Гарин подозревал, что эту утечку организовал майор Филатов. И вряд ли он сделал это из дружеских побуждений. Скорее всего, беглый Гарин был для чекистов более выгоден, чем арестованный или убитый.

Гарин получил сообщение, что генеральный прокурор выписал ордер на его арест, что в ближайшем номере "Российской газеты" появится статья о том, что именно Гарин организовал взрывы, с которых началась революция, а теперь он будто бы покровительствует подпольным рабовладельцам.

Тут пригодились показания Балуева, которые он дал в Лефортово. Сергею Валентиновичу рассказали о том, что Гарин предлагал отправить его на лесоповал, и намекнули, что рабовладельческую фазенду валькирии разорили именно по приказу премьера — и Балуев охотно подписал все, что сочинили от его имени люди генерала Казакова. И подельники Балуева все это подтвердили — им тоже не хотелось тянуть долгий срок в тюрьме или на лесосеке.

Показаний было вполне достаточно, чтобы арестовать Гарина, а в случае сопротивления пристрелить его на месте. Недаром к делу приплели взрывы. Терроризм — это тебе не фунт изюму.

И когда эта информация поступила к Гарину, он сразу поверил, что все так и есть. Ордер на арест подписан, и "Альфа" уже выходит на исходные позиции для захвата Белого дома.

Тимур уехал из дома правительства ночью на большой скорости, в сопровождении пяти телохранителей. Остальная охрана ушла пешком, малыми группами рассеялась по переулкам и разными дорогами направилась прочь из города.

Тимур опасался, что машину попытаются перехватить по дороге, и сильно забеспокоился только тогда, когда завидел на выезде из города большую группу вооруженных людей.

Но различив в свете факелов верблюда и характерные силуэты полуобнаженных женщин, Гарин понял, что это свои. Беглого премьера встречали несколько сотен бойцов из отрядов самообороны и чуть ли не все войско валькирий во главе с Жанной Аржановой верхом на корабле пустыни по имени Титаник.

Дальше можно было не гнать машину. Бойцы ручались, что путь свободен и на несколько километров в обе стороны от дороги нет никого посторонних. Только пригородные дачники — мирные люди, у которых нет даже бронепоезда на запасном пути.

— Мы тут подумали и решили избрать тебя президентом Экумены, — сообщил, забираясь в машину, командир войск самообороны Шорохов. — Иначе не получается. Ты же понимаешь, что Казаков на этом не успокоится, так что без лидера нам никак нельзя. А кроме тебя у нас лидеров нет.

— Прямо сразу президентом? — переспросил Тимур.

— Это для солидности, — пояснил Шорохов.

— Президента, вообще-то, положено всенародно избирать. А то видишь, что с Казаковым получается.

— Подумаешь... Надо будет — всенародно изберем.

Гарин пожал плечами и машина, обгоняя пеший строй бойцов и валькирий, на последних каплях горючего покатила в Белый Табор.

Генерал Казаков был доволен. Ему удалось избавиться от Гарина, и это не вызвало никаких выступлений протеста. Правда, появились сведения, что в Белом Таборе задумали создать собственное государство под названием Экумена, но это выглядело несерьезно.

Дачники, у которых теперь было вдоволь еды, демонстрировали полное равнодушие к политике. Они торговали излишками урожая на городских рынках, и даже не очень обижались на рэкет властей, за счет которого правительство Казакова могло кормить свои войска, удерживая их от новой волны дезертирства.

Как и предсказывал Гарин, дачники охотно предлагали городу лес со своих участков — срубленные деревья, освобожденные от веток, выкорчеванные пни и древесные отходы. А некие коммерсанты были готовы организовать промышленную рубку леса и поставки древесины в Москву.

В город возвращались рабочие. У дачников были заказы для заводов — они нуждались в тканях, одежде, орудиях труда, велосипедах и могли платить за все это продуктами или деньгами, вырученными за продукты.

Мафия от подпольной торговли перешла к привычному рэкету, но даже это не так уж сильно раздражало дачников, потому что у хороших хозяев хватало урожая для еды и торговли даже после всех поборов.

А у плохих хозяев урожая хватало во всяком случае на собственный прокорм. Ни бандиты, ни власти не могли пока обложить данью земельные участки — дач было слишком много, а сил как у властей, так и у мафии — слишком мало. Поэтому данью облагались только те, кто приходил в город торговать.

Но Казаков уже знал, что он будет делать дальше.

Прежде всего надо сорвать затею таборитов. Заполонить дачную зону своими агентами, выставить Тимура Гарина бессовестным авантюристом, а заслуги в спасении москвичей от голода приписать себе. В конце концов, именно Казаков был президентом, когда его подчиненный Гарин подписывал свои указы о раздаче земли.

А дальше можно будет под видом отрядов самообороны разместить в дачной зоне правительственные войска. И вместо грубой мобилизации объявить набор добровольцев. Люди будут думать, что вербуются в отряды для защиты дач от воров и бандитов, и даже тот факт, что офицеры этих отрядов — выходцы из армии, милиции и спецслужб, не вызовет у них никаких сомнений. Можно подумать, у Гарина дела обстоят как-то иначе.

Сомневающимся всегда можно предъявить список гаринских офицеров во главе с капитаном внутренней службы Шороховым и майором СОБРа Игнатовым.

Гораздо важнее придумать финт, который позволит повернуть новые отряды против Гарина. Но тут тоже нет ничего сложного. Пригодятся показания Балуева и его подельников, из которых явствует, что Гарин давно продался бандитам, и его боевики служат мафии. И для того, чтобы эффективно защищать дачи честных тружеников от бандитских набегов, надо прежде всего покончить с главным гнездилищем преступности — Белым Табором.

Тут можно использовать и еще один фактор. Дело в том, что рядом с Белым Табором находится Черный, а русские всегда недолюбливали цыган.

А между Черным и Белым Табором возникло еще и поселение, которое зовется Тумба-Юмба. Дело в том, что московские негры — студенты имени Патриса Лумумбы, посольские клерки, эмигранты из Африки, следовавшие в Европу транзитом через Россию, но застрявшие в Москве из-за катастрофы, и разные прочие чернокожие — когда в городе стало совсем голодно, следуя примеру москвичей, начали переселяться в джунгли и решили поначалу, что Черный Табор — для них самое подходящее место. Но цыгане были другого мнения, и пришлось чернокожим селиться отдельно.

Между тем русские обыватели в массе своей относятся к неграм с большим предубеждением, и их нетрудно будет натравить на чернокожих, пустив байку, будто те вместе с цыганами и кавказцами обворовывают русский народ в эпоху всеобщего голода.

Между тем, Казаков знал, что хиппи из Белого Табора наверняка поднимутся на защиту Тумбы-Юмбы. Там собрались люди без предрассудков, и белые дружат с черными, вместе курят траву, пьют земляничное вино и пляшут под тамтамы в голом виде.

Больше того — Жанна Аржанова, начальница валькирий, насаждает у себя в отряде дух безродного космополитизма и тащит в свои владения всех иностранцев, каких только найдет. Число ее соратников оценивается уже в несколько тысяч человек обоего пола, и все они как один бросятся защищать Тумбу-Юмбу при первой же угрозе.

Ну а когда дерутся валькирии, ни один из гаринских отрядов самообороны не останется в стороне. Бойцам этих отрядов, как правило, наплевать на негров, но валькирии — совсем другое дело.

Так одна маленькая провокация против Тумбы-Юмбы может ввергнуть отряды, неявно подчиненные Казакову, в войну против отрядов, открыто подчиненных Гарину. И "казаки" (так в штабе президента всея Руси уже стали называть еще не созданные отряды) непременно победят — просто потому, что их будет больше и они окажутся лучше вооружены.

А уже потом можно будет приняться и за бандитов, а попутно навести железный порядок на всей территории, населенной людьми.

А в плодородных долинах Шамбалы все это время кипела совсем другая жизнь. Каждый день из Москвы прибывали новые плоты с переселенцами, но места хватало всем, и не было здесь ни вражды из-за земельных наделов, ни борьбы за власть. Зато было много еды и веселья. Казалось, что это если и не рай, то уж во всяком случае — его преддверие. Это ощущение было настолько явственным, что странную причуду природы — две торчащих вертикально вверх скалы, расположенных строго параллельно друг другу — назвали Воротами Апостола Петра.

С утра до вечера на берегах Поднебесного озера звучала музыка, не прекращались танцы, и выглядело все это, как один бесконечный карнавал. Если кто и обрабатывал землю, то делал он это так же весело, как и все остальное.

Люди словно подчинялись стихии, которой никто не мог противостоять — настолько спонтанными были их поступки. Только что увлеченные работой земледельцы могли вдруг ни с того ни с сего побросать свои лопаты и мотыги и удариться в пляс.

Новички удивительно легко привыкали к местной манере одеваться. Первым делом женщины начинали ходить в купальниках, а мужчины — с голым торсом. Но уже через несколько дней девушки убеждались, что закрывать грудь в Шамбале немодно, и переходили на монокини.

Настоящие брахманы обоего пола носили дхоти — отрезы ткани, обернутые вокруг талии и доходящие до колен, а у женщин даже длиннее. А некоторые девушки и отдельные юноши предпочитали одеваться по моде тропических островов — в пареу, главное отличие которых от дхоти состоит в том, что они гораздо короче и до колен не достают.

Ну и конечно, в Шамбале было полно совершенно обнаженных людей, которые, наконец, дорвались до местности, где можно ходить голышом круглый год и круглые сутки, и это никого не шокирует.

Правда, основная масса идейных нудистов и адамитов ушла от густонаселенных берегов озера вглубь заозерной земли, где можно было вести первобытный образ жизни без помех и лишних беспокойств.

Там они сразу же разделились на "кроманьонцев" и "неандертальцев". Первые не видели ничего зазорного в том, чтобы пользоваться железными топорами и ножами, а также спичками. А вторые полагали, что это — извращение самой идеи возвращения к природе.

Поэтому "неандертальцы" либо пытались делать каменные орудия и добывать огонь трением, либо вообще отказывались от орудий и от огня. Однако поскольку без орудий не построишь даже самого элементарного шалаша, эти ребята могли жить только в пещерах, которых, к счастью, было навалом в горах Шамбалы.

Пещерных людей, стремящихся слиться с природой в абсолютном экстазе и с этой целью в полной мере уподобиться животным, стали называть "троглодитами" и "питекантропами".

И надо же было такому случиться, что именно "питекантропы" нашли в одной из пещер золото.

Самородки просто нельзя было не заметить. Пол пещеры у стены устилали мелкие камни, осыпавшиеся откуда-то сверху, и "троглодиты" решили их убрать. И оказалось, что среди этих камней столько самородков, что непонятно даже, чего больше — золота или породы.

"Питекантропы" пришли в возбуждение, но их восторг охладила Ира Яковлева по прозвищу Черная Чайка, которая могла бы считаться вождем племени, если бы это племя признавало вождей. Однако "троглодиты" провозглашали полный отказ от власти и иерархии, поэтому Ира могла считаться лишь рядовым членом группы — правда, весьма авторитетным.

— Зачем нам золото? — спросила она. — Золото развращает людей и делает их врагами. Золотом питается цивилизация, которая уничтожает все живое.

Слово "цивилизация" она произносила с неподдельным омерзением.

Остальные сразу же с нею согласились, и тогда Черная Чайка предложила:

— Надо собрать все золото и выбросить его в водопад. Там его никто не достанет.

Водопад поменьше Ниагарского, но тем не менее впечатляющий, шумел неподалеку, и факт, что к нему еще не ходили толпы любопытных, объяснялся лишь тем, что "питекантропы" забрались слишком далеко вглубь горного массива, и про этот водопад знали только они.

Впрочем, забраться сюда было на самом деле несложно. Шагай себе по долине бурной речки, которая впадает в то же самое Поднебесное озеро, что и Москва-река, только с противоположной стороны — и в конце концов упрешься в водопад.

И стали "троглодиты" таскать золото из пещеры и швырять его в поток. Однако, не имея даже ведра или сумки, много не натаскаешь, и работа затянулась. А ночью случилась неприятность. Пока все отдыхали после трудной работы, трое "питекантропов" — два парня и девушка — исчезли бесследно.

Было невозможно установить, унесли они с собой несколько самородков или нет. Но все прекрасно понимали, что конечно же унесли — иначе с чего бы им исчезать. Естественно, в племени действовало правило, что каждый сам себе хозяин и может уйти куда угодно когда захочет. Но еще вчера эти трое никуда не собирались уходить и вместе со всеми бросали золото в водопад.

Надо полагать, не вынесла душа поэта. Видеть, как несметные богатства исчезают в пучине — это, действительно, не каждому под силу. Вот они и не выдержали.

А дальше покатилась лавина. Племя рассыпалось на глазах. "Троглодиты" выбирали самые большие самородки и поодиночке и группами уходили в сторону озера.

Когда случилась первая драка из-за того, что парни не поделили самородки, Черная Чайка поняла, что распад уже не остановить.

Она продолжала носить золото к водопаду и бормоча: "Ненавижу! Ненавижу!!!" — со слезами на глазах швыряла его вниз.

Кончилось тем, что ее просто перестали пускать в пещеру.

Несколько человек ушли вместе с ней, но это были жалкие остатки гордого пещерного племени. Остальные не устояли перед ослепительным блеском золота, который оказался сильнее желания слиться с природой и уйти от цивилизации навсегда.

А гонцы с вестью о потрясающей находке уже мчались к Москве, обгоняя друг друга.

Первым побуждением генерала Казакова, когда он узнал про золото в горах Шамбалы, было немедленно послать туда войска с приказом уничтожить всех, кто там находится, перерезать путь по реке и перекрыть все подступы к горам.

Однако генерал сразу понял, что эта задача потребует слишком много войск. Придется отложить на неопределенный срок сокрушение самопровозглашенного государства Экумена со столицей в Белом Таборе и даже ослабить защиту города. И все равно оцепить горы не получится — периметр тянется на тысячи километров.

С теми войсками, которые есть в наличии, можно только попытаться наглухо перекрыть то место, где уже найдено золото. И молиться, чтобы его не нашли где-нибудь в другом месте.

Почему молиться? А потому что министр финансов в правительстве Казакова, бывший борец с экономическими преступлениями в звании полковника, сразу сказал генералу: