Ремус Люпин, когда давал согласие занять должность профессора Зоти, не мог не знать о том, что встретит в школе сына своих покойных друзей. Он бы солгал, отрицая, что думал о Гарри и гадал, на кого тот больше похож: на Джеймса или Лили.

Столкнувшись с ним в реальности, первым впечатлением было, учитывая факультет, где учился Поттер (этого Ремус уж точно не ожидал), что тот абсолютно не похож на родителей. Однако понаблюдав за мальчиком, должен был сам себе признаться, что его первое впечатление было ошибочным. Тот, как и Джеймс, был прирожденным лидером. Любой, кто учился на одном курсе с Сохатым, скажет: у того присутствовало то самое, что люди именуют харизмой. И на своем факультете он был предводителем. Гарри пошел в него.

Джеймс обладал талантом и умом. Это все признавали, даже те, кто его не любил. Ну, все, кроме Снейпа. Поттеру было достаточно раз что-то прочитать, чтобы получить отличные баллы, заклинания ему давались с первого, максимум — второго раза. Однако тот был слишком легкомысленным и пользовался доставшимися ему от природы дарами только тогда, когда у него возникал интерес. Анимагия, создание карты, шутки над Снейпом...

Лили же, кроме того, что являлась сильной ведьмой, не была обделена мозгами. Честолюбия ей тоже не занимало. Она всегда хотела быть первой во всем, что ее интересовало.

Несмотря на репутацию светлых волшебников, Пожиратели и Тот-Кого-Нельзя-Называть встречали на поле боя пару далекую от идеалов милосердия и всепрощения. Заклинания Поттеров всегда находились на границе светлой и темной магии, склоняясь больше к последней. Иногда Ремусу казалось, что если бы Лили не была магглорожденной, а чистокровной волшебницей, то из нее бы получилась Пожирательница пострашнее Белатриссы. А по уши влюбленный Джеймс последовал бы за ней.

Надо отдать Лили должное, не сразу она обратилась к сомнительным заклинаниям, только после того, как их с Джеймсом чуть не убили последователи Неназываемого. Поттер полностью поддерживал свою супругу.

В свои двадцать Джеймс и Лили не раз вступали в схватку с предводителем Пожирателей и выходили из нее не только живыми, да еще и относительно невредимыми. А таким мало кто может похвастаться.

Неудивительно, что у такой пары родился мальчик, как Гарри. А его факультет... Повзрослевшие Поттеры, скорее всего, поддержали бы сына. Лили уж точно. 'А Джеймс, как всегда, с ней бы согласился', — с усмешкой подумал Люпин.

— Поттер жаждет быть в центре внимания и падок до славы, — процедил Северус, когда во время обсуждения третьекурсников на собрании, профессор Вектор подняла вопрос о Гарри, выразив восхищение его способностью оперировать цифрами. Находились они в учительской, где, как обычно, присутствовал чай и сладости к нему. — Чего только стоят его выкрутасы на уроках ухода за магическими существами, — Хагрид им все уши прожужжал, расхваливая бесстрашие Поттера перед 'милыми' зверушками.

— Не вижу причин это порицать, — прокомментировал Люпин и, отметив усталый вид декана Слизерина и черные круги под глазами (скорее всего, тот снова пренебрег сном, увлекшись очередным экспериментом, которые мог проводить только тогда, когда в школе не было учеников), отхлебнул особый травяной сбор, помогающий расслабиться — близилось Рождество, а с ним и полнолуние. — Хотя и не согласен с твоей характеристикой. Не вижу жажды, отмеченной тобой. Лишь яркую личность мистера Поттера.

— К Джеймсу ты тоже был слеп, — сухо процедил Снейп и замолчал, всем своим видом демонстрируя нежелание развивать тему — нарочито отвернулся от Ремуса и, казалось, безграничным вниманием Северуса завладела чашка в его руках. Люпин мудро решил последовать примеру декана Слизерина. Нечего разводить склоки и поминать старое.

— Мальчик талантлив. Глупо не признавать, — Флитвик окинул взглядом бывших сокурсников. — Но, тем не менее, мистер Поттер весьма воспитан и вежлив. А то, что он выделяется среди других учеников — естественно, — согласился Филиус с мнением Ремуса.

— Мистер Диггори несет бремя популярности, — заметила Спраут, ставя чашку на стол. — Я с гордостью могу ставить его в пример. Столь доброго и отзывчивого мальчика нужно еще поискать, — похвалила она своего студента.

— Верно, — одобрительно кивнула МакГонагалл. — Мистер Линч, выпускник, отрада Гриффиндра. Младшекурсники на него равняются. И не без основания.

Люпин потянулся за кексом и снова погрузился в мысли о прошлом.

* * *

Чтобы создавать волшебные палочки нужно обладать определенным врожденным даром. Обычный волшебник сотворить лишь деревяшку с магической начинкой, а не проводник. Дар — не редкий, однако такие монополисты как Олливандер и Григорович не спешили делиться своими секретами со всеми, кто в перспективе способен стать мастером в создании волшебных палочек.

Душа и знания Григоровича теперь принадлежали ему. Отныне, где бы он не находился, маг сможет создать себе волшебную палочку даже из отвратительных материалов. Конечно, качество будет соответствовать сырью, но зато сама эта возможность может пригодиться, когда живешь до момента, пока тебя не убьют, не старея. Летом он думал заняться практикой этого искусства, ведь душа с даром Григоровича усвоится лишь к концу зимних каникул, и у него просто не хватит времени на нее.

Обставив смерть Григоровича как от несчастного случая, Гарри направился к Гризильде Клейн — двухсотлетней ведьме, мастеру пространственной магии, написавшей не один учебник и научную работу по этому предмету.

Жила фрау Клейн в центре Берлина. Договориться о встрече оказалось до смешного просто: старушка с радостью пригласила его к себе, прочитав письмо, в котором Гарри делился не полным описанием своих разработок. Наведаться к ней без ее согласия он не смог бы. Защита на доме была такая, что голой силой и с его, без скромности, весьма неплохими знаниями, он бы мучился с ней, пока не пришел бы наряд авроров.

Сидя на розовом диване, как обычно не в своем облике, в окружении позолоты, Гарри общался с фрау Клейн и поймал себя на мысли, что не хотел бы ее убивать.

— Согласилась бы я на поглощении своей души, зная, что она станет частью кого-то другого, но моя личность сотрется? В обмен на что-то ценное для меня? — переспросила ухоженная фрау в персиковом костюме, чьи волосы отливали серебром при свете канделябром, а на руках сверкал ярко-красный рубин. С пространственной магии они перешли на спор о религии, загробном мире и душе. Вот Гарри и не удержался: поднял тему поглощения. — Согласилась.

— Неожиданно, — удивился Гарри — для него душа и личность являлись наивысшей ценностью. — Многие ответили бы иначе.

— Я не знаю, что ждет меня по ту сторону, — махнула она рукой. — Вдруг адские муки?.. — усмехнулась Клейн, и Поттер подумал, что в молодости Гризильда была роковой красавицей. — Лучше забвение и... Став частью демона, я продолжу жить в нем. Меня подобное не пугает — существует более незавидная участь.

... Через несколько часов Гарри с сожалением покидал дом фрау Клейн, поглотив ее душу. Однако неожиданно возникшие чувства также не помешали ему обчистить ее жилище.

* * *

Фрау Клейн, в отличие от Григоровича, скрывавшегося от людей после того, как распустил слухи о том, что у него есть Старшая палочка, была человеком компанейским. За двести лет своей жизни она завела много полезных друзей, знакомых и должников. Не дожидаясь, когда душа переварится вместе с памятью, он скопировал себе нужную и интересную информацию, пока она еще была жива. Эти сведения дали Гарри список тех, кому суждено стать его жертвами.

Знания можно переваривать в первую очередь, а также просматривать полученную память, однако первое замедляло последующее усвоение души, а второе позволяло смотреть лишь самые яркие фрагменты, как в случае с дневником Риддла или диадемой. По крайней мере, на данном этапе развития это был предел его возможностей. Однако он не огорчался. Ведь когда-то Гарри и этого не умел. Так что Поттер просто скопировал нужные знания Гризильды.

Гарри не покидали мысли о метаморфизме. Нимфадора — неплохой вариант, но не лучший. Память фрау Клейн содержала информацию про более одаренного носителя этой способности. Если тот еще не был мертв — а он был ровесником Клейн, и она мало интересовалась его жизнью после того, как они окончательно разругались несколько лет назад — то Гарри остановит выбор на нем, а не девчонке Тонкс.

Рихард — а так звали этого метаморфмага — проживал в Австрии. И первым же самолетом Гарри вылетел в ее столицу — Вену. Один из древнейших городов Европы, берущий свой исток еще в римскую эпоху, встретил Гарри привычным шумом. Немецкая речь преобладала в нем. Поттер не выделялся среди людей, выглядя обычным непримечательным человеком.

Не теряя времени, он отыскал такси и направился по адресу, где проживал Рихард. Однако его постигла неудача: тот переехал.

— Он живет в районе Леопольдштадта, — любезно сообщила дородная соседка, угощая его чаем. — Возле парка Пратер. Хотела бы и перебраться туда. Близко к центру и масса развлечений для всей семьи... Да денег нет... Вот точный адрес, — спохватилось она, что-то написав на огрызке бумаги.

— Спасибо за помощь, — улыбнулся Гарри и встал, произнеся. — Буду выдвигаться. Хотелось бы встретиться с двоюродным дедушкой до темна.

— Передайте от меня привет старому пню, — попрощалась та, проводив до двери.

Нашел Гарри его быстро. А выкрасть метаморфа оказалось проще простого — тот сам его впустил в дом.

Использовав Напиток живой смерти (Поттер наварил его слишком много, чтобы вместо сложных чар стазиса поить жертв этим зельем) на Рихарде, Гарри спрятал того в своем сундуке. Оглядев напоследок захламленный барахлом дом и не найдя ничего заслуживающего внимания, Гарри отбыл в седьмой район Вены — Нойбау.

В восточной части Нойбау находился Шпиттельберг — район, состоящий из нескольких кварталов, застроенных в начале девятнадцатого века преимущественно двух-трехэтажными домами светлых тонов. Дороги, покрытые каменной кладкой, были чистыми; дома радовали глаз гирляндами, праздничными венками и яркой зеленью, словно на дворе весна, в горшках у стен. Луна светила ярко, освещая путь. Гарри наслаждался прогулкой, вдыхая свежий морозный воздух. Из ресторана, мимо которого он проходил, доносилась музыка. Штраус — опознал Гарри, пользуясь памятью фрау Клейн, любительницы классической музыки и, в целом, весьма образованной леди. Прохожие, в большинстве своем, были молодежью — про себя отметил он.

Вскоре он остановился перед двухэтажным домом, казавшимся желтым под светом фонарей. Улыбнувшись, он отметил, что на первом этаже горел свет, и шагнул к двери. Звонок, на который Гарри нажал, имел форму белого сердца.

Послышались шаги по ту сторону двери, затем щелкнул затвор, и перед Поттером предстал высокий красивый мужчина. Тот был темноволос, а на лице виднелась щетина и небольшой шрам на правой щеке, но он его не портил, а придавал шарма.

— Что вам нужно? — довольно грубо поинтересовался тот, неприятно глянув на Гарри. Поттер, все еще улыбаясь, схватил его за руку и подчинил своей воле. Зайдя внутрь, он произнес:

— Закрой дверь, — и дождавшись исполнения его приказа, мимолетом оценив ухоженный вид прихожей, он направился в гостиную расположенную слева от лестницы.

— А где Сессилия? — спросил Гарри, оглядывая помещение, стиль которого тяготел к бидермейеру: везде были соблюдении пропорции, удобная добротная мебель, стены, украшенные светло-зеленными стеганными обоями, комод у стены и рядом шкаф с прозрачными дверцами, где находился сервиз, декоративные тарелки, хрусталь, подсвечник на самой нижней полке и статуэтка балерины.

Поттер сел на один из трех небольших диванов из дерева, обивка которых имела красно-белые полосы. Посредине находился столик, где лежала книга, из которой торчал кусок бумаги как закладка. 'И половины не прочитано', — подумал Гарри и отметил, что автор ему незнаком.

— На работе, — ответил мужчина, стоя навытяжку перед Поттером. На его лице не было видно и тени эмоций.

— Когда она вернется? — задал вопрос Гарри — его взгляд зацепился за портрет, изображающий невероятной прекрасную светловолосую женщину.

— Через час, — последовал ответ. Вопрос о том, если ли еще кто в доме, маг не задавал, воспользовавшись чарами, он узнал, что никого, кроме них, нет.

— Тогда приготовь пока чай, — Поттер перевел взгляд на другую картину — на ней, в красном платьице, была увековечена златовласая девочка, чья красота бросалась в глаза уже в таком возрасте. — А потом расскажешь, где твоя дочь.

— Слушаюсь, — ответил мужчина и вышел.

Женщину, мило улыбавшуюся с картины, звали Сессилия и принадлежала она к расе вейл. Узнал о ней он от фрау Клейн: та водила знакомство с замминистром Франции, покончившего с собой из-за неразделенной любви к этой вейле.

Сессилия принадлежала ранее к общине вейл Франции, откуда была изгнана и лет десять как проживала в столице Австрии, в маггловкой ее части. Последнее Гарри разведал, наведавшись к сотруднику департамента контроля над миграцией волшебных существ. В обычный мир она перебралась после огласки в прессе о самоубийстве еще одного чиновника из-за нее.

Душа вейлы нужна Гарри не из-за тщеславия. Хотя нет, это ложь, не только из-за него. Мальчики, рожденные вейлой, имеют предрасположенность к метаморфизму и любые изменения тела у них проходят намного легче, чем у среднестатистического мага. По-идее, поглощение души вейлы должно повысить на небольшой процент скорость освоения метаморфизма.

У представительницы этой расы и волшебника всегда рождается или чистокровный маг или полноценная вейла. У вейлы и маггла — полувейла или маггл.

Можно было бы подумать, что вейла является идеальной женой для мага, озабоченного сохранностью чистокровности своего рода, но это не так. У вейлы, если повезет, из двадцати детей родится один мальчик. У полувейлы статистика где-то в два раза лучше. А вот четвертьвейлы практически не отличаются от магглов и волшебников.

Вейлы никогда не позволят своим мальчикам иметь потомство с представителями не их расы. Они намеренно очаровывают их с возраста, когда наступает половое созревание. И большую часть своей жизни они должны заниматься воспроизведением потомства и прислуживанием вейлам.

А вот сами вейлы были не прочь развлечься с магами, а если удавалось заманить такого любителя плотских наслаждений в общину, полагались бонусы. Так что слухи об их шлюховатости не возникли на пустом месте. Оргии, разврат, инцест — для них обыденность. Залет без брака — норма. А если состоится свадьба, то муж входит в общину и берет фамилию жены. Но зато отношения с магглами и другими расами для вейл табу, и его нарушение жестко каралось. Одно из самых распространенный наказаний — лишение свободы и превращение в инкубатор. Такие нарушительницы жили обычно не больше двадцати лет, а это очень мало, учитывая, что обычная особь спокойно могла прожить до четырех сотен лет.

↓ Содержание ↓