Ученики Ворона. Черная весна

— Сойди с коня, племянник, — проревел дядюшка. — Дай я тебя обниму! И представь своих спутников, я хочу знать имена друзей моего любимого родича!

Теперь главное, чтобы Монброн во время объятий все не испортил и не вогнал бы этому здоровяку кинжал в бок, переполнившись радостью от встречи. Я изучил своего друга и видел, что он сейчас раздражен до невозможности.

— Прости, дядюшка, с этого и следовало начать. — Гарольд соскочил с коня и бросил поводья подбежавшему мальчишке-слуге. — Устал с дороги, забываю об элементарных правилах приличия.

Ни один, ни другой не торопились сближаться. Дядюшка ждал, когда Гарольд сам подойдет к нему, а мой друг, похоже, делать этого не собирался. Оно и понятно — первое столкновение клинков, если можно так сказать. На принцип пошел, дает понять, что все будет не так просто.

Зря. Это тот случай, когда можно пожертвовать мелочью вроде нескольких шагов. Ничего страшного в этом нет. Хотя — это для меня, я мыслю по-другому, не так, как он.

Дядюшка оказался гибче. А может, как это ни печально, даже умнее. Он неожиданно резво преодолел разделяющее их расстояние и прижал Гарольда к своему объемистому брюху.

— Племянник, — трубно возвестил он, тиская моего друга. — Как же я рад! Как я рад! Вот если бы твой отец дожил, если бы он мог тебя обнять!

— Я бы тоже этого очень хотел, — холодно ответил ему Гарольд. — Увы, этого не случилось.

— У вас дурно воспитаны слуги, — подала голос Рози, как всегда, на редкость своевременно. — Мне что, так никто и не подставит спину, чтобы я могла сойти с лошади? Я бы всыпала вашему мажордому два... Нет, три десятка плетей за скверное выполнение своих обязанностей. Не меньше!

— Какая суровая! — восхитился дядюшка Тобиас, разжимая объятия и отпуская Гарольда. Он щелкнул пальцами, один из слуг метнулся к Рози и согнул спину. — Сынок, кто это?

Лицо Гарольда закаменело, он был готов к чему угодно, но только не к этому 'сынок'.

Нет, этот дядюшка кто угодно, но только не дурак. Он бьет пока словами, не кинжалами, но зато точно в цель.

— Это Рози де Фюрьи, — выдохнув, сказал Монброн. — Представительница основной ветви семейства де Фюрьи из Асторга.

— Какая честь для моего дома! — Тобиас изобразил что-то вроде поклона. — Визит столь важной дамы!

И еще один укол. Ловок, ловок.

Я видел, что еще чуть-чуть и мой друг сорвется, потому, спрыгнув с коня, подошел к нему и тихонько ткнул в спину, как бы говоря: 'Не сходи с ума'.

— Эраст фон Рут, — не ожидаясь реплики Гарольда, представился я. — Барон из Лесного Края.

Как и следовало ожидать, моя персона впечатлила дядюшку меньше, он бросил мне только что-то вроде:

— Рад, рад. Добро пожаловать.

— Эраст мой жених, — добавила Рози, подходя к нам. — Мы решили связать наши судьбы. Любовь — великая госпожа, потому скоро мой избранник породнится с одной из самых знатных фамилий Рагеллона. Хотя, вам, наверное, это не слишком интересно? С другой стороны — я женщина, мне хочется поделиться своим счастьем со всем миром.

И она взяла меня под руку.

— Это все очень, очень любопытно, — заверил нас Тобиас, окинув меня уже более заинтересованным взглядом. — Поверьте. Но время для бесед у нас еще будет, а пока — завтрак. Я, знаете ли, уже немолодой человек и у меня есть свои привычки, сложившиеся годами. Одна из них — плотный завтрак. Потому прошу вас проявить снисхождение к старому чудаку и составить мне компанию за столом.

— Я бы хотел сначала повидать мать, сестер и брата, — твердо произнес Гарольд.

— Так они уже там, — замахал руками Тобиас. — В обеденной зале! Только нас и ждут!

— Завтрак? — Рози надула губы. — Я не умылась с дороги, какой завтрак?

— Условности, — заверил ее Тобиас. — Впрочем — мыльня и служанки в вашем распоряжении, я все понимаю. Но вы, парни, надеюсь, не рветесь сначала умываться? Настоящий воин ест тогда, когда на то есть возможность, а все остальное потом!

— Завтрак — это прекрасно, — сообщил ему Гарольд. — Пойдем, Эраст.

Глава пятая

Если снаружи замок поразил меня своей величественностью, то его внутреннее убранство вызвало совсем другие ощущения. Мне стало как-то тягостно. Не знаю, что тому было причиной — усталость ли, подсознательное ощущение того, что вот-вот нас начнут резать на лоскуты (что бы там Рози ни говорила), или просто полумрак и запах пыли, которые окутали меня и Гарольда сразу после того, как мы перешагнули порог. Давил этот замок мне на нервы, давил.

Хотя, по сути, здесь все было очень и очень необычно. На стенах висели огромные звериные головы, я даже предположить не мог, что на свете имеются лоси и медведи таких размеров. А еще коридор, по которому мы шли, являл собой целую галерею. В нем были расставлены вдоль стен статуи... Или как это называется? В общем — фигуры воинов в доспехах, шлемах и с оружием в руках, воссозданные с немалым умением и прилежанием. Они как живые стояли, честное слово! У каждой был собственный постамент, снабженный надписью, как видно, объясняющей любопытствующим, к какой эпохе относится тот или иной образец.

— Предков твоих доспехи, да? — спросил я у Гарольда, который настолько шустро вышагивал по этому коридору, что я еле за ним поспевал.

Рози с нами уже не было, ее несколько девушек-служанок повели в мыльню, причем моя суженая серьезнейшим тоном прямо на ходу сообщала этим бедолагам, что если те проявят должную сноровку, то она их наградит, а если нет — то запорет на конюшне, причем собственноручно. Что именно она имела в виду под словом 'сноровка', понятия не имею. И, может, к лучшему.

— Нет, — отозвался Гарольд. — Это лучшие из противников, которые выпадали на долю Монбронов Силистрийских.

— В смысле? — даже остановился я. — То есть это доспехи тех, кого твои предки убили?

— Не только доспехи, — поправил меня Гарольд и подошел к ближайшей фигуре. — Вот, например, Лотус Железные Челюсти, кузен короля, который лет триста назад правил нашей страной. Был он разбойник, насильник и растлитель, по которому петля плакала. Но вешать было нельзя, все же он королевской крови. Тогда по велению монарха, который сам не хотел обагрять руки родственной кровью, мой предок Этьен Монброн взял штурмом замок этого негодяя, перебил там всех, кого можно, и сошелся с ним в решающем поединке. Как ты понимаешь, победа осталась за предком. А тело Лотуса привезли в замок, отдали чучельникам, а после установили сюда, к остальным трофеям моего рода.

Гарольд раскрыл створки шлема, и я увидел в образовавшемся отверстии давным-давно мумифицировавшееся лицо того, кто некогда разбойничал, насиловал и растлевал. Причем зубы у этого бывшего человека и впрямь были железные. Да еще и острые, как у волка.

— Это они тут все с начинкой? — с неподдельным уважением спросил я. — Однако!

Проход был длинный, а чучел вдоль стен по обеим сторонам стояло никак не меньше трех с лишним десятков.

— Здесь только лучшие из лучших, — пояснил Монброн. — Хороший враг, как и хороший друг, встречается нечасто. Ладно, пошли, пошли. Мне надо повидать родных до того, как за стол сядет дядюшка.

Тобиас с нами не пошел. Он сослался на какие-то дела, и обещал присоединиться к застолью 'вот-вот, прямо с минуты на минуту'. То, что он собирался раздать какие-то указания, напрямую касающиеся нас, было несомненно, но какие именно, узнать не представлялось возможным. Формальности были соблюдены, и нам не оставалось ничего другого, как отправиться за стол.

Я не удержался от соблазна приподнять забрало шлема чучела, стоящего следующим за Лотусом Железные Челюсти ('Джота Клятвопреступник, убит летом 22 г.п. В.С.), увидел сморщенное, как старое яблоко, лицо с двумя глубокими впадинами вместо глаз, непроизвольно икнул и вернул забрало на место. Не знаю, как именно окончил свои дни Джота Клятвопреступник, но, сдается мне, настрадался он перед этим изрядно. Хотя, возможно, и за дело.

Пройдя еще через пару коридоров (стены в одном были украшены щитами с разнообразной гербовой символикой, а в другом вымпелами на древках) и поднявшись по лестнице, мы наконец оказались в помещении, которое я безошибочно опознал как обеденную залу. Ну или трапезную. В любом случае, это было место, где едят. Во-первых, здесь дурманяще пахло жареным мясом со специями и иной снедью, во-вторых, здесь стояли столы, в-третьих, за этими столами сидели люди. Точнее — пяток разновозрастных девиц, стройный юноша с бледным лицом, а также очень красивая и очень грустная немолодая женщина в черном бархатном платье.

Желудок, учуяв ароматы пищи, взвыл так, что мне даже стало неловко.

— Матушка! — непривычно мягко произнес Гарольд и устремился к женщине, которая, только заслышав его голос, тут же вскочила на ноги и поднесла правую ладонь ко рту.

Монброн опустился перед ней на колени и как-то очень по-детски ее обнял.

Я всегда говорил, что в нем больше человеческого, чем все думают. Просто он это умело прячет, старается не давать хода эмоциям. Вот и маму он любит.

— Гарольд! — взвизгнула одна из девиц, со светлыми, почти белыми волосами, уложенными в очень сложную прическу. — А нам сказали, что ты мертв. Опять ты нас надул, паршивец!

— А я говорила, что он не мог погибнуть запросто, на какой-то там войне, — сообщила всем другая девушка, с остреньким носом. — Слишком это для него просто.

Остальные барышни тоже начали щебетать, но разобрать что-либо в этом гвалте было сложно.

Гарольд тем временем встал с колен, обменялся с матерью несколькими фразами, но что именно он ей говорил и что она отвечала, я не разобрал. Может, оно и правильно, не все мне знать надо.

Бледный юноша встал из-за стола и подошел к Гарольду. Как видно, это и был его брат Генрих, который не уверен в себе и на которого трудно положиться в тот момент, когда все вокруг рушится.

— Фон Рут, — повернулся ко мне Монброн, не обращая особого внимания на брата. — Что ты там встал? Вот, дорогие мои, это барон Эраст фон Рут, мой друг. Ему я доверяю как себе, так что и вы относитесь к нему соответственно.

— Симпатичный, — одновременно и с одинаковой интонацией сказали сразу две девицы.

— Добро пожаловать, — произнес Генрих.

Матушка Монброна ничего не сказала, но благожелательно потрепала меня по волосам, когда я целовал ее руку.

Девицы тем временем продолжали галдеть, совершенно не обращая внимания на то, что я отлично слышу их разговоры.

Сдается мне, не преувеличивал ничего Гарольд в своих рассказах о них. Возможно, даже наоборот. Преуменьшал.

— Интересно, он не девственник ли? Хорошо бы! Говорят, они такие забавные, вот бы попробовать!

— Любопытно, откуда он? Если с Запада — еще ничего. Но на Восток я замуж не пойду.

— Можно подумать, он именно на тебе женится!

— Не красавец, нет. Зато глазки умненькие.

У меня возникло ощущение, что я лошадь на рынке и ко мне сейчас прицениваются. Серьезно. И еще я понял, что надо эту опасность в корне давить, от греха, и дело не только в пяти похоронах, которые запросто может устроить Рози, увидев всего лишь часть того разгула, который имел место быть здесь и сейчас. Просто ни к чему мне это все.

А прекратить подобное можно только одним способом. Надо стать для них неинтересным.

— Ох, и хороши у тебя сестры! У нас в Лесном Краю таких нету! — громко проорал я. — А, так тебя разэдак, опять сопель полный нос!

И после этих слов я сморкнулся прямо на пол, понимая, что тем самым навсегда порчу свою репутацию в глазах всех поколений Монбронов, сколько бы их еще ни было на свете. А также надеясь на то, что после этого Гарольд не бросит мне вызов на поединок, когда мы закончим разбираться с его делами. Все-таки это его родовое гнездо.

— Фу-у-у-у-у-у-у! — сообщили сразу четыре из пяти девушек брезгливо и посмотрели на меня презрительно.

И только одна из них, остроносенькая, делать этого не стала. Более того — она заулыбалась.

— Садись за стол, старина, — скрыв улыбку, предложил мне Гарольд и хлопнул меня по плечу. — В ногах правды нет.

— Покушать бы, — одобрительно сообщил ему я, старательно копируя манеры и речь Фалька и плюхаясь на лавку неподалеку от Генриха. — Свининки там жареной, овощей каких, хлебушка, подливы. Гороху моченого можно, для приятственного бурления в брюхе. И пивка побольше.

Если у брата Гарольда и было в планах что-то вроде рукопожатия, то после моей выходки он ничего такого делать не стал, ограничившись кивком, и повторив уже произнесенную им фразу:

— Добро пожаловать!

Впрочем, пообщаться нам и не удалось бы, поскольку почти сразу Гарольд поинтересовался у брата:

— Ну, Генрих, теперь расскажи мне, как так оно все вышло. И поспеши, пока не пришел дядюшка.

— Все — что? — вяло спросил Генрих. — Как мне кажется, ничего особенного или из ряда вон выходящего не случилось.

— Вот такой у меня брат, представитель старшей ветви древнего рода Монбронов, — весело, почти залихватски, сказал мне Гарольд. — В замке, как хозяин, распоряжается сородич из младшей ветви, его сестер вот-вот спровадят в дом терпимости, матери нужна поддержка в этот трудный час, но она ее не получает. Отец убит! А мой братец считает, что все идет нормально.

— Отец умер сам, — наконец-то в голосе Генриха появились живые нотки. — Это доказанный факт, который ни у кого, кроме тебя, не вызывает сомнения. Мама в полном порядке, что же до наших с тобой сестер... Ты сам все про них знаешь. И помнишь. Дом терпимости? Не смеши меня. От наших с тобой сестер содержатели иных подобных домов как от чумы будут шарахаться.

— Экий мерзавец ты, Генрих, — лениво сообщила та девица, что была с роскошными волосами. — При госте нас позоришь. Он хоть и из немыслимой глуши, но все-же...

Впрочем, на ее слова кроме меня внимания никто не обратил.

— И самое главное. — Генрих встал и уперся кулаками в стол. — Я хочу напомнить о том, что, поступив в обучение к колдуну, ты лишился всех прав. Прав на всё! Ты не наследник родовой чести, родового добра, славы предков и всего прочего. Ты уже два года как никто, Гарольд. Никто. И, значит, ты не вправе ничего требовать у меня. Ради правды, и до того ты этого делать не вправе был, просто в силу того, что старший брат я, но тогда тебе многое прощалось за твою лихость, удаль и живую кровь Монбронов. За все то, чего не было у меня. Но теперь... Кто ты такой? Радуйся, что тебя вообще пустили сюда, в этот дом. Тебя и твоего приятеля-невежу.

— Мой славный Генрих, я удивлен, — абсолютно без наигрыша произнес Гарольд. — Ты ли это? Вечно тихий, вечно молчащий, и вдруг на тебе! Правда, я не понимаю, почему ты так набросился на меня, мы ведь не враги.

— Ты уверен в этом? — Генрих криво улыбнулся. — Просто ты раньше этого не замечал. Да и когда тебе? Ты всегда то на балу, то в кровати очередной придворной дамы, то на поединке с мужем этой дамы, а то и вовсе на войне. От отца только и было слышно: 'Мой Гарольд опять умудрился нашалить'. И главное — он был счастлив, узнавая про твои шалости! Внешне хмурился, ругал тебя, но в глубине души был рад! Даже то, что ты обрюхатил мою невесту, мою Люсиль, он и то назвал 'проделкой'. Проделкой!