— Яро, я рубила людей саблей прямо с лошади! Я чувствовала, как клинок проходит через человеческую плоть, словно он был продолжением моей руки. Я ощущала запах свежей крови, Яро! И он возбуждал меня! Но, что самое страшное — я не испытывала ни к убитым, ни к убегающим в ужасе от меня ни жалости, ни даже сочувствия, только холодное понимание справедливости возмездия! Куда подевался мой гуманизм? Неужели моё слияние с сознанием человека из того времени настолько сильное, что я начинаю воспринимать жизнь через призму его миропонимания? Яро, я не хочу этого, но я уже сомневаюсь в правильности принципов ахимсы/164/! — и Агата, обняв мужа, крепко прижалась к нему.

— Солнышко моё, может, мы вместе найдём способ, как это закончить? — обнимая жену и зарывшись носом в её волосы, предложил Ярослав.

Агата резко отстранилась:

— Нет, Яро, ты не понял! Я не хочу, чтобы это закончилось!

— Тогда почему ты плачешь? Разве это не от того, что ты — уже не ты? — непонимающе покрутил головой мужчина.

— Ты прав, милый. Во мне многое изменилось. Очень многое. И это касается не только моих взглядов на историю и на отношение к разным нациям, но и моих принципов! Даже если это закончится, я уже никогда не буду прежней, Яро, потому что увидела наш мир иными глазами. Понимаешь, всё то, во что мы с тобой верили — что на зло нельзя отвечать злом, чтобы не увеличивать тем самым количество зла, и что делая добро — мы делаем наш мир добрее. Я помню, как говорила, что лучше умру, чем убью. Но сегодня, когда я вместе с Анри убивала, я смотрела его глазами на трупы англичан и понимала, что он видит за ними спасённые жизни испанцев — детей, женщин, стариков. А ещё он увидел своих братьев, сестру и родителей, зарезанных такими же пиратами, только арабами. И знаешь, что меня в тот момент поразило больше всего? — Агата всмотрелась в лицо мужа.

— Что? — тихо спросил Ярослав.

— То, что Анри не испытывал к этим английским пиратам ненависть. В нём было лишь чувство исполненного долга и справедливости. Оно было таким сильным, что я вдруг поняла, что, если тебе или нашей Луцке кто-то будет угрожать — я забуду про ахимсу и не буду колебаться между "спасти любой ценой" и "не увеличивать зло насилием". Но не только то, что я изменилась меня испугало, — Агата замолчала, ожидая реакции мужа, но тот молчал, и она продолжила: — Я за Анри боюсь — он на своём "Победоносце" с неполным количеством пушек и без солдат против двух английских кораблей идёт! А ведь он только что с принял бой с ещё одним.

— Ну, этот он, как я понимаю, выиграл, а раз сумел себе такой флот сколотить, значит, не дурак и знает, что делает. Не волнуйся. А что у него за корабль? Большой? — оживился Ярослав.

Агата вдруг вспомнила, как муж однажды рассказывал ей, что мечтал быть моряком и что у Чехии, у которой нет моря, был свой торговый флот, базировавшийся в Румынии на Чёрном море, и улыбнулась.

— Ну, для того времени — да, большой. А для нас... Ну посуди сам: самая большая палуба нашего "Победоносца" имеет длину чуть больше пятидесяти метров и примерно четырнадцать метров в своём самом широком месте. На нём обычно размещено восемьдесят пушек и примерно шестьсот человек. Конечно же, люди не толпятся на одном месте все сразу, а распределены, как и пушки, в основном, на трёх палубах или, как они их называют, деках. Есть ещё ниже палуба под уровнем ватерлинии, где нет естественных источников света и очень тяжёлый воздух из-за плохой вентиляции. Там, кроме иного, оборудованы клетки для пленных. Думаю, для тех, кто там проведёт пару дней, это наказание уже само по себе, хотя, возможно, они к этому более привычны, чем я, и для них это не так страшно. Ну, а ещё ниже уже трюм, где никто не живёт, кроме крыс.

— А те, что против него идут? — заинтересовался Ярослав.

— Те немного меньше, но ведь у нас не все пушки.

— А ты не пробовала ему передавать знания из нашего времени? Может, он сможет улучшить своё вооружение? Какие им уже известны технологии? — вдруг стал забрасывать жену вопросами Ярослав.

— Пока что я успела лишь внушить ему кое-какие советы и информации по медицине. Ещё я хотела бы подсказать ему, чтобы они воду в металлических баках хранили, но я даже не знаю, умеют ли они их делать, — вздохнула Агата.

— Зачем? — удивился Ярослав.

— Как это — зачем? Они воду хранят в деревянных бочках, а уже через пару дней она начинает загнивать. Испанцы перед питьём добавляют в неё лимонный сок. Он слегка дезинфицирует воду, но, главное, перебивает запах и вкус. Англичане, например, с этой же целью добавляют в воду ром, а португальцы — вино.

— Так пираты пили ром не потому, что они пропойцы, а потому, что он заменял им воду? — засмеялся Ярослав. — Ладно, если в Карибах сейчас без тебя обойдутся, может, перекусим? Ты ужинала?

Агата покачала головой:

— Нет, не успела. Пойдём, Луция по дороге из института захотела суши и купила на всех, — Агата потянулась к журнальному столику и нащупала заколку для волос.

Ярослав встал и протянул жене руку — пошли, морячка...

За ужином супруги привычно беседовали о том, у кого как прошёл день, но, когда Агата рассказала о задуманной Анри тактике, разговор постепенно перешла на историю испанских колоний.

— Знаешь, Яро, а ведь, похоже, что именно в этой битве англичане захватили Белиз и, несмотря на неоднократные попытки испанцев вернуть его, прочно тут обосновались, но только в 1786 году между Англией и Испанией была подписана конвенция, согласно которой испанцы разрешили англичанам селиться на этих землях на определённых условиях. В 1840 году англичане стали называть эту территорию Британским Гондурасом, а в 1862 году Британия официально объявила его своей колонией. А для того, чтобы притязания Лондона были обоснованы, переписала истинную историю Белиза. Попытки они делали уже в XVIII веке, но окончательная версия появилась накануне официального объявления Белиза, ставшего уже Британским Гондурасом, колонией. Вот тогда и появилась наиболее распространённая сейчас версия, что первое поселение на берегу реки Белиз основали английские пираты в 1638 году.

— А ты знаешь правду, потому что нашла её в памяти Анри, — сделал вывод Ярослав.

— А вот и не угадал! — торжествующе посмотрела на него Агата. — Когда мне надо было найти подтверждение тому, что я пережила настоящий перенос сознания, а не страдаю шизофренией, искала информации в интернете обо всём, что там узнавала. И находила! А для пущей убедительности проверяла её в разных источниках. То, что я тебе рассказываю, есть и на русском, и на испанском, — женщина улыбнулась и налила себе кофе. — Это и понятно, что каждая страна пытается показать себя в лучшем свете, но наиболее предвзятыми, а кое-где и откровенно лживыми, были британские источники. Знаешь, а ведь после всех этих своих исканий я даже на испанцев стала смотреть иначе. Раньше я видела в них лишь религиозных фанатиков, погубивших цивилизации Мезоамерики, но сейчас я уже знаю, что это неправда! Правда намного сложнее и многогранное, чем нам её подают. Например, об уничтожении испанцами индейцев Мексики и Юкатана специально сильно утрировано стало вдруг "вспоминаться" англичанами в девятнадцатом веке, чтобы отвлечь внимание общественности от настоящего геноцида индейцев Северной Америки, который они сами проводили. Испанцы, в отличие от англичан, не ставили своей целью уничтожение местного населения. Им нужны были не просто земли, но и рабочие руки, а папе римскому срочно понадобились новые католики. Шёл раскол в католической церкви, Европа становилась протестантской...

— Да уж, как англосаксы переписывают историю мы и сейчас видим, — покачал головой Ярослав. — Кстати, если Анри победит в этом бою и отстоит Белиз, думаешь, история изменится?

— Думаю, я её уже изменила, когда внушила Анри информацию о том, как передаётся жёлтая лихорадка. Без этого знания он или бы остался в джунглях по настоянию доктора, или же, с большой правдоподобностью, погиб в бою с сильно превосходящими его отряд пиратами у ворот города, не обмазавшись глиной, — с виноватым видом, погладив ладонью стол, словно стирая старую карту, ответила Агата.

— И что теперь? Проявится ли это как-то в нашем настоящем? — наблюдая за женой, спросил Ярослав.

— Не знаю, Яро. Ну, во-первых, пока не так уж сильно изменилась история — ведь мы же не знаем, как закончится бой Анри с англичанами. Вдруг он не победит? А во-вторых, я уверена, что то, что уже случилось, изменить нельзя. Если допустить что теории, утверждавшие, что прошлое, настоящее и будущее существует одновременно, а Вселенная состоит из огромного количества измерений, то вполне возможно, что, когда возникают причинно-следственные аномалии, создаётся новое измерение.

— Значит, сейчас существует, как минимум, два Анри Верна в двух разных измерениях? — задумался Ярослав.

— Кто знает? Может, и два. А, может, и больше. Вряд ли человечество когда-нибудь разгадает все тайны Мироздания.

— Как-то уж очень пессимистично это прозвучало. Не похоже на тебя. Неужели ты со всем смирилась и не пытаешься выяснить, как попала в сознание этого Анри? — усмехнулся Ярослав.

— Не смирилась. Я не перестаю об этом думать, но пока что у меня нет ни единой маломальской теории, похожей на научную, — вздохнула Агата и принялась убирать со стола.

— Ну, и что ты планируешь дальше делать?

— Мыть посуду, — усмехнулась женщина.

— Агата, ну ты же понимаешь, что я не об этом! — обиделся Ярослав. — Кстати, как ты умудряешься наблюдать за событиями в семнадцатом веке, говорить со мной и при этом что-то делать?

— Я научилась переключать концентрацию внимания на то, что в данную минуту для меня более важно. Хотя иногда это стоит много сил, особенно когда надо сосредоточится на пациенте, а у Анри какой-то очередной напряжённый момент.

— А что там у него сейчас? — с нескрываемым любопытством спросил Ярослав, и уставился на жену, наблюдая за тем, как она на мгновение замерла, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— Сейчас он готовится стрелять по английскому фрегату "Лев".

— А о чём он сейчас думает? Он верит в свою победу? — со всё больше нарастающим любопытством допытывался Ярослав.

— Да. Он даже решил заставить англичан сдать корабль, — вытирая чашку, ответила Агата.

— Поразительно! Но у меня в голове не укладывается — как ты это всё же видишь? — помогая жене с посудой, не успокаивался Ярослав.

— Как на мониторе. Он словно разделён вертикальной линией и в каждой его части бежит иной фильм. Со звуком. Мне как-то удалось добиться того, что в том фильме, на который я не хочу концентрироваться, звук немного приглушается. Видимо, мозг сам по себе начинает приспосабливаться к поступающим потокам информации, выделяя всегда лишь один из них, — не задумываясь, ответила Агата.

— Даже не знаю — завидовать тебе или сочувствовать, — покачал головой мужчина. Хотя, наверное, всё же завидовать. Вот если бы я мог вот так видеть прошлое, да ещё и выбирать, в кого залезть... — мечтательно задумался Ярослав.

— Я не выбирала, — пожала плечами Агата.

— Ну, раз уж так случилось, надо же это как-то использовать. Может, ты через него передашь какие-нибудь открытия, ускорившее развитие человечества? — воодушевлённо предложил Ярослав.

— Не думаю, чтобы в эпоху инквизиции можно было бы их осуществить, особенно когда ты неспособен объяснить, откуда ты это знаешь. Анри и так мучился, не понимая, как он узнал то, что до девятнадцатого века никто так и не узнает. Хотя есть у меня задумка как улучшить гигиену на корабле. Кстати, Яро, вот ты, например, знаешь, что в средние века люди в Европе мылись гораздо чаще, чем во второй половине семнадцатого века?

Ярослав, вспомнив экскурсию с семьёй в средневековый замок Красная Лгота, в котором, несмотря на то, что в восемнадцатом веке он был существенно перестроен, не было ни единого туалета, а всё отхожее, что собиралось в горшки, выливалось в озеро, окружавшее замок и служившее, мимо иного, источником питьевой воды, недоверчиво покачал головой:

— Что-то мне подсказывает, что мытьё должно было стать ну очень редким явлением.

Агата рассмеялась:

— Ну да, про то, что во дворце Людовика XIV справляли нужду все там, где она их застала, я читала ещё в детстве. Но, оказывается, не всё так просто. Люди знали о гигиене не только в Древнем Риме. Представь себе, по всей Европе было огромное количество купален и бань. Они служили не только для мытья, но и для забав с банщицами. Например, в Фуэро Сепульведы/165/ предписывалось кто и когда должен ходить в баню. В колониях потом функции бань и купален выполняли бордели. Однако в XVII веке английские учёные вдруг заявили о великом открытии — что купание вредит здоровью, и многие бани стали закрываться по всей Европе. Но, знаешь, что странно, — Агата лукаво улыбнулась, — это открытие странным образом совпало с полным истреблением лесов на Британских островах. Я была немало удивлена, узнав, что знаменитый Шервудский лес был вновь высажен по приказу Кромвеля. Вот я и думаю — уж не недостаток дровишек побудил британских учёных таким образом успокоить народ, не желающий мыться в холодной воде, но не способный её согреть из-за недостатка дров?

— Очень логичный вывод, — улыбнулся Ярослав. — И как ты хочешь опровергнуть британских учёных?

— Видимо, придётся к этому подключать доктора Антонио. Он же просил Анри делиться с ним новыми "откровениями", — вздохнула Агата. — Понимаешь, сам-то Анри и его "голубокровные" друзья за собой следят, да и простые солдаты и моряки, когда они на берегу, посещают местные бордели. Вот только одежду свою они отдают стирать не так часто, потому что дорого, да и не у всех есть сменное бельё. Оказывается, одежда в то время и в Европе была не дешёвым удовольствием! Так что беда даже не в том, что на корабле уже на следующий день запах немытых тел начинает доминировать над всеми остальными, а в том, что вши и блохи переносят весьма солидный список опасных инфекционных заболеваний. Думаю, если Анри во сне получит от какого-нибудь святого лекцию о том, что именно эти паразиты разносят, кроме иного, чуму и тиф, а потом поделится этим с Антонио, они найдут способ повысить гигиену на корабле.

Ярослав задумался.

— Идея хорошая, но как они будут бороться с блохами, например? Ну, вши, наверное, можно элиминовать, сбрив всем волосы. А вот для борьбы с блохами, думаю, без специальных инсектицидов не обойтись.

— Я ещё не думала над этим, но уверена — и в то время можно будет найти что-то подходящее, — уверенно кивнула Агата и вдруг вздрогнула.

— Что случилось? — спохватился Ярослав.

— Только что с английского корабля стреляли в Анри, но, к счастью, промахнулись.

Ярослав покачал головой:

— Солнце моё, ты так себя до инфаркта доведёшь! Нельзя так близко воспринимать проблемы того, кто давно уже умер. Его давно уже нет, Агата. То, что ты видишь — это лишь отголоски прошлого.