"Пионы"

Тот понял его без дальнейших объяснений и нырнул куда-то, выуживая свое кимоно. Через мгновение он сунул в руки Марка небольшой тюбик.

— Что это? — поинтересовался тот, выдавливая на пальцы нечто холодное и гелеобразное.

— Крем от ожогов, — хихикнул Шеннон. Марк поднял бровь, оценивая юмор ситуации, а затем напрягся от неожиданной догадки.

— Ты! Ты заранее подготовился!

— Скажем так. Это была удачная заготовка.

— Вот паршивец! — искренне восхитился Марк, ощущая себя грамотно соблазненной девицей. Он хотел добавить что-то еще, но его ртом решительно завладели чужие губы, и все остальное стало совершенно неважным.

Он помнил. Помнил, как впивался в нежную кожу, оставляя на ней метки, о которых утром будет жалеть. Помнил, как проникали внутрь чужого тела его пальцы, подготавливая и лаская. Как ловил губами всхлипы и стоны, не разбирая уже свои это или того, другого. Как придерживал за бедра, не позволяя себе войти сразу, до конца, стискивая зубы и борясь с сумасшедшим опьяняющим желанием. Как двигался, сперва медленно, осторожно, чутко ловя реакцию мальчишки. Как не сдерживался потом, когда тот выгнулся с диким стоном острого удовольствия, впиваясь пальцами в его бедра. Как ни один из них не продержался долго, оба слишком возбужденные для долгого и неторопливого секса. Как сияющая чернота вспыхнула и раскололась, доводя их до предела, а затем схлынула, оставляя усталость и приятную опустошенность. Марка хватило даже на то, чтобы дойти до ванной за полотенцем и кое-как вытереть почти засыпающего мальчишку, а потом и себя. Дальше он уже ничего не помнил.

Когда Эванс проснулся, было уже позднее утро. Солнце било в окно, а в комнате было подозрительно пусто. Шеннон ушел. Чертыхнувшись и выругав себя последними словами, Марк наспех оделся и ринулся на поиски. Неужели он что-то сделал не так? Напугал? Обидел? Причинил боль? Страх стискивал сердце ледяными обручами, чуть разжавшимися, когда Эванс обнаружил парня, сидящего на веранде и потягивающего кофе. Полицейский перевел дух и плюхнулся на соседний стул.

— Доброе утро. Кофе хочешь? — как ни в чем не бывало, поинтересовался Шеннон.

— Хочу. Я еще хочу знать, почему ты ушел. Тебе было плохо?

Юноша поперхнулся и закашлялся. Справившись с собой и вытерев выступившие слезы, он удивленно покосился на любовника.

— Почему ты так решил? Все хорошо.

— А почему ты сбежал?

— Знаешь, — медленно, с садистским удовольствием произнес парень, откидываясь на спинку стула. — Есть люди, которые не нежатся в кровати до полудня. Они встают, пока некоторые полицейские спят, принимают душ, пытаются растолкать дрыхнущее без задних ног тело и, потерпев неудачу, идут пить кофе в одиночестве. И все это без глубокой психологической подоплеки.

— Ты идиот! — с облегчением выдохнул Марк, до еще спящего мозга которого, наконец, дошел смысл заковыристой тирады, сводящейся к тому, что Шеннон банально устал ждать, когда он проснется и ушел завтракать. — Так и говори, что все в порядке.

— Так я и сказал, — насмешливо поднял бровь парень, в глазах которого плясали самые настоящие черти. Он быстро оглянулся по сторонам, убеждаясь, что их никто не видит, и молниеносно прижался к губам телохранителя, оставляя на них легкий привкус кофе и пионов.

После завтрака они собрались и покинули гостиницу. Впереди лежали Великие равнины.

Они миновали Оклахому, свернули к легендарной Колорадо, несколько раз звонили Вилли, интересуясь состоянием здоровья миссис Эванс. Марк чувствовал себя странно, непривычно. Он наблюдал за Шенноном, который буквально расцвел на глазах. Мальчишка наслаждался их путешествием, наполненным километрами дорожного покрытия, чужими городами, гостиничными номерами и... любовью. Марк не знал, как еще назвать то теплое, спокойное, но очень сильное чувство, которое вызывал в нем колючий, ехидный, совершенно невыносимый парень, деловито изучавший в этот момент карту.

Дни стали длиннее, а ночи значительно короче, скрадываемые почти неутолимым желанием. Позади осталось озеро Пауллз, а впереди ждал Лас Вегас.

Город-рай для азартных людей всех встречал огнями и вывесками казино. Глаза разбегались от сияния витрин и ярких реклам, шум мегаполиса бил по ушам, несколько поотвыкшим от такого за последние несколько дней. Они просадили в рулетку тысячу долларов, а затем еще сотен пять на автоматах, и, совершенно счастливые, отправились гулять по улицам, окрашенным неоновыми огнями.

Крем от ожогов давно кончился, поэтому подвернувшийся по дороге в гостиницу магазин интимных принадлежностей оказался как нельзя кстати. Марк мужественно преодолел охватившую его робость и нырнул внутрь, оставив несовершеннолетнего Шеннона снаружи. Через минут десять он вернулся, красный, словно маков цвет, но с добычей. Переглянувшись, они заторопились в номер.

Выдержки обоих хватило лишь на то, чтобы дождаться, пока за ними закроется дверь. Марк приподнял мальчишку, тут же обвившего его ногами за талию, и, не отрываясь от одуряющих на вкус губ, понес к кровати. Едва не потеряв равновесие, опустил спиной на постель, и тут же опешил от неожиданности, когда его потянули на себя, а затем перекатили так, что Шеннон оказался сидящим верхом на его бедрах. На губах парня блуждала шальная улыбка, которую Марк с удовольствием слизнул языком, пытаясь вернуть себе инициативу, но его мягко, и в тоже время уверенно откинули назад.

— Можно? — шепот обжег щеку, когда юноша склонился к нему, забираясь руками под футболку, лаская живот и грудь неторопливыми расслабляющими движениями. — Можно, сегодня я? Ты не против?

Марка прошиб холодный пот. Однако...

— Нет.

— Нет? — в голосе Шеннона не было обиды, лишь какая-то легкая отстраненность, напугавшая Марка гораздо больше.

— Нет — в смысле не против, — решился произнести он.

— Ты уверен? Я не настаиваю.

— Дьявол, вот ты сейчас о чем меня спрашиваешь? — взорвался Марк. — Нет, я не уверен. Я, черт побери, не знаю, что это такое, но... но с тобой я готов попробовать не только это.

Он сунул руку в карман, достал оттуда баночку со смазкой и, не колеблясь, протянул ее Шеннону.

— Я буду нежен, — сверкнул провокационной улыбкой тот, принимая из его рук гель и отставляя на время в сторону.

— Да уж, постарайся, — ворчливо отозвался взъерошенный и трогательно взволнованный Марк.

Он напомнил себе, что сам делал это с парнем уже с десяток раз, и тот остался не только жив, но и доволен.

Он вспомнил, что тому сперва было несколько больно.

Он приказал себе встряхнуться и не забывать, что он мужчина и должен уметь терпеть боль.

Он сообразил, что все происходящее идет в разрез с предыдущим утверждением.

Он подумал, что надо дышать.

Он услышал стоны и осознал, что стонет он сам.

Он не почувствовал боли.

Он понял, что ему фантастически, просто нереально хорошо.

И он бросил это дурацкое и бессмысленное занятие — думать и рассуждать.

— Марк, что у нас с деньгами? — расслабленный и разморенный удовольствием парень лежал, положив голову на живот старшему любовнику, а тот так же лениво и устало перебирал пальцами длинные шелковистые пряди. Вопрос выдернул его из изнеженной дремоты.

— Что? Не знаю, номер уже оплачен, остатков точно хватит на бензин до дома, ну и останется, наверное, сотни четыре. Мы сегодня погуляли от души.

— Сотни четыре, ага... — задумчиво потянул юноша, глаза которого затянулись мечтательной дымкой.

— Что это ты придумал? — заинтересовался Марк.

— Ну, смотри. Ты там, когда на своего Вилли орал, что говорил? Сводить по притонам — это было. Мы с тобой и в бар, и на дискотеку заглянули, и в казино. Потом — проститутка. Ну, с этим ты и сам справился. Ай! Больно же!

— А ты не неси ерунду, — ответил Марк и мстительно еще раз дернул его за волосы. Шеннон обиженно зашипел, но продолжил:

— Так вот, осталось последнее. Помнишь?

— Нет, — честно признался Эванс. Что он там такое сказал в запале Мэдисону?

— Диснейленд! — торжествующе провозгласил парень.

— Что?! Я правильно понял? — Марк приподнялся на локте, заглядывая в лицо развеселившемуся юноше. — А тебе в детстве он не надоел? Наверняка же водили?

— Водили, — скривился Шеннон, — но это же разные вещи! Ходить со сверстниками или воспитателем, или... с любимым человеком.

— Что? — Марку второй раз показалось, что он ослышался. Юноша опомнился, сообразив, что его язык как обычно сработал на опережение, и приподнялся, порываясь слинять от обернувшегося неожиданным признанием разговора. Его поймали за плечи и уложили рядом, обнимая почти до хруста костей.

— Я пойду с тобой в этот чертов Диснейленд, — прошептали на ухо. — Дьявол, я даже с Микки Маусом сфотографируюсь, если ты захочешь.

— Так вот что ты имел в виду, когда говорил, что со мной готов попробовать не только это, — ехидно усмехнулся совершенно счастливый Шеннон. Его укусили за шею в наказание и прижали еще крепче. До дома оставалось примерно двести километров.

Часть 5

Анахайм, Калифорния. Диснейленд. Почти дома. Почти все. Марк, которого разгоряченный Шеннон за руку тащил сквозь толпу, рассеянно думал о том, что будет уже через считанное количество часов. Сегодняшний день был последним, и они готовились насладиться им по максимуму.

Оба веселились как дети, чередуя экстремальные аттракционы с комнатой смеха и тиром, где Марк уверенно выбивал десятку одну за другой. Шеннон надулся, проиграв вчистую, и потащил Эванса на горки, в отместку за свое поражение. Полицейский упирался, демонстрируя немощную бледность лица, но сдался под насмешливым взглядом темных глаз и угрозой заставить его фотографироваться с Микки Маусом или Гуффи. На выбор.

Потом они ели мороженное, разговаривая ни о чем, но умудряясь при этом сказать самое важное, смотрели, как садится солнце, отражаясь бликами на капоте их машины, и смеялись.

— Пожалуй, мне придется сказать "спасибо" и Вилли и твоему сумасбродному отцу, — покачал головой Марк, слизывая с пальцев подтаявшую сладость. Шеннон кивнул в знак согласия и добавил:

— Правда вряд ли они рассчитывали на такой результат...

Отсмеявшись, Эванс положил руку на плечо задумавшемуся о чем-то мальчишке и мягко привлек его к себе, отчаянно нуждаясь в этом тепле и едва уловимом цветочном запахе, исходящем от его кожи.

Ночь была безжалостно короткой, как будто насмехаясь над их желанием растянуть тот кусочек свободы, что еще остался. Темнота истаяла, растворяясь в радужке черных и голубых глаз, горящих одинаковым огнем, который позволял им обходиться без ненужных слов.

Шеннон уже спал, заласканный и разморенный, а Марк, сидя на подоконнике очередного гостиничного номера, курил сигарету за сигаретой. Эванса всегда отличало какое-то глубинное, природное понимание правильности и неправильности происходящего, часто толкающее его на поступки, впоследствии оказывающиеся единственно верными. Он не анализировал, не просчитывал, он знал. Внутренний компас безошибочно указывал ему направление, и он давно привык доверять своему незримому советчику. Даже когда подсказанное им решение причиняло сильнейшую боль.

Сигареты кончились, а с ними и ночь, и их маленькое путешествие.

На территорию особняка машину пропустили сразу, как только "Додж" подъехал к воротам. Марк обогнул по дорожке лужайку и затормозил у парадного входа, положив руки на руль и не решаясь выйти наружу. По ступеням к ним уже спешил господин Ли, радостно улыбавшийся при виде сына.

— Шеннон! — он порывисто обнял юношу, вышедшего из машины навстречу отцу. — Мальчик мой, ты не злишься?

— Нет, — парень покачал головой, но рук не поднял, позволяя обнять себя, но, не предпринимая ничего в ответ. Марк тоже покинул салон и уселся на капот, прикуривая. Китаец переключил свое внимание на него.

— Надеюсь, Вы не в обиде, мистер Эванс. Все наши договоренности в силе, обещаю — таких сюрпризов больше не будет. А за эту выходку позвольте возместить Вам моральный ущерб. Сколько вы хотите?

— Я хочу пять тысяч долларов, — произнес Марк, сплевывая недокуренную сигарету на асфальт. Шеннон удивленно посмотрел на него. Он уже хорошо знал полицейского, чтобы понять — тот в ярости.

— Эти деньги отдайте, пожалуйста, Вилли, мы потратили их в поездке. Кроме того, я хочу счет за больничные услуги, предоставленные моей матери. Сразу отдать не смогу, к сожалению, но как только найду работу — выплачу этот долг.

— Но... но у Вас уже есть работа! — удивленно воскликнул старый китаец, переводя взгляд с побелевшего лица сына на полыхающего от бешенства Марка.

— Работа? Быть другом вашего сына — это работа? Участвовать в идиотской авантюре, которая могла закончиться очень плохо — это работа? О чем Вы только думали, когда планировали все это! — Марк скрипнул зубами, перевел дух и продолжил уже спокойнее. — За несчастные две недели я узнал о нем больше, чем Вы за семнадцать лет. Вы хотели изменить его, а я считаю, что надо оставить все как есть. Он удивительный, сильный, талантливый и умный. Он — человек, настоящий мужчина, знающий, чего он хочет. А Вы знаете об этом? Вы когда-нибудь его спрашивали? Вы любите его — так не душите же. Прекратите решать за него — спросите его мнение. Просто спросите у него что-нибудь. Не говорите — слушайте. Вы узнаете много нового.

Марк в кровь закусил губу и отвернулся, решительно направившись к воротам. Из глубины души поднялась кошмарная муть, режущая глаза и сердце. Его сильно толкнули в плечо, едва не лишив равновесия, и развернули. Перед ним, сжав кулаки, стоял Шеннон.

— Как это все понимать? Ты бросаешь меня? Ты тоже?

— Шеннон... — Эванс отчаянно пытался подобрать слова. — Я не могу так. Не могу работать на твоего отца и... А при виде тебя у меня отказывают тормоза, я хочу обнять, прикоснуться, поцеловать. И я буду получать деньги — за то, что я с тобой. Ты сам не чувствуешь, насколько это дико? Шеннон... я сейчас должен найти работу. Должен встать на ноги. А ты... тебе исполнится восемнадцать, и за это время ты тоже сможешь решить, чего хочешь. Ты знаешь, где меня найти. Ты знаешь, что я буду ждать. Если будет нужна помощь — приходи. Если просто станет скучно — приходи. Дьявол, если даже захочешь мне врезать за все — тоже приходи. Я буду ждать тебя, парень...

Он осторожно протянул руку вперед, касаясь кончиками пальцев черных волос, а затем решительно зашагал к зеленому "Роверу", преданно дожидавшемуся хозяина. Мотор чихнул, фыркнул и заурчал. Не оглядываясь, Марк выехал за ворота.

— Я разговаривал с господином Ли, — Вилли наполнил два пузатых бокала коньяком и протянул один сидящему в кресле Марку. — Он вел себя странно, вернул мне деньги, просил уговорить тебя не волноваться по поводу больницы. Почему ты ушел? Парень настолько несносен?

— Он просто ужасен, — улыбнулся Марк, отпивая коньяк маленьким глотком. — Настоящее длинноволосое наказание.

— Похоже, вы с ним поладили, — усмехнулся наблюдательный шеф. — Тогда я тем более не понимаю...

— Брось, не лезь в это дело, Вилли. Я все равно не буду ничего объяснять, ты уж не обижайся.