50+

* * *

12 апреля 1984 года / 11 Раджаба, 1404 года Хиджры.

Афганистан. Провинция Панджшер. Грот у истока реки Панджшер. Пункт временной дислокации группы 'Ворон'.

— Ворон, он похоже очухался.

Сказано было негромко, но язык шурави* Ахмад Шах Масуд узнал. Он слегка пошевелился, проверяя тело на предмет повреждений. Вроде, все цело, болела только голова. Его даже не связали.

/*советский./

— Палево, Алим, еще одно слово по-русски, и ты до конца жизни будешь охранять полигон на Новой Земле. Я не шучу.

Ахмад Шах не понимал по-русски, но для того, чтобы осознать, что он находится в плену, этого было и не нужно. Это было слишком очевидно.

К его удивлению, первый шурави ответил на пашту.

— Виноват, амир!

Второй отозвался тоже на пашту.

— Я уже стараюсь это забыть, Алим. — а потом снова перешел на русский, уже почти шепотом — Умару, срочно. Сигнал на 'Эверест' — восемь, три, один, три. После получения подтверждения — немедленно сворачивать ПВД. Через час уходим.

Второй, которого Ахмад Шах опознал как амира* нечестивых, был молод. Слишком молод, для амира шурави. Он оценивающе посмотрел на Масуда своими голубыми, как весенний лед шапок Гиндукуша, глазами, и добавил.

/*командир./

— Раздобудь для него ишака, Алим. Он не сможет идти так быстро, как нам нужно. Слишком сильная контузия.

Шурави. Это несомненно были шурави, хотя и очень странные. Шурави-муджаддиды...

/*Муджаддид — обновитель веры. Согласно хадису пророка Мухаммеда, каждые сто лет среди мусульман будут появляться люди, которые будут обновлять ислам./

Они появились в Афганистане около года назад. Внешне ничем не отличающиеся от обычных муджахидов и умеющие жить в горах, муджаддиды всего за полгода взяли под контроль весь Бадахшан, объявили о создании Бадахшанского Джамаата и... объявили Джихад Пакистану. Все это они сделали без тяжелого вооружения и без поддержки с воздуха. Будь Ахмат Шах Масуд более суеверным, он бы поискал в этом происки шайтана, но он был воином и оценивал происходящее без лишнего мракобесия. Шурави учились очень быстро. Они болше не лезли в горы с бронетехникой и автоколоннами. Муджаддиды работали тройками — снайпер, пулеметчик и 'тяжелый', с укладкой из двух новых русских шайтан-труб — огнеметов шмель. Такая тройка, в подходящем месте, могла на сутки задержать целый батальон. А еще они роились, как осы, то расходясь по схронам в ущельях, то собираясь в большие отряды для конкретных задач. А еще они привели в Бадахшан своих имамов...

— Ас-саламу але́йка, доблестный амир, по праву прозванный Счастливым*.

/*Масуд — Счастливый./

— Ва-алейкум ас-саля́м ва-рахмату-Лла́хи ва-баракя́тух. Почему ты приветствуешь меня как гостя, шурави, и в чем мое счастье?

— Я русский, произнесший шахаду*, а ты мой гость. Ты не пленник. Ты волен уйти прямо сейчас, даже не выслушав меня. Если хочешь — уходи. Из моих тебя никто не тронет. Что касается счастья, то ты без единой царапины пережил корректируемый огонь двух гаубичных батарей. Это даже не счастье, а настоящее чудо.

/*здесь — принявший ислам./

— Ты не шурави?

— Я русский. Правоверный, вставший на путь Джихада. Меня зовут Мохаммед Асхам*.

/*ворон./

Ахмад Шах Масуд с оценивающим интересом посмотрел на человека, за которого американцы объявили награду в миллион долларов. Эти идиоты даже не догадываются, что он шурави, считают его кем угодно — палестинцем, ливанцем, турком, но только не шурави. 'Террорист номер один', словно прочитав его мысли, улыбнулся и кивнул в подтверждение. Шайтан!

— Где мы?

— У истока Панджшера. Ущелье уже полностью зачищено. Уйти сейчас можно только на север, но один ты в таком состоянии через перевал не пройдешь. Уходить нужно как можно скорее, тебя ищут. Я хочу тебе помочь.

— Почему?

— Не хочу, чтобы тебя убил придурок и алкоголик Кармаль. Если ты попадешься военным, то это обязательно случится. Панджшер для тебя временно потерян, настало твое время совершить Хиджру.

— Кармаль придурок и алкоголик, которого вы навязали Афганистану.

Отпираться русский даже не подумал.

— Наделано уже много всяких глупостей. Часть из них еще можно исправить. Шурави не нужен Афганистан, шурави нужно, чтобы сюда не пришли американцы и фанатики-ваххабиты. Ты ведь тоже не хочешь их прихода?

— Не хочу.

— Как видишь, у нас уже есть общие интересы. К тому же, лично я поддерживаю твое стремление отделиться от пуштунов в независимом Северном Афганистане*. И я знаю, как можно договориться с пуштунами по-хорошему.

— Шурави этого не допустят.

— В скором времени нас всех ждут большие перемены, в том числе и шурави. Аллах вразумит их. Но до этого еще нужно дожить. Я могу тебе помочь. Принимаешь ли ты мою помощь, Ахмад Шах?

— Куда вы пойдете?

— В Бадахшан.

— И что меня там ждет?

— Поговоришь с моим амиром. Он ищет умелого и удачливого командующего для доблестной и, в будущем, победоносной бадахшанской армии. Мой амир считает Кармаля и прочих парчамистов* никчемными бачабозами**, но пока вынужден это скрывать.

/*Парчам — знамя. Фракция в НДПА./

/**предпочитающий мальчиков. Здесь по смыслу — просто пидорас/

— Почему?

— Потому, что амир моего амира такой-же никчемный партийный бачабоз. У нас тоже много проблем, Ахмат Шах, но мы их знаем и постараемся решить.

— Я иду с вами.

— Хорошо. Пока идем — я твой амир. Если скомандую залечь — сначала падай, потом думай.

— Да, амир.

* * *

26 апреля 1984 года. Афганистан, провинция Бадахшан. Город Ишкашим. Неофициальная столица Джамаата Бадахшан. Пункт постоянной дислокации группы 'Ворон'.

— Ты нам нужен дома.

— Зачем? Прятаться? Вы уже испугались?

Генерал-майор КГБ, заместитель начальника Первого Главного Управления и начальник Управления 'С'* ПГУ КГБ СССР сейчас чувствовал себя как подросток, застигнутый с поличным на чем-то постыдном. 'Ворон' спросил как всегда спокойно, без всяких эмоций, он всегда говорил так, словно зачитывал расписание движения поездов. 'Будьте осторожны и внимательны! Пригородный поезд Бердичев-Хацепетовка отправляется с третьего пути...' 'Вы уже испугались?'

/*нелегальная разведка./

— Не хами, Максим.

— Извините, Юрий Иванович. Глагол я и правда выбрал неудачный. Зачем я вам нужен дома?

Незачем. Дома нет таких задач, которые нельзя решить без 'Ворона'. Просто испугались, глагол этот, на самом деле, очень даже удачный. Генералу Дроздову от этого было неловко.

— За твою голову повысили награду.

— Уже слыхал. И что это меняет? Это даже к лучшему, Юрий Иванович. Через полгода они получат столько голов 'Асхама', что весь их поганый МОССАД-ЦРУ будет работать только на сортировке поступающих голов. Я и сам им с десяток подкину. Кто такой настоящий 'Асхам' — знаете только вы. Это не причина.

Поезд Мухосранск-Бердичев прибывает ко второму пути... Как ему это удается? Чертов колдун...

— Об этом знает вся твоя группа, а теперь еще и Масуд. У нас где-то уже 'течет'. На том берегу Пянджа, ГРУшники организовали опорный пункт.

— Я это уже заметил. Но это тоже не причина. На тот берег мы не ходим, а на этот не пустим их. То есть, пустим, конечно, но под контролем.

— Максим, ты меня слышишь? У нас похоже где-то 'течет'.

— Нет, Юрий Иванович. Если бы у нас хоть чуть-чуть, хоть где-то 'текло', вы бы уже рубили сучки на каком-нибудь сибирском лесоповале. 'Сапоги' что-то пронюхали, ну, так работа у них такая, а они далеко не лохи. Но это, на самом деле, очень даже хорошая новость. За них не волнуйтесь, информацией я их обеспечу. С ними постараемся подружиться.

— А в своих ты уверен? Все-таки деньги огромные...

— Извините, Юрий Иванович, хочу ответить вопросом на вопрос.

— Максим, сейчас не время заниматься еврейской риторикой.

— Не время, Юрий Иванович, но вопрос не об этом. Знаете, в чем главная беда русской разведки?

— Советской, Воронов.

— Так точно, товарищ генерал, сейчас Советской. Но беда осталась старая.

— И в чем же она.

— Вы не воспринимаете Восток всерьез. Ваш главный враг — Запад, а Восток считается чем-то вроде приза, который в итоге достанется победителю. Так ведь?

— Не настолько примитивно, но в общем так.

— Не настолько, но я специально упрощаю. Точно так же считают и американцы. В этом вы очень похожи. Две самые юные цивилизации планеты, считающие свои цивилизационные ценности самыми правильными для всего человечества. При том, что ваши цивилизации зародились, по историческим меркам, буквально вчера и совсем не факт, что они доживут до исторического завтра. На уровне подсознания вы это понимаете, поэтому пытаетесь все проблемы решить как можно скорее. Восток это видит и выжидает. Восток мудр и не любит спешить. Восток знает, как вас победить без войны и не собирается быть ничьим призом.

— Ты серьезно? Они знают как нас победить? Знают?

— Я абсолютно серьезно, Юрий Иванович. Востоку победить вас гораздо проще, чем проиграть. Чтобы победить, им достаточно просто жить и ждать. Плодиться и размножаться, что они делают с удовольствием, в отличии от вас и Запада. Вы слишком недооцениваете фактор Ислама, считая его отжившим свое мракобесием. Но именно благодаря своему мракобесию он вас и побеждает. Вы вводите налоги на бездетность, увеличиваете декретные отпуска, но это не помогает. Мракобесие побеждает и вас, и Запад. Так вот, что касается моих людей. Я в них абсолютно уверен. Они правильные мракобесы.

— Допустим. А Масуд? Стоит ли так рисковать? Может лучше...

'Ворон' улыбнулся и процитировал себя.

— 'Решить все проблемы как можно скорее'. Понимаю, Масуд сейчас проблема. Только завтра у нас возникнет проблема, которую сможет решить только Масуд, если конечно мы не решим его проблему сегодня.

— До завтра еще нужно дожить, Максим. Ты слишком рискуешь и не одним собой.

— А что нам еще остается, Юрий Иванович? Если не пересдать карты, мы обязательно проиграем. Ни Западу, так Востоку. Масуд нам очень нужен. Решить его проблему из-за тайны 'Асхама' — все равно, что забить гвоздь дорогим микроскопом. 'Асхам' не настоящий, 'Асхам' — это игра. 'Асхам' и нужен для того, чтобы вовлечь в игру таких, как Масуд. На нашей стороне, разумеется. Если, конечно, мы хотим победить, а не по мелочи грабить караваны.

— 'По мелочи грабить караваны.' Опять хамишь, Максим?

— Извините, Юрий Иванович, заговариваюсь. Я с генералами редко общаюсь, совсем одичал в этих горах, видимо это культурный шок.

— 'Асхам' — это игра, чтобы привлечь таких, как Масуд. А я и понятия не имел. Что еще нового я сегодня узнаю?

— Извините, Юрий Иванович. Я тоже, если честно, не рассчитывал, что 'Асхам' выйдет на такой уровень, но раз уж нам выпал такой прикуп — нужно играть дальше.

— Не боишься, что он будет тебе мстить за Раббани*?

/*лидер партии Хезб-е Джамиат-е Ислами Афганистани, в высший совет которой входил Ахмад Шах Масуд./

— Не боюсь. Они не родичи. Просто когда-то рядом ходили в политике. На Востоке за такое не мстят, Юрий Иванович.

— А родичи Раббани, которые обязательно будут около Масуда?

— Эти обязательно будут мстить.

— И это тебя не беспокоит?

— Нисколько. Я сразу дам им понять, что готов и жду. Тогда они благоразумно, без потери чести, перенесут свою кровную месть на моих детей, внуков, или правнуков. Восток умеет ждать. В этом его сила и в этом же его слабость. Пока они ждут, я успею здесь наплодить столько кровников, что стану сто тысяч пятым в этой очереди.

— Ладно, убедил. Как вербуют этих мракобесов? Мне не придется делать обрезание?

— Хитан. Обряд обрезания у мусульман называется Хитан. Делать его в Исламе не обязательно, я его не сделал и вам не придется. Игра эта наша, мы и диктуем в ней правила. Вы 'Белый Царь' принимающий Байю у своего нового Халифа. Приличия соблюсти, конечно, нужно, но они не такие сложные, завтра я вас научу. Могу я задать вопрос, товарищ генерал?

— Не нужно вопросов, Максим. На них у меня пока нет ответов. Но мы все помним и стараемся. Очень стараемся.

* * *

Ближняя ретроспектива. Ахмад Шах Масуд.

15 апреля 1984 года / 14 раджаба, 1404 года Хиджры.

Афганистан. Провинция Бадахшан. Северо-западная окраина долины Зибак.

Первых три дня пути, Ахмад Шах Масуд почти не запомнил. Как и предполагал странный шурави, сам идти он не смог. В глазах двоилось, желудок то и дело выворачивался желчью, а от тряски душа время от времени покидала тело, чтобы поискать короткий и удобный путь к Аллаху. Ишака отпустили к исходу первого дня. Асхам решил уйти с основной тропы на звериную и дальше Ахмат Шаха понесли уже на руках. Окончательно в сознание он вернулся, когда встали на дневку в одном из схронов. Видимо там оказался запас медикаментов, потому что, проснувшись в небольшой пещере, Ахмад Шах Масуд впервые почувствовал голод. В пещере, даже не пещере, а крытом карнизе под небольшим водопадом, могли бы разместиться человек десять, но кроме Асхама, больше никого не было.

— Ас-саламу але́йка, счастливейший из воинов Аллаха.

— Ва-алейкум ас-саля́м ва-рахмату-Лла́хи ва-баракя́тух, амир Асхам. Где мы?

— Уже за перевалом. Эта водичка бежит в Пяндж.

— Вы перетащили меня на руках через перевал?

— Аллах помог. Как твое самочувствие?

— Идти смогу.

Русский молча кивнул, вроде и не спеша, но очень быстро собрал не дочищенный пулемет, достал банку сладкого молока, со знакомой сине-белой этикеткой, проколол в ней две дырки и придвинул Масуду.

— Завтра пойдем. Засветло доберемся до Анжомана. Там ты снова получишь возможность уйти.

— Ты отпустишь меня?

— Да. Кроме того, я дам тебе оружие и столько припасов, сколько сможешь унести.

— Почему?

— Я не уверен, что ты сможешь договориться с моим амиром.

— Твой амир шурави?

— Шурави. Но он не поэтому мой амир. Он в сорок пятом, лейтенантом, брал Берлин. Знаешь что-нибудь о той войне?

— Кое-что знаю. Вы ведь печатаете книги на точики-фарси*, а я люблю читать.

/*таджикский язык./

Русский молча кивнул и снова принялся разбирать свой РПКМ. Масуд не спеша доел сладкое молоко, выпил немного воды.

— Ты и правда убил Раббани?

— Не уверен, что лично я, но я там был амиром. Нам просто повезло. Аллах помог. Мы ведь шли не за Раббани и даже не за Хекматиаром. Нам нужен был американец.

Аллах ему помог! Ну и наглец! Хотя, если вдуматься, то возможно ли сделать такое без помощи Аллаха? Но почему Аллах помог шурави, а не правоверному Раббани? Из-за американца?

— Амир Асхам, чем шурави лучше американцев?

— Ничем. Сейчас уже ничем. Такие же торгаши.

— Почему же ты им служишь?

— Я служу не им, а своему амиру. И Великой Империи, попавшей в смутные времена. Шурави не навсегда, их время уже проходит.

— Правильно ли я тебя понял, что твой амир не потребует от меня поклониться ублюдку Кармалю?

— Правильно. Уверен, что он от тебя потребует быть самим собой. Это будет тайный союз. Во всяком случае до тех пор, пока не произойдут большие перемены.

— Зачем тогда мне идти к твоему амиру, я могу обо все договориться с тобой. Поклянемся в ближайшей мечети именем Аллаха, как и подобает двум воинам, заключающим союз.

— Нет, Ахмад Шах. Я не могу заключить с тобой союз. Тебе будет нужна помощь, которую можно организовать только через Индию. То есть нужно, чтобы Индия признала, что помогает тебе. А такое сможет организовать только мой амир.

— Твой амир большой человек, Асхам. Я готов обсудить с ним тайный союз.

— Если вы не договоритесь — тебя убьют.

— Иншалла!

* * *

Заговорщики.

29 апреля 1984 года.

Балашиха. База подготовки спецназа КГБ СССР.

Генерал-полковник КГБ СССР, начальник пятого управления и заместитель председателя 'Конторы', Филипп Денисович Бобков за последний год стал в Балашихе своим человеком. Офицеры 'Пятки'* с его подачи посменно проходили здесь курс подготовки, который приобщившиеся, в узком кругу, уже прозвали 'Ад и Израиль'. При чем тут Израиль, Филиппу Денисовичу было непонятно, но, как говорится, народу видней. Через 'Ад и Израиль', который на самом деле скромно именовался 'Курс Выстрел', за пару лет планировалось прогнать весь офицерский состав КГБ, но начали почему-то именно с офицеров 'Пятки'. А Бобков постоянно наведывался, чтобы лично контролировать процесс.

/*Пятое управление КГБ СССР. 'Жандармы'./

Хотя программа подготовки 'Курса Выстрел' включала в себя едва десятую часть того, что давали 'Альфе', или 'Вымпелу', но даже трехмесячный курс давал многое. Самому Филиппу Денисовичу, которого подчиненные за глаза уже прозвали обергруппенфюрером, это давало возможность часто бывать в Балашихе, не вызывая даже тени повода для ненужных подозрений, а заодно получше узнать своих офицеров. Хотя 'Курс Выстрел' был всего лишь экспресс-подготовкой, на подготовку курсанта выдели всего четыре тысячи рублей*, результат был, на 'Курсе' вскрывался характер, а это давало генералу Бобкову возможность более вдумчиво работать с кадрами. 'Кадры решают все!'

/*На подготовку офицера 'Альфы' и 'Вымпела' тратилось до ста тысяч рублей в год./

— Тебе не понравилось что-то конкретно, Юра?

— Конкретно? Конкретно ничего. Но это, мать его, называется чуйка. Которой я доверяю больше, чем фактам. Этот пацан играет в свою игру, а мы для него лишь пешки и кони.

— Тоже мне удивил. Разумеется, он играет в свою игру, очень многоуровневую, и не доверяет нам до конца. Мы для него те, кто один раз уже все просрали. Представь себя на его месте. Представь себя инопланетянином. Ты бы, на его месте, нам с тобой доверял?

— Я не на его месте и его инопланетянский интересов не знаю. А если он хочет втравить нас в ядерную войну? Он не живет, он играет. По нашим меркам — он настоящий псих, очень опасный для общества.

— Согласен. Но не для нашего общества, Юра. Не знаю почему, но мы для него свои. Если бы он хотел нам навредить, объявился бы у американцев.

— Знаешь Филипп, он мне намекнул, что мы слишком зациклены на американцах.

— Он мне об этом прямо сказал, еще четыре года назад.

Четыре года назад, генерал-майор Дроздов еще понятия не имел об 'Инопланетянине'. Поэтому он, что называется, завелся.

— Филипп, мы одно дело делаем?

— Не психуй, Юра. Я передал тебе своего самого ценного агента, может быть, самого ценного агента всех времен и народов в истории разведки. Не моя вина, что ты так и не научился с ним общаться. Он так и остался для тебя моим агентом 'Инопланетянином' и не стал человеком. Это только твоя вина и ничья больше. Давай без эмоций и страстей, мы все-таки не обыватели, а профессионалы. 'Инопланетянин' скрывает от тебя факты? Почему ты вдруг решил довериться чуйке?

— Нет, факты не скрывает. Такого я не заметил, но он их постоянно создает и меня перед ними ставит. И так ставит, что у меня все время один выход.

— Он опасается, что если тебе предложить два выхода, ты можешь выбрать неправильный. Ты знал, кого к себе берешь, я тебя обо всем предупредил. Из-за чего у тебя взыграла 'бычка'?

— На Масуде шестнадцать моих парней.

— Не то, Юра. Это война. На твоих парнях крови в десять раз больше, в том числе и людей Масуда. Не делай таки мне тут игру в восточного кровника — не верю. Ты уже больше тридцати лет на войне, давно научился без эмоций оценивать потери. Ели мы с тобой делаем одно дело, говори прямо — что наболело, не крути.

— По моим оценкам, у него уже восемь тысяч бойцов. Все, как один, ветераны. Все, как один, мусульманские фанатики, верующие, что он Махди. Если прибавить к этому людей Масуда, то получится, как минимум, три дивизии полного состава. Это целая армия, Филипп. Армия Махди, мать его. Я не понимаю, как ему это удалось. Шииты и сунниты, таджики и пуштуны, уйгуры и арабы сделали Хиджру, чтобы присоединиться к Махди. Знаешь, что такое Хиджра?

— Знаю. Это один из столпов Ислама. Преодоление второго искушения Шайтана. После Хиджры должен начаться Джихад. И что тебя волнует? Думаешь, что эта армия готовится против нас?

— Нет. Сейчас она не против нас. Но нам она не подконтрольна.

— Не подконтрольна, значит, пока это невозможно. Знаешь Юра, пожалуй, я тебе признаюсь. Это ведь на самом деле, не я завербовал 'Инопланетянина' в восьмидесятом. Это он меня завербовал. А после, через меня, завербовал тебя, Маркелова, Докучаева и прочий легион. Когда-то у меня были такие-же обиды, как и у тебя. Я правда считал его чуть ли не родным сыном, а он меня постоянно использовал. Потом я понял, что сынок то давно уже взрослый, но его игра идет мне только на пользу. А ты, похоже, все никак не можешь смириться, что работаешь с 'Инопланетянином'. Обиделся за 'Испугались'? Но он ведь прав, по большому счету. Он раздал нам полные руки козырей, чтобы не просрать хотя-бы свою страну. Давай будем думать об этом. А армию Махди оставь ее создателю. Я больше чем уверен, что она нам ничем не повредит.

* * *

Дальняя ретроспектива. Максим Воронов.

3 мая 1980 года. Москва. Институт стран Азии и Африки ИСАА МГУ. Кабинет декана факультета истории Ближнего и Среднего Востока.

Руководитель дипломной работы Воронова, декан факультета ИБСВ, профессор Искандер Баходирович Закиров в своем кабинете был не один. К тому-же, в присутствии этого посетителя, он заметно рефлексировал. Интеллигенция всегда, хоть внутренне, но фрондирует, поэтому опасается любой власти на животных рефлексах. А посетитель же, несомненно, был здесь Властью. Лет тридцать пять, особых примет нет. Капитан, или майор. Скорее майор.

— Здравствуйте, Искандер Баходирович. Я могу подождать Или прийти попозже?

— Здравствуй, здравствуй, Максим. Проходи, садись. Вот это Виктор Иванович, он хочет с тобой поговорить.

Воронов молча кивнул своему дипломному руководителю, молча сел напротив 'Виктора Ивановича' и молча принялся его рассматривать. Профессор Закиров тоже молча и с облегчением выскользнул из собственного кабинета. С минуту молча смотрели друг на друга. О стекло кабинета громко билась муха. Молчали. Не бодались взглядами, нет, просто оба держали паузу.

— Здравствуй Максим. Меня зовут Виктор.

— Иванович. Здравствуйте, Виктор Иванович.

— Я хочу поговорить о твоей дипломной работе.

— Я это уже понял, Виктор Иванович.

— И ты уже понял, кто я?

— Пока нет. Капитан? Или майор?

— Майор.

Воронов молча кивнул и снова подвесил неловкую паузу.

— Тема твоей дипломной работы... Ты ее сам выбрал?

— Сам, товарищ майор. Тема сейчас актуальная.

— Более чем. Твоя работа засекречена. Публичной защиты не будет.

Воронов снова равнодушно пожал плечами. Такой расклад его явно не удивил.

— Ничего не хочешь сказать?

— Нет. Поговорить хотели вы, потому что вы меня знаете. Я вас не знаю. Говорите, товарищ майор.

Майор Андрейченко был опытным оперативником и отлично понимал, что его сейчас тупо разводят на эмоции. Он был обучен, как действовать в таких случаях, но сейчас перед ним сидел шестнадцатилетний пацан, а это ломало все привычные схемы работы.

— Публичной защиты не будет, а не публичная уже состоялась. Поздравляю с дипломом.

— Спасибо, товарищ майор.

Ему абсолютно наплевать на этот диплом. Поблагодарил, как за переданную в столовке солонку. Черт бы его побрал.

— Что собираешься делать дальше?

— Пока не знаю, завтра подумаю. У вас есть предложения?

— Скоро олимпиада. Хочешь поработать переводчиком?

— Нет.

— Почему? Платят хорошо, чеками*.

/*Так называемый переводной рубль. Отоваривался в магазинах внешторга. В восьмидесятом, курс чека к рублю был примерно один к семи./

— Просто так ни за что хорошо не платят, товарищ майор. Вы меня вербуете?

Эх, как дать бы по наглой роже...

— Устанавливаю контакт, Максим.

— Контакт установлен, Виктор Иванович. В результате контакта, вы уже выяснили, что я готов к вербовке, но не за чеки.

В более дурацкую ситуацию, майор Андрейченко еще ни разу не попадал.

— Чего ты хочешь?

— Убедиться в том, что меня вербуют наши, а не ЦРУшники, или МАССАДовцы.

Опешивший Андрейченко достал из кармана и раскрыл служебное удостоверение. Воронов глянул на него равнодушно.

— Это не доказательство, просто бумага, оформленная в красивую красную корочку. Вы вполне можете быть двойным, или даже тройным агентом.

— Издеваешься, Воронов?

— Есть немного, товарищ майор. Но это лишь ответная любезность. Вы хотели меня купить за бусы, как тупого папуаса. Только бусы, даже ни единого слова про Родину, патриотизм и прочие идеалы. Это повергает меня в глубокую печаль. Для каких целей вы вербуете таких ублюдков, если не работаете на ЦРУ, или МАССАД?

— У меня есть подозрение, что это ты работаешь на ЦРУ и МАССАД. И хватает полномочий для твоего ареста.

— Мне шестнадцать лет.

— Я в курсе, но дело государственной важности.

— Круто. Ну, что же, dura lex, sed lex. Если выбор только между чеками и крестом, однозначно выбираю крест. Веди меня, центурион, я готов.

Красиво! Майор Андрейченко вдруг оценил красоту, с которой его уделал этот щенок и непроизвольно улыбнулся.

— Как тебя убедить, что я не из ЦРУ?

— На слово поверю только начальнику управления. Пусть он меня к себе вызовет и прикажет с тобой работать.

— Ну, ты и наглец. Ладно, жди...

* * *

Дальняя ретроспектива. Генерал-лейтенант Бобков Филипп Денисович.

12 августа 1980 года. Здание центрального аппарата КГБ СССР.

Филипп Денисович Бобков задумчиво смотрел на расходящихся с вечерней оперативки начальников отделов. Расходились они в хорошем настроении, но у начальника пятого управления почему-то тревожно сосало под ложечкой. Не смотря не то, что ЦК КПСС оценил деятельность Комитета Государственной Безопасности во время проведения Олимпийских игр на отлично, а значит скоро последуют и поощрения, но это его совершенно не радовало. Филипп Денисович был по факту одним из самых информированных людей в Советском Союзе, а потому оценивал прошедшую Олимпиаду трезво. С политической точки зрения — это был полный и оглушительный провал, который обязательно повлечет за собой цепь негативных последствий.

— Филипп Денисович?

Герой дня, начальник одиннадцатого отдела*, генерал-майор Киселев, дойдя до выхода из кабинета, вернулся к столу начальника.

/*одиннадцатый отдел пятого управления, т.н. 'Олимпийский'/

— Да, Паша. Что-то еще?

— Я по поводу вчерашнего доклада. 'Объект инопланетянин'. Вы сказали, что примете его.

Было дело, сказал. Интересный паренек. Судя по докладу и правда инопланетянин.

— Приму. Кто его, кстати, так окрестил?

— Майор Андрейченко. Он ждет.

— Кто, Андрейченко?

— Инопланетянин.

— Что, прямо сейчас ждет?

— Так точно.

— Где?

— В общественной приемной, как и положено.

Филипп Денисович очень устал. Казалось, что эта чертова Олимпиада пила из него жизненную силу, присосавшись прямо к... По каким там артериям течет жизненная сила? Но и с ее окончанием легче не стало, будто она напоследок пустила яд. Но обещал, значит обещал. Тем более, что Киселев и правда — герой дня.

— Веди своего инопланетянина, Павел Николаевич.

— Пришлю. Он согласен говорить только с начальником управления. Я вчера докладывал.

Было, докладывал. Какой однако скромный этот инопланетянин. Был бы наглый — попросился к Брежневу. Филипп Денисович непроизвольно улыбнулся. Ладно, если даже полная пустышка, то отвлечься от накатившей хандры поможет.

— Присылай своего инопланетянина, Паша. Самое время забыть о делах наших грешных и задуматься о вселенских. Расширить кругозор и немного отвлечься.

Киселев понял настроение начальника, молча кивнул и исчез за дверью. Филипп Денисович открыл ящик стола, в котором лежали срочные папки и достал оперативную справку на 'Инопланетянина'. Вчера его что-то в ней зацепило, сработало шестое чувство, но что конкретно, он пока сам так и не понял. Умненький мальчик. В школу пошел в шесть лет, в двенадцать закончил с золотой медалью. Бывает. Среднее образование рассчитано на среднего, а этот явно выше уровнем. Таких не много, но он далеко не уникум. Без вступительного экзамена принят в ИСАА МГУ. Закончил за четыре года, с красным дипломом, защитился этой весной. Ага! Тема дипломной работы засекречена. 'Пуштунский национализм и фактор 'Линии Дюранда'. Прогноз до 2000-го года'. Вот оно! Прогноз до двухтысячного года. Именно это вчера и царапнуло. В настоящем зреет что-то очень нехорошее, вот и хочется заглянуть в будущее, хочется чуда... Что еще?. Вызывающе вел себя при контакте с майором Андрейченко, но тот все равно настоятельно рекомендует продолжить разработку объекта. Так, Андрейченко тоже на заметку.

— Разрешите, товарищ генерал-лейтенант? Генерал-майор Киселев прислал посетителя. Говорит, что вы его ждете.

— Жду, зови.

Вошедший юноша абсолютно не привлекал к себе внимания. Одет опрятно, но нарочито неброско, как будто не произошло этой чертовой Олимпиады, которая принесла с собой культ на все западное. Серые брючки, не новые, но аккуратно поглаженные, серая, но чуть посветлее, рубашечка. Короткая стрижка. Если объявлять такого в розыск, то даже зацепиться абсолютно не за что. Серое пятно, без особых примет. Разве что глаза. Ярко синие глаза светились веселым задором, но разве это примета?

— Максим Воронов?

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант.

'Инопланетянин' отозвался с такой интонацией, будто по пять раз на дню общался с уже надоевшими генералами КГБ. Красавчик.

— Присаживайся, Максим.

Тот послушно присел на стул в третьем ряду стола совещаний, приставленного к рабочему столу Бобкова в виде ножки от буквы 'Т'. Молча взял из лежащей на столе стопки лист бумаги, из стоящего там-же стакана достал простой карандаш и начал что-то молча писать.

— Ты хотел со мной поговорить?

Не отрываясь от письма, 'Инопланетянин' отозвался немедленно.

— Никак нет, товарищ генерал-лейтенант. Я только хотел убедиться, что меня не вербует ЦРУ, или МАССАД.

За время, пока была произнесена эта фраза, 'Инопланетянин' дописал, что хотел. Бесшумно соскользнул со стула и передал лист Бобкову.

'Здесь нельзя говорить!

Астрологический прогноз.

— 12 сентября произойдет успешный военный переворот в Турции, который возглавит генерал Кенан Эвренон.

— 22 сентября начнется Ирано-Иракская война.

Если захотите обсудить этот астрологический прогноз, найдите место, где можно будет говорить.'

Псих? Бобков поднял глаза на инопланетянина. Нет, не псих. Точно не псих. Глаза не бегают, скорее пытаются залезть прямо в душу, что бы это понятие не значило. Бобков кивнул и перевернул страницу. Ладно, проверим.

— Убедился? Майор Андрейченко на самом деле тот, за кого себя выдает.

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Я принесу майору Андрейченко свои извинения. Разрешите идти?

— Разрешаю!

* * *

Дальняя ретроспектива. Максим Воронов.

27 сентября 1980 года. Завидово. Государственный научно-опытный заповедник.

Майор Андрейченко запарковал свою новенькую служебную Ниву на небольшой площади, прямо под окнами Завидовского сельского совета и заглушил мотор. Машина ему досталась вместе с новой должностью — заместителя начальника третьего отдела*. Должность была полковничья, поэтому не далее, как к 'Дню чекиста', его ожидало и повышение в звании.

/*3-й отдел — работа по линии студенческого обмена, студентов и преподавателей./

— Раньше приехали, подождем.

Дремавший Воронов открыл глаза и огляделся. Здание сельсовета, когда-то бывшее симпатичной усадьбой одного из эксплуататоров, сейчас представляла из себя довольно жалкое зрелище. Уродливый бетонный идол вождя мирового пролетариата напротив входа, который должен олицетворять собой победу пролетариев над эксплуататорами, в несколько слоев засрали голуби. Начинался дождь.

— Как скажете, Виктор Иванович.

Майор Андрейченко очень старался установить контакт с этим странным пареньком. Шестое чувство подсказывало ему, что и столь неожиданное, но приятное повышение произошло именно в связи с тем, что он настоял на организации его встречи с начальником управления и дальнейшая карьера теперь зависит от продуктивности работы с Вороновым, но эти старания пока ничего не давали. Воронов больше не дерзил и не провоцировал, но очень умело держал дистанцию. Правильно держал, именно так, как хороший начальник должен держать дистанцию со своими подчиненными. Чертов инопланетянин...

— О чем задумался, Максим?

— Да так, ни о чем. Просто прикидываю — отмоет ли его до зимы.

Воронов кивнул на бетонного идола и снова замолчал. Майор Андрейченко посмотрел на бюст Ленина. Мелкий дождь размывал птичий помет, грязные струйки стекали по щекам и капали с узнаваемой бетонной бородки.

— Кощунствуешь, Воронов?

— Никак нет, товарищ майор. Кощунствовать можно только в адрес чего-то святого. Это же просто кусок бетона. Был бы это на самом деле святой, не стали бы ждать, пока его отмоет дождем. Или не отмоет. Всем на это на самом деле наплевать, в том числе и вам.

Майор Андрейченко почувствовал, что если начнет возмущаться, или возражать, Инопланетянин предложит ему прямо сейчас доказать слова действием и помыть памятник Ильичу. Выходить из машины под дождь не хотелось. Правда что ли наплевать?

— Злой ты, Максим.

Хотел ли что-то ответить Воронов — осталось неизвестным. Рядом с Нивой затормозила старая 'Буханка'*

/*УАЗ-452/

— Это за тобой.

Инопланетянин кивнул, подхватил с заднего сидения свой полупустой рюкзак и молча вылез из машины. 'Буханка' уехала, а Николай Андрейченко еще полчаса смотрел на капающие с бетонной бородки грязные капли. Он думал.

'И правда наплевать...' Майор выругался про себя, завел машину и поехал обратно в Москву

* * *

Внутри непрезентабельной с виду 'Буханки' оказался вполне приличный салон. Генерал-лейтенант Бобков скользнул по Максиму цепким, будто хотел поцарапать, взглядом и хлопнул по креслу рядом с собой. Кресла, похоже, от какого-то самолета. Стоят поди дороже самого драндулета. Максим влез в машину, задвинул за собой дверь, сунул рюкзак в проход и молча сел на указанное место. Бобков тоже молчал. С минуту провисела очень много за себя говорящая пауза. 'Хорошо молчим! Очень выразительно молчим. Словами лучше не скажешь...'. Красоту возникшей паузы не оценил водитель.

— Куда поедем, Филипп Денисович? Дождь, похоже, надолго.

— Коли надолго, значит рыбалки не будет. Поехали сразу на 'Тройку'.

'Буханка' развернулась и поехала обратно в сторону Москвы. Нет, не простая машинка, мотор тоже не родной.

— Тебе что, астрология насчет погоды не подсказывает?

Генерал Бобков кивнул на кеды.

— Я сменку взял. Не люблю сапоги. Вдруг убегать придется...

Филипп Денисович усмехнулся.

— Шутник. Здесь можно говорить.

— Лучше не здесь, товарищ генерал-лейтенант. Зря что ли в лес приехали?

* * *

Дальняя ретроспектива. Генерал-лейтенант Бобков.

27 сентября 1980 года. Государственный научно-опытный заповедник 'Завидово'. Объект 'Тройка'.

Завидовский заповедник был особо охраняемым объектом, поэтому его охраной занималось девятое управление, но 'Тройка' была личной 'вотчиной' Бобкова. Совсем небольшая лесная заимка, где содержались собаки для зимней охоты, в основном сибирские лайки.

— Привет, Сергеич.

Бобков сердечно обнял встречающего егеря, во время Великой войны бывшего его ротным командиром.

— Хотел сегодня блесну побросать, но дождь спутал все планы. Переждем у тебя, может закончится.

— Когда-нибудь обязательно закончится. К зиме точно. Жди, если время есть. Газет привез?

Бобков покосился на водителя.

— Привезли, Сергей Сергеевич, но только вчерашние и раньше. Слишком рано сегодня выехали.

Вместо привычного ворчания старого друга, Филипп Денисович услышал совершенно неуместную тишину. Сергеич ошеломленно смотрел на вылезшего из 'Буханки' инопланетянина. Одна за другой, замолкали собаки. Реакции Сергеича удивился даже Завьялов, хоть и не понял, на что эта реакция.

— Сергей Сергеевич, я три журнала прихватил. Свежие совсем...

Инопланетянин глянул в небо, потом на собак, потом вдруг дружелюбно улыбнулся Сергеичу. Невозмутимый и 'отмороженный на всю голову' Сергеич, способный послать 'по матери' самого Брежнева будто оцепенел.

— ... 'Наука и жизнь', 'Огонек' и 'Роман-газета'. Последний номер, там вторая часть 'Победы' Чаковского...

Завьялов оправдывался, но Сергеич его явно не слышал. Ситуация очевидно складывалась дурацкая и генерал-лейтенант решил ее поломать командирским голосом.

— Завьялов, Воронов — разводить огонь.

Не 'въехавший' водитель растерялся.

— Так дождь же, Филипп Денисович.

— Завьялов, если ты меня считаешь слепым, или идиотом, продолжай возражать. А если ты не сможешь развести огонь через пять минут, будешь дослуживать на Новой Земле. Пойдем, Сергей. Пока молодежь работает, помянем наших.

Конторой 'Третьего' объекта, а заодно и жильем самого Сергеича, был довольно старый, почти черный, сосновый сруб-пятистенок. Бобков, прилагая заметные усилия, завел Сергеича в горницу, усадил за стол и протянул ему фляжку.

— Что с тобой?

— Кого ты привез?

— Это мой агент. Что с тобой?

Обычно очень воздержанный на алкоголь, Сергеич жадно хватанул из фляжки второй раз.

— Да говори же, твою мать. Что с тобой?

Сергеич поморщился, вытер рукавом губы и вернул фляжку.

— Удивился я сильно, Филя. Если он и правда твой агент, а не наоборот, то я тебя сейчас по-новому узнаю. Такого зверя я еще не встречал.

— Зверя?

— Ну, да, зверя. Для тебя же, научного материалиста — если не человек, то зверь. А он точно не человек. Как ты его нашел?

— Случайно.

Сергеич глянул на старого друга с нескрываемым скепсисом.

— Так я и подумал. Значит, это он тебя нашел.

Бобков ненадолго задумался, потом кивнул.

— Может быть и так. Он опасен?

— Да как тебе сказать. Если бы мне поручили организовать на него загонную охоту, я потребовал бы дивизию, артиллерию и авиацию. И то без гарантии успеха. Сейчас он тебе не враг, но на будущее учти. Он опасен как, черт возьми, даже слова такого не подобрать. Он видит нас насквозь. Он читает наши мысли. Мы для него — как персонажи из фильма, который он сто раз смотрел. Его невозможно захватить врасплох. Для него время — не линейная функция, он ей каким-то образом управляет.

— Он же совсем пацан!

— Я это заметил, Филипп. И уже учел. В леднике косуля. Попалась вчера хромая. Вы отдыхайте, а мне надо кормушки заполнить.

— Да подожди ты, успеешь со своими кормушками. Как ты понял, что он не человек.

— Он же не скрывается, Филипп. Зрячие, да увидят. Попроси его не подходить к собакам.

— Почему?

— Он поймет.

— А я?

— А ты нет. Хотя, если он и правда твой агент, то может и поймешь. Он наверняка лучше меня умеет объяснять. Вернусь затемно.

Проводив Сергеича, который совершенно сломал ему, казалось бы очень хорошо продуманный план вербовки, Филипп Денисович присел на крытом крылечке и, казалось, задремал с открытыми глазами. Сергеича бывшие сослуживцы считали ненормальным и это имело под собой множество оснований, но у него было очень хорошо развито то, что в обиходе именуется 'чуйкой'. Благодаря ей, тогда еще гвардии старшина Бобков однажды сохранил свою жизнь и помнил об этом очень хорошо. Костер весело разгорался, скоро можно будет собрать угли в мангал. Учитывая вводную Сергеича, планировать разговор с Инопланетянином бесполезно, любой план он сломает. Значит надо отдать ему инициативу.

— Завьялов, спустись в ледник, нам Сергеич косулю подарил. Воронов, ко мне!

* * *

Дальняя ретроспектива. Максим Воронов.

27 сентября 1980 года. Государственный научно-опытный заповедник 'Завидово'. Объект 'Тройка'.

— Присядь, Максим. Сергеич просил тебя не подходить к собакам. Сказал — ты поймешь.

Воронов присел на ступеньку ниже, задумался на пару секунд и кивнул.

— Я понял. Умный он мужик, ему бы Комитет возглавлять, а он собачек опекает...

— Это не нам с тобой решать. Сергей сказал, что ты не человек.

Воронов равнодушно пожал плечами вместо комментария.

— Кто ты, Максим?

— Филипп Денисович, я уверен, что вы обо мне знаете уже больше, чем я сам смогу вспомнить.

— Из того, что я знаю, никак не объясняется твоя 'Астрология'. Ты человек?

— Человек, Филипп Денисович, а кто же еще. Не инопланетянин же. А моя астрология — это до поры не понятое наукой физическое явление. Объяснить ее сейчас невозможно, как невозможно было триста лет тому назад объяснить электричество. И это для нас хорошо. Когда астрологию объяснят ученые, она будет и у ЦРУ, и у МАССАДА.

— Сергеич что-то почуял.

— Я это уже понял. И именно поэтому он у вас запрятан в лесу. Повезло мужику, вполне могли и в дурку упечь.

— Ты прав, могли.

— Именно поэтому я призываю вас временно отказаться от поисков материалистических объяснений явления 'астрология'. Главное, что у нас оно есть, а у врагов — пока нет.

— У тебя есть. У меня — нет. Я вынужден буду опираться на твою 'астрологию'. Где гарантия, что ты за нас?

— Ну какие в этом деле могут быть гарантии, Филипп Денисович? Я же у вас их не требую. Тем более, что я и правда не за вас, мне просто 'За Державу обидно'.

— С чего бы тебе за Державу печалиться. Живем не хуже других.

— Живем не хуже, с этим согласен. Только если ничего не делать, жить нам так осталось совсем не долго.

— Знаешь, Максим. Когда я сюда ехал, у меня был готовый план разговора, но Сергеич мне его напрочь сломал. Он уверен, что не я тебя вербую, а ты меня.

Воронов укоризненно покачал головой.

— Мне некуда вас вербовать, Филипп Денисович. Мне не нужны от вас сведения и даже содействие — не сильно нужно. Нужно, конечно, лишним не будет, но если что — я вполне смогу обойтись и без него. Сергей Сергеевич очень умный мужик, для вашего времени. Это как в примере с электричеством. Нашел случайно такой средневековый Сергеич кабель и схватился за него. Поумнел то быстро, но очень ограниченно. Согласитесь, что у него слишком мало шансов понять, что этот кабель не только опасен, но и полезен. Что он не только больно бьет током, но и способен крутить электрические машины, или давать свет. Сергеич прав в одном — я действительно искал контакта именно с вами. Я специально привлекал ваше внимание, форсировал события и провоцировал ваших подчиненных. У вас осталось слишком мало времени, а вы слишком увлеклись 'боем с тенью'. Я вас точно не вербую. В подтверждение доброй воли, вот вам новый астрологический прогноз. В ноябре, президентом США в ноябре станет голливудский актер, масон и шизофреник Рональд Рейган. Очень удобная кукла для 'хозяев мира'. При его администрации, получит мощную поддержку план ЦРУ 'Циклон'. Через пару лет* в Афганистане появится организованные партизанские отряды, со 'Стингерами'** и ПТРК

* * *

. Сначала, вы 'просрете' Афганистан...

/*организованное сопротивление СА началось в 82-ом году. До этого, Афган считался курортом./

/**американский переносной зенитно-ракетный комплекс./

/

* * *

противотанковый ракетный комплекс./

— Про 'Циклон' можешь сказать что-то еще? Имена, детали...?

— При Рейгане — это будет преоритетнейший проект ЦРУ. Курировать его будет лично директор — Уильям Кейси, но настоящим мотором станет некий Роберт Гейтс. Причем, у них реально будут развязаны руки.

— Почему?

— Казалось бы смешно, но это юридический казус. Саму бумажку подпишет еще Джонни Картер, а может и уже подписал, не суть важно, но реально деньгами ее будут наполнять уже республиканцы при Рейгане, причем, заранее возложив вину секретности операции на демократов. Будущий бюджет — это почти четыре миллиарда американских долларов на десять лет, но реально эта сумма увеличится на порядок. Стингеры заземлят нашу авиацию, а моджахиды тупо завалят вас трупами. Афганского позора СССР не переживет. Вы и правда не понимаете свой народ, Филипп Денисович. Нам на многое наплевать, очень многое, но мы никогда не сможем потерпеть потери гордости. Гордыня — это наше Все. После 'слива' в Афгане — вас сразу сметут под ковер. Будете охранниками подрабатывать.

Генерал-лейтенант Бобков уже понял, что его тупо вербуют, но возражений против этого почему-то не находилось.

— Сколько нам осталось?

— Максимум — пять лет. Не дожить до этого дня, Филиппп Денисович — даже не надейтесь. Если мы сейчас с вами ничего не предпримем — быть вам холуем. Начальником службы охраны у одного из крутых буржуев, хозяев наступающей новой жизни.

Жесть! Отдать инициативу инопланетянину, похоже, было не такой уж плохой идеей...

— Ты искал контакта, Максим. Почему именно со мной? Мог ведь выйти и на более высокий уровень.

— Скорее всего, смог бы, но там просто не с кем устанавливать контакт. Вот вы, один из самых информированных людей в стране, занимаетесь защитой конституционного строя, но даже вы не понимаете, что главные противники этого строя, давно окопались в Политбюро и ЦК. Страну ведут на бойню, а вы контролируете поведение идущего на бойню стада. Если вы меня не услышите, вернее, если не захотите переосмыслить то, что и без меня прекрасно знаете, то астрологический прогноз я вам уже дал. Время зря не потратили, но в таком случае — ни я вам больше не нужен, ни вы мне. Просто разбежимся в разные стороны и забудем друг о друге.

* * *

Заговорщики. Продолжение.

29 апреля 1984 года.

Балашиха. База подготовки спецназа КГБ СССР.

— Вот так, Юра. Если ты думал, что он действует под моим контролем — ты очень сильно ошибался.

— Е....!

Генерал-майор Дроздов замысловато выругался.

— Как же ты с ним работал?

— Ты, наверное, не поверишь, но отлично работал. Он задавал направление, но копал я всегда сам. Глубоко копал, ты меня знаешь. За четыре года ни одного не подтвердившегося 'астрологического' прогноза. Ни одного! Так что я пока не вижу причин перестать ему доверять. Но раз уж ты вернулся 'на эмоциях' — значит он специально тебя 'завел'. Он никогда ничего не делает просто так. Он наверняка просчитал, что свою обиду ты будешь высказывать мне. Так?

— Что тут просчитывать, все и так очевидно.

— Не так уж это и очевидно. Ты вполне мог решить, что я играю тебя в темную и замкнуться.

Генерал Дроздов скептически покачал головой.

— Мы уже слишком далеко зашли, Филипп. И он это отлично понимает.

— Тем лучше. Значит он рассчитывает, что я сумею тебя убедить.

— Попробуй.

— Чайку хоть организуй. Я все-таки не на допросе.

— Сейчас. Извини!

Пока смутившийся Дроздов распоряжался насчет чая, получивший пару минут форы, Филипп Денисович Бобков лихорадочно рассчитывал, сколько козырей ему удастся скрыть в этом разговоре. Получалось, что почти ничего. 'Вот ведь зараза!' Беззлобно выругался про себя генерал-полковник и отхлебнул чайку.

— Юра, позволь мне начать с вопроса. Как ты отнесешься к тому, что часть моих размышлений выйдет за рамки научного материализма?

— Если в пределах разумного, то нормально отнесусь. Материализм на этот чертов глобус уже никак не натягивается. Про электричество я понял.

— Хорошо. Сам понимаешь, я тогда никак не мог прекратить поиск объяснения этого феномена, а ключ у меня был всего один — Сергеич.

— Понимаю. Сергеича я и сам бы постарался задействовать. Раз он где-то когда-то схватился за этот чертов 'кабель', значит знает где он проложен.

Начало хорошее. Если собеседник согласился с твоим первым аргументом, значит второй он, как минимум, критически обдумает.

— Не буду тебе рассказывать в подробностях, как мне удалось убедить Сергеича. Он про этот 'кабель' даже вспоминать боялся. Короче, мне перед ним разве что на коленках ползать не пришлось, чтобы уговорить пообщаться с Инопланетянином. Ты же знаешь Сергеича?

— Похуже тебя, но знаю. Не могу себе представить то, чего он может бояться.

— Вот и я не мог. Потому что в материальном мире этого просто не существует. Растекаться о нематериальном я сейчас не буду, это выйдет далеко за рамки разумных пределов, о которых ты упомянул, озвучу только то, что я уже перестал подвергать сомнению. Подожди, Юра, не сбивай с мысли, мне и так не просто. Так вот, первое — это то, что существует мир нематериальный. Сергеич называет его 'За кромкой'. По его мнению, из-за кромки, наш мир видится как нечто, вроде большого аквариума. В том аквариуме живут почти разумные рыбки, которые изучили почти все лежащие в нем камушки и растущие водоросли, но понятия не имеют, что находится за его пределами и почему время от времени в наш аквариум спускаются оттуда водолазы-ихтиологи. Второе — это то, что за 'кромкой' творится точно такой же 'творческий бардак', как и у нас, и в наш 'аквариум' запросто может что-то свалиться случайно. По крайней мере — случайно для самого 'водолаза'. Это и есть наш случай. Наш Инопланетянин свалился сюда случайно, у него нет конкретного задания и он просто импровизирует. Но он точно не собирается ломать наш аквариум. Этот 'водолаз' сейчас прикинулся одной из рыбок нашей стаи. Разумеется, для него это просто игра. Мы же должны с этим просто смириться, Юра. Он не из нашего мира, он из-за 'кромки', мы даже не способны понять его мотиваций. В его случае, мы можем положиться только на 'чуйку'. Отбрось эмоции и ответь мне на вопрос — по-твоему, он за нас?

Дроздов усмехнулся и сбалагурил.

— За нас ли этот 'водолаз'? Это вопросик номер раз. Не знаю, Филипп, не привычно мне давать оценки нематериальному. Враждебности с его стороны, я пока точно не заметил. Но ты же сам сказал, что он ведет многоуровневую игру, а мы в ней видим только свой уровень.

Филипп Денисович глотнул уже подостывшего чая и посмотрел Дроздову прямо в глаза.

— А ты действительно хочешь узнать новый уровень, Юра? Вылезти из 'аквариума' и сходить за 'кромку'. Тогда просто попроси об этом Инопланетянина. Я уверен, что он тебе не откажет. Уверен. Будешь смеяться, но я иногда его к тебе ревную.

Генерал Дроздов завис всего на пару секунд.

— Нет. Не хочу. Умеешь же ты объяснять мутно, но в то же время доходчиво. А почему ревнуешь, если не секрет, коли ты сам его мне и 'сосватал'?

Филипп Денисович грустно усмехнулся.

— Сватала 'рыбка' 'водолаза' 'русалке'... Очнись, Юра. Он сам тебя выбрал. Он же и план внедрения предложил. Как ты думаешь, почему тогда на появление 'срочника'* в 'Группе Вымпел' никто не среагировал?

/*военнослужащий срочной службы. Группа Вымпел — чисто офицерская часть./

— Слухи ходили, что он твой внебрачный сын. Вот никто и не пискнул.

— Такие слухи ходили только вокруг тебя, Юра. А в 'Конторе' все уверены, что он твой внебрачный сын. Только не психуй!

Уже готовый смачно выматериться Дроздов оборвал себя на вдохе. Сделал выдох. Потом снова вдох и снова выдох. 'Вот ведь суки!' Подумал он скорее восхищенно, чем раздраженно.

— Красиво играешь, Филипп.

Бобков откровенно глумливо усмехнулся.

— Похвалила 'рыбка' 'рыбку', оценив действия 'водолаза'. Ладно, не будем ерничать. Давай вернемся к делам нашим грешным, 'аквариумным'. Вот это...

Бобков ткнул пальцем в уже выключенный видеомагнитофон Электроника ВМ-18-С*.

/*Спецтехника. Ручной сборки. Напоминала аналоги из ширпотреба только внешне. Зачастую превосходила по качеству лучшие зарубежные образцы./

— ... сами мы использовать не сможем. Да подожди ты, дай хоть мысль закончить. Сами мы не сможем использовать весь потенциал этого. Это, Юра, образно выражаясь, козырный, если и не туз, то как минимум король. Так вот, если мы его сами сейчас сыграем, то возьмем всего на одну взятку больше, но при этом остальные и вполне обоснованно, заметь, заподозрят нас в жульничестве. Держать это в сейфе тоже смысла нет. Какой смысл может быть в том, что всю игру прятать козырного короля. Раз уж мы жульничаем, то нужно делать это тонко. А тонко жульничать нам еще нужно учиться. 'Учиться, учиться и еще раз учиться.' В этом мы пока полные лапотники, Юра. Не спорь! Как есть лапотники с большим топором. С нами если и садятся поиграть, то только по копеечке и от отсутствия других партнеров. А вот если мы этого 'короля' подсунем тому, кто сможет его разыграть в наших интересах, то вместо надежной, но всего лишь копеечки, получим возможность поиграть за весь банк. Только в такой игре, наш 'топор' сможет себя окупить. Нам нужно очень постараться, очень-очень, Юра, чтобы нас наконец впустили в эту большую игру. Как можно скорее. Мы больше не можем разменивать свои козыри по копеечке, мы на грани того, что скоро просто надорвемся под тяжестью собственного 'топора', так ни разу его и не использовав. Я не шучу. Мы правда на грани. Пора умнеть. Понимаешь?

* * *

Ближняя ретроспектива. Генерал-майор Дроздов.

27 апреля 1984 года. Город Ишкашим. Афганский Бадахшан.

— Для чего понадобилось устраивать весь этот цирк, Воронов?

Юрий Иванович Дроздов, начальник управления 'С' ПГУ КГБ СССР чувствовал совершенно по-идиотски. От сидения в непривычной позе ныла спина и затекли ноги, к тому же он был босиком. И происходило это не где нибудь, а в Афганистане, хоть и на самой границе. Воронов же, сидящий в точно такой же позе, чувствовал себя вполне комфортно.

— Неудобно вам товарищ генерал, прилягте. Сюда никто не зайдет, пока мы не закончим. Чтобы убедить вас, что это не цирк — мне понадобится время.

Дроздов с облегчением оперся на левый локоть и вытянул ноги. Ковер под ними был постелен почти новый, поэтому брезгливости не вызывал.

— Тебе удобно?

— Привычка, товарищ генерал.

Воронов разлил по пиалам еще по глотку очень крепкого чая. Дроздов закинул его в себя глотком, как если бы это был спирт.

— Времени у нас до утра, Воронов. Я тебя слушаю.

Вообще-то в мадафу*, как и в мечеть, любой правоверный мог войти в любое время, даже ночью, но только не сегодня в Ишкашиме. По Бадахшану уже давно не ходили чужие, а по столице Джамаата тем более. Своим же, Аллах велел ночью спать.

/*пристройка к мечети. Гостевой дом, мусульманский 'клуб'/

— Понимаете, товарищ генерал, то, что вы назвали цирком, для Масуда им совсем не является. Для него — это Адат. То есть священный обычай.

— Ты хочешь сказать, что он поверил в то, что я принял Ислам?

— Нет, этого я не говорил. Масуд вам не поверил, он все увидел своими глазами. Вы ведь при нем произнесли Шахаду*. Теперь не Масудово дело судить о вашей искренности — только Аллах вам судья. Если вы мунафик**, то вас покарает Аллах, а Масуд теперь может рассчитывать на Шафаат

* * *

. Вы позволили ему сохранить лицо, а на Востоке — это самое важное для мужчины-воина.

/*Шахада — свидетельство Единобожия. Произнесение Джахады считается фактом принятия Ислама./

/**Мунафик — лицемер./

/

* * *

Шафаат — заступничество Аллаха на 'Страшном суде'./

— Все так просто?

— Это очень не просто, товарищ генерал. Ислам вообще не простая религия, в нем куда больше ересей, чем в любой другой. В Исламе каждый, извините, мудак, может начать толковать хадисы*, а то и самые неоднозначные суры** Корана. Не каждый мудак, разумеется, рождает новую ересь, но сама возможность, согласитесь, говорит о многом. Даже у не мудаков, в голове у каждого — свой Коран и свой Аллах. Исламу всего шесть сотен лет, а нынешней цивилизации Востока, уже больше шести тысяч. Когда Ислам добрался до Афганистана — это был уже сформировавшийся институт управления обществом. Удобный институт, вполне подходящий местной правящей элите. Здесь и сейчас, правящая элита — это вы, товарищ генерал. Для Масуда нет ничего удивительного, что Аллах вас призвал к себе на службу, как когда-то призвал его предков.

/*Хадис — рассказ, содержащий слова пророка Мухаммеда или описывающий его жизнь и деяния, переданный через цепочку учёных-мухаддисов./

/**Сура — одна из 114 глав Корана./

— Интересно. 'Любой мудак'... — генерал-майор усмехнулся, — То есть, теперь и я тоже?

— Если захотите, товарищ генерал, то вы в полном праве. Только вряд ли это пойдет нам на пользу. Масуд и так ваш, он поклялся вам на Коране, а просто так сеять новые ереси нам ни к чему. Лучше оседлать самую удобную, из уже имеющихся...

Воронов отхлебнул из своей пиалы черного горького пойла и, как показалось Дроздову, получил от этого удовольствие. 'Чертов инопланетянин...'

— Да говори уже, Воронов, чего я из тебя клещами тяну. Наверняка ведь уже имеешь план.

— Так точно, планов громадье, товарищ генерал, но действовать мы будем по обстановке. Слона невозможно проглотить, его можно сожрать только кусочек за кусочком. И даже так слона невозможно сожрать одному — просто протухнет. Нам нужны соратники, а сейчас мы их только начали собирать.

— Только начали? Сколько у тебя уже бойцов, Воронов?

— Верных и настоящих двое, вернее, теперь, с Масудом трое. Еще сотен пять можно условно считать бойцами. И еще тысяч семь 'пушечного мяса'. Но для того, чтобы сеять ересь — этого мало. Вернее не так, чтобы посеять ересь просто ради гордыни, этого вполне хватит, но для того, что я задумал — нет.

— И что же ты задумал?

— Мне не хватит одной ночи, чтобы все объяснить и обосновать, товарищ генерал. К тому-же, вы сейчас просто не проникнетесь идеей. Вы ведь сюда пришли потому, что алкаши из Политбюро ЦК приказали вам возвести на Афганский трон и защитить алкаша Кармаля. Вы даже собственных интересов здесь пока не понимаете.

— Хамишь, Максим?

— Есть немного, Юрий Иванович. Хамлю. Немного. Но ведь это — правда.

В СССР было не так много людей, способных осознать, что это и правда — правда, но генерал Дроздов был как раз из таких.

— Не нашего ума дело, Максим. Нам приказали, мы и влезли.

— Я вас очень уважаю, Юрий Иванович. За Берлин*, за 'Вымпел'**... Но чтобы правильно оценить мою задумку — вы пока просто не готовы. Вы совсем не знаете ни Ислама, ни Востока, ни, тем более, рожденного ими гибрида. Я намекну, а вы подумайте. Если уж и сеять новую ересь, то сразу самую главную. Во всяком случае такую, которая имеет шанс ей стать. Мы же не бандой сюда вторглись пограбить караваны, мы пришли сюда Властвовать. Наша ересь должна быть сразу высшего порядка, а это двенадцатый скрытый имам — Махди

* * *

. Подумайте об этом на досуге. Давайте уже приступим к главному? К тому, собственно ради чего я вызвал контакт.

/*Дроздов лейтенантом брал Берлин./

/**Группа 'Вымпел' на постоянной основе была создана его стараниями./

/

* * *

Махди — Мессия./

— Это не из-за Масуда?

— Из-за Масуда я вызвал уже вас лично. Контакт я запросил раньше, если помните.

Было дело... Совсем из головы вылетело. Старею...

— Ну, давай приступим. Про Махди буду думать. Заинтересовал.

Воронов кивнул, поднялся легко, будто и не сидел в этой дурацкой позе, выглянул из мадафы, чуть слышно свистнул, потом что-то пробормотал по-пуштунски. Через полминуты неподалеку затарахтел бензогенератор.

— Проходите сюда, товарищ генерал.

Позвал Воронов в один из закутков мадафы, отгороженный ковром. Такой же ковер на полу, но у стены видеомагнитофон и телевизор.

— Располагайтесь на полтора часа.

Воронов включил видеомагнитофон и исчез за ковром. Пока он вернулся с пиалами и заварочным чайником, у Дроздова уже появилось с сотню вопросов.

— Поставь на паузу.

— Сей момент, Ваше Превосходительство.

Воронов неторопливо расставил пиалы, плеснул в каждую по глотку черной отравы, именуемой здесь чаем, нарочито медленно дотянулся до видеомагнитофона и нажал паузу.

— Кто это?

— Старший агент ЦРУ Самуэль Лидович. Помощник покойного Гейтса.

— Кто его допрашивает?

— Не узнали? Это Алим.

— Где он сейчас?

— Алим? На крыше дукана*.

/*Дукан — чайхана, лавка, торговое место./

— Не придуривайся, Максим. ЦРУшник этот где?

— Где-то в Пакистане. Это не наш трофей, нам только разрешили с ним побеседовать.

— Кто разрешил?

— Один очень хороший человек из ИСИ*, который нам симпатизирует. Имени его не назову, товарищ генерал, хоть пытайте. Может, для начала досмотрите, а потом поговорим?

/*межведомственная разведслужба Пакистана./

— Включай!

Все полтора часа 'исповеди' ЦРУшника, генерал-майор Дроздов буквально подпрыгивал на месте, если конечно это возможно — подпрыгивать из полулежачего положения. Даты, порты, номенклатура, имена... В одной упряжке — США, Израиль и Саудовская Аравия... Все вполне проверяемо, кроме того, что уже и так проверено. Это бомба! Даже не атомная, а геополитическая! Когда видео закончилось, Воронов молча достал из видеомагнитофона кассету и протянул ее Дроздову.

— Все, Юрий Иванович. Кину конец. Не разменяйте это на два куска говна, нам это не так просто досталось...

— Где этот Лидович?

— Сейчас не знаю. Алим с ним в Пешаваре говорил.

— Его нам отдадут?

— Точно, что нет. Его хотят продать тому, кто заплатит дороже. Кроме того, по моему личному мнению, он вам и не нужен. Вы с американцами уже вошли в 'клинч*', и еще один удар тут уже ничего принципиально не решит. Это нужно 'слить' через третьи руки. Главное — получить максимальную огласку, поэтому рискну посоветовать действовать через индюков**. Пусть покажут это по телевизору. Тогда такое уже никак не замнешь, во всяком случае для Израиля и Аравии...

/*клинч — ближний обмен ударами в боксе./

/**Индия./

— Подумаю. Американца этого сможешь сторговать?

— Даже пытаться не буду, он вам просто не нужен. Вы пока играете не в свою игру, Юрий Иванович. Для индюков сторгую, им он гораздо нужнее.

* * *

Заговорщики. Продолжение.

29 апреля 1984 года.

Балашиха. База подготовки спецназа КГБ СССР.

Филипп Денисович Бобков допил совсем остывший чай и вдруг весело подмигнул Дроздову.

— И мы обязательно поумнеем, Юра. Скоро. Когда нам не придется прятаться от своих же. А пока мы вынуждены прятаться, предложи вариант лучше, чем Инопланетянин.

— Можно слить через Италию.

— Можно. Можно через Италию, через Англию и даже в самих США можно это слить. Только за этим будут слишком очевидно торчать наши уши, а это, как минимум, вдвое обесценит результат. Что мы хотим добиться? 'Пакистан-гейта' для администрации Рейгана? Осуждения в ООН? В чем наш то интерес? Только ответь мне не как тридесятый человек в системе, который служит за медальку, а представь, что ты уже Царь.

— Представил. 'Аптека, улица, фонарь...' На нем в петле качался Царь. Покорнейше благодарю за высокую честь.

— Ты меня понял, Юра. Царь, Государь Император, Верховный Правитель, или Председатель ГКО — это не важно, это просто название, это слова, важна суть. Суть же всех этих слов — функция Трон. Представь себя этой функцией и прими решение.

Бобков говорил так серьезно, что что пробрало до самой печенки. Генерал Дроздов даже невольно поморщился.

— Мы так не договаривались, Филипп.

— Не договаривались, согласен. Мы эту тему всегда обходили. Я не слишком выйду за рамки пределов разумного, если заявлю, что договариваться о таком бессмысленно. Власть и правда от Бога, Власть — это Судьба. Нелегкая, часто незавидная, но это Судьба.

— И с чего ты взял, что это моя Судьба, а не твоя?

— Считай, что на меня снизошло озарение.

— Это уже далеко за рамками, Филипп. Давай конкретику.

— Конкретику не дам, но обосновать озарение попытаюсь. Только ты меня с мысли не сбивай. Договорились?

— Договорились.

— Начну с того, Юра, что положение у нас сейчас куда печальнее, чем было у Николая-Кровавого в семнадцатом. Не сомневайся, это уже не астрологический прогноз. Это я уже все сам раскопал. В Партии у руля давно карьеристы, уже морально готовые передать его откровенным предателям. Народ устал от войны, перестал верить, что враг — это враг. Нам перестал верить народ. Не помню точно, но, когда в феврале семнадцатого, присутствие солдат на богослужениях стало добровольным, на них продолжили ходить процентов десять процентов нижних чинов и всего четверть господ офицеров. Русская армия и тогда была лучшей в мире, я в этом абсолютно уверен. Она была потенциальна способна решить все задачи той войны, а может и больше. Той армией не то, что Стамбул, ей можно было всю Османскую Империю покрыть, но не сложилось. Сила была, а Духа нет. Выдохся к тому времени Дух. Святой он был, или нет — вопрос открытый, но до того момента он нашу Державу как-то скреплял. Мало того, я считаю, что та идеология, которую мы поспешно списали в отжившее свое мракобесие, нашу Державу и создала. Это мое личное мнение, но сделало это наше казачество, которое по смыслу полностью соответствовали их крестоносцам, но по результату многократно их превзошло. Мы, по вполне понятным идеологическим причинам, объявили этот феномен несуществующим и пытаемся натянуть на глобус научный материализм, но как ты и сам заметил, это давно перестало получаться. Ситуация сейчас — точно, как в семнадцатом. Дух нашей идеологии выдохся, в него больше никто не верит. Государство — это довольно сложное устройство, но если его предельно упростить, то это плотина, сложенная из элиты и скрепленная идеологией. Плотиной, которая сдерживает воду. Пока она ее сдерживает — вода спокойно накапливается в водохранилище и послушно крутит турбину. Но как только прочности скрепы между камнями плотины перестает хватать — ее сносит не смотря на прочность отдельных камней. Я пока держусь в рамках разумного?

— Вполне, но пока слишком далеко от моего вопроса.

— Не спеши, дойдем и до него. Хороша ли была та скрепа, на которой Держава держалась и расширялась до самого Николая-Кровавого, судить не нам. Это далеко выйдет за рамки разумных пределов. Только смытую в семнадцатом плотину, мы восстановили только под Сталинградом, зимой сорок второго на сорок третий. Скрепляющая нас сейчас идеология родилась в Сталинграде. Именно в Сталинграде наш народ снова осознал свою мессианскую сущность, дальше было дело техники.

— Инопланетянская фразочка.

— И мысли во многом навеяны им, Юра. Я же говорю, что копал по заданным им направлениям. И не разу не было желания свернуть, слишком уж жирные жилы всегда он указывал.

Генерал-майор Дроздов усмехнулся и тоже процитировал.

— 'Нас все время губит излишняя жадность и злобность...'

— Помню, Юра. И в качестве 'верховного жандарма', или 'обергруппенфюрера', постоянно о ней вспоминаю, при первой же возможности, как 'Отче наш', или 'Апрельские тезисы'. Но сейчас я тебе говорю не как 'душитель свободы', а как ученый, изучающий эту 'астрологию' уже четыре года. Так вот, именно в качестве ученого я тебе говорю — только ты сможешь стать тем камнем, который удержит нашу плотину от разрушения. Ты свой и для наших, и для вояк, при этом абсолютно чужой для нынешнего ЦК. Ты сможешь сказать — 'Братья и сестры...' и 'Вставай страна огромная!', а я нет. Вернее, смогу, но мне не поверят. Я из 'жандармов' и ЦК КПСС. А ты у нас сейчас, даже если огласке придать минимум возможного — настоящий герой. Ричард Львиное Сердце. Святослав Хоробрый. Тебя признают вояки, добровольно признают. Нам самое главное — не допустить новой гражданской, а тихо-мирно начать строить новую плотину ниже, постепенно спуская под нее воду. Постепенно, не взрывая старые плотины, наоборот, максимально усилив на них отряды контрдиверсионной борьбы. Воду, так, или иначе, спускать придется, но это должно будет произойти только тогда, когда мы сами примем такое решение. Сначала подготовимся, надежно построим, чтобы не допустить стихийного бедствия, как в семнадцатом, а потом начнем понемногу сливать, одновременно укрепляя плотины выше по течению. Пусть следующей стихии противостоит целый каскад. Мне нужно время, чтобы это построить, а защитить мою стройку сможешь только ты.

— Твою стройку?

— В том числе и мою. Можешь мне не поверить, но функция Трон для меня сейчас представляется чем-то, вроде 'золотой клетки'. А я хотел бы полетать, как Ворон. Понимаешь, Юра?

* * *