Спартак

— Квириты! — обратился Цицерон к морю людских голов заполнивших все пространство Форума от края и до края, а также крыши прилегающих домов. — Боги шлют нам новое испытание в лице толпы восставших рабов, что идут к нам по Соляной дороге. Много бед и несчастий принесли нам эти бешеные псы, за все это время, пользуясь нашей временной слабостью. Много крови они пролили и много жизней римских граждан они безвинно погубили, но теперь пришло время расплаты с ними. Великий Юпитер, Юнона и Минерва не оставили нас без своей божественной милости. Вся эта толпа убийц и насильников, что стремиться к стенам Рима разобьется о них, будет уничтожена и распята. Такова воля великих богов, ибо они расколи войско ненавистного Спартака. Одна половина его находится в Умбрии и её успешно теснят и преследуют легионы претора Магниция, а вторая спешит сюда, чтобы быть уничтожена нашими армиями, которые в самом скором времени уже будут здесь. Претор Эмилиан и проконсул Гней Помпей спешат на защиту нашего города и разобьют отряды Спартака в пух и прах. Потерпите квириты, ждать осталось не долго.

Марк Цицерон пользовался уважением среди римлян и его слова, сказанные со ступеней курии Гостилия, в значительной мере успокоили людей. Внезапно навалившийся страх прошел, люди начали думать, сопоставлять услышанные факты, успокаиваться.

Людская толпа схлынула с Форума, страхи остались позади, римляне стали успокаиваться, но только не торговцы. Известие о скором приходе Спартака к стенам Вечного города лишь подхлестнуло их к немедленным действиям. Восстание рабов в Италии, как и появление на море киликийских пиратов создавали свои неудобства для торговцев, но когда они возникали опосредованно, то эта беда была не столь большой руки. Нанесенные в результате их убытки торговцы худо-бедно компенсировали, но вот когда обе беды действовали одномоментно, для почитателей бога Меркурия запахло катастрофой. И это немедленно нашло отражение на внутреннем положении Рима.

Успокоенные речью Цицерона квириты ушли с Форума с верой в благополучный исход дела, но на следующий день цены, на хлеб на римском рынке взлетели до небес. Как не убеждали эдилы торговцев их снизить хотя бы наполовину, те твердо стояли на своем, объясняя это решение присутствием у стен города пиратов и Спартака.

Чтобы хоть как-то нивелировать действия несознательных торговцев и сохранить в городе спокойствие, сенаторы приказали начать продажу зерна по сниженным ценам из государственных запасов. Для многих сенаторов это казалось временной мерой, которая продлиться до прихода армий Помпея и Эмилиана. Однако Судьба судила римлянам иное. Ибо хитер и мудр был противостоящий им Красный Змей, за спиной которого стояла сама богиня Удачи, чей блеск ярко освещал дорогу ненавистному римлянами фракийцу.

Зная, что злые языки всегда бегут далеко впереди любого войска, Спартак приложил все усилия, чтобы ввести в заблуждение противника. Этим оружием за годы войны с римлянами он овладел в совершенстве и вскоре Сенат, и консулы узнали интересные сведения. Оказалось, что в войске рабов в очередной раз произошел раскол и главными заводилами его были не самниты Публитора, а галлы, германцы, фракийцы и прочий примкнувший к ним провинциальный люмпен. Именно они заставили Спартака повернуть на Рим, в результате чего от него откололись самниты и прочие италики.

Из-за этого, численность войска мятежников значительно уменьшилась, и они опасаются встречи в открытом бою с армией преторы Эмилиана и проконсула Гнея Помпея. Поэтому Спартак хочет захватить Рим схода, надеясь на помощь своих тайных союзников и городских рабов.

Стоит ли говорить, что римляне немедленно усилили наблюдение за своими рабами. Всем им без исключения, под страхом смерти было запрещено приближаться к стенам и городским воротам. Любой раб, замеченный возле ворот или заподозренный в попытке приблизиться к ним, подлежал немедленному уничтожению. Такое же распоряжение было отдано в отношении римской бедноты, с тем исключением, что заподозренного в сотрудничестве или симпатии к Спартаку незамедлительно бросали в тюрьму. Казнить римского гражданина без суда и следствия было невозможно.

Одновременно с этим сенаторы отправили письма к Помпею и Эмилиану, в котором сообщали о полученных сведениях и проделанной ими работе. Письма были отправлены военачальникам по предложению Цицерона. Римский златоуст посчитал, что известия о разброде в стане врага и проявленной Сенатом твердости, поднимет настроение и боевой дух римских солдат.

Совет оратора был мудр и справедлив. Узнав о положении в столице войска воспряли духом, сердца солдат наполнились мужеством и отвагой, но в конечном итоге, он обернулся ужасной трагедией.

Спеша за Спартаком и заново переосмысливая положение дел, Помпей не зря считал армию претора Эмилиана самым слабым звеном в своих расчетах. Несмотря на то, что в состав его легионов входили старые и опытные воины, для которых война была хорошо знакомым делом, число новобранцев значительно превышало их.

Из-за отказа сената давать деньги на содержание легионов, многие солдаты из числа тех, кого щедрыми денежными посулами привлек под свои знамена Марк Красс, отказались идти под командование Эмилиана.

— Пусть нам сначала выплатят деньги за последние месяцы, что задолжал нам Красс, а потом посмотрим! — кричали они в лицо командирам, когда те уговаривали их продолжить войну.

По этой причине в когортах претора Эмилиана было мало хороших центурионов, способных быстро и решительно навести порядок среди своих подчиненных. Примерно такое же положение было и с командным составом. В подавляющем своем большинстве они были назначены на должности военных трибунов и легатов, включая самого претора Эмилиана. Единственным исключением из их числа, имевшие за своими плечами опыт военных походов, были легат Агенобарб и квестор Квинт Постумий.

Пока войско находилось на марше, этот опасный фактор мало чем проявлялся, но по мере приближения к Риму, где предполагалось появление мятежных рабов, между назначенцами и ветеранами начались трения. Все то, что советовали и говорили Агенобарб и Постумий по укреплению дисциплины среди солдат, не находило понимания и отклика со стороны претора Эмилиана и военного трибуна Теренция Варра.

Возможно, они не понимали того, что хотели добиться от солдат Постумий и Агенобарб, но очень может быть, что в этом крылись личные мотивы. Получив под командование армию, которой предстояло действовать вместе с армией самого Помпея, Эмилиан возгордился и хотел доказать всем, что он в этом походе самостоятельная фигура, а не послушная марионетка в руках двух ветеранов. Одним словом союз военного опыта и политической мудрости, на который так рассчитывал Гней Помпей, назначая Эмилиана претором, не получилось.

Чем ближе становились стены Рима, тем сильнее становились разногласия между претором и его помощниками. И по роковому стечению обстоятельств, письмо Сената, вместо того, чтобы сплотить ряды защитников Рима, подлило масло в тлеющий костер противоречий и непониманий между ними.

Узнав, что мятежные рабы ослабли и боятся римских легионов, претор Эмилиан загорелся мечтой разбить их до прихода к стенам столицы легионов Помпея.

— Чем мы хуже армии Помпея? Только тем, что изначальная численность наших легионов была немного меньше, чем его, но после разгрома Долабеллы, мы с ним сравнялись. Рабы и гладиаторы боятся нас и это вполне понятно. После битвы с Марком Крассом они понесли серьезные потери, что вынуждены отступать перед мощью наших легионов — задиристо говорил претор на военном совете и его слова находили живой отклик среди его сторонников.

— Если случится так, что нам придется первыми скрестить с ними наши мечи, то я полностью уверен, что наши легионеры смогут разгромить этих пастухов и землепашцев, что посмели бросить вызов величию нашей республики. Я считаю, что будет большой ошибкой, и не побоюсь сказать этого слова — позором, если мы не вступим с ними в бой, а будем смиренно стоять у стен Рима в ожидании прихода Гнея Помпея. Мы сильнее этого подлого сброда и нам не к лицу бояться его или даже выказывать в отношении его свою настороженность. Я полностью уверен, что Спартак будет разбит и распят вместе со своими помощниками вдоль Аппиевой дороги. Так далеко насколько их хватит, а кресты у нас для усмирения взбунтовавшихся рабов всегда имеются.

Его слова вызвали бурю восторга, которая полностью заглушила выкрики Агенобарба о том, что подобные речи перед решающей битвой, в которой решается судьба отечества, очень опасны. Напрасно Квинт Постумий доказывал возбужденным товарищам, что нельзя недооценивать такого противника как Спартак. Что фракиец опасный полководец, разбивший не одно римское войско и идти с ним на битву, заранее считая её уже выигранной никак нельзя.

Однако все было напрасно. Полностью поверив в свое численное превосходство и скорую победу над армией мятежного гладиатора, претор и его командиры неудержимо шли к беде увлекаемые зовом рока.

Тем временем, Спартак ещё раз доказал римлянам свою незаурядность в принятии военных решений. Пока испуганные римляне ждали его со стороны Соляной дороги, фракиец неожиданно свернул с неё. Благодаря своим многочисленным разведчикам он знал примерное направление движение армии претора Эмилиана и, покинув удобную дорогу, привычно двинулся навстречу противнику прямо через горы.

Перед тем как совершить свой очередной маневр, вождь восставших рабов тщательно его подготовил. Вновь пылающие головы амазонок освещали ему карты тех мест, на которых ему предстояло дать противнику сражение. Согласно донесениям разведчиков легионы претора Эмилиана несколько уступала по численности спартаковцам, но это совершено не было для Спартака главным мерилом в предстоящем сражении. Став гладиатором, перед любым боем с любым соперником он изначально настраивал себя на то, что сможет одержать победу, только проявив максимальную настойчивость, выложив для этого все свои силы и умение.

Другого подхода и настроя для Спартака никогда не было, а при нынешнем положении дел и быть не могло. Сзади его стремительно наступал Помпей и в сражении с Эмилианом Спартак не мог допустить ни малейшей оплошности.

Учитывая, что спартаковцы шли по Лацио, исключительно враждебной для них территории, рассчитывать на помощь со стороны местных жителей не приходилось. Поэтому, вождь восставших попытался решить эту проблему собственными силами и удача ему улыбнулось. В его войске нашлось несколько человек, что неплохо знали местность, по которой предстояло идти спартаковским легионам.

Напрасно римские караулы ждали гонцов с известием о приближении армии восставших рабов к стенам города. Час пролетал за часом, день проходил за днем, а зловредный гладиатор казалось, попросту растворился в воздухе, пропал в неизвестном направлении.

Обеспокоенные консулы снарядили и отправили на поиск армии рабов несколько отрядов, но прежде чем они успели разобраться с пропажей Спартака и донести об этом Сенату, трагические известия пришли со стороны Кампании.

Удачно совершив переход через горы, Спартак заступил дорогу легионам претора Эмилиана спешившим к Риму со стороны Терренции. О разногласии между претором и его помощниками, Спартак узнал от перебежчиков. Фракиец никогда не принимал таких людей в ряды своего войска, справедливо рассуждая, что предавший один раз сделает это ещё раз. Однако к сведениям, что они ему приносили, прислушивался, имея врожденное чутье отличать правду ото лжи.

Именно полученные от перебежчиков сведения, помогли Спартаку заманить войско римлян в смертельную ловушку, из которой мало кому удалось вырваться.

Первыми с противником столкнулась проводившая разведку ала декуриона Аквилия. Поднимаясь на холм, они наткнулись на небольшой отряд легкой кавалерии Спартака, который при виде римлян обратился в спешное бегство. Охваченные охотничьим азартом римляне бросились преследовать их, но вскоре наткнулись на крупное конное соединение противника. Численный перевес был явно на стороне спартаковцев, но они только отразили атаку римлян, не выказывая никакого желания вступать с ними в бой.

Точно также повели себя и главные силы Спартака при встрече с войском претора Эмилиана. До появления римлян, спартаковцы успели разбить хорошо укрепленный лагерь, но не предпринимали никаких активных действий за его пределами.

В течение всего дня, они вели себя тихо и не высовывали носа из лагеря. Однако когда осмелевшие римские кавалеристы подъехали к валу и воротам лагеря, на них обрушился град стрел и дротиков. Спартак также никак не отреагировал на то, что претор Эмилиан выстроил в чистом поле войско, призывая гладиаторов сразиться с римлянами в честном бою.

Все это произвело на римских солдат сильное впечатление, теперь мало кто из них сомневался в победе над врагом и рвался в бой, чтобы уничтожить проклятых бунтовщиков и мятежников. Когда ранним утром следующего дня разведчики донесли претору, что вражеских караулов возле костров у входа в лагерь нет и, по всей видимости, Спартак отступил, воины пришли в неистовство.

Собравшись возле палатки Эмилиана, они принялись громко кричать о том, что надо послать погоню за сбежавшими рабами, а самое главное начать грабить брошенный противником лагерь. При этом последнее действие занимало умы римлян гораздо больше, чем первое. Вышедший к войску претор находился в растерянности. Подобные действия врага и радовали его и пугали одновременно, так как с подобным случаем, он столкнулся впервые.

Видя замешательство Эмилиана, солдаты ещё больше стали наседать на него, благо к ним присоединилась часть центурионов и даже трибунов. Стремясь взять положение под контроль, Агенобарб приказал принести священных птиц, чтобы узнать волю богов. Словно предчувствуя нависшую над римлянами беду, птицы неохотно клевали, но их поведение не смогло переломить желание солдат пограбить брошенный лагерь спартаковцев. Единственное на, что они согласились — это чтобы Квинт Постумий с конным отрядом отправился в оставленный врагом лагерь и внимательно его осмотрел.

Затаив дыхание все войско ждало возвращение разведчиков. Когда они вернулись, Постумий рассказал, что лагерь противника пуст. Рабы и гладиаторы уходили в такой спешке, что взяли с собой только одно оружие. Все остальное добро, включая трофейных римских орлов, брошено в палатках, а между ними попадаются рассыпанные серебряные монеты.

В доказательство своих слов Постумий показал одного из орлов разбитых Спартаком легионов и горсть динариев собранных им на земле.

— Все это похоже на ловушку — высказал предположение Квинт и с ним охотно согласился Агенобарб и несколько центурионов.

— Спартак хочет заманить нас в лагерь — авторитетно произнес легат, но его слова не успокоили солдат, а только возбудили их. Они кричали, что Агенобарб хочет присвоить себе их законную добычу и под надуманным предлогом запрещает им идти в лагерь. Желая показать, что трибуны и простой солдатский люд едины, Теренций Варр подбежал к претору и стал требовать отдачи приказа идти на брошенный лагерь.