Равновесие

В квартире он огляделся... И стало очень тяжело.

Привыкший бродить по городу, часто спать там, куда есть возможность проникнуть, он вдруг понял, что квартира похожа на клетку. Он походил по комнатам, где всё было чисто и в то же время пустовато: хозяева часто сдавали её квартирантам, — и остановился у окна. Здесь стало легче. Он смотрел на замкнутое сумрачными тенями пространство вечерней улицы, на белый свет фонарей, на жёлтые светлячки окон в доме напротив, в подвале которого ему не раз пришлось ночевать, — на привычную жизнь, неожиданно оставленную за стенами... И пытался понять: так нравится ли ему, что сегодня он проведёт ночь с комфортом?.. Сухие губы дрогнули в едва заметной усмешке. Встречный вопрос: а не развивается ли у него клаустрофобия?

Вздрогнув, он услышал задорный голос Лены, доносившийся из прихожей:

— Иди-иди! Список у тебя большой — не забудь ничего!

Обернулся он вовремя. В комнату вошёл Алексеич.

— Сейчас Игорь сбегает за продуктами, Лена быстро сготовит нам ужин, а потом они съездят домой за необходимыми вещами для временного проживания здесь. И уж потом все — спать. Здесь останемся вчетвером: в той комнате Лена с Игорем, здесь мы. Перед сном Лена проведёт небольшой сеанс с тобой, чтоб ты спал крепко. Остальные снова соберутся ближе к утру.

— Я думал — буду здесь один, — удивлённо сказал бродяга.

— Не получится, — покачал головой Алексеич. — Мне нужна эта ночь и другие, если те будут. Ночь — такое время суток, что живые существа расслабляются в защите и уюте. Лена с Игорем нужны, если "бессмертный" тебя поведёт дальше с самого утра... Ты-то спи, а я попробую поговорить с твоим "бессмертным". Мне нужно хоть за что-то зацепиться, чтобы поговорить с твоими богами.

В бродяге проснулось любопытство.

— Ты ведь тоже экстрасенс, — полувопросительно сказал он. — Я заметил, что у всех есть какая-то специализация. Ты хочешь использовать что-то, что умеешь лучше всех?

— Хуже, — тяжело ухмыльнулся Алексеич. — Я не просто хочу, я готов использовать то, что умею. Но мне нужно кое-что уточнить. Поэтому я должен поговорить с твоим "бессмертным", пока ты спишь. Ты привык к нему. Попроси я тебя поговорить с ним на определённую тему, ты не сможешь задать ему нужный вопрос. Или не услышишь нужного ответа. Я же его плохо знаю. Как и он меня. Поэтому я смогу спросить его. Или узнать всё, что интересует меня.

Бродяга промолчал. Он заметил, что Алексеич напрямую, по сути, не ответил ему. Он понял это как опасение. Нежелание заранее проболтаться в незримом присутствии "бессмертного". Что ж... Дело есть дело. На такое недоверие не обидишься.

Когда настало время сеанса с Леной, бродяга поймал себя на мысли, что хочет попросить девушку снова подарить ему впечатление райского блаженства — умиротворение с привкусом холодного аромата яблоневых лепестков. Но девушка присела на стул у кровати, где он лежал, и бродяга, ожидавший чего-то хорошего, быстро поддался всего лишь расслабляющей эмпатии, вызывающей дремоту, а затем и глубокий сон. Впрочем, уплывая в эту тёплую дремоту, бродяга успел мысленно улыбнуться...

... Проснулся утром — и шарахнулся к стене, не понимая, где он и каким образом очутился в этой светлой от солнца комнате.

— Доброе утро, — услышал ворчливое и увидел Алексеича, который сидел на диване напротив. — Выспался?

Успокаивая взбудораженное сердце, бродяга сел удобней и тут же с тревогой спросил:

— Ну что? Получилось — поговорить?

— Получилось, — успокаивающе сказал Алексеич. — Не боись. У нас теперь в арсенале весьма действенный шантаж, если вам с Леной не удастся скооперироваться во внедрении "лешего" в человека, которому предстоит смерть.

— Да? — не зная, что именно спрашивать, отозвался он. — И как мы теперь?..

— Дмитрий... — Алексеич смотрел на него испытующе и даже с каким-то сочувствием. — Здесь вопрос выбора. Ты — главный в этой истории. Тебе и решать. Есть два выхода из ситуации. Первый: я вывожу тебя из игры — и тот мир умирает, а мёртвые, которых ты спас, навсегда остаются существами, похожими на зомби. Второй выход: ты продолжаешь умирать, Лена тебе помогает — и ты внедряешь последние двенадцать существ в людей, которые могут умереть, но не умрут, если в них окажутся "лешие". Суммируем. За тобой выбор: или я прямо сейчас освобождаю тебя от необходимости умирать, или ты продолжаешь облегчённый вариант совместной смерти.

— Прямо сейчас...

Бродяга смотрел в глаза этого странного человека, который так легко пообещал освобождение от боли и смерти последних двух лет. И видел, что тот серьёзен.

— Не торопись, — негромко сказал Алексеич. — У тебя есть время. До момента, когда "бессмертный" скажет, что пора снова умирать.

Склонив голову: он будто прочитал мысли! — бродяга выдохнул и только сейчас вдумался в то, что ему сказали.

— Я... подумаю, — угрюмо сказал он.

Думать пришлось двое суток.

Квартира, которой он сначала боялся, превратилась в нору, где бродяга укрывался от мира и самого себя. Жизнь здесь началась размеренная и предугадываемая. Вскоре даже появилось расписание: с утра приходил Володя, лечил его какими-то снадобьями и используя бесконтактный массаж; потом появлялся Саша, который учил его собирать силу — они сидели на балконе, Саша в "лотосе" — он на коленях; к обязательному "тихому часу" днём и к ночному сну бродягу готовила эмпат Лена, причём готовила не только собственными силами, но и учила его самого использовать техники расслабления, чтобы не подсел на чужую силу и воздействие. Но главное — они все с ним разговаривали. Рассказывали какие-то истории из жизни; объясняли всё, чего он не совсем понимал; болтали о событиях, которые раньше проходили мимо него — в снятой квартире был телевизор, и он с интересом смотрел новости, которые можно не только узнать, но и тут же обсудить. Впечатление было, будто его приучали к мысли о скором возвращении в обычную жизнь. Его даже разговорили на тему собственной фирмы...

Утро третьего дня...

"Пора", — сказал "бессмертный" очень напряжённым голосом.

Бродяга огляделся. Алексеич вышел умываться.

— Что случилось? Ты никогда так не говорил... — вполголоса сказал он.

"Предчувствия плохие... Ты решил?"

— А ты знаешь об этом?

"Как не знать. Боги были заняты поиском новой смерти и пока не проглядывали информационную сеть. Они пока не знают. И что ты? Что решил?"

Никогда бы не подумал, что однажды он сделает такой жест... Но быстро поднял ладони закрыть лицо, запустив пальцы в отросшие волосы.

— Я не знаю... Не знаю, что делать...

Сердце забилось так больно, что он с еле понимаемой усмешкой подумал, что сам сдохнет от невозможности выбора — от инфаркта, например... Чёрт... за что ему такое — выбирать между собственной жизнью и смертью неведомого ему мира, о котором он никогда больше не узнает, да и не знает он которого... За что ему дали этот выбор? Ведь — больно!! Больно...

Бродяга растерянно стоял посреди комнаты и пытался решить, но вместо этого он лишь вспоминал — боль и тех людей, которые умирали. Он и правда помнил их всех. Всех. Он мог перечислить каждого — не зная имён, описать каждого, какой внешности и как они были одеты в момент смерти... И — впереди двенадцать человек, которые безвозвратно умрут, если он не поможет им. Плевать на умирающий мир! Умирают здесь и сейчас двенадцать человек!.. Но... Он застыл на месте, едва не рыча, едва не плача со зла на себя и на Алексеича, который дал ему такое искушение, как свободный выбор... Жаль, что он поверил этому человеку. Жаль, что он так поверил в этого человека... За что?! Он слишком слаб, чтобы выбирать!

Задыхаясь от нелепости ситуации, в которую никогда не думал попасть, держа руку на расходившемся сердце, он смотрел на утреннее солнце, лениво играющее золотистыми пылинками, кожей босых ног ощущал прохладу ветерка с балкона... А в это время где-то ходит человек, который, ничего не подозревая, умрёт через следующие несколько минут.

— Что-то случилось? — насторожённо спросил вошедший Алексеич.

Бродяга уже знал, что он очень чувствителен к эмоциям — почти как эмпат. Собрался с силами, воздвигая вокруг себя энергетическую преграду, которой его научил рыжеватый Саша, и спокойно сказал:

— Время. Пора выходить и идти к следующему.

Он знал, что его энергоблок слаб от неумения. Бесстрастное лицо Алексеича подтвердило, что тот чувствует его ненависть, которую сложно скрыть. Бродяга отвернулся и принялся одеваться. Уже одетый, он безнадёжно подумал: "А ведь мужик беспощаден. Лены-то ему не жаль?" И жалко скривился, понимая, что ищет повода, чтобы попросить прекратить эту спиральную смерть, ссылаясь на жалость к другому.

Лена сама подошла к нему — и он ощутил уверенность, которой она укутала его.

— За меня не бойся, — сказала она и взяла его под руку.

Словно супружеская пара, они вышли из подъезда — мужчины за ними. На пороге встретились с Владом и Тасей, которые тут же присоединились к Алексеичу и Игорю в их "прогулке". Чуть поотстав от ведущей пары — так, чтобы не мешать, все четверо шли, негромко о чём-то переговариваясь. Лена шагала рядом с бродягой легко и непринуждённо, а он всё больше тревожился, что именно ей попадёт больше той боли...

— Дмитрий, не думай об этом.

— О чём?

— О той боли, которая меня ожидает.

— Ты считываешь мысли?

— Нет, эмоции. Сейчас — тревога. Боль в ней проскальзывает эхом. Я её улавливаю.

— Не могу... Не думать. Это... Пристало и всё.

Девушка испытующе заглянула ему в лицо.

— Если хочешь смягчить будущую боль, сосредоточься на попытке предугадать, что за смерть нас ожидает, — потрясающе спокойно сказала она. — Если мы об этом будем знать, легче её будет пережить. Сосредоточься на своём предвидении. Что ты увидишь — то и расскажешь мне в подробностях. А вдруг я сумею смягчить боль, предшествующую смерти?

— Ты думаешь... — начал он, со страхом глядя в безмятежное лицо девушки.

— Дмитрий, — не дождавшись его реплики, сказала она. — Я не дура, которая очертя голову лезет в неведомое. Что такое смерть — знаю. Как знаю, и что такое боль. Я работала в больницах — по протекции Алексеича. Присутствовала рядом с людьми, которые испытывали боль, и рядом с людьми, которые умирали. Помнишь, как я использовала на тебе эмпатию умиротворения? Да, я эмпат-миротворец. Но в моём арсенале, как любит говорить Алексеич, есть и снаряд отрицательных эмоций. Так что... Забудь обо мне — и думай о том, что нас ждёт. Я поддерживаю тебя под руку. Забудь, что я рядом. Нам нужно твоё предвидение. Настройся на будущее. — И ободряюще улыбнулась ему.

От неожиданности он улыбнулся в ответ. И перевёл взгляд вдаль.

... Эмпат-миротворец, который в своём арсенале хранит настоящее оружие.

Лена усмехнулась. Даже Игорь пока не знает: Алексеич использовал её дар в таких делах, что она сама до сих пор не верит, как могла быть сильной. Самое страшное дело было, когда ей пришлось присутствовать при аресте съехавшего с катушек алкаша, только что убившего свою семью и готового убить последнего — собственного ребёнка, мальчика лет шести. Точней — пришлось присутствовать не при аресте, а при захвате сумасшедшего убийцы. Она тогда дежурила по три часа в скорой помощи, в приёмной. И навидалась, начувствовалась... И в одно из дежурств за ней приехали полицейские от Алексеича и, предупредив, что по дороге расскажут всё, буквально выволокли из больницы. А уже в жилом доме, где разворачивалась смертельная трагедия, она почувствовала себя убийцей, обрушив только что собранные в концентрат эмоции смерти и боли на психа, который пытался убить своего сына. Мальчика спасти удалось. А плачущего убийцу уводили, поддерживая по руки: сам идти не мог — ноги всё ещё подламывались от ужаса. Лена "забрала" эмоции мальчика и окунула в них мужчину... Она знала, что это несравнимо с тем, что сейчас должна будет испытать на себе лично. Но верила, что успеет в самый опасный момент смягчить ту боль, которую должна будет испытать на пару с Дмитрием.

Они вышли к дороге.

Время утреннее — народу мало. Дети — видимо, в школу. Взрослые — деловито на работу. Самые маленькие, жёстко ведомые в детские сады, недовольно и плаксиво что-то лепетали — не выспавшись...

Сначала Лена вспомнила предположение Алексеича, что в основном все смерти будут дорожными. Но Дмитрий неожиданно свернул к пешеходной дорожке, ведущей переулком к двум другим домам. Ещё несколько десятков шагов, и девушка почувствовала, как его рука отяжелела — он опёрся на неё. Мельком взглянув ему в лицо, она машинально кивнула: глаза слепо уставились в пространство, а вокруг него самого призрачные волны эмпатии колыхались с отчётливой неуверенностью.

Он наблюдает своё предвидение.

Осознав, Лена постаралась идти спокойно, чтобы, выйдя из этого состояния, он от неожиданности не споткнулся. Монотонный шаг не должен его напугать — его, вдруг вернувшегося из будущего. Теперь она шла, то и дело поглядывая на него, и старалась "услышать" его... Пока — испуг. Он вышел на провидческий уровень — и его напугало то, что он видит. Но он продолжает наблюдать — его глаза, слепые, оттого что он видит не здесь и не сейчас, двигаются: то опускаются, то впиваются в нечто, что находится на небольшом расстоянии от пола, то снова опускаются к самому низу. Дыхание учащённое, неглубокое... Время провидца уходит. Дыхание выравнивается, глаза оживают.

Останавливаться резко нельзя. Испугается — с сердцем может быть плохо. Про то, что с сердцем у Дмитрия нелады, Лена "подсмотрела" из действий Володи, который колдовал именно над этой зоной, когда приходил "подлечить болячки". Но, не останавливаясь, Лена осторожно замедляла шаг, чтобы к мгновению, когда Дмитрий очнётся, он крепко держался на ногах. Одновременно она так же осторожно посылала ему умиротворение в обычных дозах... И поймала момент, когда глаза полностью вернулись в режим обычного видения. Доза деловитости утишила неравномерный пульс Дмитрия.

— Что ты видел?

— Человек поскользнулся на плохо закреплённом коврике, — медленно сказал Дмитрий, удивлённо осматриваясь — прошли-то довольно много, — и кивая подошедшим четверым. — Женщина. Упала. В руках спички — хотела плиту зажечь. Газовую. Рычажок остался в положении "включено". Она без сознания. Дышит газом. Рядом от зажжённой спички дымится тот самый коврик. Она... задохнётся от дыма и газа.

— Тася! — негромкий, но повелительный голос Влада.

Он взял жену за руку, и оба огляделись. Лена с надеждой смотрела на них. Может, удастся предупредить смерть? Неужели боги на этот раз специально придумали найти смерть в таком месте, чтобы Дмитрий не успел помочь умирающему, узнав о том в своём предвидении? Чтобы у него не было искушения помочь?

— Здесь! — быстро сказала Тася, указывая на дом, который сейчас стоял к ним торцом.

И все поспешили к нему.

... "Не успеешь", — безнадёжно сказал "бессмертный".

— Плевать, — прошептал бродяга. — Всё равно легче, чем в одиночку.

Он, сам того не замечая, вцепился в руку девушки, которая уже стала для него точкой покоя. Инстинктивно боялся выпустить её руку...