Русалки в Сапри

После чего в садок со стороны двери пустили тюленей. Спасаясь от страшных хищников маленькие форели ринулись в садок. Несколько минут и все обитатели бассейна площадью четыре сотки набились в маленький сетчатый садок. Плававшие в воде ребята закрыли дверцу, и я поднял стрелой этот садок в трюм мотобота.

То же самое мы проделали со вторым бассейном, потом с третьим.

После этого все забрались на борт, и расселись вдоль него, не снимая моноластов. Мотобот взял курс в открытое море. Тюлени последовали за нами своим ходом, периодически заплывая вперёд. Тихоходный мотобот они обгоняли с легкостью. Отойдя от берега не более чем на несколько кабельтовых, мы подошли к большому бую, плавно покачивавшемуся на волнах. Лючия зацепила его багром, а мне скомандовала закрепить за него швартов.

После этого дайверы опять попрыгали в воду. Лючия почему-то нацепила наушники и взялась рукой за телеграфный ключ, который она вытащила из рубки и закрепила на фальшборте. Провода от всего этого хозяйства уходили в рубку. Правой рукой выстукивая что-то на ключе, она левой подавала команды мне. Руководствуясь этими командами я вытравил, наверное, полсотни метров троса, опуская сетку с рыбой к глубоководному вольеру.

Когда я поднял первый опустевший садок наверх, никто из дайверов даже и не подумал всплыть. Они болтались там, где-то на глубине, ожидая второй садок. Я спросил Лючию:

— А не слишком ли они там долго ныряют?

— Я тоже не могу привыкнуть, — вздохнула она. — что эта ребятня способна торчать под водой чуть ли не по полчаса, что твои тюлени. Опускай быстрее, может быть за двадцать минут уложимся со всеми тремя.

Так оно и получилось. Потом мы проделали операцию еще раз, опустошив еще один прибрежный бассейн с молодью форели.

Потом мотобот приткнулся к берегу рядом с этими бассейнами. На берегу уже стоял мотороллер разносчика из пиццерии. В тени прибрежных деревьев обнаружился стол со скамейками, и начался праздник. Разносчика, как ни странно, пригласили за стол — он оказался одноклассником ребят-дайверов.

Улучив момент, когда подростки были плотно заняты едой, я спросил у Лючии:

— А они у тебя тут сейчас все парочками по кустам не разбегутся?

— А если и разбегутся, то что? — безмятежно улыбнулась фермерша. — Они уже большие мальчики и девочки.

— А мы? — вдруг неожиданно для самого себя спросил я. — Мы с тобой достаточно большие мальчик и девочка?

Она повернулась ко мне, несколько секунда внимательно смотрела мне в глаза, а потом фыркнула:

— Мы слишком большие. У нас есть дом, которым мы можем распоряжаться как хотим.

И после некоторой паузы добавила:

— Впрочем, у них тоже есть по крайней мере Ремба, так что вряд ли они будут уединяться по кустам. Есть более комфортабельные места, куда родители без спросу не полезут.

Аркадио Карлуцци, школьник

На следующий день после перегрузки форели в глубоководный садок, Марина сказал мне по дороге домой:

— Слушай, тебе тут за вчерашнюю работу причитается. Зайдем к моей маме, распишешься в ведомости.

Так у меня в кармане появились первые заработанные в Сапри деньги. Не слишком много, конечно, но на пару пирожных в кафе должно хватить.

Я тут же, не отходя от кассы, вернее от обеденного стола в кухне тети Лючии, предложил Марине:

— А давай я тебя в кафе свожу? В какое кафе тебе больше всех хочется?

— К Касиму, конечно! У нас в городе все парни водят девчонок к Касиму. У него такие восточные сладости... Одна беда, тетки за тридцать тоже любя рахат-лукум, поэтому там запросто можно встретить соседку, которая все расскажет родителям.

— Можно подумать, мы что-то от твоей мамы скрываем, — улыбнулся я. — Вот же она сидит, Николя его зарплату отсчитывает.

Когда мы на следующий день после уроков пришли к Касиму, там и правда сидела Лючия. Она делила столик с некоей дамой немного постарше.

— Это синьора Кантари, детский врач и мама Дарии и Фоки, — шёпотом пояснила мне Марина.

Дамы вполголоса обсуждали очень серьезную, видимо, для них тему.

— Франка, что ты думаешь про Витторио? — спросила маринина мама. — Я не понимаю его совсем. Он пытается поставить себя как богатый турист, а получается совсем по-другому. Он гоняет со мной чаи на кухне, и беседует за жизнь, то вдруг бросается помогать с пересадкой форели. Катерининому племяннику вот ноутбук подарил.

— Лю, я знаю Вита лет двадцать. Дольше, чем тебя. Нормальный он парень и всегда был нормальным парнем. Если он кому-то помогает, то просто потому что может и хочет помочь. Если он полез к тебе на мотобот лебёдку крутить, то это не потому что он к тебе так клинья подбивает, а потому что ему интересно, что это за морское фермерство такое. Он же такой же любопытный как мой Сандро. Даже любопытнее.

Клара Граччиари, портовый диспетчер

Сегодня мне опять удалось вписаться на заседание "Тайного ордена Дагона". Забавно, конечно, что это название написано крупными буквами на полуразрушенном лодочном сарае, стоящем посреди набережной городка.

Но вообще местные подростки, устроившие этот неформальный клуб, абсолютно правы. У Лавкрафта все так и было в его Инсмауте — и запущенный дом на одной из главных улиц города, и громадная вывеска.

Одного не могу понять — ну чего они в этом ордене находят. По-моему, игра в строительство планов по завоеванию мира и имитация бюрократии — занятие безумно скучное. А они с каким-то небывалым воодушевлением предаются этой игре. Выполняют самодельные ритуалы, смесь масонских, францисканских и еще непонятно из какого фэнтези натащенных, соблюдают субординацию. Я в этой игре пока послушница, поэтому могу ходить как мне удобно. А начиная с подмастерья все, входя в здание ордена, обязаны надевать плавательные очки. Поскольку шогготы должны быть с выпученными рыбьими глазами.

По-моему, товарищ Антонио неправ, что пытается взять этих юных эскапистов под крыло коммунистической ячейки. Может им и предстоит когда стать пролетариями, но сознательными им не стать ещё долго. Хотя вот этот парнишка-новичок интересен. Ага, это же Аркадио Карлуцци, которого недавно привезла в наш город тетка Катерина, жена Джузеппе. Джузеппе я хорошо знаю, мелкобуржуазный элемент, хозяин мотобота. А вот парнишка — городская косточка, пойди его пойми. Вроде технарь, собирается в университет поступать на computer science. Но, похоже, в Сапри ему прямая дорога в интеллигентскую тусовку, где общаются врачи из больницы, астрономы из обсерватории и падре, настоятель церкви Непорочного Зачатия. Еще там морская фермерша Алессандрини, это тоже вроде местный хайтек. В общем по интеллектуальному уровню вроде будущему студенту-компьютерщику туда надо. Но более антикоммунистической тусовки в Сапри, пожалуй и не найдешь. Кстати, дети этой компании тоже держатся сплоченной командой. И старший сын Джузеппе туда же примыкает. Они тусуются в некой Рембе, это уже не из Лавкрафта, это уже из Желязны.

Интересно почему Аркадио здесь сидит? В Рембу не взяли? Паола говорила, что он с дочкой Алессандрини под ручку ходит.

Аркадио Карлуцци, школьник

Когда меня пригласили в "Тайный Орден Дагона", первое что я сделал, это спросил у Марины, стоит ли с этим местом связываться.

— Ну сходи, сходи, — сказала она, проводив снисходительным взглядом спину Паолы, сунувшей мне записку с приглашением. — Все равно к нам в Рембу я тебя собиралась звать не сегодня, а завтра. Сегодня у нас там никого не будет, хоть вешай у входа табличку "не содержит ГМО".

Я слегка поежился. Циничные шутки относительно генно-модифицированных организмов я слышал уже не только от Марины, но и от Адриана, Женевьевы, Ларисы и Моргана. Но никогда от Росарио. Впрочем я бы тоже не стал шутить над особенностями чужого организма. А они шутят про свои, наверное, имеют право. Хотя меня это слегка коробит.

— Кстати, а к вам в Рембу я со своими не столь уж великими дайверскими способностями-то попасть смогу?

— Ну у всех, кого мы до сих пор туда приглашали, проблем не было. Там всего-то надо метров на пять нырнуть и вынырнуть уже внутри купола. Все равно глубоко купол ставить нельзя, иначе после нескольких часов сидения в нем потребуется декомпрессия. Вода сейчас довольно прохладная, но все же не настолько чтобы не слишком тренированный человек не мог проплыть пары сотен метров, не замерзнув как цуцик.

— А много там обычного народу побывало?

— Ну Розарио там непрерывно тусуется. Но Розарио он почти наш, он рос и учился плавать с нами вместе. Вот когда Бартоломью за мной ухаживал, я и его приводила. А он вообще фермерский сынок, с морем на вы. Ну, родители, естественно, туда иногда приглашаются. Вообще придумал Рембу дядя Карло, когда нам лет по двенадцать было. Он сказал тогда, что для подросткового круга друзей тайное место для тайных посиделок абсолютно необходимо. А для морских людей это место должно быть подводным. Поэтому нам выдали подводную палатку, которых как раз тогда заказали несколько штук для маминой фермы, компрессор, надувной спасательный плот и дали возможность подключиться к электричеству в дайвинг-клубе.

У ребятишек из Ордена Дагона такой поддержки взрослых не было. Они самовольно заняли заброшенный сарай на набережной, обустроили его как могли, и сидят при свечах, так как электричество здесь давно отключено.

Впрочем вот та девушка, которая как и я, подпирает стенку, явно не школьного возраста. Интересно, что она здесь делает. Я подошел к ней и поздоровался, оказалось её зовут Клара, она работает диспетчером в порту, а здесь тусуется, потому что местные коммунисты считают необходимым работать со всеми неформальными молодежными тусовками.

Мы сошлись с Кларой на том, что обряды ордена Дагона — скукотища, и вообще это не для взрослых людей, которыми мы оба себя считаем, а для малышни класса седьмого. Хотя, конечно, своих одноклассников я тут вижу человек четырех.

Отец Антонио, каноник церкви Непорочного Зачатия

За окном раздавались удары по мячу и азартные выкрики мальчишек, играющих в мини-футбол. Когда-то давно кто-то из моих предшественников оборудовал во дворе дома каноника мини-футбольное поле. Не уверен, что это способствовало тому, чтобы местные школьники стали более верующими католиками, но во всяком случае оказаться вечером в доме падре для них нормально.

Впрочем, Женевьеву Дефарж в данный момент интересует здесь не футбол, и даже не библиотека. Она пытается вести со мной философский диспут.

Женевьева, дочь астронома из Ла Спекола, уже больше года регулярно пытается у меня что-то таким образом выведать. Или что-то мне доказать.

Но скорее выведать. Вот сейчас она нашла во вроде бы вполне техническом журнале на компьютерную тематику рекламу гиноидов — кукол-роботов для секса, и пытается у меня выяснить, будет ли развлечение с такой куклой нарушением целибата.

От кукл-роботов она неожиданно перевела разговор на себя и себе подобных:

— А я? Я ведь тоже изделие рук человеческих, продукт генной инженерии.

Самое ужасное, что рассматривать её как маленькую девочку я не могу. Ей уже 16 лет, фигура вполне оформились. Не зная её можно дать ей и 18 и 20. И после получаса разговора на отвлеченные темы — тоже. А если о математике, то из за выпускницу университета принять можно.

Но самое главное она о возможностях своего тела знает, и ими пользуется.

Вообще они, эти дети генетического эксперимента удивительно много знают про свои организмы.

Вон выглянуть в окно, там сейчас играет брат Женевьевы с тремя приятелями из того же генетического эксперимента против семерых обычных ребят. И выигрывают. И как красиво двигаются. Конечно, это их учил Карло Риозо, бывший майор спецназа.

— А почему ты спрашиваешь об этом меня, а не отца? — спрашиваю я.

— А его мнение я уже давно знаю. Мне интересно что о таких, как я думают разные люди.

— Интересно, а чьи ещё мнения ты успела выяснить?

— Ну вот Бартоломео...

Этого я знаю. Когда парень осознал, что в течение нескольких месяцев гулял с девушкой, которая является не творением Божьим, а артефактом, он тут же прибежал ко мне исповедоваться. Пришлось ему читать проповедь про то, что неисповедимы пути Господни, что Господь часто выбирает людей своими орудиями, и Марина, несмотря на вмешательство в её гены, вполне себе человеческое существо.

Впрочем, они сами уверены что у них нет души. И Марина, и Женевьева, и ребята, которые сейчас во дворе гоняют мяч.

Юные нигилисты. Женевьева начиталась Карлисса Ламонта и обожает употреблять его аргументы. Впрочем, Ламонта опровергать не слишком сложно. Он всё-таки писал более полувека назад и ориентировался на не слишком образованную американскую аудиторию.

Все его построения по поводу единства души и тела замечательно опровергаются хорошо знакомыми современной молодежи аналогиями с компьютером и программой.

А этим ребятам просто нравится эпатировать публику своим материализмом. Хотя, конечно, забавно, что эти юные безбожники являются самыми верными и регулярными читателями моей библиотеки.

Остальным — знать не надо, они верят. А эти — хотят именно знать.

Паскаль Дефарж, астроном

Отец Антонио точно знает, когда у нас в обсерватории кофе-брейк. Вот опять заявился пообщаться за чашечкой кофе. На Жиннет жалуется, что та его в постель затащить хочет.

Ох, мне бы кому на неё пожаловаться. Хотел вырастить из своих детей сверхлюдей, получай. Она ещё года два назад прочитала лемовский "Осмотр на месте" и пришла ко мне с вопросом: "Папа, а почему ты сразу не удочерил компьютер?". Великий поляк написал когда-то, что автоэволюция, сознательное изменение будущих поколений, рано или поздно выведет человечество за пределы биологии. И чем заниматься генной инженерией людей, лучше уж сразу компьютеры усыновлять.

Я ей не сказал пока, что не удочерили компьютер мы с Жозефиной только потому, что никто не предложил нам такую тамагоччи, которую можно вырастить в полноценного члена общества. А вырастить русалку Сандро предложил.

Женевьева знает, что она — не просто человек, а человек генетически модифицированный, лет с семи. Примерно тогда, когда стало понятно что даже самые выдающиеся ученики Элизы из обычных людей не могут сравняться с нашими детьми по продолжительности задержки дыхания.

Почему-то её брата это совершенно не волнует. Он флегматик, спокойно воспринимает свою особость, и не стесняясь пользуется её преимуществами. А вот дочка унаследовала у меня научное любопытство. То самое, которое заставило меня тогда ввязаться в эксперимент Сандро.

А Жиннет по-моему просто откровенно издевается над отцом Антонио. Попытки соблазнить в эту модель вполне вписываются. И главное я сам поставил себя так, что сделать ей отеческое внушение на предмет того, с кем спать, а с кем не спать не могу. Это её личное дело. Вот если бы шла речь о человеке, с которым вообще не стоит общаться, она бы, может, к моему совету прислушалась. Но падре — друг семьи, держатель крайне интересной библиотеки и вообще замечательно интересная личность.

Правда, пока падре выдерживает свою осаду не хуже своего святого покровителя.