружения это армия, временно переведенная на мирное положение, в ожидании нового похода против Советской России, спецслужбы которой пока что занимаются разведкой и террором против ненавистных большевиков. Да, пока что 'бодливой корове' Бог финансовых 'рогов' не дает — поэтому они и сотрудничают с любыми разведками, предоставляющими финансирование (написанное о РОВС полностью соответствует РеИ — В.Т.). Но, попробуйте представить себе их реакцию на появление в пределах их досягаемости бизнеса, ежегодно дающего 20-30 миллионов фунтов, плюс эквиваленты этих сумм во франках и долларах США — сумм, позволяющих РОВС надежно решить любые свои проблемы, более того, развернуть полномасштабную тайную войну против СССР, с масштабным террором, серьезными диверсиями, посылкой партизанских отрядов и организацией восстаний. С учетом этого, я совершенно не поручусь за их лояльность работодателю, невзирая на щедрую плату за труды.
— Есть еще один момент, о котором у нас большинство просто не знает. Дело в том, что бывшие белогвардейцы сыграли немалую роль в развитии спецслужб Франции и некоторых латиноамериканских государств, как-то: Аргентины, Чили, Парагвая. Речь о том, что они, будучи взяты на службу полноправными сотрудниками — никак не агентами! — сумели, используя опыт царских спецслужб, изрядно поспособствовать укреплению этих ведомств. И, конечно, связи между бывшими сослуживцами сохранились.
— Так что подпускать господ белогвардейцев к этим делам нельзя на дальность полета межконтинентальной баллистической ракеты — в противном случае мы получим не источник финансирования для создания разведывательных сетей и сетей влияния, а войну с 'внутренней линией' РОВС и французскими спецслужбами, с неизбежным рассекречиванием всего мероприятия.
— То есть это дело можно доверить только кадрам, на деле преданным Советскому Союзу — спокойно констатировал куратор.
— Именно так — как Сталин отобрал для операции 'Крест' верных, даже не столько ему, сколько стране, оперативников — согласился полковник Ленков. — Вот только, таких еще предстоит привлечь к работе, обучить всерьез, дать набраться опыта. Ставку надо делать на советскую молодежь — но еще много воды утечет, прежде чем нынешние комсомольцы, молодые командиры, инженеры, врачи, станут настоящими волками военной разведки. — Мне очень повезло с Тихменевым — он патриот России, настоящий профессионал с нужными связями, и, при этом, ничуть не белый реваншист. Но один он это дело никак не вытянет — тут нужен хотя бы десяток спецов, для начала.
— И как Вы хотите выходить из положения? — спросил шатен.
— Как выражались в советские времена, 'учить без отрыва от производства' — хмыкнул Вячеслав Владимирович. — Воспользуюсь расширением штатов и Вашей помощью, подберу хотя бы несколько человек, пригодных к такой работе, устрою им краткосрочные курсы — и, под предлогом командировок, отправлю их на учебу к Сергею Алексеевичу.
— Это рискованно — заметил куратор.
— У нас нет другого выхода — к началу Великой Депрессии эту систему надо не просто создать, а раскрутить на полную мощность — пожал плечами Ленков. — Времени настолько в обрез, что придется рисковать.
— Хотите использовать падение цены акций во время кризиса — я помню, мы об этом уже говорили — согласился шатен. — Вы правы, это уникальная возможность прибрать к рукам крупные пакеты ключевых промышленных фирм Штатов — на пике кризиса они подешевеют на порядок, так что за относительно небольшие деньги, сравнительно с их реальной стоимостью и нормальными биржевыми оборотами, можно будет вклиниться в американскую промышленную элиту, получив возможность и немного влиять на принимаемые решения, и, что важнее на данный момент — доступ к текущей внутренней информации и технологиям.
Дискуссия на курсах 'Выстрел'.
А тем временем развивались события на ниве военной науки. Новый Тухачевский закончил четыре своих статьи по вопросу позиционного тупика на Западном фронте Первой Мировой войны, и, после правки, сделанной Какуриным, успел опубликовать две из них — понятно, что у начальника Штаба РККА проблем с публикацией не было ни малейших.
Статьи, в которых убедительно доказывалось, что первопричиной 'проклятия позиционности' стал артиллерийский огонь, точнее, резкое повышение его плотности и прицельной дальности, а не пулеметы, вкупе с полевой фортификацией, произвели впечатление валуна, средь ясного дня, свалившегося с чистого неба в тихое озеро. 'Подпоручик, выбившийся в фельдмаршалы', по определению старых специалистов, имел нахальство опровергать всех заслуженных теоретиков, отечественных и иностранных.
Но это была не беда и, даже не полбеды. 'Миша' к тому времени уже успел 'прославиться' оригинальными высказываниями на тему 'классовой войны', так что его 'странности' были в порядке вещей — проблема, выражаясь на манер господ англосаксов, была в том, что на этот раз опровергнуть его было затруднительно. Нет, использованная им система доказательств явно была далека от академической отточенности, приличествуя, скорее, старательному ученику — вот только, если не брать форму, а суть, он оказывался прав.
Первой мыслью профессионалов Императорской Армии — как и у Николая Евгеньевича Какурина, первым ознакомившегося с новыми работами Тухачевского — была та, что 'Миша' снова промышляет плагиатом у кого-то из иностранцев. Тщательная проверка показала, что ничего подобного никто не писал и не высказывал — как это было не удивительно, но, оставалось признать, что Михаил Николаевич додумался до этого сам.
Другое дело, что аплодировать 'Мише' почти никто не собирался — слишком много врагов он себе успел нажить, причем, дело было отнюдь не только в его невероятном карьерном взлете. Так, для того, чтобы назначить его начальником Военной Академии РККА, бывшей Академии Генерального Штаба — недавнего подпоручика, 'полнейшую невинность в области стратегии и тактики', еще более свежего командующего фронтом, битого поляками! — с этого поста сняли заслуженного военного теоретика, вдобавок, одного из ведущих отечественных востоковедов, основателя отечественной афганистики, генерал-лейтенанта РИА Андрея Евгеньевича Снесарева (соответствует РеИ — В.Т.). Естественно, этакое назначение встретили 'в штыки' даже непримиримо враждовавший со Снесаревым Свечин и его сторонники — в данном случае, противоречия между старшим и младшим поколениями генштабистов отошли на второй план.
В общем, Михаил Николаевич Тухачевский успел заработать такую репутацию, что желание объективно разобраться с выдвигаемой им идеей у очень многих военных теоретиков уступило место желанию показательно выпороть наглого выскочку и невежду.
Сейчас для этого как раз имелась возможность, поскольку шла дискуссия о Перекопско-Чонгарской операции, или, говоря шире, о поражении армии Врангеля. Проще говоря, можно было пригласить начальника Штаба на научно-практическую конференцию по этому вопросу, которая должна была пройти на курсах 'Выстрел' — и, попросить его высказаться.
Надо заметить, что речь шла не только и не столько об анализе операции с точки зрения военной науки. Сплошь и рядом такие дискуссии была не более чем благопристойной маскировкой ожесточенной борьбы военных кланов в элите РККА, созданием поводов для торжественного 'съедения' оплошавших противников. Дискуссия о Крымской операции также имела второе дно, поскольку в ней себя не самым лучшим образом проявила Первая Конная армия, точнее, ее командование. Да и вообще, Южный фронт провел операцию, мягко говоря, не идеально. Соответственно, у врагов Тухачевского открывались две возможности: во-первых, если он станет отстаивать общепринятую среди краскомов точку зрения о безукоризненности Перекопско-Чонгарской операции с красной стороны, были все основания обвинить его в военной безграмотности; во-вторых, если он начнет холодно анализировать ошибки красного командования, допущенные, в первую очередь, Буденным, то и делать ничего не надо будет — бывшие первоконники сотрут его в порошок, поскольку он станет врагом не только Ворошилова, но и Буденного с Куликом.
В общем, предполагался цугцванг для начальника Штаба РККА — и, в любом из двух предполагавшихся исходов, о его претензиях на роль серьезного теоретика можно было забыть навсегда; ведь не может быть теоретиком ни человек, полностью некомпетентный в военном искусстве, ни человек, в равной степени топимый ключевыми кланами элиты Красной Армии. Проще говоря, чтобы продвигать свои идеи, помимо их полезности нужна и поддержка.
С настоящим Тухачевским это бы сработало — да и он сам это понимал, старательно уклоняясь от участия в тех дискуссиях, где неприятности были неизбежны. У полковника Ленкова ситуация была иной — ему было необходимо стать признанным лидером советской военной элиты, а, для этого требовалось победить оппонентов на их поле; кроме необходимости, у него имелось и военное образование офицера, закончившего советскую Академию ГШ, позволяющее добиться поставленной цели.
В общем, в один прекрасный майский день секретарь сообщила, что его просят приехать на курсы 'Выстрел', на конференцию, посвященную Крымской операции. Новый Михаил Николаевич благосклонно кивнул, соглашаясь, после чего, созвонившись с встревоженным Какуриным, попросил сопутствовать ему.
Субботним утром машина начальника Штаба въехала на территорию курсов, расположенных в подмосковном Солнечногорске. Гостей встречал только что утвержденный в должности начальника курсов Иван Иванович Смолин, являвшийся членом команды Тухачевского.
— Здравия желаю, товарищ Тухачевский! — приветствовал начальника Смолин, также относившийся к числу младших офицеров РИА, во время Гражданской войны сделавших головокружительную карьеру у красных (в РеИ, в 1924 году, в возрасте 29 лет, он принял командование 9-м стрелковым корпусом — В.Т.).
— Здравия желаю, товарищ Смолин! — ответил на приветствие начальник Штаба, в уме прокручивая биографию персонажа в другой реальности — верный сторонник Тухачевского, получивший высшее военное образование, чередовал строевые должности с руководством высшими военно-учебными заведениями, расстрелян в 1937 году; вроде бы особых талантов не проявил, но и из ряда вон выходящих провалов за ним не замечено — по тем временам неплохо, поскольку хватало тех, кто обеспечивал выдающиеся 'запасы дров'.
— Обещал приехать товарищ Буденный — сообщил начальник курсов.
— Это хорошо — задумчиво сказал Михаил Николаевич, ничуть не удивленный этой новостью — ревниво относившегося к своей славе Семена Михайловича данная дискуссия затрагивала самым непосредственным образом.
Какурин и Смолин с удивлением посмотрели на Тухачевского — в суицидальных наклонностях он ранее замечен не был, а прикрытие ошибок Буденного в этих боях автоматически ставило его в идиотское положение, не говоря уже о том, что среди кавалерийских соединений РККА, ключевую роль в боях за Крым сыграла Вторая Конная армия его конкурента Миронова, арестованного в 1921 году ЧК и убитого в Бутырской тюрьме при невыясненных обстоятельствах. Сейчас упоминать Миронова и Вторую Конную было не принято — тем более, в положительном ключе.
Новый Тухачевский правильно истолковал эти взгляды. Он сильно подозревал, что популярная в перестроечные годы версия, что Миронов был убит по приказу Троцкого, не вполне соответствует реальности — в то время Лев Давыдович предпочитал расстреливать своих недоброжелателей, не утруждая себя сложными комбинациями. Буденный тут точно был ни при чем — Семен Михайлович запросто мог пластануть врага шашкой от плеча до бедра или высадить в него весь барабан нагана, не утруждая себя даже намеком на судебную процедуру — но, закулисное убийство конкурента стопроцентно не соответствовало его понятиям о допустимых методах борьбы. Оставалась только одна сила, по мозолям которой Миронов регулярно отплясывал 'казачка' своим яростным неприятием 'расказачивания', последовательной борьбой с ним — тем более опасным, что за ним стояла Вторая Конная армия, личный состав которой чуть менее чем полностью состоял из донских казаков, готовых идти за лихим рубакой войсковым старшиной Мироновым, кавалером царских и советских орденов, удостоенным золотого Георгиевского и почетного Революционного оружия, куда угодно. И эта сила не брезговала никакими методами. Это были чекисты.
Совещание в ГАУ.
Заместитель начальника Артиллерийского управления снабжения РККА, которое, по старой памяти, все равно все называли ГАУ, Владимир Давыдович Грендаль находился в некотором затруднении. Во время беседы о будущем артиллерии, происходившей на даче Сталина, начальник Штаба высказал немало разумных мыслей — правда, было до конца неясно, его это мысли или повторение докладных записок подчиненных.
В любом случае, нынче Михаил Николаевич, старомодно выражаясь, был высочайше назначен ответственным за перевооружение российской артиллерии. Оное перевооружение было делом нужным до крайности — Великая война явственно показала недочеты в артиллерийском деле, перечислять кои можно было ох как долго, ничуть не погрешив против истины. О господине Тухачевском Владимир Давыдович был наслышан достаточно, чтобы не питать иллюзий по части того, что его амбиции находятся в гармонии с глубокими познаниями.
Тем не менее, ради пользы дела, находить взаимопонимание с новым начальником было необходимо. Требовалось растолковать ему реальное положение дел на заводах, производящих орудия и боеприпасы — и, при этом, упаси Господь, не задеть его бешеного самолюбия. И, только потом, после самого деликатного объяснения действительных возможностей промышленности, переходить к объяснению потребностей воинства российского, дабы Михаил Николаевич не потребовал соорудить ему лучшую в мире артиллерию в кратчайшие сроки.
Нет, потомственный российский офицер Владимир Грендаль был бы счастлив, если бы артиллерия Красной Армии стала лучшей в мире — вот только, досконально зная настоящие возможности отечественной промышленности, да и положа руку на сердце, господ инженеров, иллюзий он не питал. При нынешнем положении дел за великое достижение станет недопущение дальнейшего отставания в артиллерийском деле от европейских грандов. Ежели это отставание удастся хоть немного подсократить, это и вовсе замечательно.
Переходя от теоретических рассуждений к практическим надобностям, Владимир Давыдович пришел к выводу, что лучше всего будет, для начала, собрать совещание в узком кругу — это давало возможность объяснить Михаилу Николаевичу не располагающие к чрезмерному оптимизму реалии, не задевая его самолюбия. Конечно, на это совещание обязательно надо будет пригласить Кулика — бывший фейерверкер крепостной артиллерии нравился Грендалю тем, что считал нужным прислушиваться к мнению старых специалистов. Кроме того, Владимир Давыдович счел нужным пригласить наиболее авторитетных специалистов из числа профессуры Академии имени Дзержинского (в 1925 году путем слияния Артиллерийской и Военно-инженерной академий была образована Военно-техническая академия; в 1926 году ей было присвоено имя Дзержинского — В.Т.). С одной стороны, их авторитет был практически неоспорим — с другой же, старые профессора умели аргументированно убедить не слишком квалифицированного собеседника, не задевая его чувств. Конечно, Михаил Николаевич был пехотинцем, совершенно не сведущим в артиллерии — но, беседа на даче Сталина давала некоторые основания для надежд на лучшее.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
