Русалки в Сапри

— Да, падре, — говорю я. — Когда я продумывал для них особую культуру, необходимую для того, чтобы их врожденные способности можно было нормально использовать, я не думал, что "Дети морского царя" Пола Андерсона войдут в корпус священных текстов. Это ведь оттуда они взяли идею, что у мермэнов нет души. Впрочем, не могу не признать что эту книгу Женевьева в свое время уволокла с моей книжной полки.

— А вы считаете, что им необходима особая культура, примитивная, языческая? Почему вас не устраивает для ваших детей обыкновенная цивилизованная культура?

— В цивилизованной культуре человек слишком зависим от общества. Когда люди начинают осваивать новые территории, то культура пионеров необходимо отличается от оставленных ими цивилизованных мест. Док Сандро подарил нашим детям огромные территории континентального шельфа. С одной стороны, если верить Алистеру Харди, это естественная среда для человека, куда более естественная чем североевропейские леса, где стоят города наиболее развитых сегодня стран, или пустыни, в которых стоят города древнейших цивилизаций.

С другой стороны, эта среда требует совсем других практических навыков.

Человек цивилизованной культуры, оказавшись один среди дикой природы ночью, без защиты четырех стен, без оружия и без одежды испытывает жуткий стресс.

Вы же наверняка читали Алена Бомбара: "Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха!".

А мы хотим чтобы наши дети чувствовали себя в океане дома, почти как дельфины. Поэтому им необходимы какие-то элементы примитивной культуры, навыки походной жизни, адаптированные к морской среде. Примерно такие же как у геологов или других экспедиционных работников, которые ухитряются как-то сочетать активное участие в жизни цивилизации с умением выживать в природе.

— Но современная культура походной жизни не требует такого знания физиологических подробностей, какое я наблюдаю у ваших детей.

— Традиционная культура походного и экспедиционного быта разрабатывалась веками, начиная с римлян и гуннов, и все ее достижения оплачены тысячами жизней. Как вы верно заметили, это наши дети, и мы не хотим, чтобы создание навыков жизни людей в море было оплачено их жизнями. Поэтому единственное, что мы можем сделать, это вооружить их всем, что по этому поводу может сказать современная наука. Это как раз и есть базовые знания медицины и спортивной физиологии. Им предстоит, хотя почему предстоит, они уже активно этим занимаются, нащупывать пределы возможностей собственных организмов, проводить границу своей среды обитания там, докуда они способны добраться.

Это чем-то напоминает наши представления об античности, об играх в Олимпии. Поэтому я активно пользовался классическими текстами, тем более наша цивилизация в значительной степени именно на них и стоит со времен Возрождения. А значит опора на них облегчит им коммуникацию с этой цивилизацией.

— Меня только расстраивает, что из всех культурных корней нашей цивилизации вы игнорируете христианство.

— Ну, падре, сколько раз мы уже с вами говорили. Не игнорирую, а категорически отвергаю. Скорее уж я возьму туда Асов и легенды Северной Атлантики, которые впрочем дети сами нашли через Пола Андерсона, чем христианство, которое учит людей стыдиться собственного тела. Под водой человек слишком тесно зависит от контроля над телом. Поэтому мы тащим техники такого рода откуда угодно — из буддизма, японских ама, корейских хеньо. Но в христианстве этого нет. Путь аскезы это не про власть над своим телом, это про его отрицание.

— И столько же раз я с вами не соглашался, доктор Дефанж.

— А я и не требую со мной соглашаться. Я только объясняю, почему наши ребята бравируют перед сверстниками отсутствием бессмертной души.

— Ох уж эта фэнтези-литература... А док Сандро не планирует заняться созданием какого-нибудь еще сказочного народца. Ведь кроме мерменов бывают еще эльфы, гномы, хоббиты.

— Нам бы с этим экспериментом разобраться. Его можно будет считать законченным не раньше, чем вырастет первое поколение мермэнов, родившихся естественным путем, и усвоит мермэнскую культуру у своих родителей. А то и когда сформируется устойчивое, воспроизводящееся общество.

— Вы слишком многого хотите, док. Увы, сегодня мы не можем сказать, что наша европейская цивилизация устойчивая и воспроизводящаяся. Конечно рождаемость в Италии последнюю пару десятилетий перекрывает смертность, но почему-то многие уезжают искать счастья в Германию или США, а кто приезжает взамен? Ну вот Касима вы знаете.

— Ну почему как иммигранты, так сразу ливийцы? — возмущаюсь я. — А мы с Жозефиной? Мы приехали из Франции. Просто сейчас весь западный мир — более-менее един и народ перетекает между странами в зависимости от коньюктуры.

— И всё-таки почему не эльфы? — упорно гнул свою линию падре.

— Потому что мы не видим для них ниши в современной Европе. И эльфы, и гномы в фэнтези занимаются такими вещами, которые людям вполне по силам безо всякой генной модификации. Вот сильфы, это было бы здорово. Но современной науке еще не по силам создание людей, способных к полёту без технических средств.

— А мне кажется, что эльфы, лишенные старения и смерти были бы крайне востребованной генной модификацией.

— Если бы мы умели модифицировать взрослых людей, тогда бы, конечно, к нам бы выстроилась очередь желающих избежать смерти. Но мы можем изменить только еще нерожденных. Разрабатывать генную модификацию борьбы со смертью от старости сложно даже на мышах. А уж разработать культуру, которая бы годилась для бессмертных существ... Почитайте Свифта, про струльбругов, и вы поймете что это очень непростая задача. Недаром ваша религия размещает бессмертие только в царстве божьем, где всеблагий и всемогущий бог может решить проблемы, при этом возникающие.

— Любимый вашими детьми Жак Майоль писал что и для освоения океана генная модификация не требуется.

— Может он и прав. Я взялся за разработку культуры для мермэнов, когда Франческа уже носила Фоку и Дарию. Но вы посмотрите на Росарио и прочих ребятишек, крутящихся вокруг клуба Элизы. Конечно до настоящих мермэнов им далеко, но...

Аркадио Карлуцци, школьник

В дайвинг-клубе Стонетти вместо бассейна — кусок моря, отгороженный двумя пирсами. Со стороны моря там висит какая-то пластиковая пленка, работает подогрев, поэтому вода в этом бассейне гораздо теплее, чем в море.

Марина притащила меня сюда и сдала с рук на руки Моргану, нашему однокласснику, сыну хозяйки клуба:

— Ты тут подбери ему хвост, а я пока до рыбных садков сплаваю, посмотрю что там творится.

Рыбные садки отсюда через бухту, до них не меньше километра.

Морган честно научил меня надевать моноласт и примерно минут полчаса учил им пользоваться. Впрочем, по-моему я уже таким стилем плавать умел, так что получаться начало быстро.

Наконец он сказал:

— С такой техникой ты до Рембы доплывешь сам, без моей помощи. Видишь вон там, в двух кабельтовых буек с флажком "Альфа". Тебе туда. Я рванул вперед, ты догоняй.

После чего надел хвост сам, махнул им, поднырнул под пленку, отгораживающую бассейн со стороны моря, она, как выяснилось, до дна не доходила, и был таков.

Я последовал его совету. Когда я погрузился в бассейне метра на три, вода меня просто обожгла холодом. Конечно, май месяц, температура воды в море градусов восемнадцать. Но за несколько сот метров активного плавания я замерзнуть не должен.

Хорошо им морским людям: нырнул и плыви все два кабельтова на комфортной глубине. А мне тут регулярно всплывать за воздухом надо.

Но вот и долгожданный буек с флажком "Альфа".

Я глянул вниз, и увидел под водой на фоне дна темно-синий круг. Вот она — Ремба, подводная тусовка этой странной компании, к которой принадлежит Марина.

Интересно, где тот Амбер, отражением которого она является. На то чтобы это было отражение Сапри как-то непохоже. Что мы здесь имеем? Кабельтовых в двух от берега болтается буёк с флажком Альфа, который значит "под водой водолаз". Под водой темнеет что-то круглое. Это стоит на якорях полусферический купол диаметром метров шесть из прорезиненной ткани, надутый воздухом. Верхняя его точка где-то метрах в двух от поверхности, а вход, соответственно, где-то на пяти.

Под ним все тает в голубой дымке. Дно я с поверхности различить не могу.

Ныряю. Доплываю до края купола и подныриваю под него. Ага, вот поверхность, а что там за тень — потом разберемся.

Меня вытаскивают на эту самую тень — большую часть поверхности воды под куполом занимает стандартный двадцатиместный надувной спасательный плот без тента, стаскивают с меня хвост и очки и растирают полотенцем. Ага, здесь у них нудистский пляж. Все сидят без одежды, только вместо солнышка на плоту работает электрокамин с имитацией углей и пламени.

— Ты тут не замерзнешь? Может тебе свитер дать, — участливо спрашивает Морган, который всё еще чувствует себя моим инструктором.

— Да вроде тут тепло и ветра нет, — отнекиваюсь я. Ребята ржут, пытаясь представить себе этот ветер. А я вовсе не шутил. Я просто сравнивал свои ощущения с теми, когда вылезаешь из холодного моря на пляж.

Прослеживаю взгляд Моргана и вижу на стенке купола укреплена коробочка с маленьким экраном. Сколько здесь градусов? Почему оно показывает 527?

— У вас что, термометр по Фаренгейту?

— А-а, — теперь уже Марина прослеживает мой взгляд. — это не температура, это содержание углекислоты. Вот сейчас оно переключится на температуру.

Из коробочки выходит провод, ведущий к укрепленному рядом на стене обычному реле в влагостойком исполнении, а от того более толстый провод уходит куда-то под воду.

— Вообще-то этот датчик здесь именно ради углекислоты висит. Как поднимется до 550, включится компрессор. Упадет до 450 — выключится.

Я пригляделся повнимательнее к окружающей обстановке. Надо сказать, что впечатления простора и воздушности Ремба не производит. Здесь царит голубоватый полумрак — купол освещен только проникающими под воду лучами солнца, и хотя его внутренняя поверхность белого цвета, освещение получается сумеречное. Свет излучает огромный полумесяц воды, который получается если с краю круглого купола пустить плавать круглый плот в полтора раза меньшего диаметра.

Над головой нависает плоский потолок тоже белого цвета. Низенький он тут какой-то, в полный рост не выпрямиться. Я поднял руку вверх и потрогал этот потолок. Вроде толстая ткань, а натянута как барабан или батут. Ага, вон там рядом с камином в потолке люк и свисает веревочная лестница.

Казалось бы, полумрак и низкий потолок должен создавать впечатление мрачной пещеры. Но сияющая ярким голубым светом вода и мягко колеблющиеся от пробегающих сверху волн стены купола создают какое-то очень теплое и живое ощущение.

Отсюда уже видно дно. До него, похоже, метров пять-шесть.

На плоту кроме камина стоял столик с электрическими чайником тоже с краю. На борту сидело человек десять, в основном моих ровесников. Большую часть я знал, они учились со мной в одном классе. Но вот еще двое, которых я мельком видел в школе, не более того, они учатся уже в выпускном классе. А вот явная малышня.

Посредине на свободном надувном дне плота нарисован Лабиринт. Ну Ремба же. Хорошо что попытка пройти через него вряд ли приведет к каким-нибудь магическим последствиям.

— Так, — сказала Марина. — По-моему, не все с Аркадио знакомы. Это Аркадио Карлуцци, племянник тетки Катерины, вы ее все знаете, переехал в наш город из Милана. Аркадио, ну Адриана и Ларису, Николя и Женевьеву ты знаешь. Меня и Моргана тоже. А вот это — она показала рукой на парня и девушку из выпускного класса, Фока и Дария, дети дока Сандро и Франчески. А вот это — она показала на необычно смуглого парнишку лет десяти, — Кай, младший брат Моргана.

— А это, — продолжала представлять своих друзей Марина. — Маргарита и Пьеро, дети дяди Карло Риозо.

Я плюхаюсь на борт рядом с Мариной, где для меня явно оставлено свободное место.

Женевьева начинает разливать чай в одинаковые стеклянные кружки, которых здесь почему-то полно. На кружках изображена русалка, имеющая явное портретное сходство с Ларисой и надпись "Фестиваль русалок в Сапри".

Чай у них, кстати, довольно неплохой. И заварен на вполне нормальной пресной воде, что бы там Росарио не говорил про питье морской воды.

Я пытаюсь проанализировать свое состояние. Вот я сижу рядом с Мариной. Мы оба абсолютно обнаженные (как и весь остальной народ рассевшийся на этом плоту). Но почему-то когда мы, вполне одетые, сидели в её комнате рядом с ноутбуком, ее близость волновала меня гораздо сильнее. Возможно дело в том, что тут тусовка. А одежда, ну что одежда? Мне что образного воображения не хватит, чтобы представить фигуру девушки под ней?

— Ребята, я тут нашла ту книгу, из которой Док Сандро все время цитирует фразу "Стань тенью бедный сын Тумы, закопай зло под порогом хижины", — рассказывает Женевьева, не переставая манипулировать чайником. — Это такая русская фантастика примерно столетней давности. Там на планету где жили средневековые пастухи, прилетели высокоразвитые завоеватели-магацитлы.

— А что, — сказала Марина. — Неплохое решение, если у противника есть авиаразведка. Стать тенью, ограничить воздействие на природу подпороговым уровнем.

— Только они почему-то, — продолжала пересказывать книгу ее подруга. — Построили где-то в горах огромный порог для закапывания зла и жгли вокруг него неугасимые костры.

— Чтобы авиаразведке этих, магацитлов, виднее было, — съехидничала Дария.

— Ну там так, собственно и получилось.

— Хм, — начал размышлять вслух Фока. — А не является ли наш фестиваль такими вот сигнальными кострами? Ведь про него знают по всей Италии.

— Наоборот, — ответила Марина. — Фестиваль поднимает Порог. Все знают, что тут такой фестиваль. Поэтому фестиваль идет неделю, а мы потом весь год спокойно плаваем в хвостах на виду у всего города. И если кто скажет, что видел в Сапри русалку, ему скажут: "Да кто их там не видел!".

— А это ничего, — спросил я, — что вы на свои тайные сборища приглашаете тех, кто в городе без году неделя?

— Ничего, — отозвался Адриано. — Ремба это вообще проходной двор. Вот будет фестиваль, сюда косплейщицы налезут. Не все, конечно, а прошедшие какой-нибудь конкурс. Штук двадцать-тридцать. И наши одноклассники здесь уже многие побывали. А ты вообще наш человек, Майоля читал, в спасении робота с острова Дино участвовал. Тебя еще плавать получше выучить, чтобы апноэ хотя бы пять минут было.

— А думаешь получится? — усомнился я.

— Да наверняка, — сказала Дария. — ты же родственник Росарио, значит генетика довольно приличная. Росарио сейчас способен на те же пять, хотя он тренировался с детства. Но он считает Майоля шарлатаном и медитацию ерундой, поэтому так и не научился правильно дышать перед погружением. Так что что ты потеряешь на позднем начале тренировок, то доберешь за счет более серьезного отношения к медитации.