— Должны. — он кивнул. — Рассчистить, а не зачищать весь Гелен. Убивать грим вообще бессмысленно, по большому счету — от них не остается ни мяса, ни шкур, ни трофеев, так что от нас этого никто не требует.

Это было даже в чем-то логично — грим, естественный враг человечества, даже после смерти не оставляли ничего, что могло бы принести людям пользу. Именно поэтому правило 'можешь избежать боя с грим — сделай это' в племени было древнейшим и почти никогда не нарушалось. Когда ты кочуешь по ничейной земле — очень сложно удержаться от того, чтобы присвоить ее себе. Впрочем, в этом и был весь фокус — пока ты двигаешься вдоль охотничих зон древних грим ты почти в безопасности, но как только решаешь остановиться и начать отстраиваться, как грим слетаются, словно мотыльки на огонь. Племя Ворона кочевало по фронтиру дольше, чем стоят королевства, и продолжит, когда стены королевств падут — по крайней мере, так говорила Рейвен, и у Корвина не было причин сомневаться в ее словах.

Стены были способом воевать с грим, отвоевать у них часть земли и убить всех, кто попытается на нее забраться. Это работало, но регулярно стопорилось, и начиналось полномастшабное вторжение. Вторжение, от которого люди поселившиеся за стенами уже не могли сбежать, боясь бросить все построенное. Более того, пространство за стенами имело свойство заканчиваться, люди плодились все активнее, и от перенаселения и голода спасали только выселки — которые раз за разом сжирали грим, чтобы цикл повторился.

Племя создавало альтернативу — не воевать с грим, но сосуществовать. Ходить между их охотничими угодьями, менять свои стойбища, применять силу только тогда, когда это требуется. Не претендовать на то, чтобы владеть землей, не бороться с грим, как не борются с землетрясениями, и не нарушать сложившийся в диких землях баланс.

По крайней мере, так это работало уже тысячи лет.

— Что ты предлагаешь? — Пирра задумчиво посмотрела на него. Похоже, его слова поставили ее в тупик своей непривычностью. Очень характерно для жителей королевств.

Корвин покачал головой. 'Для жителей королевств'... когда это в нем проснулась кочевая гордость? Тем более, что 'жить с позволения грим, а не воевать с ними' звучало и правда не слишком гордо. Впрочем, Рейвен ответила бы, что нет ничего постыдного в том, чтобы совершать необходимое ради своего выживания.

— Грим идут на звук, свет, негативные эмоции и ауру. В обычных условиях я бы отправил Германа и Адольфа с феерверками в зубах, но раз уж ты решила присоединиться... — он улыбнулся. — Нам нужно выманить грим с территории старого вокзала, и активировать защитный периметр, подняв бронированые стенки в проходах. Так что сейчас мы заложим взрывчатку к западу и северу от здания вокзала. Главное — не попасться на глаза неверморам, и не быть обнаруженными раньше времени.

Пирра кивнула, поняв план. Не прорываться сквозь толпы грим, накопившихся в городе за десятилетия, а выманить их непривычными громкими звуками и вспышками ауры в заведомо неправильном направлении — благо, его проявление грим принимали за него самого. Заказ не был сложным для него благодаря опыту, но для простого охотника или даже команды, решившей пойти напролом, мог кончится почти гарантированной смертью.

— Ты многое знаешь о грим. — девушка задумчиво посмотрела на него. — Это опыт, или...

Разумеется, она не стала заканчивать — это прозвучало бы просто оскорбительно для любого жителя Мистраля.

— Или. — Корвин улыбнулся. — Рейвен — та еще сука, но при этом лучшей учитель из всех, что я встречал в своей жизни. Если бы не ее уроки, то меня бы сожрали в первую неделю. К тому же, я из племени Ворона. Было бы странно, если бы я не умел выжить в диких землях.

Особенно учитывая то, что бежал он сквозь даже не дикие земли, а земли грим, питаясь всем, что мог найти и подстрелить, не останавливаясь и не разжигая костров. Конечно, лететь было проще, но полет требовал дикого количества энергии, которую в таких условиях было просто неоткуда взять, так что крылья он использовал только в самых тяжелых ситуациях. Почти неделя одиночного перехода — после такого ему уже ничего было не страшно.

По крайней мере, так ему казалось до первого настоящего заказа на фронтире.

— Племя Ворона... — Пирра вздохнула, ощутимо поморщившись. Все-таки это было не той темой, о которой было принято говорить хорошо... или вообще говорить. — Почему ты считаешь, что Янг не принадлежит к нему? Она же тоже дочь Рейвен.

Корвин вздохнул. Похоже, Пирра все-таки не бросила своей идиотскй затеи их помирить.

— Потому что Янг никогда не была, не является и никогда не будет его частью. — он покачал головой. — Она не кочевала ни дня в своей жизни, она не понимает, почему подчиняются сильнейшему и по каким правилам живет дикий мир. Она не умеет отступить, она не знает, что такое грим и что означает быть частью племени Ворона. Она не Бранвен, Пирра. Рейвен отказала ей в этом, и не мне оспаривать ее решение.

А если бы и не отказала... Янг — Шао Лонг, а не Бранвен. Она не росла в племени, не впитывала с рождения истории и легенды темных времен, не понимала сути диких земель и понятия не имела о том бремени, что возлагают на ворона крылья. Она не вжималась в светлый круг костра, настороженно всматриваясь в тьму за его пределами, не сжималась под пристальным взглядом алых глаз, а разбитая на осколки луна была для нее просто странной диковинкой. Убитые грим не рассыпались для нее каплями багрового тумана, а дикие земли не переходили внезапно в безжизненную алую пустошь. Она не видела фиолетовые кристалы, пробивающиеся сквозь деревья, и острые черные скалы, пронзающие небеса. Она не имела права называть себя Бранвен.

Там, где простой житель королевств видел только грим, ворон видел куда больше. Воля Рейвен вела ее племя в диких землях, но ни один человек не выжил бы на границе с землями грим без одобрения их хозяйки. Корвин не знал, почему он уверен, что у грим есть хозяин, но чувствовал, что это так. Слишком часто в диких землях он ловил на себе пристальный взгляд алых глаз, идущий отовсюду и ниоткуда одновременно.

— Ты мог бы ее научить. — девушка покачала головой. — Она ведь твоя сестра.

Корвин вздохнул.

— И именно поэтому я не стану этого делать. — хватит Ремнанту и трех воронов. — Нам пора работать.

Парень в последний раз проверил сумку с тщательно упакованными зарядами, пристегнул к плечевому ремню, и осторожно пошел вперед, иногда проскальзывая сквозь тени. Здесь и сейчас он находится в чужом доме...

И худшее, что он мог сделать — начать убивать хозяев.

* * *

В диких землях было не слишком много правил, но каждое из них неукоснительно соблюдалось. Никогда не останавливайся, никогда не торопись, не рвись вперед, не покидай укрытий, не становись напротив контрастирующего с тобой цвета, и ты скорее всего переживешь следующие несколько часов. Если тебе повезет, конечно.

Городские условия вносили в эти правила небольшие поправки. Пусть перемещаться по крышам и было откровенно самоубийственной затеей, зато высокие здания скрывали охотников за собой, а груды строительного мусора, валявшегося на улицах, не создавали открытых проспектов. Они двигались медленно, никогда не рискуя, регулярно прижимаясь к земле, и вскоре Пирра оставила надежду остаться чистой. Грим было действительно много, и все были разными. Для городской черты не действовали обычные правила распределения, и в одном блоке можно было наткнуться на стаю беовульфов, в следующем — увидеть десяток урс, а потом забиться в здание, проползая под окнами на третьем этаже, потому что на крыше свили гнездо неверморы или сидел грифон. Вдобавок Пирра попросту не умела концентрировать ауру в отдалении от себя, и Корвину приходилось раз за разом отправлять своих зверей в противоположную сторону, будоража этим грим. Ее нельзя было в этом винить — из-за особенностей проявления Корвину пришлось освоить этот навык, но у Пирры не было для этого ни возможности, ни необходимости.

Но все-таки, все-таки они приближались к цели. Старый вокзал, как и было рассчитано в строительных планах, должен был служить местным жителям еще и убежищем, так что был куда крепче и укрепленнее всех остальных зданий в городе. У жителей при масштабном нападении было не так уж много способов выжить — запереться в своем доме, обколовшись седативами или добежать до бронированных станций метро. Еще можно было, конечно, забиться в специальное правительственное убежище в подвале мэрии, но вряд ли у простого гражданина были шансы туда попасть. В любом случае, людей это не спасло — правительство Вейла решило не отбивать Гелен, а просто завалить туннели за стены, оставив местных жителей умирать вместе с отказавшимися их бросить охотниками. Большую часть сожрали, меньшая умерла от голода или удушья в заваленных туннелях.

Теперь об этих событиях напоминали только скелеты в грудах мусора, обвалившиеся стены, да кое-где приподнятые бронестенки — по данным хозяйки Романа, вокзал не успели запереть до того, как в него прорвались грим, так что вскрывать двери им не придется. Хотя проявление Пирры, конечно, изрядно облегчало жизнь.

Наконец, они залегли на втором этаже вокзала, вжавшись в зазор между полом и окнами — так, чтобы даже пролетевший в паре метров невермор не смог их заметить.

— Готова? — Корвин внимательно посмотрел на девушку. Та выглядела довольно устало — похоже, подготовка охотника не предусматривала почти трехчасового переползания из здания в здание в грудах строительного мусора. К тому же ее броня была исключительно турнирной, скорее подчеркивая фигуру, чем защищая что-либо, и оставляя полностью открытыми руки, плечи и верх бедер. Вдобавок длинные алые волосы были покрыты серой пылью и грязью, спутавшись и слипшись.

'Янг бы уже взорвалась'

Пирра только устало посмотрела на него, молча кивнув. Наверное, даже непрерывная трехчасовая битва далась бы ей легче, чем это. Все-таки охота это на девяносто процентов не красивые битвы против монстров, но муторный и рутинный труд. Чем меньше ты сражаешься, тем меньше выматываешься, получаешь ран и тратишь боеприпасов. Даже в диких землях охотники, без оглядки рвавшиеся в бой, быстро становились банкротами, что уж там говорить про земли грим, в которых такой подход попросту становился самоубийственным.

Щелчок тумблера, мгновение тишины — и дастовый заряд взрывается в доме, находящемся в почти пяти сотнях метров к западу, грохотом обжигая уши. Громкий топот, рев взбудораженных грим, громкий свист разрезаемого крыльями воздуха — и еще один взрыв, тоже к западу, только еще дальше. Дружный кивок — и рывок вниз, сквозь дыру в полу, слушая громкий собачий лай и призывая из теней уже своих зверей на самом пределе дальности, почти в двух сотнях метров. Первый этаж, Пирра взмахивает рукой, и железобетонный блок взрывается изнутри, а бронепластина послушно отходит в сторону. Щелчок — третий взрыв, теперь резко к северу. Просыпается все больше и больше грим, сбегаясь на манящую приманку — и остается только уповать на скорость. Алое лезвие вспарывает горло оставшегося в здании беовульфа, мощный бросок урсы Пирра принимает на щит, ответным ударом отрубая твари голову, истошный грифоний вой раздается откуда-то с нижних уровней, но все это уже не важно. Перед глазами Корвина отщелкиваются секунды условной безопасности, и он перещелкивает четвертый тумблер, отбрасывая ставшую бесполезной коробку — где-то далеко взрывается последний заряд, вытягивая на себя орду темных тварей. Громкий треск, поддаваясь жесту Пирры еще одна бронеплита отходит в сторону, спасая им добрую минуту времени, и Корвин бросается к центру управления защитным периметром, аккуратно вставляя внутрь декодера подаренную Синдер флешку, одновременно меняя дастовый аккумулятор. Вспышка света, гудение возвращающегося к жизни компа, и строчки странного кода, самостоятельно выполняющего заданную программу. Ей не нужен оператор, и теперь им осталось только продержаться три, может быть пять минут. К счастью, в командном пункте всего один проход, а сама комната скорее напоминает бункер, чем офис безопасников, но так и было рассчитано. Впрочем, этого делать не пришлось — с облегченной улыбкой Пирра почти вколотила в стену бронеплиту, заменяющую бункеру дверь — и сделала это как раз вовремя, потому что с другой стороны в нее уже врезалась чья-то тяжелая туша.

Наконец, комп перестает гудеть, и на экране вместо голубых строчек кода появляется план метро — почти вся станция окращена красным, но снабжение энергией почти не нарушено. Грим редко уничтожают коммуникации, им просто не хватает на это мозгов. Все двери, которые могут быть закрыты, захлопнуты, и это победа — теперь они отрезаны от орды наверху, и пусть тоннели завалены, зато и внутрь у грим прорваться не выйдет. Им просто осталось зачистить тех грим, что не побежали на взрывы, и можно будет отчитываться Роману об успешном выполнении контракта. Еще сто... пятьдесят тысяч в копилку.

Корвин улыбнулся напарнице, довольно привалившийся к стене командного пункта, и открыл сумку, бросив той ее сухой паек и бутылку воды. После трех часов постоянного напряжения, ползков в грязи, мусоре и проскальзывания почти в метре от грим, привал был необходим. Все это утомило даже Корвина, для которого заказы были обычным ритмом жизни, так что он даже не хотел думать, насколько устала Пирра, впервые прошедшая через такое. Все-таки настоящая жизнь за фонтиром очень отличается от уютных кондиционированных тренировочных комплексов, а трехчасовой марш — от как максимум трехминутной дуэли.

Парень вздохнул, и сел за компьютер, запоминая план комплекса и закачивая его на свой свиток. Все складывалось даже лучше, чем он рассчитывал, но его все равно трясло от напряжения. Что-то было не так. Пусть гримы и вели себя именно так, как должны, пусть его план был довольно типичныи и многократно опробованным на практике, пусть даже у них было превосходство в силе, ловкости, инициативе и двух крайне полезных проявлениях... Всего это было мало для земли, принадлежащей грим. Это не дикие земли, тут ничего и никогда не идет строго по плану. А он — не Озпин и не Рейвен, чтобы голой силой прорубить себе путь сквозь темную орду.

Корвин тихо выматерился, и задумчиво прищелкнул пальцем по толстому стеклу ампулы, вставленной в поясной ремень. Ввести седатив? В его состоянии это было оправдано.

Потому что с той минуты, как они вошли в Гелен, он чувствовал на себе чей-то строгий взгляд. Потому что чудовищно сильное ощущение чужого присутствия буквально выбивало воздух из легких, а стены бункера окрашивались в багровый, когда он закрывал глаза. Потому что впервые за последние полгода беовульф под его клинком распался липкими темными каплями, жгущими даже сквозь толстую куртку, а фиолетовые кристаллы, растущие сквозь бронестену из почти метрового слоя стали пульсировали в такт его сердцебиению.

Потому что он видел то, чего не должен был, чувствовал то, что чувствовать не имел права, а преследовавший его взгляд алых глаз вдруг из строгого стал насмешливо-заинтересованным.