Честь и Польза - 2

— Отвел от нас погибель, Родион Яковлевич — шептались между собой махновцы, глядя на черные султаны разрывов.

— Сейчас пойдут — хмуро произнес Хмара, глядя как на том берегу, заколыхалась большая масса людей. Его люди согласно утвержденной атаманом диспозицией были поставлены в центре обороны и это, не очень радовало махновца.

— Не дрейфь, казаче, — откликнулся Кошевой, — есть у нас ещё порох и огонек. Не зря мы господину советнику все свои пулеметы отдали.

Он хотел ещё что-то сказать, но раздался пронзительный свист, и воинство анархистов пришло в движение. Уже не раз, отработав под руководством Малиновского этот маневр, махновцы быстро заняли, ранее оставленные позиции.

Генерал Виданлек действительно посчитал унизительным, воевать с беглыми каторжниками по всем правилам воинского искусства. Ограничившись непродолжительным обстрелом, который, по мнению генерала должен был вызвать панику в рядах противника и обратить его в бегство, Виданлек приказал трубить сигнал к атаке.

С громкими криками, подбадривая друг друга, ринулись французские солдаты в атаку, намериваясь непременно поднять на свои штыки этого негодного Махно, совершенно не ведая, что их ждет впереди.

Сняв головной убор, генерал Виданлек не удосужился снять перчатки. Солдаты были брошены в атаку плотным походным строем и общим числом чуть больше двух батальонов. Этого, по мнению генерала, было вполне достаточно, чтобы навести порядок на том берегу.

И вновь и без того не очень светлые воды реки Сахаб были взбаламучены, но на этот раз солдатскими ботинками. Сотнями входили их владельцы в реку, грозно потрясая своими штыками, жаждавших напиться чужой крови. Французская пехота всегда славилась своей храбростью и упорством, но засевший в траншеях противник оказался сильнее их.

Подождав пока первые ряды, не приблизятся к кромке берега, махновцы открыли огонь врагу. А так как двигались французы плотной густой массой, почти каждый выстрел по ним не пропадал даром. Вместе со стрелками вступили в действие и пулеметы. Их оказалось не два, а четыре и размещены они были не на флангах, а в линию и имели свой сектор обстрела согласно правилам обороны.

Упругие струи свинца безжалостно хлестали по несчастным французам, чьи башмаки стали почему-то терять опору, одежда стала в разы тяжелее, а меткость стрельбы и уверенность поднять на штыки Махно, резко упала.

В считанные минуты на кромке берега и подступах к нему возникли груды тел из убитых и раненых. Те, кто не утратил силу духа и намеривался продолжить атаку, не смогли увлечь за собой остальных. Оказавшись на берегу, они, где ползком, где перебежками стали приближаться к траншеям махновцев, невзирая на ведущийся по ним огонь. Мало того, эти храбрецы вели огонь по противнику, иногда нанося тому урон, но все их потуги пошли прахом.

Шквальный огонь пулеметов отнял мужество у остальных. Одни пытались залечь на кромке берега и оттуда сражаться с врагом. Другие предпочитали вести огонь, стоя по пояс в воде, считая, что так они менее уязвимы для вражеских пуль. Что касается третьих, то эти под самыми надуманными предлогами поворачивали назад и искали укрытия на своем берегу, но безуспешно.

Командовавший атакой майор Мортиньяк, невзирая на свист вражеских пуль, бегал по берегу и, размахивая зажатым в руке пистолетом бил беглецов по голове. Рука у майора была тяжелая, а взгляд свирепый и, столкнувшись с ним, беглецы поворачивали назад, но в бой так и не вступали. Не дойдя до средины реки, они стали стрелять по противнику, каждый раз оглядываясь на своего грозного командира.

Видя, что атака захлебнулась, и истребление залегших батальонов дело времени, Виданлек решил ввести в сражение дополнительные силы. Одновременно с этим он приказал артиллеристам помочь пехотинцам сломить сопротивление врага.

Решение было здравым и логичным, но подкачало исполнение. Не имея точных данных, куда именно вести огонь, артиллеристы капитана Лотара, стали стрелять по площадям, а не по целям. При этом из-за ограниченного запаса осколочных снарядов, интенсивность обстрела была далека от нужного количества выстрелов.

В виду небольшого расстояния разделявшего переднюю линию обороны Махно, огонь по площадям скорее мешал пехотинцам Виданлека, чем помогал им продвинуться вперед. Ни один из пулеметов противника так и не был подавлен, когда к переправе подошло новое соединение французов.

Теперь они наступали, как и положено цепями. Одна за другой они входили в воду окрашенную кровью убитых и раненых солдат. Вбирая в себя тех, кто застрял в реке и лежал на берегу, атакующие увеличивали силы своего удара. Против такой силы бегущей на тебя с криками "Вив ля Франс!" трудно устоять, но подопечные Малиновского устояли. Устояли благодаря своей храбрости и его умелому руководству.

Быстро оценив обстановку, он смело выложил все свои козыря надеясь переломить ход боя. Первыми в бой вступили ещё три пулемета, которые господин советник попридержал до поры до времени. За один из них он вновь лег сам, твердо считая, что лучше него со стрельбой по атакующим цепям врага никто не справится.

Другим неприятным сюрпризом оказалось число стрелков засевших в окопах. Благодаря разветвленным ходам сообщения, сидевшие в резерве махновцы, плавно перетекли из задних траншей в передние по первому же сигналу Малиновского.

Третьим фактором, помешавшим французам достичь передней линии обороны врага и переколоть их своими штыками, оказались закопанные в землю мины. Все они были созданы на скорую руку и какая-то часть из них не взорвалась. Другая часть мин взорвалась, но причинила минимальный вред врагу, однако вместе с удачно взорвавшимися минами из третьей части, они внесли достойную лепту в борьбе с врагом.

Боевой дух атакующих солдат сразу упал. Теперь перед тем как поставить ногу, они внимательно смотрели на землю, стараясь не наступить на подозрительный участок земли. Стоит ли говорить, что такая осторожность делала французов легкой добычей пулеметчиков, которые строчили и строчили по своим секторам. Строчили столь шквально, что, не дойдя до махновских траншей метров пятьдесят, бравые наследники легендарных галлов сломались и стали отступать.

Отступали торопливо, отстреливаясь скорее из боязни, чем по необходимости. Сам переживший не одну такую атаку, Малиновский мгновенно уловил состояние противника и ввел в бой негритянских союзников.

Отряд Нкваме был своеобразной вишенкой на десертном торте. Брошенный в удачный момент боя он стал той соломинкой, что удачно переломила хребет верблюду, точнее галльскому петуху. Быстроногие туземцы с легкостью догнали отступавших солдат Виданлека и набросились на них с яростью гиены, что набрасывается на раненую, потерявшую былые силы жертву.

В тесной схватке главным было не вооружение противников, а тот напор, с которым они бились между собой, и на этот раз сила была на стороне чернокожих. Вспомнив все вековое зло, что причинили белые колонизаторы их предкам, негры яростно нападали на беглецов, разя их копьями, кинжалами, дубинами усеянными шипами и просто палками и камнями.

С невиданной легкостью они оттеснили французов к реке, убивая и добивая каждого, кто был жив или ранен в этот момент. Многие из воинов Нкваме, позабыли приказ Малиновского теснить противника только до берега реки, но в воду не входить.

Увлеченные азартом боя, они пытались как можно больше убить врагом и тем самым повысить свой статус храброго воина. Это давало хорошие привилегии среди членов племени, но выпущенная с того берега шрапнель быстро охладила их боевой настрой.

Видя, как стремительно бегут его солдаты под натиском чернокожих воинов, генерал приказал артиллеристам открыть огонь по берегу противника.

На опасение Мортиньяка, что заряды шрапнели могу задеть и своих людей, Виданлек с презрением ответил: — Меня меньше всего интересует судьба этих трусов! Если господь их убережет — их счастье, если нет, туда им и дорога.

Солнце уже высоко встало, когда на берегах реки наступило затишье и противника стали подсчитывать потери и приходить в себя.

По всем подсчетам, победу одержали анархисты. Они меньше врага понесли потери в живой силе, не позволили французам окопаться на своем берегу и получили заряд уверенности в собственных силах и себе самих. Французы были наоборот, раздавлены и напуганы, общее число убитых и раненых достигало трехсот человек. Все это не способствовало поднятию их боевого духа, но Малиновский прекрасно знал, что о победе нельзя было и думать. Это был скорее тактический успех, но никак не разгром противника. Слишком многочислен и селен он был, и только удачные действия анархистов и ошибки противника, помогли махновцам отразить атаку врага. Все ещё только начиналось.

— Молодец, Родион Яковлевич! Знатно французиков поколотили! — искренне восхищался Наливайко, но советник остался глух к его похвале.

— Рано радуешься, Северин. Ещё не вечер, обязательно снова полезут — спустил на землю номерного Малиновский и, повернув голову по ходу траншеи, прокричал. — Убрать пулеметы с бруствера!

Находившиеся рядом махновцы, как заправские фронтовики принялись передавать при помощи голоса приказ советника и вскоре все пулеметы оказались в укромных местах.

— Не рано ли убирать то, Родион Яковлевич — усомнился Северин.

— Нет, самый раз, — убежденно заявил советник. — Сейчас они в себя приходить будут. Затем делать думато, так что час-другой у нас есть и его надо использовать.

Оставив Наливайко возле пулемета, а Хмару за старшего, Малиновский поспешил в штаб Махно, где, как и на передовой царила радость от одержанной победы. Своим появлением советник внес ложку дегтя в крынку меда.

Отказавшись выпить стакан местного самогона, Малиновский предупредил, что следующей атаки оборона махновцев может не выдержать.

— Что же ты предлагаешь? После такой победы пятки смазать и бежать?! — уперся злым взглядом в советника Махно.

— Я сказал, что благодаря своей численности могут смять оборону, — отчеканил Малиновский. — Чтобы этого не произошло, нужно во время наступления остановить противника ударом во фланг. Поэтому, пусть Бульбаш со своей сотней переправиться через реку в районе Гнилого брода и напрямик выйдет к дороге, в тыл французам. Крюк большой, но сделать это надо, чем быстрее, тем лучше.

— Я главный батькин резерв, меня нельзя трогать, скажи батька! Пусть господин советник в рейд Гонту или Кошевого пошлет!

— Гонта с Кошевым оборону держат, а ты французов щипать сзади будешь — приказал атаман, моментально оценив замысел Малиновского. — Гутарь дальше.

— Главная цель рейда батарея французов. Если она будет уничтожена, мы сможем отбить следующую атаку Виданлека, если нет, то плохо, — советник замолчал, чтобы паны атаманы прочувствовали, как им будет плохо. — По всем прикидкам батарея находится в районе поврежденного молнией баобаба. Не думаю, что французы хорошо охраняют батарею, такого нахальства с нашей стороны они явно не ожидают. Так, что перебить расчет и вывести орудия из строя будет не сложно. Пусть сотник возьмет с собой Сафронова. Он бывший артиллерист и покажет, как надолго вывести орудия из строя.

— Все понял, голуба? — грозно спросил Махно у Бульбаша и, не дожидаясь его ответа, продолжил. — Тогда отправляйся прямо сейчас, не мешкай. Дорога дальняя, а ты должен успеть спасти меня и всех наших братьев анархистов. Сколько у него время в запасе?

— Часа полтора точно есть.

— Вот и слано. Поднимай хлопцев. Пусть спасают своего батьку и товарищей от французских пуль и снарядов.

— Батька, позволь мне с моими ребятами в этом деле поучаствовать. Генерала Виданлека попугать — взмолился Орлик, самый молодой и самый бесшабашный из командиров Махно.

— А, что, дело говоришь! — обрадовался атаман. — Бульбаш артиллеристов в капусту посечет, а ты самому генералу хвост накрутишь. Где может находиться штаб генерала, Родион?!

— Я против этого рейда. Ставка Виданлека наверняка хорошо охраняется, только зря людей положим.

— Положим, не положим — это ещё бабушка надвое сказала — не согласился с советником Махно. — Зато такого шуму наделает, что генерал с испугу в штаны навалит и наверняка поспешит усилить охрану своего штаба. Плавали — знаем. Ты скажи как его быстрее найти? Знаешь?

— Согласно полевого уставу, на главной палатке лагеря должен находиться, флаг французской республики. Вот там, скорее всего, нужно искать Виданлека.

— Понял Орлик? Ищи трехцветный прапор и разнеси там все к чертовой матери — Махно одобрительно хлопнул командира по плечу и тот радостно ему отсалютовал.

Опасения Малиновского полностью подтвердились, через полтора часа Виданлек вновь попытался атаковать позиции махновцев, но теперь большими силами и на большем пространстве.

Почти тысяча человек ринулась к переправе, построившись в три походные колонны. Большинство из них были солдаты, участвовавшие в первой атаке. Разгневанный командующий устроил им публичный разнос, обвинил в трусости и вместо того, чтобы отвести их в тыл на отдых, приказал идти в бой снова.

— Почему ваши боевые товарищи должны своими жизнями исправлять ваши ошибки?! Идите и своей кровью смойте этот позор!!

С точки зрения командующего подобное поведение было вполне оправданным, однако с точки зрения стратега являлось ошибочным. Делать ставку в новой атаке на битых и усталых солдат, при наличии резервов было риском, равно как и запоздалое решение переместить пушки с закрытой позиции, на открытую.

Возможно, какой-нибудь ангел хранитель шепнул что-то на ухо генералу Виданлеку или в нем проснулась интуиция, но перед тем как двинуть своих солдат через Сахаб, он передвинуть батарею поближе к переправе.

Отдай Виданлек этот приказ сразу после того как разбитые батальоны предстали перед его грозными очами и победа была бы у него в кармане. Прикажи он перебросить батарею сразу после публичной словесной порки провинившихся солдат, и результат был бы тот же. Однако командующий французскими войсками отдал приказ тогда когда посчитал это нужно и его расчеты оказались неверны.

На войне всегда есть шанс, что в тщательно рассчитанный план или схему вклиниваете неизвестно откуда взявшийся фактор, после чего все летит в тартарары. В этом сражении, неожиданным фактором оказался падеж лошадей.

С момента вступления отряда генерала Виданлека на территорию контролируемую анархистами, французы страдали от некачественной воды. Отступая, махновцы засыпали или травили все пригодные для питья колодцы и родники, расположенные вдоль дороги. С большим трудом французам удавалось добыть хорошей воды, и результатом всего этого были болезни людей и лошадей.

Где тонко — там и рвется, гласит народная мудрость. У французов тонко оборвалось в конном парке орудийной батареи. Три упряжные лошади упряжки выбыли из строя за время стоянки и потому, пушки пришлось перевозить к новому месту дислокации по очереди. Из-за чего двинувшиеся форсировать Сахаб, атакующие вражеские позиции в лоб солдаты, вновь оказались один на один с махновскими пулеметами.