Ловушка для мотыльков 6

— Скорее всего, я немного застудилась. — сообщила я сестре за примеркой новых нарядов. — Что-то странно себя чувствую. Живот тянет. Думаешь, пересидела в этих наших болотах?

Мы с ней благополучно дербанили мой гардероб на двоих, ибо в нарядном появляться больше трех раз оказалось неприлично, а Люська успешно прошла первую переэкзаменовку по анатомии и физиологии, поэтому нам было что праздновать. Раз уж в Пост непристойно пьянствовать, то обновками точно нужно себя порадовать.

— Думаю, ты немного перележала где-то рядом с болотами. И сама очень интересуюсь, кого уместнее с этим поздравлять. — сухо ответила она, рассматривая мою грудь.

Признаться честно, о беременности в этот раз я не подумала. После психоза с первой ночью с Федей, ложной тревоги в декабре — уже и не нервничала. Все же экстренная контрацепция здорово бьет по здоровью — цикл превратился в чехарду мартовского зайца, и я больше не ориентировалась на календарь.

— Нет. — отмахнулась я. Столько лет хаоса в постели, столько ложных тревог. Никакой тошноты, вообще особо известных признаков беременности не наблюдалось. — Не может такого быть.

Люська только скорчила ехидную мордочку.

После этого разговора я долго крутилась перед зеркалом и вспоминала аналогичные тревоги в прошлом. В феврале девяносто шестого, когда было действительно боязно, в январе, когда непонятно чего хотеть, и сейчас. Ну не может этого быть. Мне четвертый десяток пошел, и раз доселе ни разу не беременела, то маловероятно, что это вдруг само произойдет.

Еще к обеду вторника поймала себя на поглощении соленых помидоров с шоколадом и черным хлебом. Только так и никак иначе. Повезло, что Евдокия замоталась с двумя детьми и не успевала обсудить странности моего меню, но это уже был вопрос нескольких дней.

Пришлось лезть в чемоданчик с разным всяким, прикупленным еще перед моим торжественным отъездом — мама сообразила насчет контрацепции, а вот о тестах не подумала. Срок годности, конечно, уже пару месяцев как истек, но мне ж этим не лечиться. Я плотно закрыла дверь ванной и использовала картонку по назначению. Несколько минут тишины. Я даже напевала кое-что. Спасибо, Шура и Лева, есть у вас подходящая песня для такого случая. Кончилась пленка и... мы ждем ребенка.

Даже не выпьешь сейчас, хоть и позарез хочется. "Теперь не спрячешься" нависает жилистый силуэт прямо тут, в проеме двери. "Я не хочу больше убегать" — сильные руки обнимают сзади. И я стою между ними, связанная этими двумя полосками с одним, и отделенная ими же от другого. За пересечение двойной сплошной где-то далеко дается лишение водительского удостоверения на срок от четырех до шести месяцев. У нас тут за нарушение двойной сплошной — пожизненная мера. И как бы соблюсти правила?

Уснуть бы сейчас и не думать ни о чем. Но утром следующая палочка вновь радует постоянством. И когда же такое получилось? В лесу, в библиотеке или на веранде? А главное — с кем? Столько времени ограничивалась кроватью и не имела с этим проблем, а тут вот вспомнила юность и сразу управилась.

Я выдыхаю раз, другой, третий. Спокойнее не становится. Медитация над календарем тоже не ободряет — по итогам Нового Года я совершенно напрасно устроила себе гормональную революцию, и организм отомстил как мог.

Или все же зря Люська про наши болота начала, и тогда все правильно. Все же не только о научно-техническом прогрессе общаемся мы со статским советником. Пусть непристойно, аморально, но все равно правильно, и мир встретит еще маленького рыжего Тюхтяева. Вот отлично было бы, если бы так.

Может быть просто исправить все? Но для экстренной контрацепции сроки уже давно вышли, в деревне еще, а таблеток для прерывания беременности я запасти не догадалась. Интересно, Люська умеет делать аборты? Практика по акушерству у нее точно была, но про абортарии я не слышала, а та не стала бы молчать. Если в теории и знает, то практиковалась мало. Вряд ли хоть раз. И хочу ли я попробовать, что выйдет, когда неопытный интерн полезет в меня при полном отсутствии реанимационных принадлежностей и запасов крови? Что-то не очень. Здесь планирование семьи вне закона, но, конечно, можно попробовать найти доктора... Услужливый внутренний голос посоветовал Сутягина, и только передернуло. Страшно-то как...

Я положила ладонь на запавший от активных физических нагрузок живот. Ну как можно поверить, что там уже прямо сейчас кто-то есть? Это все дурная иллюзия, плохой сон.

Прошел еще час, и я уже начинаю психовать. Совершенно зря сорвалась на прислугу, запретила беспокоить и засела в спальне. Надо с кем-то поговорить. Ехать к маме — далеко и глупо — она сама на днях вернется. Да и как ей валить на голову собственные проблемы? Люська не посоветует дельного, зато мозги вынесет знатно. Хорошо ей: один мужчина, никаких секретов, стабильность и предсказуемость. Нет, я не завидую, да и она уже авансом за все расплатилась, но меня не поймет.

Остается самое последнее, то, что и делают нормальные взрослые люди — разговаривают со вторым виновником торжества. То есть выбрать придется сейчас и самой.

Самое непростое в жизни решение я принимала на трезвую голову с помощью монетки. Люська утверждает, что это лучший способ, когда выбираешь из двух вариантов: мол, умом ты уже выбрала, просто не готова озвучить. И если выпадет то, чего категорически не хочешь — поймешь, а если то, что сама решила — то легче принять. После пятнадцати бросков результат получался стабильный, как и после трех. Нет, все же сегодня Мироздание категорически против надворного советника Фохта.

В чистый четверг Тюхтяев провожал меня церковь на исповедь. Самые интересные истории я накануне поведала другому священнику на противоположном конце города, поэтому своему приходскому достались крохи гнева и немного разврата. Возвращались пешком — нога его уже вполне справлялась с такой нагрузкой, и немного прошлись по набережной. Откладывать дальше уже некуда.

Я еще раз оглядела его — после выхода на службу и плечи расправились, и в движениях больше уверенности, и взгляд уже давно не больной. Он не стал прежним, но на это я не рассчитывала, в общем-то, зато оживился, а то его потустороннее существование уже всех потихоньку напрягало. Последние секунды безмятежности у человека.

— Михаил Борисович, у меня тут есть кое-что для Вас. Так сказать, подарок из мира грядущих технологий. — исследуя окрестные пейзажи произнесла я.

— Да? Как эти Ваши невероятно удобные перья? — он до сих пор восхищался. Зато я была унылой и погруженной в себя больше, чем в трауре.

— Куда интереснее, поверьте. — и даже более того.

Достала из складок юбки конверт и протянула. Хоть и срок годности теста подошел к концу, обе полоски получились очень яркими.

Он долго вертел в пальцах тонкую пластиковую палочку и с детским азартом спросил:

— А для чего это?

О, сколько применений я могу найти этому предмету!

— Там в конверте еще инструкция лежит. — вместо тысячи слов, как говорится.

Неудобно-то как получилось. Здесь я все правильно делала, но без толку, а вот в деревню отправилась налегке. Ну вот кто мог предполагать такое паломничество, если меня откровенно ссылали? И к Люське подойти не сообразила, впрочем, когда там было куда ходить...

А Нева-то какая темная сегодня. Так и приглашает познакомиться поближе. Я досчитала до пятидесяти и обратно, и чуть скосила глаза. Мой спутник все еще рассматривал розоватый листок. Наш алфавит ему непривычен, но смысл-то второго толкования не предполагает. Жирным курсивом выделено для самых одаренных.

— Это Ваше?

Блин, чужое. Я здесь коллекционирую анализы посторонних людей, если раньше кто сомневался.

— А сами-то как думаете? — вот я и сказала.

Дрянная я женщина, сотню раз прав господин Шпренгтпортен. Не уверена ни в чем, просто очень хочу, чтобы это был наш с ним ребенок. И очень хочу, чтобы этого обстоятельство вообще не случалось. Но раз уж так повернуло, то пусть именно он посоветует что-то. Ведь понимает все, не может не понимать.

День такой холодный, мрачный под стать моему настроению, хорошо хоть сухой. Скорее всего, Пасха будет зябкая. Прошлогоднюю я встречала по дороге в Грецию, а до этого находила Петю, строила дом, тонула в дипломатических интригах. Великий Пост каждый год здесь заканчивается полнейшим бардаком. Но нужно отдать должное, в этом году судьба особенно щедра на приключения.

Если же у Тюхтяева возобладают здравый смысл и ревность, то придется что-то делать. Внебрачному ребенку в Российской Империи чересчур сложно, даже если он живет при отце, а уж коли его принесет в подоле беспутная мать, то совсем худо. Так что или схожу к старому другу — тот точно не откажет, или, в крайнем случае, сделаю так, как все в таких щекотливых обстоятельствах — поеду в европейское турне. С Люськой и Хакасом. А потом вернемся с их новорожденным и мной в роли счастливой тетки. Помнится, младшая сестра Марии Федоровны так и сделала, только вот ребенка отдала посторонним людям и в дальнейшем не видела. Мы же поступим поумнее, выкрутимся, как всегда.

Ладно, хватит уже тянуть. Я медленно оборачиваюсь и вижу вторым солнышком сияющего Тюхтяева. Он так ни разу не улыбался, даже до ранения.

— У нас будет ребенок? — переспросил он. Вон оно как, впервые с того ноября появились "мы".

— Боюсь, он уже есть. Только родится в декабре. — я как-то еще не определилась со своими эмоциями по этому поводу, да и идею аборта еще до конца не отвергла. Более того, по чести сказать, ребенок будет у меня, у меня одной. — Я все время предохранялась, но кто же знал...

Я еще бормочу что-то не поднимая глаз, но тут на нас оглядываются абсолютно все прохожие: он подхватывает меня под... повыше коленей и кружит. Смотрит так, словно я — самое лучшее, что может быть в его жизни. Да, льщу себе, но помню же его в день предложения или помолвки — не так радовался. Обнимаю его и выдыхаю. Все хорошо, все правильно. Надо было залетать сразу, еще тогда, после подвала, раз это сделало его настолько счастливым.

— Ох, Вам же это вредно, наверно. — и бережно ставит на брусчатку, ловит извозчика и все двести метров до крыльца мы едем по-черепашьи медленно, чтобы не трястись.

То есть это он не шутил. Как бы намекнуть попрозрачнее?

— Сто лет спустя женщины вписывают роды между походом в парикмахерскую и сдачей проекта. Это же не инвалидность. — сердито шиплю я.

— Это мой единственный ребенок, Ксения Александровна. — он очень серьезно посмотрел мне в глаза. Похоже, с него станется запереть меня в спальне и не выпускать вовсе. А самое главное мы с ним так и не решили.

Но все равно глуповато улыбаюсь букету роз, доставленному вскоре после его ухода и тому, что наконец-то могу перестать держать небо на своих плечах. Он и раньше не отказывал мне ни в чем, если уж быть откровенной с собой, но я кожей чувствовала, как отдаляется, отделяет меня от себя из-за глупых посттравматических комплексов. Теперь же у нас появилось что-то общее, навсегда связывающее, только наше. "Наше", упрямо повторила я для внутреннего голоса.

До конца дня я получила несколько записок от своего партнера. Хронологически это выглядело так.

"Не бѣгайте по лѣстницѣ — это опасно". Да, милая, летай, раз твоя спальня на четвертом этаже, столовая на втором, а кабинет на третьем.

"Закройте окна — сквозняки вредны въ Вашемъ положеніи". И шапочку с шарфиком не забывай.

"Никакихъ конныхъ прогулокъ". (Вот тут он прав — Лазорку надо перевезти в Громово. Там ей привольнее будет, чем здесь.)

"У Васъ есть подвѣнечное платьѣ?" А вот с этого места поподробнее, пожалуйста. Конечно, вряд ли он теперь оставит меня, и брак в этих реалиях неизбежность, но как-то хотелось бы побольше романтики что ли.

Слава Создателю, рабочий день закончился и к ужину явился совершенно спавший с лица статский советник.

— Просил же не ходить по лестнице! — а это мы встретились в холле.

— Я тоже рада Вас видеть. — разворачиваюсь и иду наверх. Не буду плакать, не буду, хоть и глаза щиплет. Он не хотел обидеть, понимаю, просто иначе не умеет.

За едой мы молча поглощаем постную пищу, но я игнорирую все, кроме весьма своеобразного меню.

— Это вообще съедобно? — изумляется он.

— Невероятно вкусно! — и даже делюсь. Скрепя сердце, но для любимого не жаль.

Он медленно пережевывает эту кулинарную бомбу, кивает и отставляет приборы.

— Как себя чувствуете?

— Меня все бесит! — и это правда: от глупых ограничений хочется чесаться, и еще это смутное беспокойство от обитателя татищевских гостевых апартаментов.

— Вам вредно волноваться. — он сейчас совершенно другой, потерянный и грустный.

— Совершенно верно, так что разговаривайте со мной нормально, а то я пугаюсь и нервничаю. — пускаю очередную крокодилью слезу. А остановиться труднее, чем когда-либо.

— Ну хорошо. — он беспомощно стоит рядом. — Только успокойтесь.

Вот от таких утешений еще хуже. Ладно, хватит включать дурочку, вдыхаем, выдыхаем несколько раз и думаем о хорошем — в спальне лежит еще шоколадка.

— 12 апреля нас смогут обвенчать. — поведал он, когда я перестала хлюпать носом.

Внезапно так. А на дворе у нас первое. Лучшая шутка в Империи досталась статскому советнику, зато серебро — у меня. В первую свадьбу было больше времени.

— День космонавтики? — он изумляется. — В шестьдесят первом в этот день в космос полетит первый человек, наш соотечественник, кстати говоря. Нет, в день космонавтики не хочу.

В Посты не венчают, на масленой неделе тоже, как и на Светлой, и в Святки, в крупные праздники и накануне их — тоже, а еще нельзя по вторникам, четвергам и субботам, остаются 115 дней в году, когда можно обвенчаться, из них почти половина постные. Получается сложный квест, почти как минное поле.

— Но в Вашем положении... — неуверенно начинает он.

Мы переместились на диванчик в малой гостиной и теперь хотя бы касаемся друг друга.

— Мое положение не бросится в глаза еще пару месяцев. — хочется проорать ему это на ухо, чтобы наконец поверил. — Как минимум. Эти тесты позволяют определить беременность задолго до внешних признаков. Или Вы полагаете, что с момента зачатия я сразу раздуюсь тыковкой?

— Ксения, потом будет сложнее объяснить несовпадение в сроках... — он с укоризной смотрит на меня. — Мне бы не хотелось, чтобы у нашего ребенка возникали сомнения в законнорожденности.

Конечно, эти чертовы приличия. Ну раз ему это так важно...

— С другой стороны, до космоса еще как до Китая. — он чуть расслабляется. Рановато. — А Вы вообще хотите меня в жены? Ну если бы не это обстоятельство.

Все я понимаю, что мы оба обречены на брак, но хочу это услышать. Еще раз. Впервые с позапрошлого октября.

— Да. — ну хоть не сомневается, и то радость.

— И когда же Вы это надумали в девяносто шестом? — я очень хотела выяснить это еще тогда, но как-то случая не представлялось.

— С того дня, когда Вы вышли из экипажа с козой в кружевах. — смущенно улыбнулся статский советник.