Зфб: Марстен. Отрочество

И вдруг суета началась, слух пронесся — гости в приют едут. Важные какие-то, но не городской голова и не попечители (это те самые зажиточные горожане, за чей счет убогих содержат). А кто тогда?

Поговаривали, это за работниками кто-то явился. Бывало, мол, уже такое: приедут, потолкуют о чем-то с начальством, а потом люди пропадают. Обычно дурачки из тех, что посильнее (а они часто такими бывают, вроде как взамен мозгов им силушка досталась), и с кем столковаться можно. Должно быть, выкупали себе бесплатных работников. Дурачку какая разница, кто кормит-одевает? Не били бы, и ладно...

Я тогда подумал, что и меня могут забрать. А что? Не зря же меня за взрослого принимали, а я за эти полгода еще вытянулся, хотя тощий был — все ребра наружу, хоть пересчитывай. Но ослабнуть не ослаб, разве что самую чуточку, так что сгодился бы на любую работу. А от хозяина, может, проще удрать будет? Но тут мне живо разъяснили, что такие хозяева своих работников, особенно убогих, запросто могут на цепь посадить. Для их же блага, чтобы по скудоумию не забрели, куда не положено, на псарню, к примеру, или к племенному быку или в колодец не свалились. Убежишь, пожалуй... враз собак по следу пустят, мигом изловят и спасибо, если не прибьют.

Начальство что-то сильно волновалось. На работу никого два дня не гоняли, велено было отмыть всё дочиста, чтоб блестело, и самим вымыться. Ну... мытье у нас известно, какое: ведро воды на голову, на лежачих — два, и обсыхай.

Я, как самый младший, на побегушках был, с ног сбился, воду эту из колодца таская, на себя последнее ведро опрокинул, а тут как раз зашумели — явились гости. Я хотел было на карниз залезть, посмотреть, но передумал — если я при важных людях с этого карниза загремлю, мне точно несдобровать. Так что пошел я обсыхать, и вышло это у меня до странного быстро. А слепой старик, с которым меня поселили, попросил дать ему напиться, дотронулся до моей руки и спросил, чего это я горячий такой, не заболел ли? Но я отроду не простужался, даже после купания в зимнем море, так и сказал.

Пошел я к остальным, но даже спросить не успел, кто все-таки к нам припожаловал, как меня служитель поймал и поволок за собой. Иди, говорит, тебя видеть хотят! Я ничего не понимаю: почему именно меня-то? Ну, служитель помялся и сказал, мол, эти гости всех новеньких проверяют, моя очередь.

Ну проверяют, так проверяют, может, ищут кого? Я и пошел, куда повели. Служитель меня привел к малой трапезной — там начальство и служители ели, не с нами же им сидеть! — велел вести себя смирно и господам не дерзить, втолкнул внутрь, а сам снаружи остался.

Что и говорить, гости были знатные! Первым я увидел старика в богатых одеждах, с бородой до пояса и с резным посохом. Старец этот восседал в кресле, каких я здесь никогда не видел (с собой привезли, что ли?), и на меня даже не посмотрел. Остальные зато глазами так и впились, ну, которые из свиты. Их там пятеро не то шестеро за спиной у старца толклось.

И еще один чуток наособицу стоял — вроде вместе со всеми, а вроде и сам по себе. Черный такой, как галка, сразу видно — знатный джаварец, знатнее некуда! У них ведь считается, чем масть темнее, тем кровь чище, семья древнее и всё такое. Этот, наверно, от сотворения мира родословную считал: волосы у него были такие черные, что аж в синеву, я такое в птичьем оперении видал, у воронов там... Ну и разодет тоже в черное, только камушки на одежде да на пальцах такие посверкивают, что наш главарь глаз бы за них отдал! А когда я плащ на меху увидел, то иззавидовался: в таком, поди, тепло-то как!

-Ну, что скажешь? — это старец, значит, спрашивает.

-Он, — это разодетый отвечает.

Он, кстати, был совсем молодым, но сколько ему лет, я бы сказать не взялся. Странное дело: старик выглядел дряхлым, а смотрел молодо, а этот с виду юнец юнцом, а глаза — как у хорошо пожившего человека.

-Уверен?

-Разумеется. Не вы ли меня учили распознавать?..

О чем они говорили, я не понял. Тут старец поманил меня поближе, посмотрел повнимательнее — у меня в голове будто муравьи закопошились, — и кивнул, довольно так и сказал:

-Экий, однако, самородок! Ну-ка, как звать тебя, а? Откуда родом? Каким ветром тебя сюда занесло?

Ну, я повторил, что всегда говорил: звать меня Марстеном Сейрсом, родом я с острова Горбатого, что на самой окраине архипелага, а в Джаварию угодил очень просто — из дома сбежал, хотел мир посмотреть.

-Насмотрелся? — участливо спросил старец, и я кивнул. — Да, а лет-то тебе сколько, Марстен Сейрс.

Я посчитал на пальцах и сказал, что осенью тринадцать сравнялось. Ясное дело, на слово мне не поверили: старик снова уставился на меня в упор, его помощник (а кем он еще мог быть) тоже, и опять в голове муравьи закопошились. А я вспомнил: тот толстячок в тюрьме тоже так делал, только ощущение слабее было.

-Смотри-ка, не врет, — сказал вдруг старик, а молодой кивнул. — Да уж, дитятко выросло, а ума, похоже, не вынесло. Ну-ка, расскажи нам, Марстен Сейрс, что ты делать умеешь?

Я послушно начал перечислять (теперь я еще и готовить умел, потому как на кухне тоже работать приходилось), но он оборвал:

-Да не руками, дурья твоя голова!

-А чем еще? — удивился я и тут же понял, что краснею. Вспомнил, значит, шуточки нашего главаря...

-Ишь, зарделся, как девица! — зафыркал старик. — И не этим, нет... Магию какую творить умеешь?

-Чего?! — наверно, я на него вытаращился, как сова из дупла, потому как в свите захихикали.

-Учитель, сдается мне, это дитя природы даже не подозревает о том, какими способностями наделено, — сказал молодой вполголоса.

-Похоже на то, — кивнул старик. — Ладно, начнем сначала...

Начал он! Он мне все кишки вымотал: что со мной странного в детстве приключалось, что снилось, да не было ли у меня в роду кудесников, прорицателей или кого-то вроде? Я о таких не слыхал, а колдун у нас на островах был один, жил где-то то ли на Гривастом, то ли на Грозовом, и без нужды о нем старались даже не вспоминать, только дары возили в срок, чтобы наворожил хороший улов и всякое такое прочее. Может, по материнской линии кто и был, да я же про ту родню ничего толком не знаю!

В общем, слово за слово, много из меня старик вытянул, так повертел, этак... а потом спросил:

-И что, ты все еще полагаешь, что тебе просто везло? И прятался ты так удачно, и ветер попутный всю дорогу дул, и фонари то гасли вовремя, то огонь роняли...

-А что ж вы хотите сказать, — осмелел я, — все эти странные штуки, что со мной случались — это вовсе не везение, а...

-Магия, — обронил молодой. — Ты волшебник. Правда, абсолютно не обученный, но это поправимо.

-Да, — кивнул старец. — Хотя начинать в таком возрасте поздновато, но...

-Я пришел к вам, будучи значительно старше.

-Но ты-то знал, чему хочешь обучаться, вдобавок, кое-что уже умел, и не так мало для самоучки, хочу отметить. Я уж молчу о теоретических знаниях... Но, — добавил он, подумав, — это будет интересный эксперимент! В самом деле, мне еще никогда не попадались от природы одаренные маги с абсолютно не развитыми умениями!

-Главное, сперва научите его самоконтролю, — ядовито сказал молодой, — не то он, с его-то потенциальными возможностями, оставит от школы воронку в земле.

-Воронки в земле по твоей части, — фыркнул старик. — А вот крыши он нам снести может, это да. Ну да ничего, для начала придется подержать его на цепи...

Вот тут я подпрыгнул — недавно ведь думал об этом!

-У тебя блохи, что ли? — нахмурился старик.

-Может, его остричь? — предложил кто-то из свиты.

-Ну, давайте без крайних мер. Тем более, если я верно помню, северяне носят длинные волосы не только красоты ради, — тут он покосился на молодого. У того грива была будьте-нате... — Ты, Дарвальд, займись пополнением, а я пойду расплачусь с начальником этого клоповника.

-Вы ему не говорите, что мальчишка — маг, не то он заломит несусветно, — посоветовал молодой, то есть Дарвальд. — Скажите лучше, что хотите сделать доброе дело и вернуть северянина на родину, мол, родные его уж похоронили и оплакали, а он по дурости вон куда угодил...

-Не учи ученого, — старик, кряхтя, поднялся. Один из свиты живо подал ему плащ, еще более роскошный, чем у Дарвальда, другой взялся за кресло, и то... исчезло, клянусь, как не бывало, я аж глаза протер! — Привезешь его в школу. В карете нам тесновато будет.

-Как прикажете, — кивнул тот и, дождавшись, пока процессия покинет трапезную, повернулся ко мне. — Да уж... Я надеюсь, ты понял, о чем шла речь? Понял, куда мы тебя забираем?

-Вроде в школу какую-то, — ответил я, переступив с ноги на ногу. — А если я, как вы говорите, маг, значит, обучаться этому самому... колдовству, да? Только мне за учебу платить нечем, но я отработаю, если что, я...

-Я уже понял, руками ты работать умеешь, — перебил Дарвальд. — Об этом не переживай. Учитель может себе позволить взять тебя бесплатно. Ты, в конце концов, редкий экземпляр, дар у тебя серьезный, а управляться с ним ты не умеешь. Более того, он еще и не прорезался по-настоящему, хотя в твоем возрасте многие уже миновали вторую, а то и третью ступень Посвящения.

-Вы, что ли? — не удержался я, очень уж важно он говорил.

-Учитель, — с нажимом ответил он, но видно было, что мои слова его задели. Наверно, не мог на следующую ступень вскарабкаться, что бы это ни означало. — И изволь не дерзить ни ему, ни мне, ни другим ученикам. Терпение у учителя не безгранично, а наказывать он умеет. И не розгами, как ты, должно быть, считаешь.

-Ага, я слышал про цепь... — буркнул я. — У ворот вместо сторожевого пса посадит?

Дарвальд тяжело вздохнул:

-Это не железная цепь. Ты ее не увидишь, но она поможет сдерживать твой дар. Потому как, когда он прорвется — а это может произойти в любой момент, — ты запросто можешь покалечить окружающих, а остановиться сам не сумеешь. Просто потому, что не знаешь, как.

-Э... — только и смог выдавить я.

-Обычно способности проявляются в раннем детстве, — пояснил он. — А чтобы подросток даже представления о них не имел... редкость. Так что для безопасности окружающих и твоей собственной придется тебе потерпеть... ну, пускай будет волшебный ошейник с намордником, если слово "цепь" тебя пугает.

-Ну ладно, — пробормотал я и тут же спросил: — А как вы поняли, что меня нужно искать тут? Или просто случайно заехали?

-Учитель каждый год ездит по приютам, и сиротским, и вот таким, — терпеливо пояснил Дарвальд. — Бывает, родителей пугают способности ребенка, и его бросают... А бывает, пытаются битьём отучить от колдовства, исправить, так сказать, лишить человека дара и в процессе необратимо калечат. Кое-кто из здешних обитателей как раз такие, и им уже не помочь. Сделать можно только одно: заблокировать их дар, чтобы не навредили окружающим.

Я невольно поёжился, представив, как папаша узнал бы, что я, оказывается, не просто неженка, а еще и колдун, и принялся бы выбивать из меня эту дурь. Ух, как я бы себе не позавидовал! Кости бы точно переломал, а если бы по голове двинул, так мог бы и мозги вышибить. Тут, в приюте, есть парочка совсем на голову ушибленных — не поступили ли с ними так, как Дарвальд говорит?

-А я думал, маги — уважаемые люди, — снова не удержался я. — Этот ваш учитель вон какой важный, и вы тоже...

-Нам повезло родиться в просвещенных краях, а не в дикой глуши, где магов и по сию пору боятся, — покачал он головой.

-А как же эти вот... из которых дар изгоняли, попали сюда? — не отставал я.

-Слыхал когда-нибудь о "балаганчике уродов"? — вопросом на вопрос ответил он, и я замолк.

Слыхал, конечно. Тут, в Джаварии, кочуют по дорогам лицедеи, живут прямо в своих фургонах. Куда приедут, где им дадут разрешение выступать, там они поют и пляшут, смешат народ, показывают ученых собак и ослов... и уродцев. Карликов, например, или бородатых женщин... или таких вот детей.

А еще... Вот, например, кто-то умеет молнии из глаз пускать или полено в воздух подкидывать без помощи рук. Самим их калечить у родителей рука не поднимается, вот и отдают лицедеям, вроде как в учение... А чтоб те лучше фокусы показывали, лицедеи их бьют, ну и... Многие, наверно, оказываются в таких вот приютах, когда не могут больше работать, и их выбрасывают.

-Ты правильно понял, — явно прочитал мои мысли Дарвальд. — Какое-то соображение у тебя явно имеется, хотя сразу и не скажешь... Один побег чего стоит!

-Да я уж понял, что дурака свалял, чего уж тут, — вздохнул я.

-Ладно, нам пора, — прислушавшись, сказал он. — Но в седло к себе я тебя не возьму, пока ты в таком виде. Блох точно нет?

-Вроде нет, — я почесал за ухом. — И я сегодня мылся!

-Да? Взгляни на себя, — велел он, взял со стола кувшин с водой и... выплеснул на стену.

Я думал, получится лужа, но вода не стекла по камням, нет, она застыла на них, будто замерзла, заблестела...

-Смотри, не бойся, — подтолкнул меня Дарвальд в спину кончиками пальцев, словно боялся испачкать перчатки.

Хотя... я на его месте тоже побрезговал бы себя трогать. В волшебном зеркале во весь рост отражалась такая образина, что дома меня бы точно не признали, приняли бы за дикого горного человека (говорят, высоко в скалах еще водятся такие, кочуют зимой по льду с острова на остров, дед сам следы видел) и погнали со двора. Ей-ей, я даже цвета волос разобрать не мог, а уж физиономия... Если б не зеленые глаза (у всей родни — цвета морской воды, а у меня — как весенняя трава), я бы и не понял, что это я. Ну, про мои кошмарные обноски лучше и не вспоминать. В самом деле, как я еще ухитрился блох со вшами не расплодить, вот загадка!

-Стой смирно, — велел мне Дарвальд. Он тоже отражался в зеркале, и на его фоне я выглядел совсем уж жалко. — Семь Падших, как ты еще ноги не отморозил на этом полу!

-Привычный я, — проворчал я, — всю жизнь босиком от снега до снега. У меня копыта — куда там лошади!

С этими словами я почесал пяткой левой ноги лодыжку правой, и Дарвальда заметно передернуло от... хм... пусть будет скрежет.

-Спасибо, когтями по полу не клацаешь, — сдержанно сказал он. — Стой, не вертись...

Признаюсь, я разинул рот, глядя на свое отражение. Сперва с лица, шеи и рук сполз слой грязи, и стало ясно, что я по-прежнему светлокожий, как вся моя родня. Так-то я летом загорал до черноты, но после побега перешел, считай, на ночной образ жизни, а за последние полгода загар совсем пропал. Или вместе с грязью облез, не знаю.

Потом то же случилось и с волосами — вовсе они не тускло-серые, а цвета старой соломы, и даже блестят! Нет, я не девчонка, чтобы перед зеркалом красоваться (а Дарвальд явно так делает, вон как наряжен), но уж больно разница была заметна...

А потом я лишился одежды и онемел от такого коварства.

-Эту рвань я даже превращать ни во что не желаю, — пояснил Дарвальд, явно довольный моей реакцией, огляделся, сорвал со стола потертую скатерть и небрежно набросил мне на плечи. — Сойдет до дома доехать.

Я уж представил, как поеду верхом (он же говорил что-то о седле?) нагишом, в одной лишь вышитой скатерти, накинутой на манер плаща, но не успел высказать всё, что думаю по этому поводу, потому что... Потому что скатерть превратилась в одежду, самую обычную — штаны, рубаха да куртка, и я второй раз лишился дара речи.