— Нет, — она выставила руку жестом защиты. — Нет. Я знаю, что сделает твоя память... я изменюсь бесповоротно, не смогу быть прежней... наши тоже это поймут... я не хочу такого. Можно, я спрошу тебя — а ты будешь отвечать?

-Конечно, — он чуть улыбнулся. — Всё, что ты хочешь. Спрашивай.

Линтис села напротив него. Земля была холодной, но от огня исходило жаркое тепло.

— Ты очень изменился, — сказала она. — Там, в Ангамандо, я видела совсем другое. Там был — Жестокий. Тот, кто вел орков на наш город, тот, из-за кого воды Нарога стали красными от крови наших воинов... Ты пытал меня, хоть и без огня и железа. Знал, что мне больно, что я не могу противиться тебе, и все равно — делал. И в твоих глазах не было жалости. Сейчас ты совсем иной. Словно один из нас. И кто же — настоящий? Ты — или он?

-Настоящие оба, как ни больно это признавать, — ответил он сразу. — Для врагов, для тех, кто приходит с войной на мои земли, для тех, кто готов отнять у меня самое дорогое, — есть Жестокий. Но когда этого нет...

Он замолчал, — пытался справиться с собой.

-Когда-то, после первой войны, после того, как я видел Суд, гибель последних эллери в Валиноре, — я был на грани того, чтобы потерять себя, чтобы стать озверевшим от горя живым мертвецом, готовым только убивать... Если бы не Тхурингветиль — Нэхте — это произошло бы. Она спасла меня. Да, — у меня появилась и другая сторона. Но благодаря ей в моей душе осталась способность любить, видеть звёзды, спасать жизни... Теперь Тхурингветиль больше нет.

— Она ведь жива... просто далеко, — помолчав, сказала Линтис. — И потом... Есть еще я.

И замерла от собственной смелости.

Гортхауэр поднял на неё взгляд, — по душе резануло тоской, отчаянием... и несмелой надеждой. Он тихо протянул ей руку.

-Ты... ты простила меня?

Он протягивал ей руку прямо через костер. Только ничего не замечал — и даже рукав его рубахи не задымился... словно это была и не ткань, а что-то иное. Иллюзия?..

— У тебя рука в огне, — тихо сказала Линтис.

-Я дитя пламени, — он чуть улыбнулся. — Для майар огонь не страшен.

— Простила... Не знаю. Я устала от вражды. Гортхауэр, — повторила она, словно пробуя это новое имя на вкус. — Нас осталось мало. Нам будет трудно выжить. Объединиться — было бы легче... но это вряд ли возможно. А жаль. Что, они и вправду будут искать вас, чтобы добить?

-Я скоро уйду отсюда, — сказал он. — Я вернулся только для того, чтобы увести своих, — меня предупредили о том, что готовится затопление Белерианда, о том, что хотят добивать Искажённых... Теперь я должен вернуться в Валинор. Среди Валар больше нет единства: Феантури встали за Мелькора, Ниэнна... Ауле, — я думал, что он трус, но нет: он тоже обрёл себя. Страшной ценой. Я говорил там, на суде, и как же хочется верить, что теперь будет надежда, что закончится эта жизнь под постоянной угрозой войны...

— Зачем тебе снова в Валинор? И как ты вернешься туда? Ты перелетишь море?

-Валар не создавали Арду. Они не думают сами, они — лишь орудия Эру. Волею Эру они встали — четырнадцать против одного Мелькора. Волею Эру они теперь терзают Арду и уничтожают Белерианд... и это не впервые для них: была ещё Весна Арды, когда земля эта чуть не погибла. И теперь — есть надежда прекратить это. Я не могу, не имею права говорить, да я и не знаю всего, но Феантури... это их мысль. А обратно мне путь только через Чертоги. Когда я увижу, что море пришло, и что все мои люди в безопасности, то дам себя убить.

— Кому? — медленно спросила Линтис. Все, что сказал Гортхауэр, пока еще не отложилось в ее сознании — слишком немыслимо все это было. Но последняя фраза ее потрясла.

-Наших осталось мало, в основном — женщины, мирные жители... У меня есть друг, он уцелел, — Хатальдир... придётся вспомнить детство. Он когда-то был в отряде Барахира, потом попал к нам: он по рождению с Севера...

Гортхауэр как-то криво улыбнулся.

-А ведь наше с ним знакомство началось с того, что он попытался меня убить. Вот ведь...

— Совсем недавно я бы тоже не отказалась оспорить у него это право, — Лайтис криво усмехнулась. — Какой странной бывает жизнь... А что, это все майар могут вот так — умирать и вновь входить в тело?

-Да, могут. Но чем дольше ты находишься в теле, тем тяжелее оставлять его. А я и не хотел... потому что моё фана мне помог создать Мелькор.

— Мелькор, — повторила она. — Знаешь, если говорить о том, чего я бы хотела... Я хотела бы добиться, чтобы между нашими народами исчезла вражда. Хотя бы сейчас, когда нет того, кого звали Морготом.

Гортхауэр грустно улыбнулся.

-Завтра меня здесь не станет.

— Уже? — не поняла Линтис. — Так быстро?!

-Завтра вечером. Днём придёт вода, — я должен убедиться, что через горы она не пройдёт, и если что, — преградить ей путь. Я ведь воздвигал Твердыню... а потом — всё. Вечером, я думаю.

Линтис оглянулась в темноту — туда, где рядом с волками спали остальные эльдар.

— Я даже не знаю... — проговорила она в нерешительности. — Я должна идти со своими. Но если я уйду — наверное, никогда больше не смогу узнать ваших людей лучше.

-А как же твой брат? — тихо спросил Гортхауэр. — Он же ждёт тебя.

— Он уже дождался, — Линтис улыбнулась. — Ты видел его сегодня, это он заговорил с тобой там, первым. Нэхте спасла его... но он еще не осознал, КТО его спас. А я не стала пока объяснять. Он так благодарен ей — потом, может быть, и поймет...

-Но как же ты объяснишь, что остаёшься среди тёмных?

— Лгать, и потом, тогда брат захочет со мною, да и вернуться будет нельзя... — Линтис покачала головой. — Нет. Знаешь, я, пожалуй, скажу правду. Скажу, что хочу разобраться. Потому и остаюсь. Может, кто-нибудь поймет... и задумается. Ну, а кто не поймет — что ж... по крайней мере, не придется изворачиваться.

-Попробуй, — Гортхауэр вздохнул. — Но можешь сказать и эту правду. Они всё равно так или иначе узнали бы, такие новости нельзя сохранить в тайне.

— Да, но сам посуди, — Линтис усмехнулась, — тоже мне, причина остаться с вами: провожать Тху! Точно решат, что ты зачаровал меня. Послушай... Ты уверен, что тебе вообще стоит это делать?

-У меня нет выбора. Там есть те, кто знает — это судилище было вопиюще несправедливым, и что вопрос — кого следует судить... Если я не вернусь, то снова придёт воинство с Запада — добивать "искажённых", тех, кого ты видела, — женщин, менестрелей, книжников... только за то, что мы "извратили" их души. Ты ведь видела Ореанту, — разве в ней есть зло?! — голос его сорвался. — А они хотят "вычистить скверну", так же, как затопили Белерианд...

— А вот скажи, почему Эонве отпустил меня? — спросила она задумчиво. — Я ведь в лицо сказала ему, что они делают подлость...

-Не знаю... чтобы понять, нужно попробовать думать, как они... а я не хочу. Прости.

— А мне кажется, я была просто слишком мала для него. Как насекомое... он смотрел на меня — _так_, — Линтис передернулась, она вспомнила лицо-маску Эонве — и ей вдруг стало очень холодно. — С лордами феанорингов он еще разговаривал... а я... что есть, что нету... пыль.

Гортхауэр, нахмурившись, мгновение смотрел на неё, — а затем пересел рядом и накинул свой плащ ей на плечи. Под его взглядом костёр запылал жарче.

-Понимаешь... я когда-то был среди них. В Валиноре. Видел это раболепство, поклонение Учителю, — он передёрнул плечами. — И не сметь делать ничего _самому_, без разрешения, только с оглядкой. Ауле попробовал создать своё... ты ведь знаешь наугрим? Это его дети. Но он создал их раньше, чем пробудились эльдар и атани. Эру был в гневе, он обрушился на него... и тот испугался. Пал на колени, занёс руку над своими детьми и сказал — отец, если так, я уничтожу их. Эру величественно даровал им жизнь... Я видел всё это. Как же был мерзко... Я уважал Ауле, я хотел научиться тому, что он давал, он открывал передо мной мир, — и вдруг оказалось, что он трус и не может защитить своё творение. Я много наговорил ему тогда, а он в ответ — убирайся к тому, кто тебя создал... Проговорился. Мелькор. Всё-таки — Мелькор. И я ушёл...

— Мне жаль тебя, — вдруг сказала Линтис.

Подняла голову — лицо майа было совсем рядом. Отсветы огня играли на нем, но сейчас оно было совсем другим... совсем нестрашным. Не как — _тогда_...

-Почему? — он, похоже, слегка удивился. — Мелькор — это вовсе не то разрушение, которое вы видели в Дагор Браголлах. Точнее — не только это. Он стихия Огня, а огонь даёт и тепло, и уничтожает отжившее, чтобы после него жизнь смогла расцвести с новой силой.

Линтис глядела в огонь.

— Когда убивает орк — ему это, наверное, не страшно, он ведь не понимает, что можно иначе. Для него это единственно возможное. Но когда убивает тот, кто должен быть творцом... и когда он понимает, что это неправильно... и все равно убивает... что должно твориться в душе? Страшно, когда в душе нет покоя.

Она повернулась к нему и взглянула совсем прямо, глаза в глаза.

— А у тебя покоя нет. Ты сам себя ненавидишь.

-Возможно, — он не отводил взгляда. — Но я сам выбрал этот путь. Сам и отвечу... точнее, расплачусь. Беда только, что расплачиваться приходится — теми, кто дороже жизни... и что нет этому конца.

— Нами ты тоже расплатился, — в глазах у Линтис появилась боль. — Мы не дороги тебе, но каждый из погибших был дорог кому-то, ты понимаешь это?

-Я знаю, — коротко ответил он и замолчал.

Стояла тишина, — лишь где-то в ветвях беспокойно шевельнулась во сне птица. Линтис услышала — отголосок его мысли, что ли: может, потому я и иду в Валинор... И сразу — как будто невидимая стена встала: спохватился, закрылся, не хотел, чтобы слышали...

-Я видел Финдарато там, в Амане.

— Он не приплыл сюда? — спросила Линтис.

-Нет. Он не пошёл воевать с нами, хотя ему, как и всем, это было предложено. Не пошёл он. Отказался Финголфин. Отказались многие, даже те, кому за это было обещано прощение и освобождение из Чертогов.

— Странно, — в который раз повторила Линтис. — Но почему?

-Финдарато — потому что его вовсе не съели волки, — Гортхауэр впервые за весь разговор улыбнулся. — Мы с ним разговаривали тогда, на Острове, а после он дошёл вместе с Береном и Лютиэнь до Твердыни, встретился с Мелькором. Он не хотел войны, ему не нужны были это Камни... как, впрочем, и всем, кроме Феанаро. Сделать что-то для прекращения войны здесь в Эндорэ, он уж не мог: феаноринги буквально изгнали его, ты же знаешь. И вот — мы помогли ему вернуться домой, к его мэльде. Финголфин — потому что не считал себя виновным перед Валар и не нуждался в их "прощении". Сейчас Намо выпустил его... но всего этого мало, очень мало, и я не знаю, что нужно сделать, чтобы исчез этот вечный страх перед Эру, именем которого и была начата война...

— А он... — осторожно начала Линтис, — может? вмешаться? И... Как это может быть? Почему его все боятся? Ведь это же Единый Всеотец...

-Ты же знаешь предание о Музыке Айнур. Он хотел создать мёртвый правильный мир, но Мелькор помешал ему, — и он начал задним числом говорить, что "так и было задумано", — Гортхауэр усмехнулся, но взгляд стал страшен. — Но он всё же хочет добиться своего. В его Замысле — Дагор Дагорат, Битва Битв, когда освободившийся — вот уж не сказал он, каким чудом — Мелькор будет уничтожен окончательно, Арда погибнет, а он будет отбирать тех, кто достоин жить в Арде Неискажённой. Он. Единолично. Уничтожить Арду — а о том, что он привязал к ней своих детей, Айнур, — об этом он подумал? О том, что тысячи и тысячи душ эльдар тоже связаны с ней? Люди — нет, людей ему не жаль, они "странники", они всё равно уйдут за Грань...

Линтис слушала и молчала. Все это просто не укладывалось в голове.

— Если нет правды... если одна только ложь и подлость... как тогда жить? во что верить?..

-А что ты имеешь в виду — правда? Что это, по-твоему?

— Что-то вечное, незыблемое... Доброе. Из-за чего жизнь — не просто череда бессмысленно меняющихся дней. Если даже там, — она показала наверх, — подлость, то во что же верить нам, сотворенным? Получается — подлость — это дозволено?

Гортхауэр несколько мгновений смотрел на неё, — пристально, внимательно.

-Ты говоришь, как существо, которому НАДО — чтобы над ним "что-то" было. Там, "наверху". Что-то, или кто-то, кто скажет — как надо. Эру, Валар... считаешь, что для "тёмных" указ, закон — это Мелькор. Ну, и я, наверное. Это не так. У тебя — у каждого из нас — есть душа, живая душа, которая изначально свободна, которая чувствует зло и неправду, которая стремится к добру. И там, в твоём сердце, — эта правда, которую ты ищешь. Она и есть жизнь.

— Откуда пришла эта душа? — тихо спросила Линтис. — Я думала, что от Эру. А получается, что нет. Так откуда же?

-Мелькор говорил — все мы родом из Эа. Он видел множество миров за пределами Чертогов Эру. А Эру пытался уверить нас в том, что он единственный творец, но что будет сейчас — я не знаю. Арда живая теперь... разрушив Весну Арды, Мелькор дал толчок, освободил её от оков, и она уже живёт по другим законам. Как хочется верить, что чем дальше, тем меньше над нею кто-то властен... Но он ещё может нанести последний удар. Может. И я не знаю, как этого избежать. Пока не знаю. Вернусь — буду говорить с Намо.

— А кто создал Эа?.. и все миры, что там лежат? — Линтис подняла голову. Там, высоко, раскинулось звездное небо.

-Я не знаю, — задумчиво сказал Гортхауэр. — Я много думал об этом. Боюсь, этого Создателя мы и не увидим никогда, — у него нет образа и вида, у него нет даже такого воплощения, как у айнур, когда мы — духи. Но наверняка он есть... И если это от него в душах — _знание_ о том, что есть добро, а что — зло, то, может, это сама Любовь?

Линтис широко улыбнулась — при словах Гортхауэра ей вдруг представилась женщина, молодая, невыразимо прекрасная, в одеждах из света... Месяц назад она бы сказала — Варда.

— Знаешь, Гортхауэр, я все же пойду пока. Если меня хватятся — могут что угодно решить... не хочу никого пугать, утром скажу им сама, что остаюсь...

Она поднялась, сделала шаг от костра, и вдруг вскрикнула, показывая в начинающее светлеть небо.

— Что это?!

Из-за гор надвигалось огромное облако. В первый момент Линтис не поняла, что это — птицы.

-Началось, — он тоже встал. — Вот что... я сейчас полечу туда — посмотреть, что и как. Отвернись.

— Нет, я хочу видеть, — торопливо сказала Линтис. — Пожалуйста.

Горт кивнул, — видимо, считал, что нет времени спорить. Только отвернулся: не хотел, чтобы она видела его глаза.

Его фигура на глазах стала меняться, очень быстро, — почти не уследить. Чёрная одежда стала сполохом пламени, потом — вмиг — оказалось, что это крылья, и они с шумом распахнулись... пламя костра взметнулось вверх.

Огромный крылатый силуэт взмыл в небо.

К "темным" Линтис вернулась, когда волки понесли ее друзей на юг. Вернулась — а в мыслях было одно: не теряет ли она уже последнюю родину, что оставалась... невысказанное читалось во всех лицах: она зачарована, она обезумела... и, конечно, в этом виновен Тху. Впрочем, изменницей ее не сочли и хоронить прежде времени не стали. "Я не пробуду у них долго, присоединюсь позже, волк донесет", — говорила Линтис — и многие ей верили.