Летуны закончили переброску частей огневой поддержки, а на следующий день подошли два тумена клана Степной Полыни. Двадцать тысяч бронированной кавалерии — я Вам скажу, крайне серьёзное зрелище.

Каждый боец в латах. Копьё, револьвер почти пушечного калибра, метательные топорики и полутораметровый палаш с расширенной елманью, которым орки умудрялись противника валить на половинки до седла.

... Природные воины, строй — колено к колену. В общем, сплошной бронированный таран, ибо кони тоже все в доспехах.

Дождавшись возвращения разведки, два дня ползавшей вокруг турецкого лагеря, мы засели в Лёнином шатре изобретать сюрпризы для наших гостей из Оттоманской Порты......

.................................................................................................................................................................................................................................... Военный вождь клана Степной Полыни Буеслав сын Буривоя, кавалер "Ордена Чести", вассал Великого Князя Литовского.................................................................................................................................................................................................................................................

....Я слушал и, как говорит наш Великий Князь, тихо "охреневал". Добрых два часа спевшиеся Тугай-Хан и Степан Вырвидуб убеждалю фон Быстрика в великолепии своего плана быстрого налёта на лагерь турецкой армии — мол, налетаем, хватаем, что успеваем, а остальное поджигаем и даём дёру.

Я слушал и старался пока не вмешиваться. И тут командующий, которому, по-видимому, надоел этот задорный бред любителей степного буйства, разразился речью в свойственной ему манере.

..... " Тугай, Стёпа, я, конечно, Вас сильно уважаю, хотя уже и не понимаю за что. Вы что, себе голову отлежали ? Где Вы, я извиняюсь, нахватались этой тяги к мелкому гоп-стопу посреди Дикого Поля ? Ну, налетели Вы на турецкий лагерь.. и что ? Там, на всякий случай, если кто забыл, шестьсот тысяч пацанов, воюющих не первый десяток лет, и напугать их лихим ночным посвистом — дураков нема.

Я таки молчу за двести пушек, что стоят на валах турецкого лагеря, но они там, на секундочку, не для красоты притулились. Может есть смысл напрячь свои извилины за ту радость, что они могут доставить плотным порядкам Вашей кавалерии ?

Может Вас и не сильно волнуют янычарские орты, а вот меня они таки своим присутствием не радуют ни разу. Боюсь Вас, друзья мои, сильно удивить, но у янычар дисциплина пожёстче, чем в султанском гареме.. и они, как Вы наверно догадываетесь, никуда не побегут, а ежели они по Вам хоть по разику из своих самопалов стрельнуть успеют, то будет Вам просто напросто — кирдык, без вариантов.

Чтоб Вы так плакали, как я смеюсь, но должен Вам рассказать за такую вещь, как арифметика. Так вот, если Вы забыли, то на каждого бойца нашей гоп-компании приходится по четыре турка и, что самое странное, все эти четыре умусульманенных пацана ни разу не торопятся отправиться к гуриям до своего мусульманского рая, хотя им там понообещанно всякого, как лохам на Привозе.

... Так что, друзья мои, сядьте там и слухайте сюдой. За Ваши планы предлагаю забыть, как за бред одесского интеллигента посреди рыбных рядов при торге за свежую рыбу. Турок надо встречать исключительно на укреплённых позициях с хлебом — солью на минном поле.

А вот, как их туда пригласить — будем сейчас делать себе понимание на лице. Давайте положим себе на мозг, что мы имеем за сделать большую радость нашим турецким друзьям, не дай Бог, конечно. А имеем мы с Вами, друзья, большой артиллерийский привет за пазухой. Вот и давайте думать, как нам подвести всю эту турецкую шоблу под стволы нашей артиллерии и желательно — кучно, всей толпой.

Стёпа, твои козаки — самые лёгкие на ход. Так что — твоей братве и играть приманку. Надеюсь, твоим "лыцарям" не надо дуть в уши, что бежать от татар и мамелюков надо сильно быстро, не давая этим восточным извращенцам пристраиваться до себя вплотную сзади ?

В общем, давайте команду на сбор всех командиров подразделений — будем выворачивать себе извилины за устройство тихого счастья для гостей из Крыма."

..... Пять часов военного совета вымотали всех, но план сражения, в принципе, был выверен в общих чертах. Детали уже дорабатывали командиры сами.

Но, что меня поразило в нашем командующем — мнение любого командира он выслушивал со всем вниманием, не перебивая и не затыкая никому рот. И, если идея или предложение заслуживали внимания совета, поддерживал всей силой своего авторитета, не присваивая идею себе, как обычно делает большинство военноначальников.

Фон Быстрик всё это безобразие называл "мозговым штурмом" и, надо заметить, что результат его меня так просто поразил. Нигде и никогда я ещё не видел и не слышал, чтобы командующий так прислушивался к мнению младших командиров. Собственно, я впервые задумался о том — почему в дивизии ТАК относятся к генералу фон Быстрику.

Следующие сутки дивизионы огневой поддержки перекидали тонны земли, готовя себе позиции, а мы постепенно оттягивались по своим местам, согласно утверждённой диспозиции и месту в сражении.

.... И вот утром над центральными позициями армии взлетела красная ракета и тридцать тысяч козаков-запорожцев плотной массой на рысях тронулись в сторону турецкого лагеря, что располагался перед нами верстах в десяти. Хоть мы и отгоняли турецкие разъезды и разведку в течении двух дней, но было понятно, что турки нас ждут......

.............. Дождавшись сигнала ракетой, войско , разбившись по полкам и куреням, на рысях пошло к басурманскому лагерю. Я с пятью полками пошёл по центру, на левом фланге десяток полков повёл Макитра, а справа десяток полков повёл Мыкола Крынка.

А вот ещё пять полков во главе с Гнатом Гармашом притаились в глубокой балке меж нами и басурманским лагерем, выдвинувшись туда ещё ночью.

У каждого из нас была своя задача помимо основной — заманить турок под удар основных сил.

Но поимио этого, генерал фон Быстрик измыслил редкую для турок пакость. Воды их войску пока хватало, ибо лагерь их стоял на берегу какой-то безымянной степной речушки, что ещё не успела обмелеть, а вот основной продуктовый запас неприятельской армии бродил отарами по степи вокруг лагеря, гоняемый слабовооружёнными чабанами.

Разогнать или захватить этот ходячий мясной склад — это и была задача для хлопцев Гармаша, пока мы на себя конницу турок отвлекать будем. Ничего не скажу — хитроумен изрядно наш генерал.

Если бы не его белобрысая голубоглазая голова, я бы точно решил, что он из пейсатого племени. Уж больно хитрозадый.

А, ведь, он туркам не один сюрприз приуготовил. Командовал турецкой армией любимчик самого владыки Оттоманской Порты сиятельный Мехмет-паша, лучший полководец Востока, не проигравший до сего дня ни одного сражения. Только сдаётся мне, что кирдык пришёл его карьере, хотя он ещё об этом не догадывается.

.... Подошли мы на рысях до лагеря, а там уже татарва в кучи сбивается, да на фланге мамелюки на конь садятся, в ряды строятся. Глянул я на это и аж по спине холодком прошлось — уж больно их много на нас приходится.

И полетело над степным привольем козачье "Пугу.., пугу..". Ложился ковыль под копыта коней, а орущие рты захлёбывались встречным ветром. Дробный топот и высверк сабель. Правым крылом козачья лава врезалась в неуспевшую набрать скорость толпу татар, проскочив под опоздавшим ливнем татарских стрел и пошла рубка, где крымчакам против козачьего сабельного умения ловить было нечего.

Мои хлопцы резко дали вправо и обогнув ревущую пластающуюся в сабельном бою колыхающуюся конную толпу, частью ударили татарам в тыл, а частью выметнулись перед сторожами конских запасных табунов. Немногочисленную сторожу вымели на раз и хлопцы начали заворачивать табуны до нашего лагеря.

В гуще свалки раздался обречённый вой. Давным давно известно — "татарин без коня — ворона пожива". А тут на тебе, на глазах уводят и транспорт , и кормовую базу, как объяснял нам фон Быстрик.

А главное — татары ничего сделать не могли.Зажали мы их крепко — никак им к табунам не пробиться, а наши уже и табуны отогнать успели, галопом в сторону наших позиций гонят.

На левом крыле — тоже веселуха, наши не дали мамелюкам развернуть строй, выпалив разом всей лавой из пистолей, устров свалку в передовых рядах мамелюкова строя и сейчас развернувшись давали дёру во всю прыть.

Пора и нам было уходить. Раздались свистки.. и козаки враз, поднимая коней в галоп, на ходу сбиваясь в сотни, задали стрекача. Пока мамелюки продирались сквозь завалы мёртвых коней и своих товарищей, а татары, слегка оклемавшись, кинулись вдогон, мы уже на версту ушли.

Смешанная многотысячная лава мамелюков и татар потихоньку начала нас догонять..., но мы успели. Честно признаюсь, никогда так страшно не было. Я на скаку обернулся — степи не видно, одни враги.

Кто бы их считал, но тысяч полтораста сильно разозлённых людей за нами неслось, как скаженных. И лица у всех — недобрые какие-то. Но до гребня степного увала, как и было уговорено, мы доскакать успели. Да ещё и развернуться в строй сподобились.

А на гребне увала двадцать пулемётных тачанок в ряд выстроились, гостей поджидаючи, да за гребнем двадцать бомбомётов, к стрельбе готовых.

.... Вот и сподобился я узреть, что такое огонь двадцати пулемётов по скученной кавалерийской толпе, когда одна пуля двух-трёх человек насквозь проходит. Противника, как траву косой укладывали. Честно признаюсь, это уже и боем не назвать. Это уже — бойня. Вой, крик. Раненые люди орут, визг убиваемых лошадей, убитые — завалами по всей степи.

А, когда и бомбомёты начали по толпе садить беглым огнём, хлопцы Гармаша из балки вылетели разбегающихся перенимать.

Пощады никому не давали — генерал заранее предупредил, что нам полон нынче ни к чему. Раненых турок с ходу пускали под нож. Тут же отлавливали мамелюкских аргамаков, да обдирали тела.

А слева накатывалась волна ногайской конницы. Через час турецко-татарская кавалерия закончила своё существование. По всему обозримому степному пространству кучами валялись порубанные тела, да бродили осиротевшие кони. Попытка выйти остаткам турецкой кавалерии на помощь своей избиваемой коннице разбилась об счастье встречи с двумя латными орочьими туменами, которые в полчаса стоптали турок особо не затрудняясь.

.... Первый этап сражения прошёл, как по нотам, что расписал генерал фон Быстрик. У нас потери были ничтожными — человек триста убитыми, да около тысячи раненых. И это при том, что в поле валялось около полутора сотен тысяч кучек вороньего корма из числа незванных гостей Дикого Поля.

Мехмет-паша остался без кавалерии и турки заперлись в лагере, приуготовившись к жёсткой обороне.

Как бы там ни было — их ещё было вдвое больше нас, да и янычарский костяк турецкого войска был ещё не тронут......

...................................................................................................................................................................................................................................... Великий Хан Ногайской Орды, Повелитель Степи, Голос Богов, Могучий и Блистательный, Ужас врагов и Щедрая Длань ногаев, кавалер "Ордена Святовита" и "Ордена Чести" Тугай-хан Ногайский, полковник дивизии свободных наёмников по прозвищу "Насрать". ......................................................................................................................................................................................................................................................

............................... Насрать мне на голову ! Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал, что можно разбить в дым полтораста тысяч отборной конницы с потерями в тысячу своих бойцов, я бы человеку в лицо плюнул. А вот, поди же, сам сподобился такое чудо узреть.

Трудно было моих ногаев держать за холмами, когда запорожцы с мамелюками в рубке хлестались. Одного нетерпеливого подханка пришлось даже саблей на полы развалить, чтобы остальные охолонули, да про приказ бы не забывали.

Так что — стояли и терпели до скрежета зубовного. Но дотерпели. А уж, когда сигнала дождались, сразу галопом пошли в лаву разворачиваясь. По центру кулаком уланы, а по краям тумены широкой лавой, разбегающихся мамелюков и татар подметая.

Я обещал своим ногаям достойного врага, с которого настоящим воинам было что взять. И я своё обещание выполнил. До самого захода солнца мои бойцы ловили по степи лошадей и обирали трупы мамелюков. Арабские скакуны, великолепные доспехи и оружие из дамасского булата. Никогда Орда ещё не брала такой качественной добычи. К заходу светила за горизонт мой личный авторитет в Орде вырос до состояния обожествления. А, ведь, впереди нас ещё ждал лагерь и обоз турецкой армии.

Лёня сказал, что турецкий лагерь возьмём легко и без проблем. И хоть там ещё четыреста с лишним тысяч турок, я после сегодняшнего в Лёниных словах не сомневаюсь ни на понюх.

Всю ночь мои ногаи гуляли. У костров лился в пиалы кумыс, одуряюще пахла жарящаяся баранина и неслись к звёздному небу степные песни. И у каждого костра звучали искренние здравицы в честь Великого Хана. То есть, в честь меня любимого и великого. Насрать, в принципе, но приятно.

В полной боевой готовности только уланские полки всю ночь сменами отстояли, а то чёрт его знает, на что турки решиться после такого конфуза могли. А на заре уже вся Орда была в седле и, после зелёной ракеты от штабного Лёниного шатра, мерной рысью полки и тумены выступили к турецкому лагерю, потихоньку формируя построение левого фланга наших войск.

По центру шли оба орочьих тумена и силы огневой поддержки, а по правому флангу развернулись козачьи полки. У турецкого лагеря мы уткнулись в развёрнутые части неприятельской армии. Некоторыми нашими командирами предлагалось помурижить турок, пользуясь лишением их основным источником питания, но фон Быстрик быстренько разъяснил особо непонятливым, что у нас есть ещё одна задача — успеть на берега Дона до начала генерального сражения с орочьей Ордой.

Опять таки, от штаба генерала разлетелись ракеты, указывая на места занятия позиций нашими подразделениями.

Посреди наших порядков начали занимать позиции пулемётные тачанки, а за нашими спинами — бомбомётные батареи, как-будто ожидающие какого-то сигнала. И вдруг над нашими головами в вышине поплыли дирижабли воздушных сил дивизии, с которых на головы турецкого построения посыпались бомбы и гранаты, накрывая неприятельский строй сплошным ковром разрывов, уносящих вражьи жизни десятками.